5. Террариум единомышленников
29 марта 2022 г. в 15:30
Весь понедельник Иван провалялся дома. Погода опять испортилась, выходить не хотелось. Он достал «Идиота» и попытался учить текст, но никак не мог сосредоточиться. У любого актера есть роль мечты, та, которую можно никогда не сыграть, но выстроить в голове по акцентам и мизансценам, видеть в снах и с ревностью смотреть, как играют другие. Князь Мышкин был ивановой тайной мечтой. Он сознавал, что не типажен, слишком большой, сытый, благополучный для душевнобольного князя, но закрывал глаза и представлял себя на сцене, пробовал интонации, жесты и поведение. Надежд не питал: Ерема сразу ему объяснил про типажи и внутренний надлом. У Ивана надлома как-то не случилось: родители любили, семья хорошая, наследственность — тьфу-тьфу-тьфу, да и девушки не отказывали.
Надлом нашелся у Верховенского, тот тоже был слегка с приветом, но хороший партнер, и Иван просто тихо завидовал. И не представлял, как теперь будет терпеть Светика. У того даже прическа кричала: глядите, какой надлом! А уж если в глазищи глянуть — не просто надлом, а перелом со смещением, а тут такая фактура богатая: Достоевский. Что получится из их партнерства, предсказать было невозможно. Но интересно.
— Да, ладно тебе, Вань! Рогожин тоже главная роль, и тоже с приветом. А в такого исусика, как Светик ты все равно не сможешь. Глянь, как на Ерёму пялится: словно икону увидел.
Подмечено было метко: Светик сидел на полу у ног режа, и смотрел на него влюбленными, восторженными глазами. Ну, надо же.
Петька, как положено другу, утешал и был «за него», но Иван бы не поклялся, что в гримерке такими же словами он не подбадривает Светика: ты, мол, не кипишуй, Иван сроду Арбенина не сыграет, куда ему!
В пятницу — первое «Горе», в субботу опять «Маскарад», а там возьмутся за «Идиота». Жизнь набирала привычные обороты. Больше некогда было таскаться по городу. Вечером Иван учил текст и, для разгрузки мозгов, лазил в сети, выискивая новости о знакомых и собственную фамилию.
«А куда Швырёв пропал?»
«Говорят, поругался с начальством, хлопнул дверью и рванул обратно в свое кукуево. Может ждал, что будут уговаривать вернуться, ан — нет, никто на коленях почему-то ползать не стал»
«Как бы самому не пришлось»
«Ваня у нас гордый. Не пнешь — не полетит»
«А все-таки, что там стряслось?»
«Говорят, не под ту юбку полез»
«Да вы что? А я, честно говоря, думала, что он не по юбкам»
«Свечку никто не держал»
«Перестаньте вы! Иван порядочный человек и прекрасный актер! Уехал — значит имел причины. Ерёменко, в конце концов, не последний в жанре. К нему в кукуево вон даже Феодориди с Глебовым ездят ставить!»
«Да успокойтесь уже! Все мы знаем, что вы на своего Ваню слюнями капаете. Чего ж он тогда свалил? Нигде не взяли такого таланта? Траблмейкер ваш Ванечка. В черных списках»
«А почему тогда Ерёменко взял? После такого ухода еще?»
«А Ерёма — человек мягкий и за своих всегда горой. И сирых-убогих подбирает. Вон, Херманна взял»
«Да вы что? А я думаю — куда подевался котик?»
«Вы про убогих не очень-то»
«А что, приснится со своей рожей — перепугает?»
«Котик? Тогда уж — сфинкс. Что вы все в нем находите? Бррр!»
«Ну, не всем же облизывать двухметровых викингов. Кому-то и эльфы нравятся. Даже если они сфинксы»
«Пересвет не убогий!»
«Только не начинайте, я умоляю! В какой тред не придешь — одни слюни. Давайте для интереса что-нибудь кроме котиков пообсуждаем. Как вам Матвеева в новом „Вие“? Не старовата панночка для Хомы?»
«В мамы ему точно годится!»
Иван хмыкнул и отложил телефон: нужно ложиться. А Матвеева еще всех вас переживет, тем более при нынешнем уровне пластической хирургии. Про него пока не просочилось, и хорошо. А про Светика… Все-таки интересно, откуда он появился. Как ни странно, в сети про это ничего не писали. На сайте с анкетами значилось: «От сих до сих — служил в театре Феодориди, от этих пор — в Новоборисовском областном театре» — и все. И даже сплетен особых нет. Петьку, что ли, спросить? Или балерин? Интересно же.
— Вера, у нас не ТЮЗ! Что ты тут вытворяешь? Светик и то лучше делал!
