ID работы: 11892799

Memento quia pulvis est

Смешанная
NC-17
В процессе
25
Размер:
планируется Макси, написана 91 страница, 5 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
25 Нравится 21 Отзывы 6 В сборник Скачать

Танцуй, танцуй!

Настройки текста
       Всё случилось на шестой день расследования.        Как-то так вышло, что Райнер оказался меж двух огней, именуемых Хисторией и Габи. Обеих он знал менее, чем неделю, но обе основательно засели у него в квартирке и по какой-то забавной случайности сменяли друг друга, посменно выполняя роль ассистентки детектива. Но вот если Хистория в самом деле стремилась добиться какого-то понимания и помогала Райнеру с расследованием хотя бы тем, что не давала ему отрубиться посреди дня под действием таблеток, то Габи скорее была своеобразным талисманчиком, который без конца маячил перед лицом Брауна. Последний, между тем, был совсем не против. Ему очень шло на пользу отвлечься от тёмного криминала хотя бы на минутку, чтобы возмущённо посмеяться с очередной провокационной шутки со стороны девочки. Как-то Габи даже с гордостью продемонстрировала ему фокус с перевёрнутым стаканом воды и листком бумаги, и Райнер от души ей поаплодировал и восхитился её мастерством, хотя и понимал, что трюк работает на фундаментальных законах физики.        «Это ещё что! — разгорячилась тогда Габи. — Я вот натренируюсь с монеткой и стаканом делать — вообще крутяк будет! Есть монетка?!»        Моменты же, когда время клонило за полночь и Райнер наконец оставался наедине с самим собой, опускались многотонной пеленой ему на плечи. Вокруг сразу становилось темно, пусто и тихо — не считая гомон, проникающий сквозь едва ли не картонные стены из соседних квартир, и пугающе проницательный взгляд Саши Блаус с её фотопортрета на пробковой доске. Её большие и выразительные глаза неотрывно следили за тем, как Райнер настежь распахивал окно, свешивался наружу через подоконник и тревожно выкуривал по нескольку своих дешёвых сигарет за раз. Он наблюдал за вялой ночной жизнью своего городка: отдалённо горланящей где-то пьяной молодёжью, редкими проезжающими мимо жёлтыми машинами такси, воющими бесхозными собачонками, любовью чьих-то силуэтов за задёрнутыми шторами в домах напротив. Райнер ощущал, что эта городская трясина поглотила и его, что он давно уже стал незначащей, но неотрывной частью этого унылого быта. Думал, насколько иначе протекает жизнь у матери в провинции и как ему бы хотелось бросить всё это, бросить, забыть и вернуться в родные пенаты, чтобы вставать с петухами и засыпать под зычное стрекотание неведомых насекомышей.        Потом тушил очередной окурок об облупившуюся оконную раму, безразлично отправлял его в импровизированную пепельницу из старой кофейной банки и возвращался в свою хмурую реальность, где над ним дамокловым мечом нависало нераспутанное дело.        Совместно с Хисторией они уже успели обрисовать довольно правдоподобную картину произошедшего: Саша, опасавшаяся неизвестной угрозы, решила пройтись не людной улицей, а неприметным проулком, где стала жертвой случайного нападения. Мисс Рейсс эта версия вполне устраивала, мистера Брауна — нет. Он не мог закрыть глаза на нерешённые вопросы, и, пока его импровизированная помощница вовсю строила теории заговора вокруг личности убийцы, детектив ставил перед собой задачу сперва разобраться с другими загадками. Прежде всего — какие дела привели покойную в тот район и куда она держала путь с таким целеустремлённым, пусть и сомневающимся видом. Ради поиска ответа на этот вопрос Райнер большую часть пятого дня посвятил поочерёдным встречам с двумя свидетелями, приближённым к Блаус более прочих: с Конни Спрингером и Жаном Кирштейном.        Конни был владельцем небольшого пригородного хозяйства, к которому примыкал частный заповедник. Из немногочисленной информации, раздобытой в интернете, Райнер сделал вывод, что фермерский бизнес был у Спрингеров делом семейным, и сам Конни наверняка закоренелый приверженец тех ценностей, что называют «вечными». Райнеру очень не хотелось повторно расковыривать ещё кровоточащую рану на сердце этого добросердечного молодого человека, но профессиональный статус диктовал свои непреложные обязательства. Конни на удивление спокойно согласился на встречу и во время разговора держал себя достойно, хотя Браун постоянно невольно обращал внимание на его судорожно трясущиеся кончики пальцев и тяжёлый прикованный книзу взгляд.        «Я, как обычно, мало чем могу быть полезен, — совершенно сухо и безрадостно начал Конни, — это больше мои домыслы. Я чувствовал последние недели, что с Сашей что-то не так. И снаружи, и внутри... она сильно исхудала, как, знаете, когда люди болеют чем-то сильно. Стала... самой на себя непохожей. Постоянно нервничала, мы с ней как-то... сейчас, само собой, и признать язык не повернётся... как-то почти не общались в последнее время, не ладилось. Она как будто нарочно пыталась рассориться с как можно большим количеством народу. С роднёй они и прежде мало контактировали, а тут даже с Николо рассорилась... Ну, Николо. Знаете, её парень».        Да, Райнер это уже знал, как и про их ссору — от Хистории парой дней раньше. На связь Николо по-прежнему отказывался выходить, да и какие-либо показания давать. Из уст Конни, впрочем, тоже больше не последовало ничего, кроме разбитых вздохов и повторений: «Как же я скучаю по этой дурочке».        С Жаном обстоятельства сложились совсем отвратительно — он даже не отказался от личной встречи, заявив о своей занятости и что хватит и телефонного разговора (в ходе которого он, впрочем, ничего путнего так и не сказал, так ещё и закончил звонок в хамской манере). Так что из личных бесед с близкими Саши Браун почерпнул совсем немного — составил примерный психологический портрет жертвы в период незадолго до убийства. Всё клонилось к одному соображению — Блаус успела влипнуть в какие-то неприятности, из которых так и не смогла выбраться, отсюда — и нервное поведение, и скрытность, и разлад в общении с друзьями. Оставалось понять характер этих неприятностей — и тут ему никто не соглашался помочь. Кто — по незнанию, а кто, возможно, и нарочно...        