чуть теплее, чем твоё сердце

Крейг усмехается, хотя ему совсем не весело. В этой дыре не весело никому. Дети взрослеют тогда, когда им впервые приходится стоически терпеть сорокоградусный мороз, колючие кусочки снега, врезающиеся в розовые, пухлые щеки на огромной скорости. Терпеть скулящий, завывающий ветер, больше похожий на ежедневную бурю. Так и есть. Стоя в комнате, перед открытым окном, с окоченевшими от холода пальцами и одеждой, покрывшейся снегом, задувшим в помещение, он курит. Он бы пожаловался. Пожаловался бы всем, рассказал, как ему плохо, как ужасно он себя чувствует. Он бы пожаловался на то, как ему холодно. Но это — ебучий Южный парк. На улицах едва-едва теплее, чем в сердцах жителей городка, и Крейг выбрасывает бычок, который снежная буря тут же подхватывает, сминает колючими, ледяными лапами, и, вынеся его куда то за пределы видимости, швыряет в сугроб. Такер невольно проводит ассоциацию с собой. Подрагивая от жуткого мороза, но не удостоившись даже закрыть окно, он укладывается на кровать, укрываясь ледяными простынями. Снег продолжает задувать в комнату, за окном продолжает выть, как стая собак. Иногда кажется, что это правда так — буря, словно обреченная, скитается по улицам городка, завываниями взывая жителей к совести, умоляя открыть дверь, впустить погреться хотя бы ненадолго. На одну секунду Крейгу даже становится жалко бедняг, идущих там, за пределами комнаты, но можно ли испытывать жалость тогда, когда тела одних из немногих, кто был способен любить тебя, покоятся под слоями промерзшей земли, вместе с некоторыми твоими друзьями? Отправляясь на кухню, что бы перекусить хоть чем нибудь, парень понимает, что ничего, собственно, и нет. Блядство. С протяжным стоном вскинув голову к потолку, покрытому от вечной сырости плесенью, парень вызывает господа помочь. Только вот мольба не будет услышана, заглушенная скрипом продувающихся дверей и воем.

