ID работы: 11892799

Memento quia pulvis est

Смешанная
NC-17
В процессе
25
Размер:
планируется Макси, написана 91 страница, 5 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
25 Нравится 21 Отзывы 6 В сборник Скачать

Надрывы

Настройки текста
       Тень от прутьев решётки исполосовала собою бледное личико, покинутое привычным персиковым румянцем и детским задором. Теперь это было безрадостное, суровое и совершенно взрослое лицо.        Лицо убийцы.        Эта мысль, вспыхнувшая в голове всего на секунду, вызвала у Райнера отвращение к самому себе. И он смеет так думать?! В его памяти запечатлелись и эти разбитые коленки, и лопнувшие в нескольких местах сандали, и сарафан с запылившимся подолом, и неряшливый хвостик на макушке — запечатлелись до такой степени, что Райнер мог назвать их родными. Вот только неродным казался силуэтик, скрючившийся в углу тюремной камеры, — поникшая фигурка девочки в сандаликах, сарафане и с неряшливым хвостиком. Она забилась в самый угол, забравшись на жёсткую койку с ногами и склонив голову к коленам. Девочка совершенно не шевелилась, замерла, как на картине: точно это какой-то недописанный кистью эпизод, трагичная масляная зарисовка, а не чудовищная реальность. Можно было подумать, что заключённая спит с распахнутыми, но недвижимыми глазами.        Она не шелохнулась даже после того, как неестественно тяжёлые шаги Райнера разбили на куски оглушительную тишину вокруг. Так и сидела забитой, сгорбленной куколкой, освещённой бледным светом, что проникал в камеру через решётку. Райнер понимал, что они здесь сейчас с ней остались одни благодаря хлопотам капитана Йегера, но почему-то от это чувство уединения пренеприятно сдавливало грудную клетку. Всё, что творилось у него в душе, — все его переживания, все его клокочущие мысли — превратилось в ничто, стоило ему подойти вплотную к камере и взглянуть в это обречённое лицо.        Грубые пальцы вцепились в холодные металлические прутья, проржавевшие от времени.        — Габи...        Девочка не отреагировала ни на шаги, ни на подошедшего к её камере человека, но, услышав своё имя, произнесённое смятённым голосом, разрываемым одновременно от нежности и боли, произнесённое знакомым и дорогим ей голосом, она тотчас ожила: вздрогнула, вскинула голову и невидящими глазами стала разглядывать своё окружение, точно пытаясь понять, что выдернуло её из пелены прострации.        Наконец, нашла. Их взгляды встретились — нет, скорее, с разбегу врезались друг в друга, и этот толчок заставил Габи резко сорваться с места, в два огромных прыжка очутиться напротив Райнера и прижаться к прутьям всем телом.        — Выглядишь отвратительно, — тихо сказала она, слабо улыбнувшись.        — Я ночевал в участке.        — Дурак... — Габи дрогнула, резко наклонила голову вперёд, прислонившись лбом к железной решётке. Райнер понял, что она едва-едва сдерживает слёзы.        Мужчина протянул ладонь между прутьями и пригладил пятернёй разлохмаченные каштановые прядки на голове девочки. Услышал: всё же не удержалась, заплакала.        Их разделяло ограждение — точно так же, как и при первой встрече. Только под старой и выбившейся из рамы сеткой Габи с лёгкостью пролезла и очутилась рядом с ним. А сейчас? Они оба бессильны перед этим барьером.        — Зачем ты пришёл! — надрывисто всхлипнула Габи.        — Чтобы доказать твою невиновность.        — Чью невиновность?! — разбитым голосом закричала девочка и резко подняла своё заплаканное, раскрасневшееся лицо. — Райнер, я убила человека! Я!        Она отпрянула от решётки, сжав кулаки и отвернувшись, снова ускользнув в полутьму и мрак тюремной камеры. Теперь они окончательно оказались по разные стороны баррикады. Браун вздохнул — сердце снова налилось свинцом и стало невыносимо тяжёлым. Он не мог верить в эти слова.        — Габи, — попросил Райнер, присев на корточки и по-прежнему придерживаясь за прутья. — Пожалуйста, расскажи мне, что произошло на самом деле.        — Я уже рассказала им всё, что могла, — ответила девочка из темноты.        — Я не хочу слышать это от них. Я хочу услышать это от тебя. Пожалуйста, Габи!        Габи утёрла мокрые щёки запястьем, присела на край койки и затихла.        — Ты всегда хочешь поступать по-хорошему. Но это не всегда возможно, — вполголоса сказала она.        — Так и есть.        — Вот и сейчас не пытайся меня оправдать.        Райнер ощутил невольные мурашки, пробежавшие по спине: слова двенадцатилетней девочки звучали пронзительно серьёзно и по-взрослому. Так выразился бы человек, видевший настоящую жизнь. Сказанное повергло Райнера в смятение: неужели Габи в самом деле виновата в том, в чём её обвиняют? Неужели он сам, как упрямый дурак, пытается выдать действительное за ложное?        Он присел на корточки и прислонился лбом к обжигающе холодному проржавевшему металлу решётки.        Да даже если и виновата! Даже если у Габи был в руках нож, даже если это она занесла его над Сашей! Это... недоразумение? Ему нужно знать всё. Всё, что произошло.        — Людей нельзя оправдывать за их губительные поступки. Но можно попытаться их понять, — тихо и подавленно произнёс Браун.        Ручками Габи крепко вцепилась в ткань сарафана. Её хрупкие плечи ходили вверх-вниз от рваного дыхания.        — Прости за всё, Райнер, пожалуйста, — колеблющимся голосом сказала девочка. Обычно её слова лились бойким неумолимым потоком, а сейчас она говорила медленно, неуверенно и то и дело замолкала на полуслове. — Меня нельзя понять. Я не стою понимания. Я... я думала, что это легко, что легко взять и сделать... Я не хотела никого убивать. Я... я не думала, что она умрёт!        Райнер слушал, хотя ему казалось, что он сейчас находится где-то далеко-далеко, в глубоком вакууме, докуда не доходит ни один звук.        — Я... не думала, что она умрёт, — повторила Габи и болезненно всхлипнула носом. — Я не хотела убивать ни её, ни вообще... Мне просто хотелось узнать, могу ли я тоже быть как все. Как все... наши. Так делают у нас другие... — девочка запнулась. — Крадут... на улице. Берут себе чужое, потому что нам нужнее. Потому что в детдоме... У нас... ничего нет.        Габи замолчала, и детектив поднял на неё свой тяжёлый взгляд. Роговицы его глаз пересохли и покраснели — кое-где полопались сосуды от перенапряжения. «У нас ничего нет» — он уже и сам давно догадался об этом. Он с неделю уже наблюдал, как тяжело Габи давалась сиротская жизнь, и так ничего не сделал, чтобы ей помочь. А теперь был свидетелем тому, как голову ребёнка кладут на плаху.        Выходит, капитан Зик был прав, когда говорил, что беспризорники как один склонны к преступлениям?        — Почему, Габи? Ради денег? Ради денег ты напала на случайную прохожую? — мрачно произнёс Райнер, глядя, как девочка сжимает подол и трясётся. Настоящая приговорённая к казни.        — Я...        — Габи.        — Я не знаю! — прошептала в отчаянии девочка, схватившись за голову. — Я не думала, что решусь... Долго думала об этом, но не решалась. Просто в один момент мне подвернулась она. Я не думала, что сделаю ей плохо. Мне казалось, что это легкотня — просто сдёрнуть сумку с плеча и побежать. А она бы меня не догнала, я бы сбежала подворотнями... Это... это был весь план. Я не хотела его воплощать. Правда, не хотела...        — Твой план был, — мужчина глубоко вздохнул, — в том, чтобы ты украла чужую сумку? Чтобы быть «как все»?        — Ну...        — А нож, Габи?! — твёрдо напомнил Райнер, сдавливая своими жилистыми руками прутья с такой силой, что они печально звякали. — Откуда у тебя нож?!        — Я испугалась! — закричала Габи, пряча лицо в ладонях. — Я... я просто взяла его!        — Просто взяла нож?!        — Просто взяла! — она испуганно втянула воздух ртом. — Я... я не тогда его взяла. Я давно его взяла. Я и его тоже украла... с кухни, — сказала девочка. — Потому что боялась.        — Чего ты боялась? — Райнер слегка остепенился и сбавил обороты, увидев перепуганную реакцию арестованной.        Габи медленно покачала головой и широко распахнула свои карие глаза.        — Всего. В какой-то момент мне стало страшно, что я одна против всех. Потому что все чужие. И что у меня нет никакой защиты от них. Что если на меня нападут, или обидят, или станут издеваться, или ещё чего плохое... всем вокруг будет плевать. Никто не заступится за меня. И я стала носить с собой нож, когда на улице... Я крепила его к ноге на резинку, белую такую, широкую... под юбку, чтобы не было видно... А в приюте прятала под досочкой... Но... я никогда его даже не использовала, честное слово! Он просто... был при мне. Я чувствовала себя защищённой, понимаешь...        — Однако в тот день ты не защищалась, Габи. Ты атаковала.        — Нет, всё... всё не так! Я тогда тоже защищи-... защитилась! Я... я...        — Остановись. Давай всё по порядку, — уже с мнимым спокойствием сказал Райнер. — Как ты встретила Сашу Блаус? Вы были знакомы?        — Нет... нет же! Клянусь, я видела её в первый... и в последний раз...        Личико Габи вдруг на мгновение переменилось: она нахмурилась и поджала губы.        — Меня тогда всё выбесило. В тот день. Всё! Тогда... тогда же праздник был этот гадский, фестиваль открывался... всем было весело и хорошо, кроме меня... как обычно... И я одна просто гуляла тогда...        — Просто гуляла с ножом? — уточнил Браун, изогнув бровь.        — Я всегда его носила раньше с собой!        — Как долго?        — Не знаю. Давно! Месяца два!        — ...и ты встретилась с Сашей?        — Нет. Да она меня даже не видела! А я её видела! Смотрю: незнакомая тётка... да даже не тётка, девка. Красивая, разодетая... Не знаю, что ей нужно было в той подворотне. У нас такие не ходят обычно, я и... пригляделась к ней.        — В какой подворотне?        — Ну, той самой, — расстроенно шмыгнула девочка. — Ты понял...        Понял. Как тут не понять. Со слов Габи выходило, что Саша добровольно пришла в тот тупичок — это была уже низкосортная мистика.        — И что она там делала?        — Да ничего она не делала! Ну, на месте стояла. Не знаю, ждала, может. И я... не знаю, мне показалось, что именно это тот момент, когда я должна проявить себя. Во мне столько злости бурлило, Райнер! На всех. И мне казалось, я что угодно могу, даже... даже это...        — Откуда ты за ней наблюдала?        — Да... да из-за заборчика. Местечко неприметное, я была там...        — И вот тут ты решила...        — Да. Тут я решила её ограбить, — совсем тихо подвела черту Габи. — Не потому что мне нужны были её деньги... мне просто хотелось, если честно, сделать это. Как-то... как-то ответить этому миру. Это правда казалось... нормальным...        Райнер провёл ладонью по лбу, ощущая всё нарастающий ужас внутри. «Господи! — кричало всё изнутри. — Господи!»        Всё сходилось. Портретные характеристики убийцы — ребёнок с трудной судьбой, типичный выходец из касты беспризорства — мотив, орудие убийства, возможные обстоятельства. Только теперь ему вспомнились слова, сказанные Габи ещё при первой встрече: «Да у меня тут и лазейка есть... Все места на районе знаю». Конечно. Ориентирование на местности, потайные ходы. Удобно. Она честно созналась, что планировала подобное преступление, и у неё для того имелись все пути.        Да, всё сходилось. Но Райнер всё ещё не хотел верить.        — Что было потом? — Райнеру показалось, что он даже и не спросил об этом вслух — только пошевелил губами. Но Габи и так продолжила, уже с большим трудом — речь шла о самом страшном.        — Я... Я... Я плохо помню. Я просто кинулась, вцепилась в эту сумку... Она не ожидала, растерялась... поэтому я уже схватила сумку, когда она в последний момент что-то мне крикнула, перехватила лямку и дёрнула назад... не отпускала... а я продолжала тянуть на себя...        — И вот тогда ты... — Браун сжал губы.        — Прости! Прости пожалуйста! Прости! — сирота с ногами залезла на койку и забилась в прежний угол. Райнер видел, с какой силой её колотит дрожь и как она вся сжимается в комок, пытаясь укрыться от всего сразу. — Я... тогда я тоже испугалась! Я поняла, что не хочу!.. что мне не нужна её сумка... её деньги или что там... Но и отпустить не могла: мне казалось, что... что если я отпущу... всё будет кончено... что жизнь для меня будет кончена... я не могла уже отпустить...        — Точка невозврата, — коротко заключил детектив. Габи не услышала.        — Но та девушка... она не сдавалась... и тогда... тогда я поняла, что мне страшно и... и что у меня есть средство от страха... что я обещала себе не бояться...        «Нож».        Габи совсем замолчала, снова стала недвижимым тёмным пятном в отсыревшей камере. Райнер подумал, что оно и к лучшему: он бы не выдержал подробный рассказ о том, как Габи вытащила нож и вонзила его в незнакомку. А дальше, понятное дело, она скрылась вместе с «добычей», оставив жертву умирать...        Так, что ли? Нет, так бы заключил полицейский. А Райнер был больше, чем полицейским. Он был также другом этой несчастной оступившейся девочки. Он знал её характер, видел, как она живёт, чувствовал её боль и раскаяние.        А самое главное — помнил, что она смотрит на мир сердцем. Искренне, наивно, открыто. Габи не была преступницей, она — заплутавший ребёнок, которому ещё можно помочь. Но всё же одно... одно никак не давало Райнеру покоя.        Он устремил свои зелёные глаза на дрожащий комочек в углу камеры:        — Габи, почему ты привязалась ко мне?        Девочка подняла своё помятое и мокрое личико на него и проморгалась непонимающе.        — Почему ты стала ходить за мной? Почему ты... зачем всё это было? Ты же знала, что я полицейский, который ищет... тебя, — тихо спрашивал мужчина, уже не глядя на собеседницу. — Зачем ты меня обманывала столько времени?        — Райнер, ты... поверишь мне, если я скажу, что ты единственный, с кем мне было хорошо? С кем я... была счастлива... — ответили по ту сторону решётки. — Я... правда, я сначала испугалась, когда узнала, что ты полицейский. Я думала, что ты всё знаешь. Что ты пришёл меня арестовать. А ты... ты ничего не знал. Но в любой момент мог узнать, но при этом... я чувствовала себя в безопасности именно с тобой. Тупо, правда? Я знала, что однажды всё кончится, но мне хотелось быть рядом. Ты... ты так обо мне заботился! А... а я... Прости пожалуйста. Хотя... я не заслуживаю твоего прощения. Не прощай, пожалуйста...        Оба замолкли. Браун поднялся на ноги, ощущая неприятный колющий отёк в бёдрах и коленях. Он отошёл от прутьев, ссутулился и сунул руки в карманы. Что ещё он мог сказать? Любое слово сейчас бы только нанесло вред им обоим.        Объективная реальность оказалась сильнее его чувств. При всей его неловкой нежности, Габи по-прежнему стояла перед ним с невидимой чужой кровью на руках...        — Габи! — Райнер резко развернулся всем корпусом. — Ты же не могла. Ты же... ты физически бы не смогла так легко пырнуть взрослого человека. Что случилось на самом деле? Скажи мне, пожалуйста...        — Но я смогла! — сдавленно крикнула девочка и с каким-то недоверием взглянула на свои трясущиеся пальцы. — Потому что... в какой-то момент та девушка вдруг перестала сопротивляться. Это странно прозвучит, я не знаю, как это объяснить! Она просто в один момент отвлеклась и перестала тянуть сумку на себя.        — Габи, что значит «отвлеклась»? На что она отвлеклась?        — Не знаю, на что... просто резко стала смотреть куда-то наверх, как будто уже не обращая внимания на меня. Я даже не думала, просто... просто выхватила нож и ударила... не помню, ничего не помню, только как она крикнула... И... и посмотрела на меня т-так... п-потерянно...        — А дальше? Что было с Сашей?        — Я н-не знаю... я не знаю, что было с ней. Я выдернула свой нож и её сумку и убежала. Как последняя трусиха, подлая, вонючая трусиха! Пролезла в дыру в заборе и долго бежала... мне казалось, как будто за мной кто-то гнался. Но никого не было, только её крик...        По коридору изолятора разлетелось оглушительное лязганье: это капитан Йегер рывком отворил дверь, поле чего глухим кашляньем намекнул Брауну, что эту несанкционированную встречу пора заканчивать. Габи отвернулась к стене.        — Когда ты рассказал мне про своего друга, убитого так несправедливо... Я сразу подумала про эту девушку. И мне стало искренне стыдно. Раньше я просто боялась, что меня поймают, накажут, осудят. Я боялась. А тогда... на кладбище... поняла, что должна раскаяться. Чтобы поймали, наказали, осудили. Как преступника. Я не заслуживаю прощения, Райнер, как бы ты ни хотел меня простить, — сказала тихонько она. — В конце концов, я просто брошенка, каких много. Оставь меня одну.        Детектив напоследок крепко сжал в ладони проржавевшую сталь решётки.        — Ни за что, Габи.        Вопреки всему, теперь в нём поселилась твёрдая уверенность, что Габи, пусть даже державшая в руках окровавленный нож, не убивала Сашу Блаус. Настоящий убийца всё ещё был на свободе, и у Райнера оставалось три дня, чтобы найти его.        В конце концов, я просто брошенка.        Браун пулей промчался мимо стоящего в дверях Зика, чтобы тот не успел разглядеть наплывшую на его глаза толщу слёз.       

