чуть теплее, чем твоё сердце

И Крейг — снова ребёнок. Снова ребёнок тогда, когда, проводив Клайда, остается один. Когда смотрит в окно, на провокатора, и, казалось бы, зачем ему подскакивать и сломя голову бежать к нему. Но поздно. Сам того не зная, он давным-давно вступил в игру. Дёргается, не в силах терпеть, накидывает на ходу куртку, отпихивает стоящую в проходе сестру, пускается бежать вниз и ловит пацана, швыряющего в окно снежки. Вернее пытается. Нарушитель спокойствия, конечно, бросается наутёк вокруг дома, на своих длиннющих ногах перепрыгивая все сугробы. Это их игра. Игра только для двоих. В которую никому нельзя вмешиваться. Сначала кажется, что это обычная пакость, но когда падаешь и ловишь за штанину, видишь чужое лицо, одновременно озлобленное, испуганное и растерянное, то сам ничего, кроме всепоглощающей злобы, ненависти и не чувствуешь. Они оба устали, запыхались, а потому дают друг другу по пол минуты на отдых, а уже потом начинают свирепо кататься по земле, дергая друг на друге волосы, пытаясь оставить без зубов, выцарапать глаза. Причём, желательно самому себе. Что бы не видеть чужую довольную улыбку. Крейг привстает, хватает брыкающегося парня за ноги и тянет на себя. Блондин успевает ботинком въехать в чужой нос, при этом стараясь выбраться, но Такер каждый раз оказывается сильнее — не видя ничего, кроме человека перед собой и пятен крови на белом снегу. Он заносит кулак, пару секунд получая садисткое удовольствие от вида парнишки под ним — тощий, хрупкий, растрепанный. Ему совсем не страшно. Он проверяет Крейга на прочность — улыбается смиренно, ожидая своей участи, придерживает Такера, едва ли не усевшегося на чужое тело и упирающегося коленями в снег. Тяжёлое дыхание мешается с воем ветра, отскакивающим от стен в переулке. Крейг любуется тем, кто, по правилам, играет сейчас роль жертвы, на секунду забывая, зачем это всё затеивалось, и это зря — не успевает опомниться, как паренёк сжимает тощую ручонку в кулак и со всей силы ударяет по скуле, всё так же нагло улыбаясь. Несмотря на внешнюю слабость и дрыщавость, оппонент бьёт явно не церемонясь, вкладывая всю злость. От удара брюнет прикусывает язык и позорно отшатывается, пока парень выскальзывает из-под него. Такер новые правила послушно принимает — схаркивает алую кровь, которая тут же впитывается в снег, а после покорно поднимает взгляд, встречаясь с чужим, в котором, от осознания предстоящей победы, загораются весёлые огоньки. Этот парень смеётся, почти безумно скалится, подходя ближе и вплетая тонкие пальцы в чужие волосы, а после грубо сжимая и отпихивая. Летящие в лицо хлопья снега и холодный ветер совсем не мешают — он продолжает грозно наступать, закрывая собой небо, а Такер продолжает улыбаться. Это всего лишь игра. И проигрывать, кстати, бывает не так плохо. Блондин оценивающе рассматривает чужое лицо и струйку крови, стекающую по подбородку и пачкающую светлый шарф, а после, прицеливаясь, наносит ещё один удар, в этот раз — по переносице. Этого хватает, что бы из носа Такера брызнул фонтан, заливая кровью снег вокруг, и что бы сознание помутнилось. Плавающим взглядом Крейг смотрит на фигуру перед собой, и на секунду даже кажется, что лицо выражает… Беспокойство? Сострадание? Помято улыбаясь, уверенный, что такие нелепые картинки ему посылает потрясенное сознание, он отрубается на снегу, в луже алой жидкости. Крейг Такер — проигравший. Но проигрывать ему даже нравится. Пройдёт половина часа, прежде, чем до разгоряченного тела дойдёт холод, пальцы онемеют, а юноше придётся приподняться. Живот скрутит нестерпимой болью, парень пошатнется, стоя на коленях, и вырвет кровавой водой. Подняться и начать оттирать с рук и лица запекшуюся кровь. С улыбкой, в свете единственного фонаря, когда на город напали сумерки, отбрасывая синеву на все здания, придавая снегу голубоватый оттенок, а кровь едва ли не делая фиолетовой на вид. Он поднимается и направляется за угол собственного дома, придерживаясь за стену, что бы не рухнуть преждевременно, не дойдя до двери. Ноги проваливаются в рыхлый снег, вся одежда давно промокла насквозь, но Крейгу совсем не холодно. И не больно. Зайдя домой, молча пройдя мимо сестры, которой, кажется, безразлично, где был брат и почему всё его лицо покрыто кровавой коркой, он направится в ванную, где скинет всю грязную одежду в стиралку и взглянет на себя. Опять же, с улыбкой. Несмотря на фактический проигрыш, брюнет ощущает жгучую боль и радость. А ещё ощущение, что он выиграл для себя что то важное. Эмоции, например. Он опускается в горячую ванную, всё тело, до этого не слушающееся на жутком холоде после получасового «отдыха» в сугробе, начинает покалывать, а свежие синяки и ушибы болят сильнее. По помещению разносится характерный, металлический запах, а вода подкрашивается красным. Узловатыми пальцами проводит по синякам, старым и новым, немного надавливая, либо же почти любовно поглаживая. Ему дорог каждый из них, но в следующий раз морду несчастному дрыщу он обязательно набьёт. Потому что Крейг — снова ребёнок, когда дело касается того, что бы кому нибудь напакостить. А больше всех пакостить он любит себе. Задумывается, тяжело работающий мозг на это отдаётся болью. Пора бы, на самом деле, наведоваться в церковь.