Чудеса и кошмары. Заозерье

Ближе к обеду, наслаждаясь законным выходным, Борис лениво ощипывал с куста смородину, выбирая по одной самые крупные и спелые ягоды и отправляя их в рот. — Здоровенько, — по ту сторону ограды показалась округлое любопытное лицо Пшона, с удовольствием инспектировавшиего не только свои веники, но и соседские сорняки, — какие дела? — Что с ней делать ума не приложу, — ткнул Борис пальцем в смородиновый куст, — ладно бы красная или хотя бы белая, но черной я столько не съем. — Собери и Николашиной жене унеси, она варенье варит, — подал идею Пшон, тоже ковырнув пару ягод через забор и сплюнув шкурки, — или ещё кому из баб… Фу, кислятина. Борис согласно кивнул и кинул в рот ещё пару ягод. — Не подтвердилась твоя идея про женитьбу, — заметил он и сосед мгновенно оживился. — А ты чего? Ходил?! Прямо вчера?! На сеновале спал?! Ну ты даееешь! И чего? — И ничего. — Так! А ты кого звал? — С ума сошел? — добродушно отбрил Борис, —Никого не звал. Меня Аня впустила и дверь снаружи подперла. — Да, Нютка-то дура, мала ещё, — заметил сосед, вот если бы Настя, — мечтательно протянул он… Хотя мне бы и Ряба, сошла, — заключил он, отвлекшись от грез, — хозяйственная. И изменять не будет. — Вот ты сегодня и иди в сарай спать, — отрезал Борис. — Неее, чего это я пойду? Тебя ж приглашали. — Так никто ж не пришел. — Так ты никого и не звал, — пошел на новый круг сосед, — надо ж было всех предупредить, что ночью корову излечивать собираешься. — Тьфу на тебя, — махнул рукой фельдшер, — потом слухов не оберешься. — Слухи я беру на себя, — подмигнул Пшон. И правда взял. Загадка выдоенной коровы интересовала Бориса гораздо больше, чем наследование ведьминского дара, так что вечером, когда коровье стадо (задолго до козьего) погнали через брод, он ждал его на дороге. Коровы, целенаправленно шествующие домой, смотрели на Бориса с подозрением. Все как одна — темными влажными глазами в окантовке черных кругов на белой морде. Которая из них нужная? Коров никто не встречал, пастух сам доводил каждую до двора. — Которая из них Дочка? — спросил Борис, когда тот тоже насторожился на заглядывающего ко всем под брюхо мужика. Коровы встали посреди дороги, растопырив пушистые уши. — Вот эта, — не слезая с гнедой кобылы пастух ткнул в одну из коров кончиком кнута, — и вот эта, и вон те три, — махнул он вперёд, сплевывая пожеванную травину, — а чего надо то? Борис понял, что он не знает и фамилии злополучных хозяев. — Мне ту что Галины Петровны надо, — предпринял он окольную попытку, — молоко проверить, я ветеринар. — Коогооо? — Ани? — окончательно растерялся Борис, — она доярка. Пастух смотрел на него как на сумасшедшего. — Где живут-то они? Борис объяснил. — Аааа, Стрельцовых? Вон та! — искомая корова уже ушла вперёд, одобрительно принимая корку хлеба у жены старосты. — Корова если не доится, ей надо хлеба с чесноком дать, — пояснила та, смущенно вытирая руки об фартук, — Борис удивился спонтанному уличному акту исцеления, но заглянуть пациентке под брюхо не успел, — заметив подозрительно подбирающегося с тыла мужика и снова стронувшееся стадо, та только тряхнула головой и тоже припустила домой. Так и дошли они до двора. Там корову ждала хозяйка с подойником и ведром болтушки. Исцеление засвидетельствовали. — Давай помогу, — Борис взялся за ручку наполненного молоком ведра, но Аня перехватила его вперёд. — Да не, спасибо, — я привычная, — смутилась она и снова стала той самой Анютой с фермы — видно ж, что держать тяжело, но только отводит взгляд, вроде бы даже виновато, и сдувает в сторону выбившуюся из-под платка челку. — Ну как хочешь, — отступился Борис. Наверное она просто чего-то испугалась вчера, вот молоко и зажала. — Наверное, — не стала спорить девушка и напоминать, что вечером и накануне все было нормально, а вымя выглядело сдоенным, а не зажатым. На том и разошлись. А на следующее утро о том, что семья Стрельцовых с утра снова оказалась без удоя, а Борис безуспешно борется с неизвестной коровьей напастью знала уже вся деревня. Причем вперёд самого Бориса — каждый заходивших по делу (и не по делу), стремился выдать хотя бы один, а лучше парочку советов по этому поводу. Известные Борису способы народной медицины вроде уже обозначенного чеснока, перца и полыни перемежались совсем дикими суевериями, а апофеозом стала рыжая дочурка доктора, забежавшая в приемную