16. Ночь нежна
9 апреля 2022 г. в 08:25
В гостинице Ерема позвал всех к себе и огласил проблему:
— Ребята, нас пригласили на юбилей, значит, нужен подарок. Кроме букета — какое-то поздравление. Идеи есть?
Идей не было. На букет скинулись, а вот поздравление…
— Этюд какой-нибудь?
— Сценку, типа капустника, не успеем?
— А сценарий сценки? Телефонную книгу сыграть!
Ерема хмуро слушал дурацкие предложения, и тут встал Светик:
— Не ломайте головы, я поздравлю.
— Как?
Ивану идея не понравилась, так же, как и Ереме: слишком уж нехорошо у Светика горели глаза.
— Спою.
— Что именно?
— Вертинского, разумеется. Фео уверен, что истинный интеллигент должен любить Вертинского, вот он и любит.
— Свет, — Ерема покачал головой, — не нарывайся.
Грановский задумчиво протянул:
— Да, уж, понапишут.
— Любая реклама хороша, кроме некролога, — фыркнул Светик, пробираясь к двери. — Порадую мастера, заодно попиарюсь. Что-то стали забывать румынского диктатора.
— Свет! — рявкнул Ерема.
Но Светик технично смылся.
Обнаружился в номере, на своей кровати и по уши в телефоне: строчил сообщение с такой скоростью, что у Ивана зарябило в глазах. Отправил и поднял голову.
— Все-таки великий человек Грановский!
— А при чем…
Но тут телефон зазвонил. Светик довольно оскалился и пропел в трубку:
— Моя королева!
Даже на расстоянии Иван расслышал: «Ты еще имеешь наглость звонить?!»
Светик ни капли не смутился:
— Императрица!.. Богиня? Я только писал, снизошли — вы. И я, вообще-то, тут на коленях стою, можно бы и помилосердней.
Собеседница рассмеялась. Иван уловил что-то про совесть. Было безумно интересно послушать дальше, но Светик убрался в ванную, и оттуда было слышно только его, зато слышно прекрасно.
— Не раз, моя врагиня дорогая,
Я в знак того, что боя не приму,
Вам сердце предлагал, но вы к нему
Не снизошли, гордыне потакая.
Видимо Петрарка даме был не близок, и Светик, выслушав ответ, внезапно перешел на французский.
Увы, тут Иван был совсем не силен, еле-еле брел в институте, и ничего, кроме «жё тем» и «шери» на слух опознать не мог. Их вроде, не было, к тому же Светик стрекотал слишком бойко, и Иван с нетерпением ждал, когда вернутся к русскому, очень уж все это было интересно.
— Прекрасно! Тогда я завтра у ваших ног в двенадцать ровно!
Видимо, разговор заканчивался. Светик вернулся в комнату и Иван расслышал уже совсем благосклонное «гаденыш».
— Королева, я в восхищении! Целую колени!
И первым сбросил звонок.
Иван попытался сделать вид, что не подслушивал, не получилось.
— Верлена она тоже не любит, — вздохнул Светик, падая на кровать. — И ничего мне не говори, сам знаю — звенящая пошлость, но с королевами иначе никак.
— А я молчу.
Иван и не думал морализаторствовать. Нравятся тебе женщины, клюющие на такие дешевые трюки — твое право. Они допускают, что их используют — их выбор.
— Ты мысленно осуждаешь.
— Даже не думал, — отрекся Иван и сбежал в душ.
Когда вернулся, Светика уже не было. Приперся он опять ни свет, ни заря, и завалился спать.
— Вань, я все хотел спросить: почему ты в Москве не остался?
Светик, словно в отместку за подслушанное вчера, нагло топтался по когда-то больному.
— Съемки закончились, контракт с антрепризой тоже.
— А по театрам?
— Потолкался туда-сюда, нигде не взяли. Таких как я, в Москве своих полно.
— Но ты красивый, — возразил Светик, крутясь перед зеркалом. — Так норм?
Он собирался на свидание. Проснулся пораньше, сделал масочку, натерся разными кремами, даже сбрызнулся туалетной водой, а теперь выбирал, что надеть, доставая Ивана вопросами, как подружку.
— А всем таких, как ты, подавай. Норм.
— Это каких?
— Ну, я, конечно, не образец вежливости…
— Да ладно, — усмехнулся Светик невесело, — а то я не знаю, что на лягушку похож.
— Нет, — возразил Иван. — На лягушку не тянешь: не тот оттенок. А вот на птицу…
— Ага, — фыркнул Светик. — На птеродактиля. Ладно-ладно, Иван-царевич! Вот приоденусь, накрашусь, еще посмотрим, кто из нас тут прекрасный принц. Все, я ушел! Увидимся на юбилее. И, Вань… Как услышишь стук да гром — не пугайся.