После показания Хистории насчёт однозначного выстрела у Райнера в голове засела ещё одна смутная догадка — что, во-первых, нападение на Сашу было спланированным, а во-вторых, что убийца действовал не один — нападавших как минимум было двое: тот, кто напал на неё с ножом и тот, кто совершил выстрел. Полагать, что преступник действовал в одиночку, вооружившись до зубов, было на взгляд детектива иррационально по ряду причин.        — Хистория уверяет, что у Саши точно не могло быть никаких проблем с законом, но не отрицает того, что она могла стать жертвой обстоятельств. Ерунда это всё, — твёрдо излагал свои мысли Браун, прохаживаясь по комнате взад-вперёд, освещённый полуночным светом.        — Райнер, — как-то утомлённо позвала его по имени проекция сознания, сидящая на его диванчике и по-прежнему имеющая облик Бертольда. — Ты снова перестал принимать лекарства?        — Всего только день, — отмахнулся пренебрежительно следователь. — Я не соскакивал, я осторожно взял перерыв. Мне без всех этих пилюль лучше думается, голова не ватная. Только на день-два. К тому же, только с тобой я смогу поделиться всеми своими доводами откровенно.        — Только со мной? Даже не с той очаровательной обеспеченной блондинкой?        На лице блондина заиграло смущение. Конечно, с Хисторией они очень поладили и комфортно общались друг с другом, а Райнеру было невероятно приятно ощущать лёгкий осадок её душистого парфюма в воздухе, и он смеял надеяться, что Рейсс прониклась им не только как специалистом... Но отчего-то даже её, такую бойкую и вместе с тем прекрасную, посвящать во все подробности своих домыслов у мужчины не возникало желания.        — Когда ты начнёшь доверять и открываться другим людям, а не только самому себе? — с упрёком ответил Бертольд.        Браун только скривился в издевательской усмешке. Кажется, эти назидательные укоры даже по поводу замкнутости и нелюдимости успели крепко засесть где-то на подкорке.        — Это... непросто, — заключил неуверенно Райнер, сжимая и разжимая кулак. Не солгал — за всю жизнь он не отличался особой откровенностью и привязанностью даже к постоянному своему окружению, слишком тяжело ему давалось довериться кому-то. Не из недобрых соображений, просто Райнер предпочитал... держать свои мысли и чувства при себе же. А Бертольд — другое дело, Бертольду он всецело доверял и всё ещё считал своим наилучшим другом за всю жизнь.        — Я не стану искать тебе замену, — добавил также Браун, негромко и робко, внимательно выжидая ответа от своей перманентной галлюцинации.        — Мне не надо искать замену. Вообще никому и никогда в жизни не надо искать замену. Каждый человек по-своему оставляет след в твоей жизни, одним ты не можешь перечеркнуть другого, — совершенно уравновешенно рассудил Гувер. Его мертвецки бледные в свете луны худые ладони сжимали ткань брюк на коленях. — Не переписывай одних людей в жизни другими, позволяй хорошим людям селиться в своём сердце на новых местах.        — ...мудро, — Браун и подумать не мог, что его собственное подсознание способно на такие глубокие философствования. Такие слова мог сказать только настоящий Берт. — Ты, как всегда, прав, дружище.        — Что по поводу расследования? — напомнил притворный Бертольд. — Почему ты так уверен в том, что на Сашу вышли какие-то бандиты?        — Необязательно, что бандиты, — Браун вытянулся посреди комнаты, заломив руки кверху. Потолки в его скромном жилище были низкие, и при своём росте и в такой позе он практически касался потолка пальцами. — Просто какие-то недоброжелатели, заимевшие на неё зуб. По пуле не скажешь, из какого именно оружия стреляли, а какую-нибудь «Беретту» раздобыть не составило бы труда, если знать, где искать. Но я сомневаюсь, что это был пистолет.        — Почему?        Райнер сгорбился над своим рабочим и обеденным столиком по совместительству, уперевшись костяшками в его поверхность. По лицу читалось — он очень напряжённо размышлял.        — Пуля застряла в стене по углом почти 60 градусов к горизонту, стреляли явно сверху. А учитывая высоту, на которой она застряла, — не просто сверху, а с определённой высоты. У меня даже есть мысль, что из окна соседнего дома, он заброшен почти целиком, туда мог проникнуть кто угодно.        — Хорошо, я правильно понял, что ты клонишь к тому, что это была засада? Даже если кто-то устроил ловушку для Саши, откуда им было знать, что она будет проходить по той задрипанной улочке?        — Возможно, что это тоже было спланировано. Что её каким-то образом туда заманили. Может быть, поэтому она и сомневалась, стоит ли ей идти туда. Это была чья-то спланированная встреча-капкан.        — Ого. Знаешь, Зик не обманул, когда сказал, что потерял сотрудника с блестящей дедукцией.        — Рано пить шампанское. Это пока только кривая теория с кучей дыр, но, знаешь, и она мне кажется более аргументированной, чем полицейская версия про бродячего хулигана с ножом.        — А кстати, что скажешь про этот самый нож? — видение Бертольда сощурилось. — Всё-таки твои версии про выстрел, конечно, хороши, но он не сыграл решающей роли в убийстве.        — Вот поэтому я и думаю о какой-то группировке. Что нападающих было несколько. Один попытался нанести выстрел сверху, но промахнулся... и тогда другой напал на Сашу с ножом.        — Логично, конечно... но остальная логика западает. Почему они бросили тело так беспечно валяться на улице? Если эта условная группировка ухитрилась на спланированную засаду, то неужели они бы не позаботились о самом главном...        — Именно об этих дырах я и говорил. Какая-то очень сбивчивая логика в поступках убийцы или убийц. Поэтому мне важно было узнать, с кем именно Саша могла по дурости связаться, хотя бы примерно, — Браун ровно выдохнул, распрямился и целеустремлённо посмотрел куда-то сквозь пространство.        — Райнер, ты большой молодец. Если бы я был рядом, то непременно сказал бы, что горжусь тобой.        У детектива в знак благодарности коротко дрогнули уголки губ.        — Ты бы это... навестил меня завтра? Как-никак, 400 дней... — несмело напомнил Берт, и тонущая грусть застыла в его призрачных глазах.        — 400 дней, 400 дней, 400... да, я помню, как же нет, — опомнился Райнер, устало вытер лицо ладонью и вздохнул. Он присел на край своего старенького дивана, ощущая холодящую пустоту рядом с собой.        — Ты должен научиться жить без меня, — произнёс рядом голос, от вибраций которого в полупустой квартире не расходилось эхо. Физика брала торжество над психологическими миражами.       