и хлопнувшая на смотровой стол гигантскую медную монету, местами позеленевшую от времени — Екатерининскую копейку. — Вот, — гордо улыбнулась малявка во все двадцать зубов. — Что это? — вежливо полюбопытствовал Борис, — ты клад нашла? Девочка помотала рыжими косичками. — Бабушка велела передать. — Для чего? — Нужно монетку корове об лоб потереть, а потом с собой в кармане носить Когда увидишь человека, от которого монетка в кармане нагреется, ты его по лбу ей тюк, и сглаз спадет, — четко объяснила она. — только бабушка просила монетку потом назад вернуть. Борис представил, как будет бить по лбу поочередно всех сельчан, решивших поделиться советами и улыбнулся. Правда с учётом размера «монетки» не удивительно будет если кто-то из них преставится. К счастью, увещевать девчонку отнести оружие потенциального убийства назад к бабушке не пришлось — следом за ней, хромая, но на своих ногах (плюс костыль для надёжности), вошёл сам доктор — Алексей, теперь то уж Борис надежно запомнил не только его имя, но и фамилию, адрес и даже год рождения. Мужики поздоровались крепким рукопожатием. Борис расспросил о здоровье, выслушал сбивчивые благодарности и смущенно отказался иметь врача в должниках. Дочка, заскучав, повисла на краю стола пытаюсь достать заинтересовавшие ее цветные пузырьки и баночку с ватками. — Да что это мы все обо мне, да обо мне, — ответно смутился доктор, — как сам? — Да вот, вроде все нормально — Борис кивнул на дочь посетителя, которая чуть было не улетела головой в пол, проскользив сандалькой по ноже стола, — правда есть один загадочный случай… Отец придержал рыжую наследницу за шиворот, а после выпроводил за дверь, спокойным: «Пойди-ка погуляй». Мелкая с сожалением посмотрела на склянки, но отцу подчинилась без разговоров. — Да, наслышан про ваш случай и ты, конечно, молодец, — насупился доктор, — но моя жена всё за Нюту переживает. Я то говорю, что с тобой ей надежнее будет, но она на своем стоит, велела передать… — Ты о чём, — удивился Борис, — где надежней? — Разве ты за ней не ухаживаешь? — удивился врач, все еще пытавшийся половчее сформулировать странное послание. — Разве что за её коровой, — усмехнулся Борис. — Это как? — пришла очередь Алексея недоумевать, — она что, правда что ли не доится? В смысле корова… —Да я понял, что не девушка. Утром пустая, как будто сдоили уже. Но я ночевал сегодня в сарае, никого там до Ани не было. Алексей выпустил костыль и сел на лавочку. — Вот те раз. А я то привык, что их выдумки, не всегда полная… лажа. Поверил. — Что, Пшон и тебе про ведьмин дар и подстроенную женитьбу наплел? — усмехнулся Борис. — Да какой там Пшон! Жена! Врач вытер пот со лба и покосился на присевшего рядом парня. — Я же сам не местный, мы с Люсей в городе познакомились, общежития у нас рядом были, — пояснил он. — потом уже поженились, ну и съехались. Учительница она у меня, вот. Ну, суеверная, но я как-то не обращал внимания, пока сюда не переехал. Тут иногда,. разное бывает. Вот я и поверил. — Да, сосед у меня складно врет. Алексей хотел возразить, но почему-то не стал, махнул рукой, подобрал костыль, с трудом, но без дополнительной опоры, поднялся со скамьи. — Ты на всякий случай поосторожней, ладно? Не пори горячку. Особенно если девушка тебе правда нравится. — Хорошо, — легко согласился Борис и вышел проводить гостя на крыльцо. У крыльца обнаружилась «гуляющая» дочка, по слогам пытавшаяся прочитать объявление, приколотое на самом видном месте — у открытой двери. «В вечор не беспакоить. На частном вызове. Фелдшер» — было написано синей ручкой на тетрадном листе в клеточку. Девочка третий раз споткнулась на «беспакоить» и непринужденно спросила: — Пап, ту что написано? Врачи переглянулись. Пять минут назад никакого объявления не было. — Это кто повесил? — уточнил у девочки Борис, хотя и так догадывался. — Дядя Пшон, — малая сдала соседа с потрохами, даже не задумываясь. Борис содрал объявление, неодобрительно посмотрел на оставшуюся в деревянной стене кнопку и пошел к соседу. — Такие слухи ты обещал взять на себя? — строго спросил он, потрясая клетчатым листком перед лицом стушевавшегося соседа. Тот был Борису ростом по плечо и картина вышла внушительная, но, опознав свое творение, сосед разулыбался и вышел из-под защиты закрытой на цепочку двери. Радостно кивнул. — Самое время. Ночью то страшно может, а вечером то самое