Светик умелся за дверь, а Иван немедленно представил его в кокошнике, рассыпающего кости из рукавов, и заржал. Лягушонка, блин.
Юбилей был вечером, поэтому все просто остались в театре после прогона, только девочки куда-то сбежали, но к шести обещали быть. Кругом суетилась труппа, готовились буфетчики и гардеробщики, бегал директор, спешили администраторы. Иван впитывал всю эту суету, заряжался ей, чувствовал себя, как в детстве перед Новым годом: все секретничают, шуршат, упаковывают подарки, а ты сидишь в своей комнате и ждешь праздника. Даже странно: уж он к юбилею Феодориди никакого отношения не имел, но атмосфера праздника в воздухе витала и заражала.
Гости начали собираться за час — полтора. Входили, здоровались с юбиляром, вручали цветы, получали от директора открытки с номерами своих мест, двигались к гардеробу. Оттуда поток расходился: кто-то шел к накрытым столам, кто-то к выставке костюмов и кукол. Гости встречались, здоровались, выпивали, искали своих.
Всем «ерёмкам» билеты с местами раздали заранее. Понятно, что на галерке, но кто бы спорил? Ерема с Грановским сидели в партере, а молодежи и так сойдет, спасибо, вообще пустили. Малый зал вполне мог не вместить и почетных гостей.
Иван не хотел пить, тем более, банкет намечался и после концерта, поэтому взял бокал и устроился на балкончике у гардероба. Оттуда отлично видны были вход и лестница, и он развлекался, рассматривая именитых гостей. Там его отыскали Ира и Либа — в вечерних платьях с прическами и шампанским.
— Вы на каждые гастроли таскаете платья? — удивился Иван.
Сам он полдня ломал голову, что надеть из взятого барахла, и в результате выбрал светлую рубашку и джинсы.
— Это прокат, — рассмеялась Ира. — Светик подсказал адрес, очень удачно. Кстати, он уже здесь?
— Еще нет.
И тут Либа перегнулась через перила и присвистнула:
— Ну, нифига ж себе!
В стеклянных дверях показалась процессия, что-то очень напоминающая, вот только Иван не мог уловить — что.
Светик шел под руку… Нет, не так. Светик сопровождал эффектную женщину. Не просто эффектную — царственную. Иван загляделся. Высокая, очень прямая, с короткими черными волосами, дама напоминала одновременно стилет и балерину в отставке. Ее рука в черной перчатке небрежно лежала на локте Светика, а черная шуба в пол даже на вид стоила как самолет.
— Марго! — благоговейно выдохнула Либа. — Ну обалдеть! Они же с Фео, по слухам, как кошка с собакой.
— Марго? — Ирочка тоже прильнула к перилам, чтобы получше разглядеть самую влиятельную женщину театральной Москвы.
Маргарита Апраксина — звезда кино, театра и, в прошлом, балета; лауреат чего только можно придумать, режиссер с горой призов, ныне директор сразу двух театров, ласково улыбнулась Светику и повела плечами, сбрасывая соболя на руки свите. Высокий хмурый мужчина в костюме подхватил шубу, тощий вертлявый юноша с мерзкими усиками тут же подал букет, который Марго торжественно преподнесла юбиляру. Тот рассыпался в благодарностях, приглашающе повел рукой — и процессия двинулась вниз по лестнице. Странный мужичок во фраке и котелке взял билетик и поскакал догонять остальных.
Иван глотнул шампанского. Светик прямо под ними заботливо придерживал даму, а той явно ничуть не мешали ни высоченные шпильки, ни элегантный и очень сложный брючный костюм.
— Постановка великолепна, но Светик не тянет на Воланда.
Либа захихикала:
— Я бы сказала, он тут скорее Гелла.
— А чего они шубу в гардероб не сдали?
Светик снял длинное черное пальто прямо в дверях, свита была вообще без верхней одежды.
— Скажешь тоже, — фыркнула Либа. — Для таких шуб специальных охранников нанимают. Вот не знала я, что у Света такие связи. Марго угодить сложно, но если уж угодить… Как бы нам не остаться без Лазаря.
Иван краем уха слушал девчонок, а сам думал: да, Грановский определенно гений. Один совет — и половина Москвы будет гадать и сплетничать. Идеальный пиар.
На Светика и Марго действительно пялились. Кто-то — открыв рот, кто-то — культурно и незаметно, но завтра эта пара будет во всех сетях. А Либа — очень может быть, что в отставке. Но ее, кажется, это не напрягало. Тарахтела про шубы и связи. Может, надеется свой гешефт поиметь?
Светик поднял голову и посмотрел прямо на них. У него в руке уже был бокал, у его дамы тоже. Как удобно: даже не надо бегать и нянчить собачку, свита сделает все, ты просто красиво стой. Что-то шепнул даме, она кивнула, и Светик взлетел по лестнице.
