Привкус боли

       Домашний уют и покой наконец-то воцарились в квартире. Неслышное тиканье часов было единственным, что разрезало ночную тишину. Оно пускало лёгкую ощутимую вибрацию по комнате. Звук, который с каждым движением стрелки становился громче и начинал раздражать, и не прислушиваться к нему было невозможно – мозг так и пытался сосредоточиться на том, что ему мешало. Тусклый свет фонарей с улицы прямыми стрелами проходил через приоткрытые шторы и падал на ворсистый ковёр, подсвечивал его, выделяя рамкой соответствующего размера. Мирное сопение давало понять, что все давно находятся в небытие и, должно быть, видят уже десятый сон.       Морозный сквознячок проходил сквозь дверную щель и, смахивая накопившуюся пыль на полу, легко поднимал её в воздух. Пылинки пролетали в блёклом свете и самостоятельно оседали на другом конце закрытого помещения. Ветер вместе со свежим воздухом заносил в комнату шум улицы, который с каждой минутой становился тише, но до конца не исчезал, показывал, что город хоть и засыпал, но он не был готов полностью погружаться в глубокий сон.       Холодный ток прошёл по всему телу – от кончиков пальцев ног до кончиков пальцев рук, собираясь в районе лопаток выступившей парой капель пота. Глаза резко распахнулись и уставились в темноту. На внешних уголки выступили небольшие горошины слёз. Все чувства были обострены. Тихое шуршание и какие-то шаркающие шаги. Звук приоткрывшейся двери заставил сердце глухо забиться под рёбрами, отдаваясь звоном в ушах, взгляд то и дело пытался уловить невидимый образ чего-то в комнате. Частичный страх парализовал тело, непонимание того, что происходит, накрыло с головой, что-то присутствовало совсем рядом. Каждый раз как в первый, это постоянно пугало до замирания сердца и остановки дыхания. Закрыв глаза, парень начал вести обратный отсчёт, обычно помогающий в таких ситуациях. Нужно было сосредоточиться на чём-нибудь другом и не думать о чёрных углах замкнутого пространства.       Все шорохи и звуки пропали так же быстро, как и появились. Было ощущение, что тело после долгого погружения наконец-то вынырнуло из воды, по вязкости больше напоминающей топлёный мёд или кукурузный сироп. Страх отошёл на задний план, оставив за собой липкий и холодный пот по всему телу. Казутора резко перевернулся на спину, слегка приоткрытым ртом начал вбирать такой нужный и свежий воздух, боялся, что его вновь могут перекрыть. Пошевелив кончиками пальцев на правой руке, Ханемия облегчённо выдохнул. Он так не любил это чувство скованности и сдавленности, что порой доходило до головной боли и негромкого шипения.       Дрожащая рука потянулась к лицу, убирая собравшуюся воду, потом забралась в темные перемешанные со светлым пряди. Веки уже не могли закрыться. В пустоте перед глазами представала картина одних и тех же событий, чередующихся в особом порядке, от самого ужасного к самому отвратительному и аморальному и обратно. Не опять, а снова мозг даже во сне не оставлял парня в покое, пытался вернуть его в ненавистное прошлое, показать всё то, о чём забывать не стоит, лишний раз напоминал насколько Казутора был безответственным человеком. Хотя, кого он обманывает, даже в настоящем Ханемия остаётся таким. В нём ничего не изменилось, разве что внутреннее «безумие» вылезло наружу в виде хищных глаз, которыми он пугал всех, тем более если не хотел этого. Знал, что даже мама в тайне обходила его стороной. Женщина думала, что Казутора этого не замечает.       