Чудеса и кошмары. Заозерье

Дом ведьмы был крайним с противоположного конца деревни — по той же улице, что и у Бориса. Его облупившейся от зеленой краски оштукатуренный бок едва проглядывал среди буйных зарослей цветов. Среди их изобилия парень узнал только розы, флоксы и рыжие граммофоны лилий, но низкий деревянный штакетник, такой же зеленый, как и дом, утопал в цветочном море полностью и сортов было не перечесть. Парень потоптался на тропинке у края ограды лишенной калитки, не решаясь шагнуть к порогу без приглашения. Покричать что ли? Борис сообразил, что забыл спросить отчество ведьмы. — Здравствуйте! — громко начал он, — усмехнулся и добавил еще громче — здравствуйте тетя ведьма! Ведьма неожиданно вынырнула из зарослей, просто разогнувшись. На ней была яркая полосатая футболка, большие оранжевые садовые перчатки и широкополая панама с фиолетовой ленточкой под подбородком. И была она ведьмински красива. Неопределенного возраста (черт бы его побрал, самого что ли сглазили?) с цыгански-черными глазами, полными яркими губами, темно каштановыми пышными волосами, едва тронутыми сединой. Царапка и сорняки в руках казались изысканным ведьминскими аксессуарами. — Здравствуй, добрый молодец, — усмехнулась она в ответ, — ты по делу, али так? — Я путь держу от Галины Петровны, — в тон ей ответил парень, — вот. Запотевшая банка холодного молока была предъявлена, как гостинец. Ведьма тут же скривилась и заметно потеряла интерес. — Заходи в дом, поставь на стол. Сейчас приду. Внутри дома, осевшего в землю толстыми кирпичными стенами, было приятно прохладно. Так же как и в других домах, где привыкли «принимать посетителей» (у доктора, старосты, и у самого Бориса), первая проходная комната оказалась профессиональным кабинетом. Борис одобрительно оглядел «антураж» — дощатый пол, дубовый стол, подкопченную печь красного кирпича, связки трав под потолком, пыльный хрустальный шар и «старинные» книги. И, еще более одобрительно — линолеум, светлый ковер и большой телевизор на стене, которые были видны через незакрытую дверь в следующую комнату. — Садись, — показала ему на один из таких же «антуражных» стульев ведьма, разлила молоко на два граненых стакана, стоявших тут же на столе, глотнула из своего и поморщилась. — Вчерашнее. Но пить можно. — У меня это… непереносимость лактозы, — попытался соврать Борис, но был остановлен насмешливым взглядом. — Пей, ничего не будет, ведьма я в конце концов или нет? — Не знаю, — признался Борис и осторожно пригубил стакан. Молоко и правда было очень жирное, да и разливала ведьма отстоявшийся сверху сливки. — А разве не это пришел узнать? — Пришел узнать, зачем вы им корову сглазили? — не стал юлить и с порога выдал «официальную версию» Борис. Ведьма усмехнулась. — Сам то в это веришь? Борис помотал головой и отпил ещё. — Дались мне ее коровы, и одна и другая! — ведьма допила молоко и утопила стакан в медной раковине. Кажется это была уже не первая посудина, которую сегодня постигла эта участь. Зеленоватый свет, проникающий в окна сквозь джунгли палисадника, конечно подкрашивал и патину на раковине и наполнявшую ее воду, но парочку лениво вьющихся над мойкой мух не обманывал. —Так не доится же, — резонно уточнил гость, — правда, только по утрам. — И давно? — С утра после вашего визита, — вежливо уточнил Борис. Ведьма задумчиво постучала пальцами по спинке второго стула, на который так и не стала садится. Потом резко распрямилась, уперла руки в бока и возвела глаза к небу, как будто испрашивая совета. Борис на секунду испугался, что она сейчас начнет имитировать транс, но та через пару мгновений расслабилась, выдохнула, что-то решив, и усмехнулась, — приведи мне козла! Желательно черного, а впрочем любой пойдет, лишь бы с рогами! — А что, мужики вас уже не устраивают? — ляпнул Борис и прикусил язык под строгим взглядом женщины. — Меня они на данный момент не интересуют! — отрезала ведьма, — Впрочем, если жаждешь по-мужски расплатиться, то к тебе у меня тоже будет дело, но об этом потом. Приведешь козла, научу, как с коровьей проблемой справиться. — Почему это я должен расплачиваться? — Заинтересовался Борис, — Корова-то не моя. — Но пришел-то ты! — возразила ведьма. Отчаявшись понять женскую логику