— Ребята, привет! Ириша, Либхен, вы прекрасны! Ваня! А я вам как?
Герой дня под цвет своей дамы был в чем-то черном, модно-дизайнерском, облегающем и летящем одновременно.
— Очень по-питерски, — оценил Иван.
— Ой, ты покрасился! — чирикнула Либа. — Класс!
— И покрасился, и накрасился.
В тщательно растрепанных волосах, действительно, вспыхивали рыжеватые блики, а макияж делался явно не на коленке.
— Очень красиво!
— Ну, дык! А то меня тут уже приласкали: и подурнел, и мухомор.
— Ну что ты, Светичек! Ты очень красивый, — утешила Ира.
— Вы где сидите? — Иван показал билет. — Ага, понял, после песни к вам проберусь. Ладно, я — репетировать.
— А Марго?
— А Марго забыла надеть на меня ошейник, — хихикнул Светик.
Все посмотрели вниз. К Марго подошел юбиляр, а с ним и половина гостей поважнее. Марго не будет скучать.
Концерт начали с поздравительной телеграммы от министра культуры, потом выступали дети из спиваковского фонда, какие-то скрипачи и «друзья театра», а следом уже и коллеги. Кто-то ограничился поздравительной речью, кто-то этюдом. Наконец объявили: «Новоборисовский областной театр», и Ирочка с Либой подпрыгнули. Иван тоже вытянул шею. Погас свет.
Узкий луч прожектора выхватил из темноты лицо Светика, и Иван сразу не понял, что не так. Ярче подкрасился? С волосами тоже какая-то странность… Добавили света, вступил пианист, Светик повел плечами — с одного тут же сползла та самая шуба, взмахнул рукой с зажатым в пальцах длинным мундштуком, затянулся, выпустил дым, улыбнулся в зал ярко-алыми, в цвет облегающему платью, губами, и непринужденно запел, чуть грассируя под оригинал:
Вы стояли в театре в углу, за кулисами,
А за вами, словами звеня,
Парикмахер, суфлер и актеры с актрисами
Потихоньку ругали меня.
— Придурок! — выдохнула Ира.
Если честно, Иван был согласен. Но промолчал, потому что получилось бы — с восхищением. Придурок, в блестящем алом платье, на офигительных шпильках, с укладкой кинозвезды тридцатых годов, перед всеми причастными и знакомыми, «поздравлял мастера», нагло лыбясь ему в глаза.
Кто-то злобно шипел: Молодой, да удаленький.
Вот кто за нос умеет водить.
И тогда вы сказали: Послушайте, маленький,
Можно мне вас тихонько любить?
Шуба совсем сползла и валялась у ног Светика, держась на его локте. В зале повисло осязаемое молчание, никто не шевелился, слушая аккомпанемент.
А потом города, степь, дороги, проталинки…
Я забыл то, чего не хотел бы забыть,
И осталась лишь фраза: Послушайте, маленький,
Можно мне вас тихонько любить?
Затихла последняя нота и Светик поднял руку, опережая аплодисменты:
— Труппа Новоборисовского театра благодарит хозяев этого дома за приют, тепло и гостеприимство. А от себя добавлю…
Он склонился над микрофоном так, что почти прижался к нему губами, и невесомо выдохнул:
Happy Birthday to You…
Переждал смех и одобрительные возгласы.
Happy Birthday to You...
Happy birthday dear Feo,
Happy Birthday to You!
А потом отвернулся и медленной манерной походкой отправился к кулисам, волоча за собой шубу, затягиваясь и пуская дым вверх.
Успех был несомненным. Аплодируя, Иван думал, удушит ли Марго поганца за шубу, или Феодориди доберется до него раньше. Или их взашей выгонят из театра, и завтрашний спект придется играть на вокзале. И куда сегодня Светика занесет ночью. Вариантов было множество (те же Марго с Феодориди, к примеру), а вот их номер в гостинице точно туда не входил. Ну и черт с ним. Нет, в самом деле — черт с ним, пусть идет, куда хочет. Завтра он будет обычный, помятый, похожий на уставшего воробья Светик. А вот это все — алое и нахальное — пронеси нечистая сила мимо. И нас мимо него пронеси.
Капустник Иван почти не смотрел, просто таращился на сцену, и пропустил момент, когда появился Светик. Каким-то образом почувствовал, что рядом уже не Ирочка, и не стал оборачиваться, сделал вид, что увлечен действием, благо Светик не лез, не болтал и даже почти не дышал.
На финальных аплодисментах Иван все-таки обернулся. Светик сидел уже в своем — черно-летящем, стер помаду, но не стал трогать волосы и макияж.