— Вот и возьмите Светика!
— Я, Верочка, с удовольствием бы, — раскланялся Светик, — но Чацкого ты не сыграешь.
— Но Сара Бернар же играла Гамлета! — не вовремя влезла Ирочка.
— Так, то — Сара. А у нас Вера! — добавил уголька Петька.
— Возьми вот, и сам сыграй!
Родные, любимые люди. Все, как всегда. Хорошо, что Молчалин пока не на сцене, и можно не лезть в свару. Иван покосился на невозмутимого Ерёму.
— Я б с удовольствием. Но у нас в театре всего три звезды: Марь Антоновна, Светик и Ваня. А я — так, подай-принеси, кушать подано.
— Все! — скомандовал Ерёма. — Порезвились и хватит. Петр, Ира — брысь со сцены. Вера, сосредоточься. Свет, с начала. Поехали.
— «Чуть свет — уж на ногах! И я — у ваших ног!»
Светик упал на колено и смотрел так влюбленно, что суровая Вера покраснела, как девочка.
— Во, дает! — восхитился Петька, присаживаясь рядом. — Сам бы дал, если б так просили.
— Ты поэтому на Верку наехал? — хохотнул Иван. — Роль хотел отобрать, чтоб это мачо перед тобой на коленках ползало?
— А как по-другому? Там, небось, расписание покруче нашего: не пробраться между балеринами.
— Так ты пробовал?
— Куда там, — отмахнулся Петька, — с нашим-то провинциальным рылом к столичным мальчикам. Мы маникюров не делаем, ручки не бережем.
Петька заржал, и заткнулся, поймав взгляд Ерёмы.
— Так он из Москвы?
— Не-а. Из культурной столицы. Дед у него — худрук какого-то народного хора. Небось, отправил с глаз подальше, чтоб не позорил.
— А учился?
— ГИТИС, еще студентом начал выходить у Феодориди. Ты же знаешь, тот себе мальчиков присматривает с первого курса.
— А к нам как попал?
Потому что — какой идиот променяет, пусть и скандально, но очень известный театр и главные роли на их захолустье. Там — Иисус, Иоанн в «Саломее», Мастер, и здесь — Лель для детей на каникулах и Арбенин с Чацким? Тоже главные, но, как говорится, есть нюанс.
— «Карету мне! Карету!»
— Тааак, — Ерема поднялся и поглядел на часы. — Хорошо. Завтра прогон, а пока все свободны.
Светик слетел со сцены и кинулся за уходящим Ерёмой:
— Степан Николаевич, можно мне…
Их проводили взглядами и переглянулись.
— Ну, и кто следующий? — хмыкнула Вера.
— А что случилось?
— Да, может, и ничего, — протянул Петька. — Только вот, в прошлый раз после этого «можно мне…» Вадика Верховенского уволили.
— Вы же говорили, что он ушел?
— Ушел… ушли… — отмахнулась Вера. — Петь, а стажера, помнишь? Звездича который играл. Как его? Павлик? Рома?
— Во-во, еще и стажер. И, главное, молча так ушли, тихо. Внезапно. И почему — никто не сказал, а у Ерёмы не спросишь.
Очередная шутка от любящих коллег? Иван подождал, когда они расколются, но никто не смеялся. Наоборот, смотрели сочувственно.
— Да бросьте вы в самом деле! Договоритесь сейчас до того, что Светик из ФСБ.
— А что? Интересная версия. Или имеет компромат на Ерёму.
— Ага. Или Темный Властелин и хочет покорить Землю; и по хитрому злодейскому плану начал с нашего театра, — подбросил версию Иван. — Или упырь, и жаждет моей крови.
Никто даже не улыбнулся, а Ирочка вздрогнула. Нет, у нее точно ниточка между ушей. Мозга нет. Да, и у них не много. Придумают тоже: шантажист и серый кардинал. Его темнейшество Светик.
Дверь в кабинет Ерёмы обычно стояла нараспашку. Все знали: если закрыто — не лезь, открыто — заходи с любым вопросом. Сейчас она была приоткрыта, поэтому голос Светика Иван прекрасно расслышал.
— Это же смешно, в самом деле! Арбенин должен быть старше Звездича. Или ровесник, но круче, авторитетнее. Ну, представьте нас рядом, и я его поучаю: не играй в карты, Ваня, не кури, не пей, не ходи по бабам! А он так на меня сверху смотрит и кивает: конечно, дяденька, я не буду. Смешно же. Зритель не поверит. Я сам не поверю. И не хочу на сцене позориться!
— И что ты предлагаешь?
— Заменить.