***

       — Старший лейтенант Райнер Браун. Запись номер... запись номер... хер пойми какая, — детектив критично осмотрел горку сигаретных окурков в пепельнице, число которых было прямо пропорционально количеству неудавшихся дублей аудиозаписи. Очередная сигарета потихоньку прогорала у него между пальцев, пока он, чуть ли не вплотную привалившись к старому диктофону, откопанному среди вещей на выброс, пытался собрать свои мысли в адекватную кучу. — На случай моей смерти, пропажи, амнезии, старческого маразма, фиксирую: показания по уголовному делу номер пятьдесят два ноль восемь тринадцать дробь две тысячи шестнадцать. В ходе персонального расследования, проведённого по личной инициативе, мною были изучены все надлежащие обстоятельства данного дела.        Райнер устало оскалился и с чувством прильнул губами к зажжённой сигарете. Кажется, за этот вечер он надымил настолько, что каждый элемент его захудалой квартирки пропитался насквозь табачным запахом. Зато курево, как и всегда, помогало ему худо-бедно успокоиться и сосредоточиться.        — Предварительное следствие заключило, что Саша Блаус получила ножевое ранение и скончалась на месте нападения. Обвиняемой при этом следствие признало Габриэлу ***, двенадцатилетнюю воспитанницу городского детского дома №2. Я в свою очередь беру на себя смелость заявить: следствие пришло к ложным и поспешным выводам. Учитывая физиологические особенности Погибшей, а также беря во внимание характер полученных ею ранений, можно прийти к выводу, что... что, мать вашу, не мог ребёнок дрожащими руками и наотмашь пырнуть взрослую тётку!        Браун поджал губы и с ненавистью потушил сигарету прямо о стол, оставляя на его поверхности неровный закопчённый кружок. Райнер обхватил холодный вспотевший лоб руками и протяжно выдохнул: он никак не мог взять себя в руки и записать стройное, логичное обращение — обязательно срывался на эмоции. Вчера после встречи он весь день был сам не свой, слонялся туда-сюда по квартире, по-звериному воя и хватаясь за голову. Сегодня почувствовал себя уже лучше — вернулся к работе, решил сплести все собранные факты воедино и составить опровержение, но уже который час только тщетно бился головой о стену. А ведь стоящие доказательства в защиту Габи у него были! Но собрать их во что-то приличное оказалось трудной задачей.        У него было ещё несколько дней в запасе, чтобы доказать всем: причина смерти Саши Блаус — не то поверхностное ранение в живот. Это, в сущности, для двадцатичетырёхлетней атлетки со здоровьем быка, только неприятная царапина. Её убил некто, совсем не похожий на сироту двенадцати лет. Некто, по чьей инициативе Саша вообще оказалась в том переулке, кто поджидал её и, воспользовавшись суматохой из-за спонтанного нападения Габи, нанёс решающий удар.        Этот же некто явно знал, на что идёт: прихватил на встречу огнестрел. Может, полуглухая старушка и сомнительный свидетель, но достаточный, чтобы доказать — в Сашу стреляли, и явно после того, как случилась стычка с Габи. Одно оставалось тогда неясно: какова же истинная причина её смерти? О чём медицинская экспертиза умалчивала и почему?        Пазл всё больше и больше складывался в голове у частного следователя — но как поделиться этой невидимой картинкой с другими? Райнер устало привинул к себе диктофон и подвёл черту:        — Составленные мною портрет убийцы и портрет Обвиняемой не сходятся ни по одному параметру. Стоит также отметить, что орудие преступления, а также похищенное у мисс Блаус имущество в полном объёме были добровольно предъявлены Обвиняемой в ходе её явки с повинной. Показания понятых или заинтересованных в исходе судебного процесса лиц отсутствуют. Обвинительное заключение было построено исключительно на озвученных Обвиняемой доказательств против самой себя. В связи со всеми вышеизложенными фактами прошу считать данное сообщение официальным ходатайством судье об отложении рассмотрения дела и пересмотре предварительного заключения. Конец записи.        Браун остановил работу диктофона и изнемождённо покачал головой: говорить складные вещи в деловом стиле он успел разучиться. Очередная запись вышла пустой и комковатой, придётся делать новый дубль. Браун прочистил горло.        — Старший лейтенант Райнер Браун. Запись номер... да плевать, какой номер. По уголовному делу пятьдесят два ноль восемь тринадцать дробь...        В очередной раз сконцентрироваться не получилось: в квартире раздался звонок стационарного телефона. Звонили на домашний так редко, что Браун уже и забыл, что у него имеется такой телефон; даже звуковой сигнал входящего звонка показался каким-то незнакомым и неприятным слуху. Кому и зачем вообще понадобилось вызванивать его на городской номер?!        Райнер приостановил диктофонную запись и закрутил головой, усердно пытаясь по звуку вычислить, где у него находился проводной телефон.        Ах, да. На холодильнике. В самом нелюдимом и пыльном месте в квартире — где же ещё телефону место?        Райнер поднялся из-за стола, подошёл к холодильнику, сдул пыль с расходящегося в трезвоне устройства и, приложив трубку к уху, деловито произнёс:        — Детектив Браун. Слушаю.        — Господин Браун, добрый вечер! — этот псевдо-вежливый, наигранно слащавый тон было ни с чем не перепутать.        — А, мистер Форстер, — Райнер скривился. — Рад слышать.        — Взаимно, — аналогично без доли радушия ответил Флок. — Приношу свои извинения, что позвонил на домашний номер — Ваш мобильный почему-то весь день недоступен.        Это скорее звучало как претензия, чем как извинение.        — Да, так и есть. Мой телефон сейчас в ремонте, — перед глазами у Райнера вновь встал вдребезги разбитый смартфон, тем не менее, пока что не находящийся ни в каком ремонте.        — Гм. Я-ясно, — безынтересно сказал Флок и перешёл наконец к сути своего звонка. — От лица господина Йегера я хотел бы поблагодарить Вас за проделанное сотрудничество и заключить, что, в связи с успехами полицейского расследования, мы больше не нуждаемся в Ваших услугах. Когда Вам будет удобно прийти и расписаться о преждевременном расторжении договора?        Райнера проняло холодом до кончиков нервных окончаний.        — К-как это «расторжении»?! Договор был подписан на 10 календарных дней, если мне не изменяет память, и срок ещё не вышел. Я не хочу никакого... расторжения...        — Господин Браун, Вы, кажется, не поняли, — с закипающей ласковостью ответил Форстер. — Ваши услуги больше не нужны, потому что полиция уже нашла преступника.        — Полиция ошибается!!! — гаркнул в трубку Райнер, вероятно, оглушив при этом своего собеседника. — Я хочу завершить своё собственное начатое расследование. Поэтому...        Вновь зазвонили. Но на этот раз — в дверь.        — Перезвоню, — кратко бросил Браун и бесцеремонно кинул телефонную трубку. Кого ещё принесло?!        — Райнер! — Хистория буквально впорхнула в квартиру, стоило мужчине отпереть входную дверь. Выглядела она ещё более серьёзной и разгорячённой, чем обычно. — Райнер, слышал, что случилось?! Убийцу поймали! Убийцу Саши поймали!        Внутри Брауна всё скрутило от злости: и Рейсс туда же?!        — Как неожиданно, — ядовито бросил он.        — Именно, что неожиданно! — блондинка подошла вплотную, напирая всем своим хрупким телом на детектива. — Но знаешь, что ещё более неожиданно?! Убийцей оказалась какая-то малолетняя сирота! Ты можешь себе представить?! Какая-то... беспризорница!        Хистория говорила взахлёб, даже не замечая негативной реакции со стороны детектива на свои слова.        — Я... правда, я в таком шоке. Я обычно отношусь с большим сочувствием к детям из числа сирот, но факт, что большинство из них вырастает такими... преступниками! Этого факта не избежать.        Райнер хмурясь смотрел себе под ноги и ощущал, как всё больше и больше закипает изнутри.        — Мне просто... мне непонятно, как такое может быть! — тараторила бесперебойно Хистория, по-детски заглядывая Райнеру в лицо снизу вверх. — Неужели наш мир настолько испорчен, что ребёнок ради наживы идёт убивать случайных прохожих?! Если у ребёнка с детства убийства невинных граждан считаются нормой, то что с ним станет, когда он вырастет? Мне кажется, что эта девочка, как и любой убийца, заслуживает полномерного наказания — колония или...        Тут случилось то, чего Райнер, будучи в здравом рассудке, никак не мог сам от себя ожидать. Он сорвался и прорычал милой своему сердцу Хистории громкое и жёсткое «хватит!» прямо в лицо, и та от внезапности перепуганно отступила назад и поставила ладони перед собой в знак безвольной защиты. Румянец отхлынул от её щек, и она стала казаться ещё более бледной, чем обычно.        — Ч-что такое? — девушка глядела на него загнанным в силки зайцем.        — Хватит. Прекрати. Перестань! — Райнер яростно рассёк ладонью воздух и занял наступательную позицию. — Не говори о том, в чём не разбираешься!        — Не разбираюсь? — повторила медленно Хистория и нахмурилась. — Райнер, может, у тебя сложилось обо мне какое-то иное впечатление, но я сотрудничаю с программой поддержки сирот много лет, поэтому я прекрасно...        — Поэтому ты прекрасно знаешь, как херово им приходится, в каких условиях они живут, и при это позволяешь себе говорить о них, как о биомусоре?! — оскалился мужчина. — Делить детей на нормальных и безнадёжных, которых только колония исправит?! Не знаю, может быть, и легко пренебрегать чужим ничтожеством, когда сама по жизни катаешься как сыр в масле и смотришь на всё свысока...        — Блестяще, мистер Браун. Как-то Вы очень быстро переквалифицировались в социального защитника. Мне казалось, Ваша задача — найти убийцу, а не искать оправдания его преступлению, — оборвала диалог Рейсс, одёрнула манжеты своего пиджака и не оглядываясь решительными шагами покинула помещение.        Райнер отсутствующим взглядом смотрел ей вслед, а его грудь медленно вздымалась от тяжёлого, горячего дыхания. Пусть катится, пусть они все катятся куда подальше! Мгновенно вновь захотелось остаться одному во всём мире, без никого, без ничего, в безграничном пустом вакууме, и самому стать таким же вакуумом — без чувств, без переживаний, без беспокойства. Эти люди вызывают сплошное отвращение и злобу, они так ему ненавистны!        Так ненавистны?        — Твою мать! — сплюнул детектив и выбежал в подъезд в чём был, торопливо догоняя звук стремительно удаляющихся каблуков. — Хистория!        Он настиг её несколькими этажами ниже и попытался легонько схватить за плечо, но та увернулась. В уголках её глаз можно было заметить застывшие слёзы ярости.        — Хистория!        Она словно не слышала.        — Хистория!        В тот момент, когда девушка преодолела очередной полёт и стала ставить ногу на ступень ниже, Райнер преградил ей путь своим телом, встав поперёк спуска.        — Хистория, послушай...        — Пропустите меня! — она даже не глядела на него и упорно пыталась пробуравить себе путь.        — Погоди, пожалуйста.        Хистория сделала выпад и попыталась пробраться снизу, но Райнер крепко перехватил её за плечи и она вскрикнула — не от боли, от возмущения.        — Не надо меня трогать!        — Хистория, давай поговорим...        Блондинка отпрянула, высвободилась из крепких рук полицейского и наградила его испепеляющим взглядом. Да, от бывшей фарфоровой куколки со светлыми волосами не осталось и следа.        — Ещё что-то надумали, мистер Браун? Какую-то новую колкость, которая попрекнёт меня моим финансовым состоянием? — Хистория скрестила руки перед грудью.        — Господи, прости меня, я... Да я не подумав ляпнул! Голова не на месте сегодня.        — Прекрасно. Здорово. Надеюсь, у Вас она будет на месте, когда нужно будет предстать на суде, — девушка вновь попыталась протиснуться мимо мощного тела, заграждающего путь, но Райнер стойко удерживал позиции на лестнице.        — Я... я не со зла, правда. Меня... меня просто сильно трогает эта ситуация, пойми. Я знаю, что эта девочка совершила самую большую ошибку в своей жизни и хочу, чтобы эта ошибка не перечеркнула всю её дальнейшую жизнь. Потому что... потому что она хорошая, Хистория...        — Мисс Рейсс. Никакой «Хистории». Не надо фамильярничать со мной, — мёртвым голосом отчеканила девушка.        — Извини, пожалуйста. Я... я раскаиваюсь за свои... свои тупейшие слова, — Райнер схватился за голову дрожащими руками. — Я не хочу потерять тебя.        — Потерять? Меня? — в её тоне, пожалуй, можно было различить одновременно удивление и издёвку. — А кто мы друг другу, чтобы Вы меня вдруг решили потерять? Я Ваша вещь? Я Ваша любовница?        Браун вспыхнул.        — Я просто... я думал, что ты... и я... что есть что-то...        — «Есть что-то» где?        — Между... между нами, Хистория...        — Между нами?! Это вы здорово заключили, я даже и не в курсе была! Поставили бы хоть меня в известность, чтобы я свою невесту предупредила про наше «что-то»!        Райнер ошарашенно вскинул голову на разъярённую Хисторию, которая стояла на пару ступенек выше и нависала над ним сейчас неумолимой фигурой. Невеста?! У Хистории есть... невеста?        Он только сейчас вспомнил про бойкую веснушчатую девушку, которая сопровождала Хисторию во время первой их встречи у мистера Йегера. Вот, значит, как. Невеста...        Воспользовавшись смятением, охватившим Райнера, Хистория всё же проскользнула мимо и стала спускаться по лестнице, но уже не так самоуверенно и поспешно. Преодолев пролёт, она остановилась и обернулась на частного детектива, раздосадованно поджав губы. В громадных голубых глазах замерла острая невыразимая боль.        — Саша была моей дорогой подругой. Эта утрата навсегда останется со мной, поэтому я не могу простить её убийство кому бы то ни было. Но искренне надеюсь, что жизнь этой девочки наладится, как и жизнь любого ребёнка с трудной судьбой. Прощайте и удачи, мистер Браун.        Райнер не смотрел, как она уходит, — это было бы невыносимо. Дождался, когда стихло цоканье каблуков знакомых туфель-лодочек кремового цвета, когда хлопнула подъездная дверь, и стал медленно подниматься обратно на четвёртый этаж.        Всё было безнадёжно паршивым, но внутреннее чувствилище за последние дни выгорело настолько, что он не мог выдать ни единой отчаянной эмоции, хотя изнутри чувства беспощадно рвали его на части.       