После «Кровавого Хеллоуина» прошло достаточно времени, чтобы обдумать абсолютно всё и просто принять события и исход, смириться, как сделал это Баджи, как сделало это большинство, но Ханемия не мог так просто отпустить свою правду и простить себя. Призраки прошлого преследовали Казутору. Его сон и так никогда не был спокойным, вечные кошмары или же противоположное — бессонница. Сначала были мысли наяву, но позже они стали пробиваться в сны. Зачастую парень просыпался от того, что было очень жарко. Липкий пот и быстрое сердцебиение, как сейчас, стали его постоянными ночными гостями, Ханемия был уже с ними на «ты», если не на «я». Но больше всего Казутора ненавидел вскакивать с постели и разрывать горло криком, который пугал его маму до смерти, после которого она также не могла нормально спать. Ложилась поздно и вставала рано из-за сына. А тридцать первое число лишь усугубило положение и так плохого состояния парня.       Единственное, что помогало избегать ночных кошмаров — это сон сутки через двое. Не спать двое суток, чтобы от усталости подкашивались ноги, а тело было готово упасть на ровном месте. Именно тогда в голову переставали лезть ненужные мысли, а глаза закрывались, стоило только коснуться уху мягкой подушки. Он специально доводил себя до такой степени изнеможения, что валился с ног, а любая поверхность была хорошей кроватью. Но при таком образе жизни становилось трудно быть продуктивным. Оценки страдали, скакали от высших к низшим, и, как следствие, это расстраивало родителей, которые, казалось бы, уже должны были наплевать на парня. По крайней мере, отец именно так и сделал.       Если бы не ребята, ночующие сегодня у него дома, Ханемия бы вообще не разбирал кровать, занялся бы чем-нибудь другим и постарался отдалить время сна, в крайнем случае лёг бы только с рассветом, когда темнота наконец-то отступит и уже не так сильно будет затягивать в свои объятья. Он не хотел, чтобы всё происходило вновь. Руки спустились чуть ниже грудной клетки, пару раз провели по животу, Казутора неосознанно хотел убедиться, что он всё ещё здесь и с ним всё в порядке, но это мало как успокоило парня. В голове появилась мысль, которая приобрела физический окрас, желание как-то навредить себе. Нужно было сходить покурить.

***

      Резкая дрожь прошибла всё тело. Ощущение боли где-то внизу живота заставило сжаться и тихонечко простонать, на глазах выступила пара капель слёз. Чувство фантомных рук на теле, после которого к горлу подступила тошнота. При мысли о подобном становилось противно и неудобно. Парень не сразу сообразил, где он находится, а после воспоминания последнего вечера вынудили Чифую встать с места в неком страхе разбудить рядом спящих и без оглядки направиться в ванную комнату, тем самым вырывая Казутору из потока мыслей своим негромким шорохом и шагами уже вполне реальных ног.       Держа ладонь на лбу, Ханемия лениво приоткрыл один сонный хитрый глаз, как кот в ночи, и наблюдал за тем, что происходит. Темная фигура, попадая под свет с улицы, поднялась во весь рост и, держа руку на уровне губ, проскользнула к выходу из комнаты, скрываясь за жалобно проскрипевшей дверью. Парень прикрыл веки и надавил на глаза до появления маленьких разноцветных фейерверков, но после подскочил на месте. Только через долгую минуту до него дошло, что увиденное не послышалось и не показалось. Опираясь на локоть правой руки, он не моргая смотрел на приоткрытую дверь и видимый свет снаружи. Дверь пошатнулась, позволяя глазами видеть больше. Прислушался – кто-то открыл кран с водой.       Продолжая вслушиваться в шум воды, Казутора перевёл взгляд на футон, где явно чего-то не хватало. Сложив два плюс два и прикинув чего именно, парень, забывая о собственных проблемах и недавнем кошмаре и откидывая одеяло в сторону, принял сидячее положение. Появилось странное чувство — беспокойство за кого-то, что Ханемия не мог подавить. Он никогда такого не испытывал. Сейчас самым лучшим вариантом показалось пойти и проверить того, кто чуть ли не пулей вылетел из комнаты.       