***

       — Эй! Ты ещё куда! — Габи никогда не начинала разговор с вежливых приветствий. Услышать её голос с самого раннего утра Райнер никак не ожидал — обычно девочка не забегала к нему раньше полудня. Браун удивлённо обернулся и увидел, как залитую солнечным светом улицу широкими шагами пересекает его юная подружка, одетая сегодня в застиранные ситцевые шорты и нелепую майку на размер больше, в которой она явно тонула, посему для удобства завязала в узел лямки, чуть укоротив их таким образом. Райнер впервые подумал, что, вероятно, в её детском доме никто особо не заморачивался над приобретением подходящей одежды для подопечных — что есть, то есть. Сразу в голове всплыло разъярённое выражение лица того мужчины, что встретил Габи тогда на пороге приюта.        На душе у Райнера всё ещё было какое-то липкое, давящее чувство вины за то, в чём он не виноват. За то, что Габи приходится ежедневно возвращаться в то место, где она приходится всем чужой и нелюбимой всю свою жизнь. Поэтому каждый день он стремился выделить Габи столько своей неловкой, медвежьей заботы, сколько мог, чтобы хоть немного смягчить участь этого крошечного человечка.        — Доброе утро! — бодро поздоровался Райнер, остановившись, и отдал честь. — Чего какая злючная с ранья?        — Сам сранья! Куда собрался, спрашиваю? — Габи поравнялась с ним и претенциозно упёрла руки в боки, став похожей на маленькую сахарницу.        — Дело есть. Важное.        — В девятом часу?!        — Чем раньше я разберусь с ним, тем лучше. Так надо.        — Я с тобой, — вполне очевидно тут же вызвалась Габи, сменив гнев на милость. — Мы будем допрашивать кого-то?        — Нет. Моё дело не относится к расследованию вообще, — Браун задумчиво глядел за горизонт, туда, где оранжевый солнечный диск стремительно набирал высоту, готовя очередной нестерпимо душный денёк. — Пойдём, если хочешь. Только сперва зайдём в цветочный.        Это было утро злополучного шестого дня расследования.        Сперва Габи очень оживилась такому благополучному для неё ходу событий: Райнер сегодня даже не стал препираться и запрещать ей своевольничать, сразу взял с собой! Но постепенно весь её горячий, по-детски импульсивный энтузиазм улетучился по мере того, как суровело лицо детектива, как трагично подрагивал в его руке букет из двенадцати нарциссов, и, наконец, как перед ней вырос чугунный остроконечный забор кладбища с каменными столбиками. Над входом высилась арка с гравировкой: «Requiescat in pace».        Райнер брёл среди крестов, каменных строений и замшелых статуй как запрограммированный — наизусть помнил дорогу, ноги сами вели. Наконец, он остановился у небольшой аккуратной надгробной плиты, обильно украшенной искусственными цветами — вечно красивыми, но лишёнными естества жизни.        Бертольд Гувер. 1986 — 2015. Навеки молодой и любимый сын, друг и герой своего Отечества.        Габи на негнущихся ногах подошла поближе к могильному камню и прочитала гравировку, едва шевеля губами.        — Кто это? — точно чужим голосом спросила она, не смотря на Райнера.        — Мой лучший друг.        Девочка обернулась, и в круглых карих глазёнках её замерла отчаянная боль, объяснение для которой она сама не смогла бы для себя найти. Это взгляд человека, впервые ощутившего себя беззащитным перед смертью. Лучший друг Райнера? Там, в земле, под этой неподъёмной каменной плитой? В голове двенадцатилетнего ребёнка это всё не укладывалось, напирало и больно покалывало, заставляя слизистую под веками щипать.        Райнер отделил от общей охапки шесть цветов и протянул Габи. Та дрожащими ладошками приняла нарциссы, всё ещё как-то совершенно потерянно глядя перед собой. Браун медленно прошагал к могиле и опустил на неё оставшуюся у него часть цветов — тоже шесть — при этом как бы передавая земле часть той своей скорби, которую невозможно было выразить словами. Габи, вторя его движениям, тоже возложила памятный букет на гранитную плиту, чуть тёплую от раннего солнца. Она не знала, что именно сейчас переживает Райнер и какие чувства он выразил в своих действиях, но колющее ощущение где-то под рёбрами подсказывало, что она делает всё правильно.        Где-то сверху, спрятавшись за полупрозрачной листвой деревьев, соловей исполнял свою раннюю трель. Переливчатый птичий голос заполнял собой пустоту между надгробными памятниками, порождая ощущение тихой грусти и умиротворения. Посетители Бертольда Гувера слушали соловьиную песнь без слов, стоя подле аккуратно прибранной могилки. Райнер ощутил, что Габи прильнула к нему боком, как маленькие дети в людных шумных местах жмутся к своим родителям, ища поддержки. Браун ожидал очевидных расспросов, но Габи, вопреки обыкновенному, сделалась тише воды.        Она ничего не говорила и на обратном пути, плетясь разбитым тоскливым приведеньицем. И в гостях у Райнера вдруг отказалась от всего: просто залезла на диван с ногами, свернулась калачиком и стала о чём-то думать. Тишина и покой в принципе устраивали Брауна — пару часов он смог спокойно поработать под тихое сопение Габи на диване, которую в конце концов всё же сморил сон. Проснулась она взлохмаченная и донельзя серьёзная, села за стол, нахмурилась и уставилась в одну точку. Это пасмурное молчаливое настроение начало уже сильно волновать Райнера. Ему в голову пришла светлая идея, и он захлопотал на кухне.        — Эй, — окликнул наконец мужчина с улыбкой, желая как-то взбодрить понурую подружку. — А я тебе долгожданное какао приготовил.        Он поставил на стол перед Габи пузатую кружку, в которой ароматно плескался сладкий горячий напиток из покупного какао-порошка. Габи безынтересно взглянула на угощение и возвратилась в тучу своих смурных мыслей.        — Ну, чего нос-то повесила? — Райнер вздохнул, пододвинул к себе стул одним плавным движением и сел напротив девочки. — Хочешь поговорить?        — Я... — сердитое лицо Габи плавно перетекло в опечаленное. Она замолчала, дёрнула головой и спросила: — От чего умер твой друг?        — Его убили.        Райнер увидел, как затряслись покатые детские плечи, а Габи повесила нос окончательно.        — За что? — раздалось почти неслышно.        — Ни за что. Он... он просто оказался там, где его ждала смерть, — скомканно ответил Браун. Он и сам постоянно задавался этим вопросом.        — Ясно, — сухо выдавила сирота. Она сидела за столом сжавшись, поджав худющие ноги под себя, сгорбившись и склонив голову, как приговорённый. «Расчувствовалась», — подумал Райнер. Ему казалось неудивительным, что хрупкую девичью психику так впечатлила весть о покойном Бертольде. Наверное, лучше её сейчас вообще было не трогать...        Браун, неловко покачиваясь, поднялся на ноги и собирался уже задвинуть за собой стул, когда Габи вдруг добавила всё тем же отрешённым тоном:        — Почему ты тогда не забоялся? Когда решил пойти по карнизу.        — По какому ещё карнизу? — не смог сообразить Райнер.        — Ну, у бабки, у которой квартира закрылась. Ты полез к ней через окно, хотя мог разбиться. Ты рассказывал.        — А-а, это... Я думал, ты тогда вообще не слушала!        — Слушала... так почему ты не забоялся?        — Сложно сказать. Я не думал о себе в тот момент. Думал о несчастной бабке, о её новой двери, о её квартире... обо всём на свете, кажется, думал. Кроме себя. Для всех хотел сделать хорошо — поэтому и пошёл. Такая спонтанная смелость, когда ты решаешь стать героем для всех, — она сильнее страха, мне кажется. Как-то... как-то так.        Тишина. Пронзительная, глубокая, режущая слух. Тишина.        — Ты хороший, Райнер... Ты всамделишный герой...        — Габи?        Она откликнулась. Подняла лицо, и Райнер увидил стоящие в круглых глазах-зеркальцах крупные слёзы. Габи плакала, в самом деле плакала.        — Твой друг не заслужил умирать, а ты не заслужил так жить. Ты же совсем один!        Не поспоришь — так оно и было. Райнер почувствовал, как его брови сами собой огорчённо расползлись.        — Так получилось, Габи. Я не так уж одинок знаешь, в общем-то... Почему тебя это так расстраивает?        — Ты заслуживаешь быть чьим-то мужем, — Габи коротко дёрнула носом, и из её глаз синхронно покатились две солёные капли. — И точно будешь отличным отцом.        Браун и переварить услышанное не успел, как Габи в прыжке соскочила со стула, отчего её неряшливый хвостик-хохолок на голове тряхнулся, рывком распахнула входную дверь квартиры и скрылась в подъезде. Браун кинулся следом, выглянул из квартиры, но уже никого не застал. Торопливый бег сандалей по лестнице постепенно становился всё тише.        Райнер переместился к окну и успел проследить за тем, как Габи без оглядки мчится по улице прочь, растирая слёзы кулаком по лицу. Да, он успел пообвыкнуться с её стихийным характером и с тем, что она чередовала эмоции, подобно карусели, но сегодняшнее её поведение и слова... казались ему тогда необъяснимыми.        Он и сам не знал, почему решил показать ей могилу Бертольда — просто захотел поделиться с ней чем-то глубоким и сокровенным — но предугадать такую бурную реакцию тоже не мог. Райнер даже и не знал, какой вариант действий будет лучше — дать ей остыть или всё-таки попытаться догнать... Поток быстрых мыслей был прерван рёвом мощного двигателя, эхом прокатившимся по узкой улице. Райнер припал к стеклу, чуть отклонился в сторону и увидел, как по дороге важно мчит чёрная Mercedes-Benz Maybach S-класса, от одного вида которой Райнер проглотил язык. Он знал, что модели этой марки стоят больше сотни тысяч долларов — невообразимо бешеные для него деньги! Обычно такие дорогие машинки не разъезжают по его захолустному району.        Немое удивление возросло, когда «Мерседес», сделав крутой разворот на месте, припарковался прямо возле дома Райнера. Сквозь затонированные окна не было видно сидящих в салоне, и оттого становилось ещё более жутко — словно автомобиль по своей собственной воле заявился в это контрастно неподходящее его блестящему немецкому корпусу местечко.        В гортани детектива дрогнуло: дверь машины с водительской, левой стороны распахнулась и из салона выбрался, подставляя солнцу своё надменно-пренебрежительное лицо, рыжеволосый юноша в той же униформе с белоснежными перчатками, в какой Райнер его повстречал в их первое знакомство парой дней тому назад. «Флок!» — сиюсекундно всплыло в мозгу у бывшего полицейского. Да, точно, это был именно Флок, прислуживающий мистеру Йегеру и так не понравившийся Габи. Как-то сразу следом напросилась логичная догадка: приехали именно к нему, к Райнеру.        Флок одёрнул собравшийся гармошкой жакет, бережно притворил за собой дверь (ещё бы не бережно! пугающих денег машина стоит...) и с чувством откровенного недовольства, читавшемся в скривлённых чертах лица, направился к подъезду Брауна. Только теперь Райнер вспомнил, что так ни разу и не отчитывался своему непосредственному нанимателю с момента их последней встречи, ещё четыре дня тому назад. Его тут же охватил тот жар, какой обычно бывает у школьника, которого учитель поймал на невыполненной домашней работе. Вот только Брауну указания предписывал не учебный регламент, а подписанный контракт на солидную сумму. И теперь стало как-то стыдно перед Йегером, которого он не ставил в известность о протекании своего расследования непозволительно долго.        Райнера до такой степени охватило беспокойство, что он так и замер, прижавшись лбом к оконному стеклу и уставившись на стоящий внизу автомобиль, и опомнился, только когда услышал мерный стук. В дверном проёме стоял Флок со слегка ошарашенным видом. Дверь так и оставалась распахнутой после внезапного ухода Габи, поэтому сотрудник «TITANIUM Inc.» остановился на пороге в некоем смятении, но из вежливости решил постучать по дверному косяку.        — Здравствуйте, мистер Браун? — с каким-то удивлением поздоровался Флок, поймал себя на этом, солидно откашлялся и вновь принял невозмутимый вид. — Я войду?        — Д-день добрый, — тут же стал важным и Райнер, выпрямился и как бы небрежно облокотился на первый попавшийся предмет. — Входите, садитесь. Чем обязан?        Флок сделал несколько шагов по квартире, критически осматривая обстановку жилья (в его лице читалось отвращённое «Ну и клоповник!!!»), наконец с антипатией осмотрел зашорканный диван и уклончиво отказался:        — Постою.        Форстер как-то не особо торопился переходить к сути дела. Он остановился на расстоянии от Райнера, стал небрежно оттягивать воротник рубашки, как бы ощутив неприятную ему духоту в этом месте, и усмехаться каким-то собственным лисьим мыслям.        — Квартиру проветриваете? — насмешливо бросил Флок, намекая на распахнутую настежь дверь.        — Нет, — буркнул Райнер, следом спохватился, что, наверное, высказался чрезмерно грубо и уже более примирительным тоном добавил: — Так зачем Вы пришли?        — Мистер Йегер хотел бы с Вами лично встретиться, — бесстрастно доложил рыжий юноша. Чего-то такого Райнер и опасался, поэтому мысленно чертыхнулся и повторно начал гореть от стыда.        — Кхм. Хорошо, — вполголоса ответил он. — На когда мне назначено?        — На сегодня. На семь вечера.        — Так скоро? На сегодня?! — выпал детектив.        — Мистер Йегер распорядился, чтобы я заехал вечером и увёз вас вместе с ним к месту встречи. Думаю, вы ничем особо заняты не будете, — Флок опять по-нахальному скривился, — так что наверняка не откажете... мистер Браун.        Даже не дожидаясь ответа, Флок гордо развернулся и скорыми шагами направился прочь из неприятной ему квартирки. Каким бы бесцеремонным и неприятным ни был этот тип, проницательности ему было не занимать — у Райнера не было ни мысли об отказе. Он растерянно затворил входную дверь за Флоком и тяжко вздохнул.        Работа в этот день особо не клеилась: мысли бешено скакали с опечаленной Габи и её неожиданных изречений на, по-видимому, разочаровавшегося в нём начальника. Всё это тяжелило разум и мешало построить хоть одну стройную логическую цепочку, поэтому Райнер взял вынужденный перерыв на то, чтобы привести себя в порядок ко встрече. Уже без пятнадцати семь он был готов: освежился и мало-мальски приоделся — сменил уже порядком измятую футболку на лонгслив. Рокот автомобильного мотора раздался около 18:55. Детектив осторожно выглянул в окно и убедился: за ним. Пора.        Ни одно достойное объяснение халатного поведения по отношению к начальству так и не сложилось в голове у Брауна, так что на встречу он шёл, точно на казнь — повинный и не подлежащий помилованию. Задняя дверь «Мерседеса» требовательно отворилась, как только Райнер приблизился к автомобилю. Ему навстречу была протянута худая бледная кисть, и один её вид вызвал мурашки по плечам детектива.        — А вот и ты, Райнер. Садись, прошу.        Тот же неторопливый, расслабленно-текучий голос. Та же небрежность, выраженная в раскинутых на спинке сиденья руках и широко расставленных ногах. Те же острые, по-кошачьи прищуренные голубо-серые глаза. Но на смену официальному наряду пришли укороченные рваные чёрные джинсы, такая же чёрная майка и кожаная куртка с ремнями. На шее был завязан кожаный шнурок, в одно из ушей (Райнер только теперь заметил, что оно проколото) была вставлена серебряная серёжка-крест. Это был Эрен Йегер выходного дня: неформальный и открыто развязный, всем своим видом излучающий скандально притязательную энергетику.        Браун чуть пригнулся, чтобы протиснуться в салон своим широкоплечим телом, приземлился на прохладное кожаное сиденье и одним плавным толчком захлопнул за собой дверь. В салоне тут же погас бледный верхний свет и загорелась мистическая синяя подсветка, изящно подчеркнувшая острые черты лица Йегера. Он тут же стал похож на мифическое подводное существо сродни сиренам.        — Эрен! — Райнер ощутил лёгкое оцепенение на лице из-за того, что волнение накатило с новой силой. — Здравствуй. Я... мгм, понимаю, что моё непрофессиональное поведение нельзя оправдать...        — «Непрофессиональное»? — с чистым непониманием повторил Эрен.        — Да. Просто расследование... я, кажется, слишком увлёкся и потерял счёт времени...        Несвязное жалкое бормотание, слипшеееся сплошным комком, как остывшие спагетти в кастрюле, было прервано одним коротким, но притом совершенно беззлобным смешком Йегера:        — Расследование? Райнер, прошу, давай не будем сейчас об этом. Я позвал тебя сейчас не как работодатель, а как... приятель.        «Вот тебе раз! — промчалось в голове детектива. — Так это не выговор?!»        — ...я должен что-то сделать для тебя? — уточнил Райнер совершенно серьёзно. Это сосредоточенное лицо вызвало на лице Эрена улыбку, и его взгляд оживлённо блеснул в мерцании синей подсветки.        — Ты должен расслабиться и быть собой. Я всего лишь хочу пригласить тебя на небольшой междусобойчик в знак своей признательности. Ты же не откажешься?        А как Райнер мог отказаться? Даже пускай это всё было чуждо ему: и неоновые подсветки, и личный помощник, и блестящие кольца на пальцах, и дорогостоящий автомобиль, в салоне которого он, в общем-то, уже сидел, поэтому его отказу совершенно не осталось места. Эрен уловил это и подал властный знак ладонью.        — Флок, трогай, — по-барски распорядился нынешний владелец «TITANIUM Inc.». Райнер заметил мелькнувшего на водительском месте молодого человека, до того момента, кажется, недвижимо замершего, чтобы не пропустить мимо ушей ни единого словечка из чужого разговора. Всё же подслушивать было его дурной, но неотъемлемой привычкой.        Внутри «Мерседеса» мерно загудел двигатель; Браун через механическую дрожь прочувствовал каждую деталь механизма, начинающую мерно гудеть и приводить транспорт в движение. Бесспорно, ни в какое сравнение с его старой-доброй развалюхой этот автомобиль не шёл ни по своей мощи, ни по скорости, ни по внешнему виду. Зато в салоне своей «Виты» Райнер ощущал себя лесным зверёнышем в родной уютной норке, а сейчас он неловко жался и ощущал неприятный комок в груди.        Для мира роскоши и блеска он был чужаком.        — Куда мы, собственно, едем? — спросил Райнер, обернувшись на Йегера. Взгляд того был отсутствующе устремлён куда-то вперёд и посвящён своим мыслям.        — В ночной клуб, — Эрен приулыбнулся.       

***

       Так уж вышло, что подобное заведение у Райнера в голове никак не вязалось с понятием о деловой встрече. Приятельский междусобойчик точно был не рабочей историей.        Здание ночного клуба, к которому подъехал чёрный «Мерседес», было построено в форме огромного куба с зеркальными гранями. В этих гранях невероятно красиво отражались чуть искривлённые вечереющее небо и окружные высотные постройки города. В качестве крыши здание обладало косым пологим срезом, по краям увенчанным вращающимися в разные стороны лампами-спотами с разноцветными лучами. От одного вида клуба уже тянуло гламурной дороговизной.        Хотя работа заведения, если судить по вывеске, начиналась только через час, с 20:30, от самого входа уже тянулась значительная шумливая очередь из разодетых посетителей: эксцентричные особы лет за двадцать пять, экстравагантные мужчины постарше, надушившийся и размалёванный молодняк с электронными сигаретами — человек тридцать, не меньше. Райнер, глядя на этот строй через затонированное стекло, мысленно поразился: видимо, место не абы какое, пользуется популярностью и обладает недюжинным авторитетом.        — «The Paths». Самое именитое ночное заведение в городе, — точно услышав чужие размышления, сказал Эрен и взялся за дверную ручку. — Идём.        — С Вами пойти? Вас ждать? — верный Флок тут же обернулся, взмахнув своей ухоженной шевелюрой.        — Нет.        — А как же...        — Нет. Я наберу тебя — и тогда ты подъедешь, — бесцеремонно велел Эрен и выбрался из машины под очередное промямленное «Конечно, господин Йегер. Как скажете, господин Йегер». Райнер чуть усмехнулся этой услужливости и вылез из салона следом.        Эрен властно и самоуверенно прошёл мимо галдящей очереди, направляясь прямо ко входу и не обращая ни капли своего внимания на этих суетливых людей вокруг. Какой-то наглый моднявый отпрыск лет семнадцати смело вякнул своей подружке что-то про «утырков с глазами на жопе, влезающих без очереди», но и это едкое замечание Йегер пропустил мимо ушей. Райнер же, сгорбившись и запихав руки в карманы джинс, громадиной следовал по пятам своего проводника, ощущая на себе, на всём своём нелепом и неуместном для такого сборища существе пронзительные и насмешливые взгляды.        — Хера детина... да это чё, это гард евонный, отвечаю, — прокомментировал всё тот же язвительный подросток. Что же, наверное, в этом свете на большее, чем телохранитель, Райнер в самом деле не тянул.        Перед запертым входом в клуб стояли сразу двое рослых широкоплечих охранников, от одного вида сжатых челюстей которых нехорошо сводило в животе. От толпы их отгораживало ограждение с мягкими красными канатами. Оказавшись перед ним, Эрен беспардонно приподнял канат и прошёл под ним, с лёгкостью оказавшись по ту сторону преграды.        — Куда? — громогласно процедил один из охранников, уже предупредительно вышагнув вперёд. Эрен одним взмахом вынул из внутреннего кармана куртки какую-то заламинированную карточку и выставил перед собой в вытянутой руке, как щит. «Пропуск», — догадался Райнер.        — Ещё вопросы, молодые люди? — даже не дрогнул Эрен и тут же убрал карточку на прежнее место. Напрягшаяся охрана вернулась на исходную позицию, уже ничем не препятствуя ранним, но почтенным гостям заведения. Йегер под недовольные возгласы толпы прошёл дальше, распахнул перед собой двери и, весёлым кивком призвав Райнера следовать за собой, вошёл внутрь. Райнер неуклюже перешагнул через ограждение и протиснулся мимо охраны по примеру своего нанимателя.        Первое, на что Райнер обратил внимание, оказавшись внутри «The Paths», — собачий холод, едва ли не как у Аккермана в морозильной камере. Видимо, кондиционеры тут работали на полную мощность, чтобы разогнать невыносимую духоту, которую в рабочие часы тут нагоняли посетители, сбивающиеся в плотные кучи на танцполе или у баров (наверняка в час пик здесь и яблоку некуда было упасть). Второе — это, конечно, обволакивающий с ног до головы звуковой вакуум из мощных музыкальных басов. Создавалось ощущение, что танцевальные треки звучат отовсюду: и сбоку, и сверху, и снизу, — да так громко, что Браун собственных мыслей не слышал. В узком проходе стояла почти кромешная темнота, ориентироваться можно было только по небольшим лампочкам, вмонтированным в пол вдоль стен. Пройдя холл, Эрен и Райнер оказались в буквально огромном помещении, похожем на цирковой шатёр. Это был многоярусный танцпол: сама танцплощадка занимала только нижний ярус, чуть выше располагалась сцена с различным оборудованием, диджейская и операторская установка, несколько круглых подиумов, богато обустроенный бар. На последнем ярусе располагались двери, ведущие, видимо, в различные приватные комнаты. И всё это завораживающе переливалось неоновыми нитями в свете софитов, мерцающих огней, цветных вывесок и стеклянных диско-шаров. Всё это кричало, звало к себе, соблазняло и подкупало своей обёрткой.        Громко. Ярко. Блестяще. Дорого. У Райнера на долю секунд закружилась голова от этой вызывающей роскоши. За последнюю неделю в его жизни промелькнуло слишком много изысков, и он успел ими перенасытиться. Что они вообще тут делают?        