и усилием воли сдержав при себе рвущийся наружу пошлый анекдот про козла (один раз уже дернуло его при ведьме острить), парень решительно покачал головой. — Нет, мне никаких услуг не надо. И платить за них я не намерен. Где я его достану? Да еще и черного? — Ну тогда сам вместе с коровой ночуй, если уж такой лихой, — ведьма отобрала недопитый стакан и изящно метнула его к первому. Плеснули белым, звякнуло, но тихо — даже не разбился! — Спасибо, — Борис догадался, что аудиенция окончена и спокойно вышел из-за стола, — за помощь и за угощение. Доброго вечера. У порога он столкнулся и поздоровался с Курочкой Рябой и сразу понял откуда прозвище — высокая, с длинной шеей, но изрядно нахохленная девица отличалась на редкость рябым лицом — веснушки на нем были перемешаны пополам с бугорками и рытвинами, — вряд ли девушка перенесла искорененную в нашем веке оспу, но запущенная угревая сыпь тоже краше не делает. Молча и не глядя на гостя она прошла мимо посторонившегося парня, как мимо пустого места, сняла мужскую рубашку, надетую поверх линялой футболки и повесила ее на крюк возле двери. Борис понял, что ответа на приветствие так и не получит и представлен дочери ведьмы не будет, а потому, пожав плечами, пошел домой. Он успел снять просохшее белье и поужинать, прежде чем вспомнил о празднике, про который говорила Лена. — Интересно, где же они будут праздновать? Подумав, что раз новость была добыта в библиотеке, то и путь стоит начать оттуда Борис не сильно ошибся. Односельчане собрались на спортивной площадке перед школой — вынесли длинные скамьи и парты на которых, прямо на улице, было накрыто угощение. Дети, отмытые, со смазанными зелёнкой синяками и ссадинами, охотно участвовали в украшении площадки. Вязали из пучков сена птичек и подвешивали их на ниточках к турникам, рядом с пока что пока что не зажженными фонариками. С противоположного краю, сидя на невысоком табурете пробовал меха баяна одноногий седой дед с деревянным протезом. Меха стонали, скрипели, но держались, хотя баяну лет похоже было не меньше, чем деду. Борис замер у входа, высматривая знакомых и не зная, к кому подойти. Жена доктора, измученная и невесёлая, нянчилась с младшими детьми. Новая знакомая Настя, с сестрой и «Курочкой» как раз занимались созданием сенных птиц, отвлекать их не хотелось, помочь же он им вряд ли мог. Парень уже почти было решился подойти к группе молодых пацанов, скорее всего еще школьников, к которым он чувствовал большую близость по возрасту, чем к взрослому населению деревни (хотя не факт, что это мнение разделяли школьники), как его заметил и окликнул сосед. Рядом с Пшоном обнаружилась и Галина Петровна, чье платье отличалось от утреннего халата только цветом (на этот раз сдержанно серебристым) и ещё более безумным покроем рукавов. Поджав карминно-помадные губы она окинула Бориса оценивающим взором. Трудно сказать, что футболка, спортивные штаны и сандалии пришлись ей по вкусу, но, после недолгой борьбы с тиком, рот таки был разомкнут. — Сходил? Пшон жадно ждал ответа, видимо рассчитывая пролить свет на тему знакомства этих двоих, но Борис не удовлетворил его любопытства, сдержанно кивнув. — И как? — Мы работаем над этим, — уклончиво ответил парень, и бабка, просияв и отвесив ответный кивок, с достоинством английской королевы удалилась к баянисту. — Михаил… — услышал Борис ее воркование и радостный щелчок челюсти, — сыграй нам… — Чего это грымза от тебя хотела? — уже вслух удивился Пшон, мешая расслышать название заказанной песни. — Корова у них не доится. Зачем-то к ведьме меня послали. Сосед охнул и хлопнул себя по коленям обеими руками. — А та мегера от тебя чего потребовала? Борис коротко пересказал, за что был награжден свежей байкой и подробной родословной всех участников сегодняшнего спектакля — по мнению Пшона это был именно спектакль, организованный ради того, чтобы женить Бориса на одной из трех девиц. Как оказалось Грымза и Мегера (иначе их сосед не называл), были родными сестрами по матери, а вот отцы им достались разные, да и разница в возрасте была приличной по словам соседа. Хотя, когда цифра оказалась озвучена, Борис сначала не поверил — всего девять лет разделяло родных сестер — седую старуху с нервным тиком