Стараясь не разбудить мирно спящего друга под ногами, Казутора осторожно слез со своей кровати и, не издавая ни звука, направился к свету, щуря глаза от контраста чёрного и белого. На всякий случай обернулся и проверил Баджи, который, как и всегда, крепко спал. Порой парень завидовал спокойствию его сна в напряжённой атмосфере. Почти что на мысках, Ханемия покинул комнату, не забывая полностью закрыть дверь, чтобы скрыться от ненужных ушей во время возможного разговора. До ванной комнаты было не больше десяти шагов, а Казутора уже успел себя хорошенько накрутить, невысказанные предположения застряли комом в горле, они были готовы вырваться в момент, как только дверь ванной откроется. Где-то на фоне появлялись отголоски проведшей недели. Картина была закончена, осталась всего одна деталь — краткий ответ «да».       Остановившись рядом с тонкой деревянной перегородкой, отделяющей догадку от правды, парень навострил уши, выслушивая каждый шорох. Звук воды и больше ничего. Совершенно ничего. То время, что Ханемия стоял, казалось тягуче медленным. Слишком долго, он не мог ждать, может быть было что-то серьёзное? Казутора уже был готов схватиться за ручку и открыть мешающую дверь, но вместо него это сделала чужая рука, да так резко, что парень отпрянул, как ошпаренный, встречаясь с испуганными небесными глазами, которые в полумраке стали полупрозрачными, что казалось, будто бы можно было увидеть мысли, если не душу. — Хвостик, ты чего там делал? — В своей обычной манере, полушёпотом и с подозрением в голосе спросил парень. Как кот с прищуром смотрел на человека перед собой, хотя внутри всё холодело от вида Мацуно. Слегка взъерошен и смотрел так, как будто поймали на чём-то непристойном. Руки спрятались в карманы домашних штанов, Ханемия старался придать себе уверенный вид, но трясущиеся фаланги пальцев не давали этого сделать в полной мере. Кисти рук сжались в кулаки. Голова лукаво наклонилась вбок, старалась заглянуть под чёлку высветленных волос. При таком освещении песочные глаза выглядели ещё ядрёнее. «Как маньяк». Присутствовала нотка одержимости во взгляде. Будто злой учёный ставил опыт и наблюдал за своим «экспериментом». — Т-ты долго тут стоишь? — Вопросом на вопрос, чтобы успеть придумать ответ на первый. Глаза бегали по чужому лицу, переходя на плечи и руки, а после пропадая в полу. Главное было прятать их, они могли выдать Чифую с потрохами. В глазах правда, а правду никто знать не должен, потому что это стыдно, смешно и ненормально для общества. Лишь бы Казутора просто решил прогуляться покурить ночью и так не вовремя наткнулся на Чифую. В отличие от парня напротив поза Мацуно не выражала подобной уверенности, лишь скованность и отстранённость. — Достаточно. — Ответ пробил что-то внутри. Ханемия заметил, как парень вздрогнул от его короткого и спокойного ответа. Казутора сделал один шаг вперёд и наклонился так, чтобы его глаза и глаза Мацуно оказались на одном уровне. Реакцией Чифую на это действие стали два шага назад, но по глупости спина упёрлась в стену. Из-за такой близости холодные мурашки бегали по коже, а на лбу выступила испарина, как при болезни пробил озноб. «Что ему нужно?» В голову снова начали лезть грязные мысли. И от них его положение никоим образом не становилось лучше. «Он же ничем не лучше».       Ещё пару минут Казутора исследовал бледное лицо напротив, крутил головой, отчего серьга игриво позвякивала в такт его махинациям, добавляя ещё больше напряжения в образовавшееся кольцо вокруг двоих. И как в фильме ужасов перед заключительной сценой, этот звон прекратился. Сжавшись под натиском сверлящего взгляда, Мацуно отвернул голову в сторону, всё пряча и пряча свои стыдливые глаза, в радужках которых описывалось всё его представление о Ханемии и его «бывшей компании». Ханемия молчал, а значит, думал. Глубокое размышление ни о чём хорошем не говорило. Чифую хотелось как можно быстрее провалиться под землю и больше не ждать протянутой руки помощи, такого унижения было достаточно. — Тебя изнасиловали. — Короткая реплика в два слова