Эрен не останавливался — шёл мимо танцпола, мимо бара, мимо сцены. Шёл так, как свои законные владения обходят именитые вельможи. Ему навстречу выбежала раскрасневшаяся хорошенькая официантка с каскадной обесцвеченной чёлкой и второпях выдала:        — Мистер Йегер! Рады приветствовать Вас, как всегда. Вы так неожиданно к нам приходите каждый раз, — она как-то потупилась с очаровательной улыбкой, которая по каким-то причинам навеяла Райнеру образ Хистории.        — Признателен за вашу внимательность, — вежливо чуть поклонился в знак приветствия Эрен. — Я сегодня с моим особым гостем. Старший лейтенант Райнер Браун. Вы, верно, слышали, о таком.        — А?.. Да-да, слышала, — девушка закивала головой, и Брауну стало кристально ясно, что она в жизни о нём не слыхивала. — Мы ещё официально не открыты, персонал только-только приступил к работе...        — Ничего страшного. При случае я готов подождать. Мне, как обычно, лаунж.        — Конечно, конечно, мистер Йегер и... и его гость, пройдёмте.        Ведомые сотрудницей элитного клуба, мужчины преодолели ещё один предельно узкий и затемнённый коридорчик и вошли в небольшую комнатку, отделённую нитевой шторкой из прозрачных квадратных бусин. Это была, по-видимому, VIP-зона: низкие диваны из белой замши полукругом обвили стол, на котором в сложенном состоянии стоял кальян, а вырвиглазное мерцающее освещение заменял широкий встроенный в стену аквариум с приятной глазу голубоватой подсветкой. Райнер сумел классифицировать некоторых из подводных обитателей в стеклянном домике: рыжих меченосцов с длинными хвостиками и серебристых филоменов с красной дужкой на глазу. Другие цветные плавуны поимённо знакомы ему не были.        — Желаете сделать заказ сразу? — осведомилась официантка, протягивая посетителям две коктейльные карты и два меню.        Эрен блаженно плюхнулся на диван, закинул ногу на ногу и быстро пробежался по предлагаемым напиткам. Не найдя там ничего привлекательного для себя, он безразлично протянул меню назад сотруднице.        — Мне по классике. «Никербокер» и лайт кальян с чем-нибудь пряным. Райнер, а ты?..        Браун с осторожностью приземлился на диван и стал сосредоточенно изучать меню.        — Не пью, мне без градуса... — он озадачился. — Пусть... ну, пусть будет «Манго слинг». А от кальяна не откажусь, хотя предпочитаю обычно покрепче...        Только официантка отчалила выполнять первые заказы на сегодня — внимание Йегера тут же переключилось на детектива. Он испытующе смотрел своими леденящими душу зерцалами, но не говорил ни слова. Райнер (не сидеть же в такой напряжной тишине!) решил, что инициативы ждут от него, поэтому неуверенно начал:        — Так... ты здесь частый гость?        — Не-е-ет, не то чтобы, — лениво сощурился Эрен, покачивая коленом. — Не хватает у меня часов в сутках, чтобы расхаживать по клубам каждый вечер. Как бы ни хотелось. Нечастый, но желанный. Любой городской шарашке будет приятно, если такой влиятельный человек станет к ним захаживать. Это же сразу какой статус! Вот они и выписали мне випку, для почёта...        — Как-то ты не особо рад этому, — подметил Райнер, тоже немного раскрепостившись и расположившись на диване уже поудобнее.        — Райнер, — с какой-то особой тоской и болью произнёс Эрен и подпёр голову ладонью. — Ты не представляешь, насколько ты счастливый человек. А я вот совершенно несчастен. Я понимаю, почему тебе кажется иначе. Потому что я зажравшийся богач.        — Нет, я не...        — Не стоит. Я в самом деле зажравшийся богач, и именно оттого несчастен. Честно, я горю желанием громко заржать в лицо каждому, кто говорит, что счастье в деньгах. Деньги — это только средство к существованию. Ресурс. Плюсом к которому как раз идут влияние, слава, популярность. В деньгах намного больше опасности и рисков, чем удовольствия. Каждый день приходится думать о том, куда вкладываться, чем распоряжаться, что делать, чтобы банально выжить, как бы глупо это ни звучало. Это, мягко говоря, не то, чем я хотел бы заниматься в свои грёбаные двадцать три с лишним года.        Эрен обессиленно прикрыл глаза и помассировал лоб пальцами. Он выглядел таким измученным, что ему нельзя было не поверить. Вероятно, и сейчас вечером он выбрался в ночной клуб только затем, чтобы отдохнуть от своих хлопот — даже не взял с собой ни верную телохранительницу Микасу, ни не менее верного прихвостня Флока. Зато пригласил его, Райнера... Зачем, правда? Чтобы снова получить психологическую отдушину?        Забавным было то, что Райнеру тоже постоянно приходилось выживать, но для этого он стремился не распихать деньги по банкам, а иметь в кармане банальные пару мелких банкнот, чтобы расплатиться за обед в забегаловке. И из них обоих выживание по-своему тянуло соки.        — Моё самолюбие давно перекипело и обратилось ненавистью к самому себе, — продолжил мрачно Йегер, зрительно следя за обитателями большого аквариума. Рыбки плескались в рябящей голубоватой воде, прятались в искусственных водорослях и декоративных ракушках и совершенно не заботились о своём финансовом благополучии. Их счастье заключалось в другом.        — Эрен, не говори о себе подобных вещей. Ты... очень волевой и стойкий человек, через многое прошёл и проходишь каждый день, — рассудительно возразил Райнер, усердно подбирая подходящие слова. Собеседник горько улыбнулся:        — Почему? Почему ты всё ещё стараешься копаться в моей внутренней гнили и искать там что-то хорошее? А я тебе скажу, почему. Потому что ты сам хороший человек. Дерьмовые люди ищут в других только недостатки и поводы для скандалов. А ты прежде всего ищешь, что бы такого сказать людям, чтобы хоть немного подбодрить их. Я продолжаю восхищаться этим, не стану восхищаться.        Браун, в очередной раз сконфуженный похвалой Йегера, деловито покашлял и скосил глаза. В эти регулярные панегирики ему самому по-прежнему верилось с большим трудом. После года сплошного самоуничижения в голове укрепился один только вопрос: разве в нём было что-то такое, за что его можно было хотя бы уважать? А уж тем более восхищаться? Разве это потрёпанное тело и изжитая душа заслуживали чужих восторгов?        Разве он не был обыкновенным неудачником в чужих глазах?        Официантка вернулась с заказанными напитками, а следом явился другой служащий и принялся нагревать угли кальяна и забивать его чашу.        — Как только потребуюсь, воспользуйтесь, пожалуйста, кнопкой вызова, — любезно сказала девушка, едва склонившись в почтительной позе. — Всё за счёт заведения, господин Йегер, как обычно. Большая честь обслуживать Вас.        — «Всё за счёт заведения», — скривился Эрен, как только персонал покинул VIP-комнату. — Да я мечтаю быть пойманным на неуплате в ресторане и в качестве штрафа мыть посуду до потери пульса!.. Лучше скажи мне, Райнер, что обычно куришь? Раз любишь покрепче.        — «Лиггетт и Майерс».        — Дрянь, — прокомментировал Эрен и прислонился губами к краю своего бокала. Да уж, судя по всему, у всех Йегеров осуждать табачные предпочтения Райнера было отличительной чертой. Юноша сделал глоток и спросил: — А не пьёшь почему? Из принципа?        — Нет. Лекарства не позволяют, — не вдаваясь в подробности, ответил бывший полицейский.        Эрен с пониманием кивнул.        — А ты сам? Куришь? — осторожно осведомился Райнер.        — Да. «Сенатор». Предпочитаю вишнёвый.        Конечно. Сигареты премиального качества. Не чета дешманскому «L&M».        Райнер горестно втянул воздух носом и тоже отпил из своего бокала. «Манго слинг» показался ему обыкновенной пузырчатой газировкой перенасыщенной сладости, а кусочек манго, использованный как украшение, — не необычнее консервированного персика из жестяной банки по восемь долларов.        — Совсем забыл поблагодарить тебя, что ты вообще пришёл, — сказал Эрен, отставив почти на половину осушённый бокал с ромовым коктейлем. — Я очень ценю твоё общество. Не только как профессионала, но и как друга.        — Это... приятно слышать, — выдал искреннюю улыбку Райнер. Он давно не слышал, чтобы кто-то называл его своим другом.        — Можно попросить тебя рассказать о себе? Всё, что сам захочешь. Про семью, про увлечения, про работу. Мне очень интересно, — попросил вежливо Эрен, устроившись поудобнее.        Райнер, конечно, не был против того, чтобы поделиться с Йегером рассказом о себе, пусть и находил свою жизнь совершенно серой и неинтересной. Проблема заключалась в другом: такова уж подлость, что, когда тебя спонтанно просят представить себя, ты напрочь забываешь свою биографию вплоть до собственного имени. Поэтому блондин несколько замялся, даже растерявшись, с чего ему стоит начать. Его рассказ вышел каким-то совсем сумбурным, корявым, преисполненным всяческими «э-э-э». Райнер вкратце поведал про маму, живущую в пригороде, про учёбу в полицейской академии, про поступление в полицию. Про разные интересные случаи на работе, про свои расследования. Немного даже про Зика рассказал — но Эрен отчего-то на слова о брате не выказал никаких радостных чувств.        Про всё рассказал понемногу. Только про Бертольда ничего не сказал — не смог бы. Слишком сильно сжималось сердце, да ещё эти навязчивые мысли про расстроенную Габи... Райнер уверял себя, что с ней всё в порядке. Что всё в полном порядке.        Кальянная затяжка, хоть и не отличалась достаточной крепостью на вкус детектива, оседала приятной колкой пряностью на языке и раскатывалась по гортани копчёно-сладким дымком. Райнер чувствовал всё большее раскрепощение, развязывающее ему язык. Они с Эреном сидели уже доверительно придвинувшись друг к другу на диване, громко и эмоционально общались и хохотали во всё горло с особо забавных моментов разговора. С лица Йегера совсем спала серая угрюмость; заместо неё щёки налились насыщенным яблочным румянцем — от веселья и от хмеля, потому как генеральный директор «TITANIUM Inc.» допивал уже третий алкогольный коктейль. Браун, хотя так и не взял в рот ни капли алкоголя, тоже ощущал какой-то необъяснимый пьянящий дурман в голове.        Мужчины успели провести за душевным трёпом не меньше нескольких часов, и клуб открыл свои двери уже для всех желающих... вернее, для тех из них, кто сумел пробиться на эту элитную тусовку. До VIP-зала доносились восторженные визги и крики толпы и невыносимо громкая музыка, из-за которой приходилось общаться на повышенных тонах, чтобы слышать друг друга. В один момент из динамиков зазвучала приятная латинская поп-музыка, сведённая в довольно бодрый ремикс, подходящий для ритмичного танца.        — О! Латина! — воскликнул обрадованно Эрен и вскочил на ноги. Одним изящным взмахом он скинул с себя кожаную куртку, оставшись в одной чёрном майке, обтягивающей его стройный рельефный корпус и, резко развернувшись вкруг себя, замер, прогнувшись в пояснице и вскинув одну руку к потолку. В такт музыке Эрен развёл руки в стороны и стал ритмично шагать в сторону, поочерёдно скрещивая ноги и эффектно двигая своими острыми бёдрами.        Райнер поражённо наблюдал за неожиданным и завораживающим танцем. Йегер будто бы обратился в грациозную волну, ведомую энергией латинской музыки — он пластично перебирал пальцами воздух, извивался и кружил перед Райнером, выдавая безупречно отточенную технику исполнения. Йегер вдруг пропитался латиноамериканской страстью, совершенно откровенно демонстрируя податливые изгибы своего тела. В один момент Эрен сделал соблазнительный выпад, медленно провёл ладонью по своему бедру и протянул кисть Райнеру.        — Я?! В смысле... это приглашение танцевать?! — Браун подпрыгнул на месте. — Ч-что ты, я не танцую! Где я, а где танцы...        Эрен требовательно тряхнул протянутой ладонью, настаивая на его участии. Райнер тяжело поднялся и тут же оказался в цепких руках Йегера, который разгорячённо задышал ему в лицо алкоголем.        — Всё просто. Двигайся так, как чувствуешь. Слейся с мелодией в целое, — жарко шепнул Йегер, отстранился, вскинул руки и вновь мастерски задвигался в такт. Браун угловато, прерывисто стал повторять за ним, ощущая себя нескладным идиотом. Ему надоело — он перестал пытаться подражать чужим движениям, принялся двигаться произвольно и тут же стал ловить на себе одобрительные взгляды Эрена из-за растрёпанных волос, выбившихся из причёски. В какой-то момент они столкнулись грудь к груди — и Браун ощутил худощавое, горящее пламенем тело Эрена в единении со своим крепким и грубым. Эрен, кажется, почувствовал тот же самый контраст, смазанно усмехнулся и запрокинул голову, точно в порыве какого-то драйвового ощущения. Они одновременно отступили и вернулись на диван.        — Здорово танцуешь, — неуверенно обронил Райнер, часто дыша вздымающейся грудной клеткой.        — Я когда-то занимался латинскими танцами, — сообщил Эрен и в два жадных глотка опустошил третий бокал с алкогольным напитком за вечер. — Зато ты... ты великолепен.        — Ерунда...        — Твоё великолепие в том, что, даже делая то, в чём ты не силён, ты делаешь это по-своему, просто и искренне. Ты настоящий. Они, — Эрен обвёл рукой всё окружающее пространство, — они все ненастоящие. Они все пустые, они все лицемерные, меня тошнит от них. Я их всех ненавижу, Райнер.        Эрен одним махом придвинулся вплотную к Райнеру и наклонился к его уху.        — Я их всех ненавижу, кроме тебя, — эти слова Йегера пронзили Райнера до кончиков нервных окончаний. — Я...        Фраза внезапно оборвалась, потому что Эрен подскочил и отстранился: у Райнера в кармане требовательно завибрировал телефон.        — П-прошу прощения, — раскрасневшийся Райнер вскочил с дивана, положив руку на бешено бьющееся сердце, и дрожащими руками достал из кармана свой простенький смартфон, весь уже покрытый трещинами и царапинами. Только что пережите ощущения мешали взгляду концентрироваться, и изображение на экране расплывалось. Он принял вызов и выскользнул в тёмный коридор, отрезвляющая прохлада которого его сейчас несказанно радовала.        — А-алё, — прохрипел Райнер в трубку, прижавшись затылком к стене.        — Райнер? Алло! — этот голос трудно было не узнать. Зик! Только чем-то взволнованный до того, что кричал в трубку.        — Капитан! — воскликнул Браун и обтёр вспотевший лоб ладонью. — Рад слышать! Что...        — Райнер, ты где там шаришься? Я тебя не слышу! Что у тебя за музыка долбит на фоне?!        Детектив поспешно прикрыл ладонью динамик, чтобы изолировать его от лишнего шума.        — Так лучше? Слышите?        — Всё равно хреново. Чёрт с ним, главное, что ты меня слышишь. Собирайся с этой сельской дискотеки или где ты там застрял — срочно, понял?!        — Ч-что случилось то?! Я... я не могу сейчас, — Райнер покосился в сторону VIP-комнаты.        — Да не телефонный разговор это! В участок прямо сейчас езжай! У нас тут... номер.        — Вы можете хотя бы вкратце объяснить, в чём дело?!        — У нас задержание по твоему делу, — Зик чуть помедлил, прежде чем продолжить. — Напавший на Сашу Блаус сдался с поличными.        — Как?! — заорал прямо в трубку детектив. Чего-чего, а такого он не ожидал. — К-как сдался?! Сейчас?! Кто?! Улики сходятся?!        — Сходятся, — безрадостно ответили на том конце. — Только... сразу предупреждаю: если то, что я услышал от неё, правда... Ты рад не будешь.        — «От неё»? О... о ком речь, капитан?!        — Да... номер, говорю же. Девчонка детдомовская лет десяти-одиннадцати. Сказала, что вы знакомы и попросила тебе передать...        Райнер даже не смог дослушать: пальцы разжались и телефон выпал из рук и со звоном грохнулся о пол. Судя по звону стекла и треску корпуса, навряд ли он теперь подлежал ремонту.       