и привлекательную зрелую женщину с горящим взором. Впрочем, нервным тиком, как оказалось, Галина Петровна была обязана как раз младшей сестренке. А история была такая. Полюбился им в молодости один и тот же мужчина. Закрутил он бурный роман с младшенький, а потом, меньше чем через полгода, вдруг бросил ее и женился на старшей сестре. Ничего странного и обидного в этом вроде бы и нет — просто у младшей пробудился талант к ведовству, а ведьмы семьями не живут, они дочерей сами от себя рожают, как кошки, чтобы было кому дар передать. По такой логике дальше должен был он достаться Надежде. Только вот шиш, там, а не дар, курам на смех! Старших дочек двух сестер как будто в колыбели подменили. У горячей ясноокий ведьмы Любы родилась рябая курица Надя, без капли дара. У проклятой младшей сестрой Галины — всего в пару недель разницей народилась талантливая и везучая красавица Настя… ну а после и младшенькая Нюта, до кучи. Впрочем оказалось, что старшинство тут никакой погоды не делает, по легенде дар достанется той, которая первой, кхм, невинности лишится. Ей, значит, дар, а следующая сразу свободна и жениться может. Старшая сестра это знала, а младшая нет. Потому-то Галина спокойно ждала, когда у сестренки до дела дойдет. Променяла, значит, дар на мужика. Люба об этом узнала, когда дочка Надя уже большая была и мать успела изрядно разочаровать. Пожалела ее тетка и призналась сестре, что за правила у колдовского наследства. Думала племяшке поможет. Но ведьма все равно обозлилась — рвала и метала на всю деревню — неделю дождь шел, а когда успокоилась, взяла да и прокляла свою сестренку. Ну, так, по дружески. Мол, теперь он от тебя сам сбежит. Не сбежал. Помер. С тех пор у Галины Петровны седая голова и нервный тик и сестрой она много лет не разговаривала и в доме ее не привечала. А тут стельность коровы проверить решила? Явно не просто так. Ведь все равно, кого из троих Борис первой выберет и на ком потом женится — хоть одна да и унаследует бабкин дар, а если повезет, то еще и вторая получит семейное счастье. Всяко, ведьме, конечно хотелось бы, чтобы дочь ее дело продолжила, но негласно все в будущие ведьмы Настасью прочат. Самую красивую и бойкую. — Занятная теория, — Борис почесал щетину, — и что, они знают, что они не только двоюродные сестры, но и родные? И что первой… согрешившей вместо семейного счастья ведьмина избушка светит? — А думаешь нет? Если уж я, человек не местный, в курсе, то и они сами подавно. — А мне предлагали с коровой ночевать, — усмехнулся Борис, на всякий случай умолчав про «оплату по мужски», — и чего это ты не местный? — Так я тут всего двенадцать лет живу. А пошли вместе, а? — оживился Пшон, — Может они все втроем на сеновал и придут? — Да я, если честно вообще не собирался, — оторопел парень от такой бойкой фантазии. — Да ну! — Но если соберусь, обязательно позову! — торжественно обещал Борис. Роль быка производителя его вовсе не прельщала. Пшон же просиял в предвкушении, но вечер только начинался… Женщины, с женой старосты во главе, принесли горячие пирожки, мясо, молодую картошку из печи и какие-то наливки. Пшон, заметив это, устремился к столам. Стало заметно прохладнее, из травы вылезли комары. Девушки отмахивались от них ветками, берегли голые ноги, выглядывающие из-под нарядных платьев. Борис пожалел что не захватил толстовку. Может и прав был сосед насчет перемены погоды. Дед Михаил наигрывал смутно знакомую, похожую на все сразу мелодию. Минуту спустя она обрела четкие формы и, узнав её, женщины подхватили песню. Начавшись с жалобных народных вечер быстро скатился к веселым плясовым, не требующим голоса и слуха. Девушки и молодые парни кучковались порознь, больше выделываясь и забавляясь, чем правда танцуя. Когда стало темно и зажглись фонарики старшее поколение, станцевав напоследок вальс под «Синий платочек», разошлось небольшими группами к столам, а молодежь продолжала вечер какими-то местными играми, из которых Борис узнал только «Ручеек». В него сыграли несколько раз — Бориса дважды выбирала Нюта (и трижды старшая, пятилетняя, дочь врача). Он один раз умудрился взять в пару явно недовольную этим Настю, а ведьмина дочка в таких развлечениях похоже не участвовала, — хмуро сидя за