Иван сдержался и не шваркнул дверью об косяк героическим усилием. Им же заставил себя уйти молча. Вот, значит, как. Ай да Светик! Воистину сукин сын. Этюд «любовница худрука съедает соперницу» отыграл идеально. Виртуоз! Учился у лучших! И, главное, ничем не рискует: Ерёма даже в страшных снах с мужиком не свяжется. Хорошо устроился мальчик, и напрягаться не надо. Интересно, кем его Ерёма считает? Любимчиком? Талисманом? Музой? И ты, Ваня, этой музе не угодил. Нахамил, роли хотел поделить, в рот не смотрел. Большая твоя ошибка. И ведь снова та же история, но во второй раз даже обиднее, потому что не ожидал.
Еще один золотой мальчик. Сейчас ему с Иваном смешно выглядеть рядом не хочется, а потом одну сцену топтать будет противно. Но Ерёма-то? Неожиданно и обидно. Конечно, никакой не шантаж. Просто кому-то можно немножко больше, чем остальным. Все равны, но кто-то ровнее. Добро пожаловать в реальный мир, Нео.
Петька сегодня не за рулем: феррари в ремонте, поэтому они быстро дошли до нужных кондиций. Иван — до того, чтобы поделиться обидой, а Петька до петушиного:
— Надо ему вломить!
Вломить Ивану и самому хотелось, но это не выход. Ну, проваляется Светик пару дней дома, напишет заяву. А Ерёма теперь не помощник, еще и с других ролей снимет, тем более, если спектакли придется отменять.
— Петь, Петь, не кипятись.
— А что он?! Вломить точно надо!
— Кому? Этой болотной фее? Его ж ветром от кулака отнесет, замучаемся ловить.
— Ну, тогда надо… — Петька задумался. — Надо как-нибудь по-другому.
— А как?
— Ну, ты же не будешь сидеть и ждать, когда он тебя съест? Вань, не уходи! Эта сволочь и так тут все подгребла под себя: и роли, и девок. Ты хоть ему покажи, кто нормальный мужик. Вань?
— А как он тут вообще появился?
Петька бросил ныть и замолол языком:
— Странно появился. Феодориди чесал из столицы до Новосиба. У нас давали «Соломею» и «Де Сада» — наборчик — супер, да? Народ ломился. «Феодорики» по театру ходили, как королевские, мать их, особы, кривились и фыркали: сцена им не такая, гримерки тесные. Светика никто и не замечал, пока он на сцену не вылез. У него же рожа от грима всегда меняется. Я вообще думал: три разных сопляка, и, наверное, школьники, а Феодориди совсем обнаглел, тюрьмы не боится. Только когда в афиши вчитался, понял, что это наше чмо, представляешь?
— Не чмо, а мачо, — машинально поправил Иван и сплюнул: вот прицепилось. — Но Феодориди отыграл и уехал. Этот-то почему остался?
— А хрен его знает. Наутро пришли за ручку с Ерёмой. Приказали любить и жаловать. Версий, сам понимаешь, много, Ерёма молчит. Хоть у Феодориди спрашивай!
— А сам Светик что говорит?
— «Так сложилось». Поначалу даже ничего было. Всем в рот смотрел, за сигаретами бегал, бабы наши его баловали. А потом осмотрелся, в роли ввелся, расправил крылышки.
— Да, вроде, не очень.
Иван честно пытался вспомнить, когда бы Светик звездил или командовал, но не смог. Скорее — мелкий бес и дамский угодник. Неприятно, но не наказуемо. Если б не сегодняшний разговор, Иван бы никогда не подумал, что мальчик не прост. Талантливый мальчик.
— … и ведь, сука, талантливый. На кой ему наш мухосранский областной, не пойму? Царечком себя почувствовать? Так командовал бы уже, трон и холопы готовы: Ерёма — ты сам видел; с мужиками дружит, бабы в рот смотрят, а он как бегал за сигаретами, так и бегает.
— Талантливый, да… С такими талантами нужно богатых бабок окучивать. Ну, или в политику.
— Пока режиссерами занимается, — захихикал Петька. — Феодориди в инсте ему лайки ставит даже на фото с бабами. И Ерёма, небось, того, в кабинете лайкает.
Иван скудным воображением не страдал, и его передернуло. И затошнило от пьяного смеха и масляных глазок друга.
— Все, Петь, мне завтра на репу, второй раз с похмелья меня Ерёма в сортир макнет.
Петька вяло махнул ему: иди, мол, а сам остался. Вот же здоровье у человека: курит, пьет, а с утра — огурцом, и текст — от зубов. И дядя — мэр. И всех неприятностей в жизни: феррари сломалась. Вот как, скажите, тут не завидовать?