прозвучала, как смертный приговор. Табун мурашек прошёлся не только по коже, но и под ней. Сердцебиение замедлилось, но вместе с тем оно было очень быстрым. Ощущение, как будто бы сказал что-то неловкое, из-за чего вся краснота и стыд выступили на лицо, и щёки начали гореть от неловкости в сочетании с немедленным желанием пойти и сделать что-то. Самый настоящий мороз окатил спину, холод собрался между лопатками. «Это вопрос, обычный вопрос. На такие надо отвечать «Да» или «Нет».» Парень попытался утешить себя и уже был готов ответить, но Казуторе показалось недостаточно этих двух слов. — Тобой воспользовались, да? «Кинули палку»?       Ханемия продолжал наговаривать всевозможные формулировки. Ему хотелось услышать одно единственное «Да». Не отпускать мальчика, пока Казутора не получил бы то, что хотел, пусть подсознательно понимал, что это любопытство и что на самом деле он был бы рад услышать любую другую версию чужого поведения, но даже без согласия всё было на лицо. Парень всё также близко находился к Чифую, а Мацуно пытался не подавать признаков жизни, переживая всё внутри. Это было похоже на какую-то борьбу или бегство, но непонятно с чем и от чего. Слишком много чувств, обрушившихся в один момент, которые так же быстро могли вылиться во что-то большее. — Испортили и выкинули, прям как сломанную игрушку. — Слова так и вылетали, строясь в предложения уже тогда, когда были сказаны. Теперь Ханемию ничего не останавливало, он дождался этого момента. — Тебя поимели, как шл… — Больше парню говорить не дали. Жёсткая пощёчина прилетела ровно в нужное место, выводя Казутору из колеи и заставляя прикусить свой «поганый» язык. «Любопытный нос» очень сильно прищемили. — Заткнись, заткнись, заткнись… — Чифую оглянулся по сторонам, лишь бы никто не слышал его голоса, избавленного от шепота. Казутора поднёс руку к лицу – щёку обжигал справедливый удар, уж слишком у него был развязан язык, что не помещался в рот.       Вот оно то, чего добивался парень. Он привёл механизм в действие, вывел на чистую воду, вынудил сказать правду, хоть она была не озвучена, но действия говорили громче слов. Как и ожидалось, Ханемии это не принесло никакого удовлетворения, только сейчас он понял, что в шутку складывал «взрослый» пазл серой реальности. Где-то внутри стало пусто и темно, появился маленький огонёчек, привлекающий и притягивающий к себе, но подплыв ближе можно было увидеть уродливое создание, которому этот огонёк принадлежал. — Ты не знаешь о чём говоришь. Ты никогда не думаешь о том, что говоришь. Отъебись уже наконец и не лезь… — Надрывно проговорил парень. Было видно, что Чифую вот вот был готов расплакаться от безысходности и злости. — Ты маме сказал? — Почти перебивая Мацуно, спросил Казутора. Не было сомнений, что бы парень не говорил – «не лезь», «не трожь», «отъебись» – оно было неважно. Удар лишь завершил картину происходящего и поставил на ней размашистую подпись автора. Получив в ответ молчание, Ханемия без удивления посмотрел на Чифую. Конечно, кто об этом захочет рассказывать, тем более родителям. Они бы точно ничего не сделали, но почему-то именно эта мысль пришла самая первая в голову. Это взрослые, а взрослые точно помогут. — Когда? — Не знаю. — Быстрый вопрос и быстрый ответ. Кратко и без запинки, но за «не знаю» стояло намного больше, чем Казутора мог предположить. Сердце защемило. Стало больно смотреть на человека перед собой, который явно больше не думал так о себе, но Ханемия постарался скрыть секундную панику. Сейчас парень взял на себя роль того самого «взрослого», который знает что надо делать и как успокоить. Перед Мацуно ему нельзя было показывать внутреннюю тревогу и переживания, только желание помочь и интерес к проблеме, минимальную озабоченность к Чифую. Для Казуторы стало важным выяснить кто мог стать виновником такого плачевного состояния его друга. — Кто? — Не