***

       Время клонилось уже к десяти часам, поэтому Флок Форстер никак не мог ожидать посетителей в такой поздний час. Устроившись на месте Луизы за администраторской стойкой, он слипающимися глазами смотрел очередную серию мыльной оперы по одному из центральных каналов — хотя изначально громоздкая плазма в холле предназначалась для досуга посетителей, после закрытия телевизор служил на благо сотрудников.        Сквозь ленивую полудрёму Флок сперва даже не обратил внимания на внезапно загудевшую лифтовую кабинку в конце коридора и подпрыгнул на месте, только когда раздался мелодичный сигнал и двери лифта медленно распахнулись. По тёмному коридору твёрдой, даже угрожающей походкой прямо по направлению к Флоку шагал крупный силуэт.        Рыжеволосый юноша пискнул и едва не свалился с кожаного кресла. Он закопошился на месте, звонко стукнулся коленями о поверхность стола и подскочил на ноги, чуть не снеся администраторский компьютер.        — О! О, господин Браун, — с облегчением пролепетал Флок, когда поздний гость подошёл к стойке и оказался Райнером. — Это Вы.        Форстер тут же поймал себя на этой нелепой трясучке, распрямился, пригладил волосы и уже привычным надменным тоном продолжил:        — По какому Вы вопросу? Уже поздно, время приёма закончилось.        — По важному, — грубо оборвал детектив. Кажется, сейчас он был совсем не в духе: его суровое лицо не предвещало никаких любезностей. — Поговорить. Йегер здесь?        — Не имеет значения, где сейчас господин Йегер, — скривился Флок. — Он никого не принимает весь день. Завтра... э-э... завтра тоже. Вы, конечно, можете встать в лист ожидания и записаться на приём, хотя гарантировать, как скоро подойдёт ваша очередь, не могу...        — Кончай, — мрачно кинул Райнер и сделал несколько угрожающих шагов навстречу, отчего Флок вжался в своё кресло. — У меня задались дерьмовый день, дерьмовая неделя и дерьмовая жизнь. И прямо сейчас мне надо к Йегеру. Я ясно выражаюсь?        — Я... я ведь м-могу и охрану вы-вызвать! — неуверенно пообещал Флок.        — Вызывай, — Райнер согласно кивнул, и блеск его глаз в темноте предупредил, что это будет не лучшей идеей.        Форстер вжал голову в плечи и зажмурился. Детектив настойчиво повторил свой вопрос:        — Так Йегер сейчас на работе?        — Д-да... Но! Но Вы всё равно ничего не добьётесь — он... он плохо с-себя чувствует, — протараторил Флок. — Лучше приходите завтра вечером... хотя бы...        — Где я могу его найти? — Райнер усердно игнорировал все ужимки со стороны рыжего. Флок убито охнул, мысленно прикидывая, что хуже: быть, вероятно, уволенным за ненадлежащее исполнение своих обязанностей или быть размазанным по стене Брауном.        — Господин Йегер у себя в рекреации, — сознался Форстер, обиженно косясь на незваного гостя. — Этажом ниже, 707 кабинет. Н-но, пожалуйста, будьте благоразумны, переждите до завтра...        — Спасибо. Сам разберусь, — коротко ответил Райнер и уверенно пошёл обратно к лифту.        Флок выждал, пока двери лифта закроются и в помещении снова станет тихо, не считая работающего телевизора, и только тогда выдохнул и расслабленно обмяк в кресле.        — Ходят всякие... дебилы!.. — судорожно произнёс он и вытер взмокший лоб тыльной стороной ладони.               Лифт доставил Райнера на этаж ниже, где, как он смог понять, располагались служебные помещения «TITANIUM Inc.». Ремонт здесь, в отличие от красоты наверху, был выполнен поскромнее, а на каждой двери, помимо соответствущего порядкового номера, также располагался табель с названием: «АРХИВ», «СЕРВЕРНАЯ» или, например, «БЭК-ОФИС». Ориентироваться приходилось в полутьме. Нужное помещение «№707. РЕКРЕАЦИЯ» располагалось в самом конце коридора, и добрался до туда Райнер практически наощупь.        Он занёс перед дверью ладонь и замер в нерешительности. Верно ли он поступает? Стоило ли ему вообще приходить и тревожить Эрена в такой час, тем более что тому, со слов верного Флока, нездоровилось? Нет, ждать даже до утра Райнер не мог — сердце тяготило невыносимо, тянуть время было невозможно. Оно и так шло на минуты.        Райнер уверенно дважды постучался и только взялся за дверную ручку, как дверь распахнулась сама. Перед детективом возникла телохранительница Йегера, Микаса, которая, судя по всему, не ожидала увидеть Райнера настолько же, насколько он её. Они синхронно вздрогнули.        — Э-э... добрый вечер, прошу прощения за внезапный и поздний визит. Мне сказали, что Эрена... что мистера Йегера можно найти здесь. У меня неотложный разговор.        Микаса растерянно посмотрела на детектива и приняла привычный серьёзный вид.        — Исключено, простите.        — Но...        — До свидания.        Она стала бесцеремонно закрывать дверь, но прежде, чем та окончательно захлопнулась перед носом детектива, требовательный и раздражённый голос из глубины комнаты окликнул:        — Кто там ещё?! Скажи этому попущенцу Флоку, чтобы валил нах-...        — Тут... — Микаса обернулась. — Детектив Браун.        До Брауна донёсся приглушённый смех.        — Браун?! Пусть войдёт сейчас же.        — Но ведь...        — Ты меня слышала?!        Девушка поджала губы и покорно распахнула дверь перед Райнером. Браун не преминул войти и оказался в небольшой комнатке; в темноте он сумел различить горы какого-то барахла и коробки вдоль стен и большой тканевый полог, отделявший другую часть комнаты. Райнер прошагал вглубь, взялся за край полога и отодвинул его.        На угловой софе из натуральной кожи в болезненной позе расположился сам господин Йегер — бледная кожа юноши, контрастирующая с полутьмой, чётко вырисовывала контуры его стройного тела. По ряду примет казалось, что Йегеру будто бы резко подурнело и он решил прилечь по этой причине: атласная чёрная рубашка расстёгнута почти на половину, распущенные смоляные волосы небрежно раскинуты, а одной ладонью он медленно растирал себе правый висок. Впрочем, причина его «нездоровья» становилась понятна тот же час: в другой руке он слегка покручивал пузатый бокал с тёмно-янтарным содержимым. Райнер мгновенно переметнул взгляд на стол рядом с софой, где одиноко стояла опустошённая почти на половину бутылка бренди «Torres». Стойкий запах крепкого алкоголя, ударивший в нос, не оставил никаких сомнений: Йегер был безнадёжно пьян.        Как только Райнер отдёрнул полог и в нерешительности остановился, с губ Эрена слетела самодовольная усмешка. Он сощурился и сменил позу на полулежачую, в привычной развязной манере закинув одну ногу поверх другой.        — В самом деле. Райнер Браун! — произнёс Эрен саркастично, точно пытаясь пристыдить своего посетителя невесть за что. — Неожи-и-иданно! Добро пожаловать в мою тихую обитель релакса.        — Э-Эрен, — смятённо произнёс Райнер, пытаясь на ходу скомпоновать мысли. — Извини, что я так поздно и что вообще вторгаюсь к тебе в... э-э, неподходящий момент...        Детектив снова покосился на изрядно опустошённую бутыль с алкоголем.        — Но у меня есть неотложный разговор. Не могу ждать, правда, извини...        Йегер остановил его одним властным жестом — поднятой кверху ладонью. Хотя на Райнера подобная система приказов и не распространялась, он всё же невольно замолчал. Эрен, не отрывая от Брауна тяжелого, пожирающего взгляда, бросил громко:        — Микаса, пошла вон.        Телохранительница не шелохнулась.        — Микаса! — цыкнул повторно Йегер и нахмурился.        — Эрен, — робко, но совершенно спокойно обратилась к нему Микаса по ту сторону комнаты. — Я не думаю, что мне стоит уходить. Ты же совершенно...        — Совершенно что?! — брюнет резко подался вперёд, отчего бренди из бокала в его руке чуть плеснулось через край и частично превратилось в пятно на ковролине. — Хватит меня бесить! В гробу я видел твою опеку! Выметайся из комнаты!        Уже последние его слова были сопровождены выразительным хлопком двери — Микаса в самом деле покорно вышла. Так же покорно, как делала ежедневно всё, что ни велел ей Йегер. У Райнера опять горестно ёкнуло сердце.        — Будет тут мне ещё концерты устраивать, сука, — Эрен сморщился и одним глотком осушил то, что осталось в его бокале, после чего со звоном поставил бокал на стол и упёрся локтями в колени.        — Зачем ты всегда с ней так грубо? — не удержался Браун и тут же пожалел о заданном вопросе: Эрен резко вскинул на него голову и посмотрел безумными глазами.        — Как еще я должен общаться с такими бестолковыми?! — молодой человек вскрикнул и подскочил на ноги. — Мне не нужна эта «забота», мне не нужно, чтобы за мной ходили и сопли подтирали!        — Она ведь... просто из добрых побуждений, — Райнер был поставлен в тупик такой напористой реакцией со стороны собеседника. — Вы же друзья ещё со школы...        — «Друзья»! — Эрен злостно хохотнул. — Хорошего ты мнения, раз считаешь меня с этой... друзьями! Она — только моя подчинённая, обязанная выполнять мои блядские приказы — но на это она не способна! А где не надо, так весь мозг выжрет. Ненавижу, ненавижу...        Райнер помотал головой. Генеральный директор «TITANIUM Inc.» сейчас в самом деле не был готов к конструктивному диалогу — выпитое спиртное провоцировало его к сплошному злословию. Такое поведение изрядно напугало детектива: обычно хладнокровный Эрен сейчас точно с цепи сорвался. Возможно, это была даже не первая бутылка, выпитая им за последние сутки, пока они не виделись.        — Прости за неудачный визит. Вижу, ты не в духе, лучше мне зайти потом, — сдался Райнер и уже развернулся, чтобы отправиться восвояси...        ...как властная кисть Эрена грубо схватила его за предплечье и дёрнула, заставляя детектива повернуться.        Они столкнулись грудь к груди, прямо как позапрошлым вечером в ночном клубе. Тогда это был какой-то порыв страстного искусства, элемент танца — Райнер убеждал себя в этом. Но сейчас, вновь ощущая это стройно сложенное тело, прижавшееся к нему, глядя в эти жадные зрачки, переливающиеся серо-голубым, ощущая чужой напористый жар...        Он ошибся. Это было не страстное искусство. Это была чистая человеческая страсть, которой Эрен позволял вырваться наружу. Это были его чувства по отношению к Райнеру.        — Ты же хотел поговорить? Так давай поговорим. Присаживайся, — Эрен дышал сладкой крепостью прямо в лицо детективу. Навряд ли у Йегера хватило бы сил, чтобы насильно усадить крепкого Райнера, так что тот, вероятно, бессознательно приземлился на диван сам.        В голове и перед глазами Брауна всё некстати затуманилось и поплыло, дыхание невыносимо спёрло. Резко он ощутил, как тут душно, невыносимо душно. Глотнуть бы свежего воздуха!        — Ну, чего хотел?! — без намёка на любезность выдал Йегер.        — Ну... — Райнер выдохнул, мягким нажатием пальцев помассировав своё сдавленное горло. — Я только хотел сказать, что не хочу разрывать контракт раньше времени. Расследование не окончено, мне ещё есть, что сказать... я понимаю, что полиция уже якобы нашла преступника, но это...        Брюнет перебил его едким смешком.        — Ну конечно. О чём ещё ты мог прийти поговорить, как не о грёбанной работе?!        Райнер в ответ только глазами хлопнул и издал затяжное «э-э-э-э», не понимая суть своего промаха.        — Райнер Браун одаривает меня ночным визитом... только чтобы поговорить про работу! Про работу, которую он и так выполняет безупречно — чёртов педант!        Йегер в ярости пнул ножку софы и заходил взад-вперёд, подобно фурии. Наконец расслабленно выдохнул через рот и остановился напротив Райнера.        — Знаешь, в чём главная проблема наших с тобой отношений, Райнер? — Эрен присел на корточки перед откинувшимся на диван гостем. Своими худощавыми кистями он упёрся в стальные бёдра детектива. — Я избалованный. Всю жизнь мне с лёгкостью доставалось всё, чего я желал. В детстве я клянчил у родителей игрушки. У меня были такие машинки, роботы и поезда, о которых мечтал любой мальчишка — он их мог видеть только в рекламе! Потом, — Эрен хитро усмехнулся, — я вырос и мне стали дарить настоящие машины. Настоящие гаджеты, настоящую технику. А когда деньги оказались в моих руках... Я делал всё, что хотел. Я пробовал всякую запрещёнку. Тратился на дорогостоящее бухло и курево. За деньги... за деньги я даже покупал людей. Моими суммами соблазнялись все: девушки, парни... Любому хотелось хотя бы один вечер побыть в моей компании — компании именитого и богатенького ублюдка. Сейчас я даже не вспомню имён тех, с кем трахался за последние годы — это всё грязь, которая окружает всю мою жизнь.        Райнер ощущал, что с каждой своей сказанной фразой Эрен упирается в него всё сильнее. Всё происходящее доносилось до него с трудом, еле проникало сквозь плотную пелену окутавшего алкогольного аромата с нотками ванили.        Зачем, зачем он рассказывает ему это?        Горло сдавило ещё сильнее, голова ощущается ватной. Снова приступ.        В кармане. В кармане должны лежать таблетки. Полегчает, точно полегчает.        Райнер хлопнул себя по внутреннему карману куртки, стал ощупывать подклад в поисках спасительного лекарства.        — Я всегда получал, что хотел, — продолжил Эрен. — А год назад, увидев тебя на том сраном вокзале, я понял, что хочу получить тебя. Тебя! Полицейского-героя, скромного одиночку, самоотверженного спасителя. Мою полную противоположность. Идеал, которым мне не стать. И моё желание крепло с каждой нашей встречей — но ты.... ты не отдался мне. Ты не покорился. Ты не стал моим. Каждый раз, когда я думал, что ты уже на моём крючке — ты срывался и выскальзывал.        Эрен истерично посмеялся, уже вплотную придвинувшись к ногам Райнера.        — Это было так глупо: я едва ли не на коленях ползаю за... за кем?! За тридцатилетним неудачником, от которого несёт дешёвыми сигаретами. Да. Да! И это доставляет мне истинное удовольствие — потому что ты, блять, безупречен. Тебе нахрен не нужно то, за чем гоняется человечество. Ты, блять, просто живёшь, чтобы помогать другим. Ты особенный, ты настоящий.... И, глядя на тебя, я понял. Понял, что впервые не хочу владеть чем-то или кем-то. Я хочу, чтобы владели мной. Я хочу быть твоим, Райнер.        Йегер вдруг положил свою голову на колени детективу, как ручной котёнок. Браун окончательно оторопел, ощущая, как тот мягко гладит своими паучьими пальцами внутреннюю сторону его бедра.        — Э-Э-ЭРЕН!!! — Райнер выронил только что вынутый из кармана блистер с нейролептиком. Силуэт Эрена расплывался перед глазами, но он чувствовал каждое его мельчайшее прикосновение к своему телу. — Эрен... Эрен, я п-понимаю, но... перестань, пожалуйста... Ты пьян! Ты сам не понимаешь, что говоришь и... и творишь...        — Я блядски пьян, — согласился охотно Йегер, к тому же нагло улыбнувшись. — И это блядски развязывает мои блядские руки и мой блядский язык.        — Эрен, п-пожалуйста, п-перестань, — налившийся пунцом Райнер мягко отодвинул от себя настырного юношу. Эрен недовольно вскинул голову и с упрёком посмотрел из-под нахмуренных бровей. Он резко выкинул руку вперёд, схватил выпавший у Райнера блистер с таблетками и стал его разглядывать. На лице Йегера вновь заиграла недобрая гамма.        — «Клозапин»? Так вот чем нынче травятся наши добрые хранители порядка? Трэш.        — Эрен, отдай мне лекарство, мне... мне оно нужно, — попросил вымученно Браун и попытался выхватить упаковку, но Йегер увернулся. Он покрутил в руке блистер и медленно поднялся на ноги.        — Я хочу быть твоим, Райнер Браун, — настойчиво повторил Эрен, выдавив из фольгированной ячейки таблетку нейролептика себе на ладонь. — А я всегда получаю то, чего хочу.        Упаковка с остатками лекарства оказалась небрежно брошена через плечо.        — Тебе так это нужно? — Эрен покрутил между подушечками пальцев круглую таблеточку клозапина. — Возьми, я не против.        Райнер сквозь разъедающую боль наблюдал, как Эрен положил нейролептик между своих губ и мягко присел к нему на колени.        Браун ощущал собственное тяжёлое дыхание, стойкий запах бренди и чужого разгорячённого тела, прильнувшего к нему. Эрен был до невозможности близко, одной рукой упёрся в крепкую грудь детектива, а другой обвил его шею.        Всё происходящее было неправильным. Райнер считал, что всего лишь делал свою работу, расследовал преступление, но, как оказалось, ошибался. Йегер нанял его, потому что жаждал наслаждаться его обществом, впитывать в себя его безнадёжную альтруистскую энергетику, быть рядом с ним. Ему нужен был сам Браун, а не его уникальные навыки следователя.        Конечно, старший лейтенант замечал крайнюю заинтересованность Эрена в нём, особенно во время их вчерашней уединённой встречи. Конечно, замечал, но до последнего отказывался верить в настоящую природу чувств Эрена.        Райнер мог прекратить всё это в любой момент — просто вырваться из чужой хватки, собраться и уйти из этого душного места. Но он не прекращал. Может, в нём не было сил на малейшее сопротивление — двое суток он почти не спал, а эмоциональное истощение было мощнейшим. Может, им овладела оторопь, мешающая здраво мыслить. Может, внезапный приступ помутнения рассудка не давал трезво воспринимать происходящее и как-то реагировать на него.        А может, оказаться в западне богатого молодого ублюдка было не такой уж плохой идеей.        Детектив тяжко выдохнул прямо в губы, дышащие терпкой корицей. Эрен склонился к нему, не встретил сопротивления и в жадном поцелуе передал таблетку в рот блондина. Райнер с трудом сглотнул и ощутил горечь лекарства, смешанную с привкусом собственной и чужой слюны. Губы Эрена были мягкими и орудовали умело, оставляя дубовое алкогольное послевкусие; губы же Райнера, сухие и грубые, совершенно растерялись под таким пылким напором.        Это всё ещё было неправильно и становилось неправильнее с каждой секундой, с каждым телодвижением. У Эрена были крепкие сухощавые пальцы, которые по-свойски прощупывали каждый клочок тела Райнера, оглаживали его щетину, проводили по взъерошенным светлым волосам.        Райнер чуть отстранился и склонил горящее от контрастных эмоций лицо вбок и перевёл дух, в то время как Йегер переключился с лица оппонента на зону пониже и выразительно коснулся его ключицы губами.        — Э-Эрен, — Браун розовел и охал, как школьница, всё ещё не до конца осознавая и принимая происходящее.        Эрен вдруг приподнялся и серьёзно посмотрел в глаза Райнеру:        — Я тебе нравлюсь? — совершенно спокойно произнёс он.        В контексте всего уже произошедшего этот вопрос звучал странно и несвоевременно. Райнер как-то подслеповато глянул на растрёпанного, разгорячённого собеседника и отвёл взгляд. Он всё ещё был уверен, что его любовный идеал — миниатюрные блондинки, готовые к созданию большой счастливой семьи. Но романтическая связь с мужчиной? В обстоятельствах подобного характера Райнер себя ещё никогда не представлял. Не то чтобы он был против — скорее, повода для мыслей в таком ключе не возникало. Да и вообще дела амурные его в последние годы совсем не интересовали — когда хотя бы он целовался последний раз? Ещё во время учёбы, наверное. А прямо сейчас его неожиданно поглотили ласки другого мужчины, и он не оказывал никакого сопротивления...        Нравится ли ему Эрен Йегер? Райнер был готов сказать «да»: да, нравится. Как человек, как собеседник, как начальник, как друг... Но Эрена не интересовал ни один из этих параметров. И Райнер, которого происходящие события заставляли раскалываться надвое изнутри, никак не мог ответить однозначно.        В общем-то, сказать хоть что-то детектив так и не успел: Эрен, не дождавшись ответа, слез с чужих коленей, вальяжно прошагал к столику, откупорил бутылку бренди и сделал несколько внушительных глотков прямо из горла. Со стуком отставив бутыль обратно, Эрен взмахнул головой, позволяя длинным тёмным волосам свободно расплескаться по плечам, и стал поочерёдно расстёгивать на своей чёрной рубашке одну пуговицу за другой. Райнер разошёлся в кашле и стал медленно качать головой из стороны в сторону.        — Эрен, прошу, послушай... ты сейчас на эмоциях и нетрезв... Я... Я понимаю твои чувства ко мне, я услышал... достаточно. Но... не надо...        Тот даже и не слушал. Или делал вид, что не слушает, увлечённо стягивая с себя рубашку.        — Я тебе нравлюсь? — Эрен продублировал недавний свой вопрос.        Нет, Райнер не мог спорить — всё же Йегер был ужасно притягателен и красив: сквозь кристально белую тонкую кожу проступали дуги рёбер, тёмно-кофейные ареолы сосков овальной формы составляли чувственный контраст с белизной тела, а едва намеченный пресс живота добавлял соблазнительности. А эти струящиеся смоляные локоны и самоуверенный взгляд!        — Эрен, — в последний раз с мольбой обратился Браун. — Не стоит делать того, о чём придётся жалеть.        Эрен звякнул ширинкой — джинсы оказались сброшены на пол следом за рубашкой, а он сам стоял уже в одних серебряных брифах.        — Это единственное, о чём я за всю свою жизнь не пожалею, — шепнул непреклонно Йегер и вновь заключил гостя в свои объятия. — А сейчас я хочу быть твоим, Райнер Браун.        Он запустил руки под футболку детектива, с удовлетворением скользя пальцами по рельефному торсу.        А Райнер... Райнер просто не возражал.        Эрену было всё равно: всё равно, что кругом уже глухая ночь, что в пустых помещениях солидная акустика и что его могут услышать. Он бы даже был удовлетворён таким ходом событий — что его триумф, его личная победа стала известна другим. Он хотел быть громким — и он был.        Райнер Браун, скромный герой своего времени, полицейский-альтруист, бравый храбрец, живое воплощение идеала сейчас был вместе с ним, рядом с ним, внутри него. Наблюдать за ним доставляло Эрену особое удовольствие — за его раскрасневшимися щеками, вспотевшими висками, сосредоточенным взглядом и плотно сжатыми губами. Внешний вид партнёра утраивал блаженство Эрена и провоцировал на ещё более беспардонные выкрики.        Впервые за двадцать с лишним лет жизни Эрен позволил кому-то оказаться сверху себя — во всех смыслах. Ему нравилось ощущать себя грязным и разбитым пьянчугой, по-рабски беспрекословно вставшим на четвереньки и упёршимся своими острыми коленями в жёсткую кожаную обивку дивана, пока грубые руки неуверенными рывками тянули его таз на себя. Эрен проглатывал контрастное смешение восторга и боли, как шоколадную конфету с терпкой начинкой, и периодически бросал взгляд через плечо на предмет воздыхания. Разгоряченный детектив сейчас казался ему самым сексуальным мужчиной планеты. Один только его неприкрытый сгорбленный силуэт, двигающийся в полутьме, заставлял всё внутри вспыхнуть и перевернуться, издать новый протяжный стон и закатить глаза. Сердце Йегера билось в такт их общему движению.        Райнер Браун владел им — это сносило башню.               Они тонули в ночи и в стойком аромате испанского бренди.       