столом, она глядела в сторону, стараясь не натыкаться взглядом на свою мать веселящуюся и за себя и за молодежь и пятый раз подряд встающую в пару с одним и тем же смущенным вниманием школьником-подростком. Когда утомленный баянист ушел спать и музыка закончилась, а игры стали выглядеть сложными и незнакомыми, Борис отозвал Аню в сторонку — казавшаяся на ферме белой вороной доярка среди своей родни выглядела самой адекватной — и попросился ночевать в сарай. Анюта ничего спрашивать не стала и совершенно не смутилась, но из-за того ли, что в мыслях у нее не было ничего такого, или потому что воображаемый Пшоном план и вправда был тщательно подготовлен, Борис не понял. — Хорошо, приходи к полуночи, как все закончат, я тебя пущу и дверь назад подопру, как будто никого там и нет. К полуночи надегустировавшийся наливок Пшон потерял боевой задор и растолкать его без лишнего шума Борис не смог. Плюнув и оставив соседа дремать на скамье, он пересекся взглядом с Аней и дождался ее кивка. Вне тускло, но все же освещенной фонариками поляны перед школой было ужасно темно, и от этого как будто холоднее. Комары наоборот, не отставали, продолжая надсадно звенеть и иногда жалиться. Борис хлопнул одного, так, что в ухе зазвенело, и ускорил шаг — надо было сбегать за толстовкой, а ещё лучше одеялом, пока девушка не успела дойти до дома. Когда он зажег свет, а кот лениво потягиваясь соскочил с печки, дом показался таким родным и уютным, что идея ночевать в коровьем сарае и вовсе показалась безумием. Но коль договорился, надо идти. Зачем-то объяснив это коту, Борис взял и толстовку и покрывало и даже успел сменить сандалии на кроссовки на случай предсказанного похолодания, но к месту встречи припустил почти бегом, как пылкий влюбленный. «Суженная» его, как и договаривались, оставила калитку незапертой, а сама ждала у сарая. Свет в доме не горел, Галина Петровна, а может и Настя, уже давно легли спать. Несторгованная невеста впустила его в сарай и подперла дверь. Борис малодушно засветил фонарик на телефоне (зря что ли он до сих пор таскает его с собой?) — кроме коровы, уставившейся на него с детским удивлением в темных глазах на белой морде, в сарае никого не было. Почесав животину, которая видимо ожидала внепланового угощения, Борис залез на свежее сено и устроил себе постель, так чтобы сверху было видно стойло, но от входа его загораживал пышно взбитая копна, завернулся в одеяло и приготовился бдить. Внизу, под сеном, снова успокоившись, зашебуршали потревоженные мыши, корова, судя по звукам, тоже легла, но в темноте смутно маячила лишь белая морда. Даже когда глаза привыкли к темноте в сарае было не видно ни зги, лишь только в ногах — под крышей не до конца заполненного сенника — виднелся синий прямоугольник вентиляционного окошка, подсвеченный звёздами. Время шло, парня никто не беспокоил, даже комары остались где-то на улице, а мерное шуршание грызунов не пугало, а убаюкивало. Борис начал задремывать, и как только повернулся на спину, положив руку под голову, провалился в сон. Разбудило его мычание коровы, когда ранний летний восход уже осветил отдушину бирюзовым прохладным светом. От сена было тепло, но вот выступающая из него поверхность тела, несмотря на одеяло адски мерзла. Глянув на корову, переступающую в ожидании утренней дойки, Борис зарылся глубже в стог и снова задремал Как будто бы через мгновение, дверь в сарай открылась, пропуская вперёд блестящее оцинкованное ведро, а потом и принесшую его Анюту. Корова одобрительно мыкнула и навалила кучу. Пошедший по сараю теплый духман взбодрил Бориса, но он остался недвижим, пока девушка поставила ведро с водой и пока корова жадно пила и когда доярка попыталась получить хотя бы пару литров молока. Тщетно. — Борис, — негромко позвала она, — ты здесь? Тут уж пришлось вылезать из стога, дрожа от холода и почесываясь от наколышей. Молока и правда не было. — Ума не приложу, — честно признался он, ещё раз осмотрев Дочку и смерив ей температуру — я если честно думал вы меня разыгрываете. — Так что, вести ее в стадо? — Веди, — решился Борис, а сам постарался незаметно выскользнуть со двора и вернуться домой. Вслед ему из окошка мезонина одобрительно смотрела незамеченная никем Галина Петровна.