дело. — Вот ты со мной значит и пойдешь. — внушительно пообещал парень, — будешь ассистировать. Чтобы наверняка. Пшон часто закивал продолжая довольно улыбаться. Алексей же постарался затеряться в толпе глазе вших «прохожих», тоже внезапно вспомнивших, что у них есть срочные дела, а в медвежий угол села они заглянули по совершенной случайности. Вернувшись в кабинет, Борис обнаружил на смотровом столе копейку, которую забыл отдать врачу, и машинально сунул ее в карман. Последней за день посетительницей оказалась Надя. В вечернем рассеянном свете она вовсе не казалась рябой, а скорее золотистой и почти даже привлекательной. Если бы не выражение лица. — Не ходи, — хмуро процедила она, едва заглянув в приемную и даже не потрудившись притвориться, что по делу: зверья при ней не было. — С чего это? — также прямо ответствовал Борис, даже не потрудившись уточнить куда. И так понятно. — Они ж тебя приворотным зельем опоили, скоро сам не заметишь, как под венец пойдешь. — С тобой что ли? — неподдельно удивился Борис. — Это вряд ли, — Курочка вытянула шею, пытаясь от порога разглядеть кухонный угол, надёжно скрытый за печкой, — варенье ел? — Ну пошли посмотрим, — усмехнулся парень, протягивая незваной гостье руку и приглашая пройти в жилую часть дома. Вот бы еще помнить, какое варенье? Девка дернулась, обожгла парня злым взглядом и, буркнув пару непечатных слов, выскочила за порог. Перед закатом Борис постучал соседу в окно, а не получив ответа заглянул в сени. Скотины Пшон не держал, но вдоль стены виднелись старые кроличьи клетки, а к балке под потолком был подвешен разномастный сельскохозяйственный инструмент — тяпки, косы, грабли, почти все ржавые, колоритно отсвечивающие в льющемся из прорех крыши рыжеватом свете. От шагов Бориса поднималась пыль, танцующая в лучах меж внушительных размеров паутины. Парень передернул плечами — арахнофобией он не страдал, но почему то именно эти светло коричневые в крапинку пауки с жирным, как клубничина, брюшком, вызывали у него иррациональное отвращение. Поднявшись в жилую часть дома он понял, чего ждали пауки. Прямо у входа на старой тумбочке горой стояла посуда, вроде бы мытая, но столь давно не использовавшаяся, что снова покрылась слоем грязи, а стены, закрытые старой клеенкой, были обсуждены мухами так, что исходный голубоватый рисунок различался с трудом. Привлекал их большой пакет из супермаркета, наполненный грязными пустыми консервными банками. Двери в единственную комнату не было, прямо из кухни-прихожей Борис видел лакированный шкаф и грядушку металлической кровати, на которой с богатырским храпом и спал хозяин дома, запрокинув голову и закинув ноги в дырявых носках повыше. — Ты чего это до заката спать удумал? — потряс Борис его за плечо. Пшон встрепенулся, всхрапнул ещё раз и захлопнул рот, снова спугнув вернувшихся было мух. Проморгался, зевнул пару раз и почти осознанно ответил. — Решил отоспаться перед делом. — Ну и отлично, значит ты первый караулишь. Сосед возражать не стал, собрались и дошли молча. Точно так же, как прошлый раз, их встретила Нюта, но дверь подпирать на сей раз не стала. Борис сам задвинул засов изнутри, заранее заверив ее, что услышит и впустит хозяйку к утренней дойке. Пшон неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Он вообще выглядел каким-то слегка пришибленным и на подвиги, любого характера, не готовым. Борис закинул скрученное в жгут одеяло на сеновал и деловито обошел сарай с заранее одолженным у доктора фонариком (брать керосинку Савельича в наполненный сеном сарай казалось рискованным). Сосед какое-то время молча за ним наблюдал, а потом, решив, что ничего интересного не предвидится, полез на сено. Борис неодобрительно на него оглянулся, но напоминать про то, кто первым караулит не стал. Воспользовавшись минутой, пока тот, пыхтя, пытался подтянуться по осыпающимся боку сеновала наверх, Борис достал из кармана копейку, и, притворившись, что чешет Дочке меж рогов, потер медный кружок о коровий лоб и снова спрятал в карман джинс. Пшон ничего не заметил. Когда Борис тоже забрался на сено, тот уже толково соорудил себе постель на давешнем Борисовом месте — утрамбовал траву под собой, откинул сухие колючие стебли к стене и накрылся дополнительной порцией сена. — Эй, а караулить? — Да чего тут караулить, — сонно отозвался сосед, — если кто придет и так услышим. — Хорошо, я первый