***

       Райнер вставил ещё одну пулю в свободное гнездо и одним взмахом ладони перекрутил барабан. Склонившись он свободно опустил руки и голову на стол, направил старый-добрый полицейский револьвер ровно между глаз и заглянул в безнадёжно чернеющее дуло.        Около четырёх часов утра Райнер докурил пятую сигарету L&M подряд, устало помассировал лоб и оглянулся через плечо на мирно отрубившегося Эрена Йегера, которому количество выпитого спиртного обещало беспробудные часов двенадцать сна. Его лицо было безмятежно расслабленным, а веки периодически подрагивали.        Нравился ли ему Эрен? Райнер даже сейчас не знал верного ответа. Юный господин Йегер, безусловно, был ужасно красивым, умным и обаятельным человеком, но... что-то в нём продолжало пугать Райнера. Эрен напоминал ему затаившегося хищника, готового в неожиданный момент накинуться и растерзать свою жертву. Даже когда тот стоял перед ним совершенно обнажённый, уязвимый и всецело отдающийся... от него исходила необъяснимая пугающая энергетика.        Зато Райнер нравился ему — это Браун выяснил наверняка. Захмелевший Эрен не только держался раскрепощённее, но и ярче выражал свои эмоции, совсем наивно, по-юношески. Райнер впервые увидел, как смеются глаза Эрена — смеются не саркастично, не с издёвкой, смеются искренне, счастливо. Прямо перед тем как заснуть, Эрен прижался сзади к широкой спине Райнера, прислонившись своей впалой бледной щекой к выпирающей дуге позвоночника, вызывая на теле Райнера волны мурашек. Затем усмехнулся каким-то своим мыслям, откинулся на софу и сказал слабым голосом:        — Будь моим искуплением, пожалуйста.        Эрен Йегер сам по себе был странным, но становился ещё страннее, когда прибегал к библейским метафорам. Райнер обернулся, чтобы уточнить, что он хотел этим всем сказать, но застал только сонно сопящего директора инкорпорации «TITANIUM».        Браун нашёл какой-то атласный плед, со вздохом укрыл им Эрена и последующие минут сорок тупо выкуривал сигарету за сигаретой, пялясь в никуда. Потом тихо собрался, оделся и вышел, погружённый в свои раздумья.        Чуть поодаль по коридору прямо на полу дремала преданная телохранительница Микаса, подобрав ноги под себя и устроив голову на плече. Видимо, она так и не смогла перебороть себя и оставить Эрена совсем без присмотра. Слышала ли она происходившее в рекреации? Наверняка слышала...        В поступках Микасы было заключено и рациональное зерно, но, что более важно, в них была невероятная любовь. И обнимать Эрен должен не его, Райнера, а подругу своего детства. Но почему-то не обнимает.        Райнер крепко зажмурился, чувствуя, как защипало в глазах, вставил в зубы уже шестую сигарету за последний час и стремительными шагами пошёл к лифту.        Эрен видит в нём свой идеал, своё спасение от того образа жизни, который вёл до сих пор. Габи видит в нём своего наставника и спасителя. Райнер же был уверен, что люди преувеличивают его роль в своих жизнях, и никак не мог взять в толк, почему.        Возвращаясь домой, он вспоминал мамины рассказы о святых мучениках. Это люди, подвергавшиеся при жизни страданиям и гонениям за свои проповеди и веру. Может быть, Бог есть в самом деле. Может, существуют и ангелы-хранители, и судьба, и что бы там ни было. Это не было известно ни Райнеру, ни кому-либо из ныне живущих, но сейчас мужчина был убеждён: сверхъестественные силы, даже если они и существуют, испытывали его раз за разом, день за днём. И он также ощущает себя каким-то великомучеником, подневольно страдающим за свои благие намерения.        А он, на самом деле, устал.        Он устал бороться за что-либо, гнаться за неосязаемой благой целью, но по итогу только погружаться в ещё большие черноты этого мира, оставаться наедине с самим собой. Поэтому решил испытать свою судьбу. Или то, что от неё осталось.        В барабане — три патрона из шести, заряжены через один. Шанс пятьдесят на пятьдесят. Если воля небес в самом деле существует...        Райнер не знал, о чём думают в такие моменты, глядя в зияющую черноту пистолета. Хотелось, конечно, думать о маме, о Габи, о капитане Йегере... о хороших людях, для которых его смерть станет ударом на всю жизнь. Но он понимал, что если будет и дальше думать в этом ключе, то, как и при прошлых попытках, не переборет себя и не сможет нажать на спусковой крючок. Поэтому Райнер вспоминал Бертольда — своего лучшего друга, которого собственная судьба загребла так рано.        Может, они увидятся по ту сторону.        Фаланга пальца резко обвила курок и нажала на него. Механизм револьвера щёлкнул, спружинил изнутри... и на этом всё.        Браун по-прежнему сидел целый и невредимый за свои кухонным столом, трясущейся рукой направляя пистолет себе в голову.        — Твою мать, — Райнер нервно засмеялся, запрокинув голову, в дрожащей руке всё ещё сжимая револьвер. На ослабших ногах он поднялся, вытащил из холодильника жестяную банку безалкогольного пива, вернулся на прежнее место, поставил банку на стол, выпрямил перед собой руку с пистолетом и ещё раз выстрелил — уже по банке.        БАМ! Из сквозной дыры, пробитой пулей в банке с двух сторон, тут же стало выплескиваться наружу шипящее содержимое. Сама же пуля сбрякала где-то в другом конце квартиры, но этого Браун уже не услышал: он разошёлся в новом истеричном залпе громогласного хохота.        Недовольные соседи, разбуженные шумом в эту раннюю рань, стали активно стучать в стену, но Райнер продолжал заливаться смехом.        Теперь он окончательно поверил в судьбу. У него есть важное дело, не доведя которое до конца, он не может умереть. Выходит, пора снова натягивать стезю детектива и подготовиться к новому продуктивному дню, но сперва... сперва ему не помешало бы было отоспаться пару часов. Хотя бы попытаться, раз уж он выжил.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.