***

       Зик упорно протягивал бывшему коллеге пластиковый стаканчик с прохладной водой, но тот, убито глядя перед собой и трясясь, игнорировал этот жест. Капитан Йегер плюнул на это дело, поставил стаканчик рядом на стол и вернулся в своё кресло.        — Ты пойми, — мягко начал старший по званию, пытаясь хоть как-то достучаться до Райнера, вцепившегося себе в волосы и уже минут десять сидящего так, вообще не подавая признаков жизни, — я сам не хочу в это верить. Мало ли детей любят подшучивать, розыгрыши всякие устраивать. Я же не буду всякому верить, кто придёт ко мне сюда и заявит: мол, я убийца, вы не смотрите, что я только начальную школу закончил. Она улики все предоставила: пропавшую сумку с вещами Блаус, причём совсем нетронутыми, нож... знаешь, обычный, кухонный. Весь в крови. С утра лаборатории сделают сверку по ДНК — если подтвердится...        — Да не могла она! — заорал Райнер и подорвался со стула. Зик, сидящий по другую сторону стола, дёрнулся от неожиданности. — Не могла!        Он обессиленно застонал и приземлился обратно на гостевой стул, сверля пустоту раскрасневшимися глазами.        — Улики, Райн-...        — Срал я на эти улики с высокой колокольни! — зло бросил Браун, обернувшись на Зика. — Я знаю её. Знаю её и знаю, что она не смогла бы! Она же... она же... она же ребёнок! Девочка совсем! Какое убийство!        — Ребёнок!.. Райнер, будь благоразумен: и дети сворачивают на тропу уголовщины. Особенно беспризорники. Возраст не контраргумент...        — Не говорите так, капитан. Не говорите о ней так!        — Да кто она тебе такая хоть? — удивился Зик такими рвениями касательно совершенно посторонней девчонки.        — Она... — Райнер поджал губы. — Она моя лучшая подруга.        — Послушай, я на твоей стороне, Бронированный, — вздохнул Йегер. — Я тоже не хочу тыкать своим пальцем на случайного ребёнка и вешать на него собак. На случайного. Но не в случае, когда этот ребёнок приходит, протягивает руки по локоть в крови и всё совершенно честно выкладывает...        Они оба помолчали какое-то время, слушая мерно тиканье настенных часов, сообщающих, что уже почти два часа ночи.        — Что она сказала? — опустошённо спросил Райнер, глядя в пол. — Как... как это произошло?        — Там очень путанные показания. Не могу пока посвятить. Но... просила передать, что ты не виноват в случившемся и, наоборот, помог ей решиться на правильный поступок и сознаться в преступлении.        — Да брехня... Брехня! Её могли подставить! Её могли вынудить взять вину на себя! — Райнер снова подскочил и заходил взад-вперёд по капитанскому офису. — Это наверняка сделал кто-то из старшаков в этом её приюте... Разве маленькая девочка стала бы... Да зачем! Зачем ей это!        — Рай-...        — Я докажу! — мужчина навалился на рабочий стол начальства, и тот печально скрипнул под этой тяжестью. — Я докажу, что она тут ни при чём! Она... я не знаю, откуда у неё эти ножи, сумки... Но всё будет хорошо! Всё будет хорошо!        — Всё будет хорошо, — согласно ответил Зик.        — Я... я ведь знаю, что она невиновна!        — Невиновна.        — Да что ты мне поддакиваешь! — рявкнул с новой дозой ярости Райнер и взмахом ладони столкнул со стола органайзер для канцелярии. Карандаши, ручки, скрепки и степлерные скобы покатились по полу в разные стороны. — Извините...        — Ничего, соберу, — махнул рукой Йегер. — Мне тоже кажется сомнительным, что у этой девочки хватило силы, чтобы пырнуть взрослую тётку ножом в пузо. Что самое смешное — она даже не смогла мотивировать свои действия. Никак не объяснила свой поступок. Упёрлась, мол, я резанула, вот этим ножом, а зачем — не сознаётся. И вещи в сумке все нетронуты, даже кошелёк цел, с деньгами...        — Я хочу поговорить с ней. Сейчас. Она в изоляторе? — Райнер уже нацелился к двери.        — Не получится, уж прости, — покачал головой Зик. — Она сейчас там под охраной, ты ей официально никем не приходишься, не имеешь права на свидание.        — Да к-... Да капитан, вы же понимаете! Мне сейчас надо! Она там... она там ждёт меня! Она одна, за этой решёткой! — в отчаянии завопил Браун. Как Йегер в толк-то не возьмёт?!        — Успокойся уже, брат, — вздохнул полицейский. — Ничего с ней до утра не станется. Утром будет допрос при следственной комиссии и представителях её приюта, после него, может быть (но только может быть, слышишь, ничего не обещаю!), сумею устроить вам короткую встречу, когда обеденная пересменка будет.        Райнер с чувством ударил кулаками о стену, и часть дипломов послетала со своих гвоздиков. Ещё вчера эта маленькая девочка травила ему абсурдные анекдоты и за обе щёки уплетала его неумелую стряпню, а сегодня её хотели обвинить в насильственной смерти.        Даже если она откуда-то раздобыла все эти вещдоки, даже если она давала показания против самой себя и добровольно шла на суд...        Габи не была убийцей. Он знал это. Оставалось доказать то же слепым окружающим.        Райнер начинал понимать чувства Эрена — он тоже возненавидел всех вокруг.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.