знаю. — Ответ не сделал Ханемии ни холодно, ни горячо, он как будто знал, что парень не ответит, но от этого становилось интереснее и важнее получить эту информацию. Но даже при таких неясных ответах парень почувствовал, насколько он теперь находился ближе к Мацуно, намного ближе, чем Баджи и Такемичи. Вот он, человек, которому Казутора постоянно перемывал косточки и который не отставал в своей солидарной ненависти. — Баджи знает? — Не знает. — Прозвучал тихий отрицательный ответ, глаза уперлись в пол, а голова повисла, как на шарнире. Может быть, голос не выдавал внутреннее состояние, но оно отображалось в движениях. Чифую трепал пальцы, выламывал их до хруста. Как же отвратительно, наверно, было Казуторе слушать такое, думать об этом и в конечном счёте спрашивать. Желание просто исчезнуть, рассыпаться прямо на месте ощутимо сжимало грудную клетку. От нервов заболел живот, стало неприятно прокалывать. Ещё один подобный вопрос, и парень точно бы не выдержал, а сердце разорвалось бы под рёбрами.       Состояние Чифую помешало продолжить сухой диалог. Ханемия решил пока не давить вопросами на и так испуганного парня. Казутора тяжело вздохнул и выпрямился в полный рост. Посмотрел куда-то в сторону, перебирая полученную информацию у себя в голове. После он выключил свет в ванной комнате, который красиво падал на высветленные волосы, освещая половину чужой макушки. — Ляжешь на кровать, я с Баджи посплю. — Без интереса и тихо проговорил парень. Опомнился, что на дворе середина ночи, а они в полный голос обсуждали насущные проблемы. — Но… Почему?.. — Так же тихо и недоуменно. Глаза поднялись на собеседника, чья рука до сих пор придерживала больное место. Хоть Чифую и казался слабым, но бил так, что в ушах звенело, повезло, что это был не кулак – так хотя бы красный след останется и через пару дней пройдет. — Я видел, как ты отреагировал на слова Баджи о том, что вы вместе ляжете. Ты на него с таким отвращением посмотрел, что даже мне неприятно стало. Как будто тебя заставили лечь в гроб со жмуриком. — Мацуно стало стыдно, заметили его взгляд, который он пытался подавить, что вышло очень плохо.       Но с другой стороны может быть оно было к лучшему, теперь нечего было скрывать. Голая правда и больше ничего. Но легче, как парень предполагал, не было. Теперь появилась обуза в виде знающего Казуторы, готового в любой момент пропустить всё через призму своего извращённого понимания и выдать на публику. Появилось больше недоверия к «языку без костей». — Пойду подымлю, а ты не жди… — Бросив крайнюю на сегодня реплику, парень пошёл в сторону входной двери. Сейчас ему как никогда нужно было перекурить и обдумать сказанное. Он подозревал, что такой расклад событий возможен, но надеялся на лучшее, на то, что это «подружка» так поменяла парня, но никак не надругательство.       Думал так же, как и одноклассники Мацуно, именно у них он почерпнул эту идею. Но чем дальше Ханемия забирался, тем сильнее расходились надуманные предположения с реальностью. И единственным ответом оставалось то, что он ляпнул просто наугад, просто хотел проверить и не смог остановиться. А пощёчина была лишь следствием неконтролируемого и агрессивного поведения.       Оставшись один, Чифую направился в комнату. Ему тоже нужно было о многом подумать. «Знает. И до этого знал.»       Парень расслабленно выдохнул. Теперь он мог спокойно отдохнуть, не чувствуя чужого теплого дыхания под боком. Одна единственная мысль на репите проигрывалась всю ночь, разрушая планы и заставляя находиться в полудрёме, но полностью Мацуно так и не смог погрузиться в сон. Ощущение того, что его хорошенько ткнули носом в то, о чем, как о стыдном и неважном, он не вспоминал уже несколько лет, дало парню под дых. Вновь появились фантомные боли внизу живота, а запах табака усиливал чувства и портил все.

«Ненавижу запах сигарет.»