— Ну, как я вам? Как? — теребил он девочек.
— Здорово, Светик!
— Класс!
— Вань?
— Нормально, — буркнул Иван. — Вниз пойдемте.
Он первым зашагал по ступенькам, не дожидаясь остальных, и чуть не сбил с ног Марго. Дама стояла одна, без свиты, и близоруко щурилась на проходящих. Светик обогнул Ивана и подскочил:
— Королева!
— Где ты болтаешься? — Марго скользнула взглядом по Ивану и девочкам. — Проводи меня.
— Уже уезжаете? А как же банкет?
— Я не лошадь, чтобы жевать в табуне и стоя. Я вообще сюда пришла только ради того, чтобы посмотреть на Алешку в неудобной позиции. Спасибо за зрелище, а больше тут ловить нечего.
— Как пожелаете, королева!
Светик подставил локоть, пара двинулась к выходу. В фойе к ним пристроилась свита, на Марго накинули шубу, Светик выскочил в двери как был. Сквозь стекло хорошо было видно, как Марго поцеловала его в щеку, он приложился к ручке, придержал дверцу машины, закрыл ее, и какое-то время стоял, глядя вслед. Простудится ведь, придурок. Иван проглотил протянутое Ирой вино, не заметив, что именно пьет.
— Ну, теперь можно и выпить, — Светик потер замерзшие ладони.
— Ты не очень-то, — напомнил Иван. — Завтра спектакль.
Но Светик отмахнулся и потянул Ирочку к столам.
Кормили тут и вправду вкусно. Через полчаса Иван понял, что сейчас лопнет, и побрел в сторону выставки и туалетов. Странная полу-стена отгораживала уголок с макетом театра в стеклянной витрине, рядом Иван видел стулья и надеялся посидеть в тишине.
Разумеется, умные нашлись до него: уголок был занят. И, разумеется, Светиком, к которому то ли клеился, то ли доебывался сам юбиляр.
— А мне показалось, ты просился назад, «маленький».
— Тебе показалось.
— Тогда надо было уехать с Марго.
— Ночь еще впереди.
— «А я уже с тобой. Как ночь нежна!» Не думай, что она возьмет тебя в труппу. Марго не жалует сбежавших пажей.
— У нас с Еремой все хорошо.
— А может быть еще лучше. Ты помнишь, где мой кабинет?
Иван понимал, что лучше смыться, пока не заметили. Но ноги вросли в ковролин, а Светик, сволочь, не торопился с ответом. Феодориди тоже ждать не любил:
— Придешь.
— Конечно, придет! — гаркнул Иван, не выдержав. — Только он с кузнецом придет.
Светик спрятал лицо в ладони и трясся. Иван понадеялся — ржал, а не оплакивал сорвавшийся шанс, а Феодориди выглядел таким изумленным, что удержаться от смеха удавалось с большим трудом.
— Это что? — пришел в себя мэтр.
— Это — кто. Это Ваня. Швырев, — пояснил Светик.
Иван, наконец, разглядел, что все-таки ржал, и выдохнул с облегчением.
— Здрасьте.
— Швырев… — протянул Феодориди. — Запомню.
— А пофиг! Дальше нашего Зажопинска не сошлют.
— Вань, — простонал Светик, — помолчи, а?
— Значит, кузнец?
Феодориди разглядывал его так недоверчиво, что Иван понял: для правдивости кадра нужно еще поднажать. Он развязной походкой подошел к Светику, вздернул его со стула и присосался к губам.
Когда Светик саданул ему кулаком в солнечное сплетение, опомнился и оторвался. Феодориди не было, а помада на Светике все-таки оставалась, теперь, размазанная вокруг рта.
— Ну ты, блядь, даешь.
— Прости, — повинился Иван неискренне. — А чего он тут…
— А ты тут чего? В чужой разговор влез, подслушал. Какого хрена?
Иван взбесился, аж щеки погорячели. Какого хрена, значит? Вот так?
— А-а! Значит, не надо было? Поплелся бы в кабинет? Как дрессированный пудель?
Светик потер вокруг рта, стирая помаду, и рассеянно огляделся.
— А вот не знаю, Вань.
Иван как-то сразу остыл.
— Считай, я твой глас с небес. Ни хрена ты не позабыл в его кабинете. А если забыл, то так приличные люди не приглашают. Ты не босота с Урюпинска, у тебя вон какие связи… Или ты с Марго тоже успел погавкаться?
— Не успел. Она меня брала к себе, но в новый сезон, а Фео переклинило на пару месяцев раньше, и я остался у вас. Она на меня зла.
— Но сегодня-то пришла, значит, не слишком злится? И-и-и…
Иван поймал себя за язык, и успел не сказать «вечером ее убедишь простить». Ночь нежна, блин.