посторожу, — не унялся Борис, — в три тебя разбужу. — Ладно-ладно. Уснуть под храп Пшона ему все равно бы не удалось. К тому же ночью поднялся ветер и где-то стучало и бренчало в такт порывам, а вредный сквозняк пробирался даже под бутерброд из покрывала и сена. Похоже собиралась накарканная ещё три дня тому назад гроза. Ночь тянулась невыносимо медленно, Борис уже дважды пожалел, что снова в это вписался и трижды, — что позвал с собой Пшона. Тихо соскользнув с сеновала он постоял прижавшись к нему спиной, а потом решился и вышел во двор. Скрип засова Пшона не разбудил. Храп доносился с той же ритмичностью и задором. Корова устало махнула ему в след ушами и тоже поленилась вставать. Во дворе было темно и холодно, идеально круглая луна изредка выныривающая из-за туч обозначала только их стремительный бег, не помогая взгляду. Свет в доме тоже был давно погашен, никто не торопился составить компанию сторожам. Борис машинально потянулся за мобильником. Почти два. До «смены вахты» еще час. Борис был уверен, что Пшон не станет караулить, но теперь надеялся хотя бы на то, что совести его хватит подождать покуда сам Борис уснет, а не захрапеть раньше, лишая и этой пары часов перед рассветом. Убирая телефон назад в карман, Борис наткнулся на монету и осознал, что она заметно потеплела. — Наверное в кармане нагрелась, — подумал Борис, но по спине все равно побежали мурашки. Зябко передернув плечами, он вернулся в сарай. После пронизываемого ветром двора там было заметно теплее. Дочка стояла, прядая ушами, как будто ждала его возвращения. Храп Пшона звучал успокоительно и ободряюще. Как и знакомый с детства уютный звук сдаиваемого в деревянную кадушку молока. Мурашки, задержавшиеся во дворе и изрядно продрогшие, мигом настигли Бориса и сплясали ледяной канкан на его загривке, когда он осознал, насколько последний звук лишний. Выхватив фонарик, он направил его луч на коровье вымя и успел заметить, как струйки молока ударяются об пол и стекают в сточную канаву. Дренаж действительно был хороший, к утру от молока не останется и следа. В выхваченном светом фонаря круге никого не было. Конечно он слышал, что из переполненного вымени может непроизвольно течь молоко, но не струями же! Вымя как будто доили невидимые руки. — Эй, вставай, тут что-то происходит, — хриплым шепотом позвал он соседа, кидая в него подвернувшимся под руку полынным стеблем. Сосед всхрапнул напоследок и замолчал, но не проснулся. «Что-то», происходить перестало. В сарае повисла зловещая тишина. Борис, решившись, крадучись подошел к корове. Выглядела она совершенно нормально. Последние капли молока утекали в сточный желоб. Пшон зашуршал на сене, поворачиваясь на другой бок и снова захрапел. Борис нагнулся и потрогал вымя. Не пустое! Пустил струйку молока на пол, сначала сдавив сосок пальцами, а потом, когда корова недовольно чесанула копытом, нормально — в кулак — убедившись, что звук дойки с простым истечением не перепутать. — В обнимку с тобой что ли спать? — мрачно спросил парень у коровы, выпрямляясь…и в то же мгновение получил удар по затылку. Борис потер затылок и поднял с пола деревянную ложку. На ней, помимо навозной жижи, в которую она упала, были следы молока. Пшон храпел. Подделать такой храп невозможно. Посветив на стропила и ничего там не обнаружив Борис вернулся к стогу и мрачно сел на перевернутое ведро, положив под колено фонарик так, чтобы он светил на круп снова легшей коровы. Нашел в кармане толстовки платок, вытер руки и завернул ложку. Нахохлился, готовый столкнуться с любой чертовщиной, но чертовщина сталкиваться с Борисом больше не желала. Он бы тоже предпочел хлопнуть дверью, оставив храпящего Пшона самостоятельно разбираться со всеми паранормальными явлениями и наследным ведьмами вместе взятыми, но снаружи, как назло, ветер сменился мелким, но частым дождичком, уютно шуршащим по металлической кровле. Под такой хорошо спать дома, под одеялом, с котом под боком, а не дежурить в сарае под храп соседа, выслеживая черти знает кого, невидимого, но потенциально агрессивного. Когда фонарик начал тускнеть, исчерпав запас энергии, а в маленькие окошки и щели сарая, вместе с холодом проникли первые намеки на восход, Борис все же вышел во двор. Не дождавшись Анюты и бросив соседа, отличавшегося по всей видимости богатырски здоровым сном в любой ситуации, он решительно двинулся домой.