***

Это началось ещё тогда, когда они все были детьми. Это было быстро, больно, будто бы от тебя оторвали часть — ногу какую нибудь. Или сразу две. Крейг был одним из тех, кого перемены знатно подбили. Из обычного мальчишки, любящего иногда потрепать обществу нервы, но вечно прячущегося под непробиваемой маской напускного спокойствия, он превратился в действительно заебавшегося от жизни человека, одного из тех, чье детское желание изредка напакостить переросло в пассивную (или не очень) агрессию, а так же постоянную жажду причинять, чувствовать боль. Маска приросла к обладателю. Тогда все подумали, что это скоро закончится. Подумаешь. Снегопады были здесь не редким явлением. Но, снег не прекращал падать неделю. Потом две. Ветер только усиливался с каждым днём, намекая жителям о том, в чьих руках теперь господство. Снег падал месяц, второй, падал несколько лет подряд, но люди все ещё хранили тепло и надежду где то глубоко внутри себя. Не может же это продолжаться вечно. Не могло. … Но, снег не прекращал падать. Снег падает уже много лет, и, знаете ли, всем давным давно стало похуй. Крейг одевается потеплее, шарфом завязывая практически всё лицо — из-под него в зеркало глядят два тёмных, уставших глаза. Парень показывает своему отражению средний палец, а то, конечно, не скупится на то, что бы ткнуть средним пальцем в ответ. Такер выходит из дома, матерясь, на чем свет стоит, с трудом отперев дверь и немного отчистив её от налипшего снега, из дома прихватив деньги. В лицо ударяет ледяной воздух, едва ли не сбивая с ног, а парень смотрит на висящий на крыльце дома термометр. Тот неутешительно показывает практически то же, что и вчера. Практически то же, что и каждый день. " — 43°» Чертыхаясь и трясясь всем телом, он перелезает через сугроб, выдыхая плотные клубы пара, встаёт на плотный, утоптанный снег и идёт в магазин практически по памяти — нихера не видно буквально дальше носа. Оказавшись в помещении, сразу замечает несколько дрожащих людей, судорожно старающихся отогреть руки, и до них особо нет дела, кто бы это не был, пока кто то не налетает и не обнимает сзади. Немного удивлённый ситуацией, Такер оборачивается и видит счастливое лицо Клайда. Крейг позволяет себе улыбнуться в ответ, зная, что лицо закрыто шарфом, а минутная слабость не будет замечена. На самом деле, с наступлением холодов все стали намного лучше понимать того странного мальчика, Кенни, лицо которого было вечно закрыто огромным капюшоном. Зная характер Маккормика, он сейчас явно доволен тем, что всем, кто шутил над его особенностью, теперь приходится засунуть язык в задницу и самим поплотнее закутаться, что бы не сдохнуть от обморожения, а то сам он уже успел сделать это парочку раз. — Привет. — Привет, Крейг! Знаешь, я хотел прийти к тебе, но телефон снова был недоступен, так что я… Честно? Крейг всегда рад видеть старого друга на пороге своей квартиры, но иногда боится, что тот просто околеет, пока дойдёт. — Неудивительно. — Нет чувак, обычно же более — менее работает! К тому же, сегодня намного холоднее, чем всегда, так что не будь таким пессимистом! Скоро должно потеплеть! Крейг устало стонет, закатывая глаза. Кажется, Клайд — единственный, кого событие не особо тронуло, тот кто всё ещё верит в потепление, и Такер искренне рад, что друг не унывает даже в такой ситуации, но иногда его бесконечный оптимизм просто начинает выводить из себя. Особенно тогда, когда хочется только сдохнуть, желательно, поближе к батарее. — Ок, чувак. Как скажешь. Поможешь с покупками и пойдём. Донован кивает. Крейг просто зовёт его за собой, начиная складывать в корзину продукты, пока друг, по факту, просто ошивается рядом, перетаптываясь с ноги на ногу и стараясь хотя бы не мешать. Стоит тут всё, конечно, космических денег, но это единственная причина, почему хлеб и похожие продукты не раскупают в первый же час. По крайней мере, не всегда. На обратной дороге Клайд успевает несколько раз споткнуться, утыкаясь носом в не самый мягкий снег, но, в целом, могло быть и хуже. Затащив продукты домой, они трудом закрывают дверь, которая хлопает благодаря порыву ветра черезчур громко, отряхиваются от снежинок и тяжело дышат, Крейг — потому что курит со средней школы, Клайд — потому что нёс чужие пакеты. Оставив в углу прихожей продукты, они разуваются, а от громкого хлопка двери, кажется, просыпается Триша. Девушка спускается на кухню попить в одном белье, совершенно не обращая внимания на неожиданного гостя и заставляя старшего Такера грозно рявкнуть на нее, а Донован лишь смущённо отворачивается, ожидая, пока она уйдёт. На самом деле, трагедия оставила неизгладимый след на ещё совсем юной в тот момент девочке, и, возможно, в этом есть вина Крейга — всегда чёрствый, после смерти родителей он не смог заменить их для младшей сестры… Тот, однако, всё ещё не считает, что это повод вести себя так, будто ты скачешь по хуям. Будто бы только сейчас заметив Донована, Триша ухмыляется, не чувствуя не тени смущения. — О, здравствуй, Клайд. Парень её не видит, но по интонации понимает, что она подмигнула бы. Младшая Такер открывает кран и набирает стакан воды. — Если тебе надоест компания моего в край припизднутого брата, то заходи ко мне. — Триша, блядь! Девушка хихикает и уходит к себе в комнату, громко хлопая дверью, а Клайд выдыхает. То ли это действительно травма, то ли общение с ебучей Бебе так сказалось на девушке, которая ещё совсем недавно была эталоном невинности и доброты, а сейчас ведет себя, как малолетняя шалава. Появление сестры, черт бы её побрал, создаёт неловкую атмосферу, и в гробовом молчании, прерываемым только капанием воды из крана и шуршанием пакетов, они расставляют продукты по едва работающему холодильнику, после чего поднимаются в комнату Крейга. С порога доставая с полки проигрыватель, он выставляет машинку на стол, а Донован ведёт плечами, глядя в открытое окно. За время отсутствия успело надуть, а потому в комнате было ещё более сыро, чем обычно. — Чел, ты рехнулся? Он решительно закрывает форточку, на что Такер фыркает, но решает ничего не отвечать, возясь с проигрывателем. Гость садится на кровать, осматриваясь, тяжело вздыхает. Раньше они бывали здесь всей компанией, парни встречаются взглядами, видимо, подумав об одном и том же. Теперь их осталось двое. Токен… Токена не спрашивали — с начала холодов его родители, видимо, быстро собрали всё самое важное и увезли сына. Блэк будто… Будто бы исчез. Без объяснения. Все номера оказались недоступны, странички в соцсетях — удалены. Но все всё поняли. Парню было слишком сложно расстаться, а общение на расстоянии делало бы лишь больнее, напоминая о болезненном разрыве. И если он сейчас где то, где намного более тепло, то оба ему конечно, завидуют. Джимми… О, господи, Джимми… Он так… — Чел? Мы, вроде, хотели что нибудь послушать… Крейг только кивает. Послушать. Он кидает взгляд на полку, на которой хранятся кассеты, заранее зная, что пластик некоторых полопался от холода. Он наугад достаёт одну из них, проверяет на целость и вставляет в проигрывать, лишь бы избавиться от гнетущей тишины. «Посиделки» уже не такие беззаботные, как в начальной или средней школе, но они всё ещё необходимы обоим. Крейга ничего не может заставить что то почувствовать. Разве что счастье, когда видит друга живым. Разве что лютую ненависть, когда видит растрепанную макушку человека, проходящего под окном, и, как бы ненарочно, поднимая с земли кусок снега и швыряющий в окно его собственного дома. И эта ненависть приносит удовольствиемиротворение.