Вечер. Моё излюбленное время суток. Я даже сама не знаю — почему люблю именно вечер. Наверное, потому, что утром чувствую себя хуже всего. Как будто по мне прошёлся Брандашмыг. Утром я чувствую себя раскатанной по асфальту, а днём я всё равно ещё как лимон, кинутый в соковыжималку. Только вечером прихожу в себя и начинаю нормально жить свой день. Энергия утра как-то отрицательно действует на меня. Потому-то я и просыпаюсь как можно позже. В два часа, три… или четыре, если повезёт, и мюмзики не будут орать под моим окном.
Тринадцатое октября, почти середина осени. Мы с Ирацибетой называем бал, устроенный в честь нашего с ней дня рождения — Осенним Балом. Так торжественно и так по-праздничному, совсем по-волшебному… Всё Подземье усыпано этими золотыми и красными листьями. Действительно королевские цвета. Цвет осени в Подземье такой же, как и там, наверху. Деревья другие, ну, и что? Какая разница, если
здесь ещё красивее, чем там.
А золотисто-красная листва вторит бальному залу. Я думаю, что никогда не видела комнаты красивее этой. Но какая же это комната, если это целый зал? Огромный, высоченный, широкий бальный зал. Едва ли не золотой пол, по которому когда ходишь, то кажется, что ступаешь по слиткам золота. Стены уходят высоко вверх, сужаясь к потолку, который был ярко расписан придворным художником. И, разумеется, везде сердца. Если бы этот зал можно было бы описать только двумя словами, это непременно были бы слова «золото» и «рубины». Я так подозреваю, что бальный зал у Мираны нервно курит в сторонке, в сравнении с этим.
Я подошла к большим дверям и провела пальцем по массивной ручке. Я люблю пышные праздники, но меня всегда слегка волновал тот факт, что помимо меня будет присутствовать ещё куча людей. Агорафобия?.. Неважно. Я уже оделась, вся при параде, будет глупо просто уйти обратно к себе в комнату. Да и Ирацибета вообще этого не поймёт.
«Так, соберись, Марианна, просто открой эти двери, зайди в зал, а дальше будет проще…» — одёрнула я себя, всё ещё мявшись.
Я полуприкрыла глаза и, собрав всю свою волю, громко постучалась. Мне тут же открыл швейцар-лягушка в нарядном красном костюме-тройке.
— Добро пожаловать, мисс оф Кримс! Мы Вас заждались! — он едва ли искренне улыбнулся.
Сразу возникла мысль — ему было приказано всем говорить, что именно их заждались, или как…? Если приказано, то низкий поклон Ирацибете, она умеет производить впечатление.
Я кивнула головой, тут же гордо вздёрнув подбородок. Прошелестев длинным платьем по полу, я ступила на порог зала, с головой ныряя в праздник. Уже играла лёгкая вечерняя музыка, напоминающая мне музыку для вальса. Стол с угощениями был совсем рядом ко входу, видимо, потому что уже здесь мои лёгкие заполнил тонкий аромат шампанского и вин. Меня немного расстроило то, что людей сегодня было больше, чем на прошлом балу.
«Как сельди в бочке сейчас будем тут… Так нет же, надо было позвать сюда
всю элиту Подземья, чтобы к концу ночи все напились и из более-менее культурных людей превратились в гогочущую алкашню, танцующую на столе. И это ещё при том, что Ирацибета особо им не позволяет творить то, что они хотят. Что же тогда случается у Мираны по праздникам?... Оргии, наверное, целые. Бр-р-р, даже представлять не буду» — меня передёрнуло, и я поспешила поискать глазами Ирацибету, совсем забыв о том, что я стою всё ещё у открытых дверей. Я отдалённо слышала звуки и какую-то речь по моему прибытию, которую произносил церемониймейстер, которого я сначала не заметила. Ну, он стоял-то в уголке, не то что швейцар. Я включилась в реальность и сделала спокойное лицо, опустив брови. Сотни глаз скользили по мне и разглядывали шикарное платье. Я незаметно сглотнула и, пробежавшись взглядом по толпе, нашла слегка улыбающуюся мне Ирацибету, сидя на своём троне у центральной стены. По телу разлилось тепло, а по спине пробежали нетерпеливые радостные мурашки. «Это она, она! Она здесь! Она видит меня! Боже, какая она красивая, почему она всегда так великолепно выглядит, почему она всегда как ангел, спустившийся с небес? Да уж, ангел, у которого дня без казней не проходит…» — я хихикнула своим мыслям, тут же собирая себя в кучу и пряча улыбку.
— …мы рады видеть мисс оф Кримс на ежегодном Осеннем Балу, который посвящен дню рождения нашей королевы и леди Марианны, — заключил церемониймейстер. Тут же последовали бурные аплодисменты.
«Надо же, хорошо она их всех выдрессировала» — мысленно похвалила я Ирацибету.
Когда аплодисменты стихли (кстати, они были достаточно фальшивые, чтобы легко распознать в них притворное восхищение), я направилась туда, где видела Ирацибету. Через толпу не пришлось протискиваться, все уступали мне дорогу. К моему великому сожалению, Ирацибеты там, на троне, уже не было. Куда она делась — неясно. «Я же её минуту назад здесь видела» — от досады хотелось громко вздохнуть, но я сдержалась. Постояв тут ещё минуту от нечего делать, я уже хотела пойти к столу с угощениями и заесть свою печаль, но кто-то легонько ткнул меня в плечо. Я резко развернулась, уже набирая воздух в лёгкие и готовя самые обидные оскорбления, как чуть не врезалась в Ирацибету. И моему восторгу не было предела.
— Осторожнее! — возмущённо заметила она, поправляя мою чуть съехавшую заколку-сердечко на волосах.
От счастья и восхищения Ирацибетой я даже ничего не смогла сказать. Только разглядывала её, её праздничную корону и платье… Мне кажется, я никогда не видела одежды красивее этой. Но мне так кажется каждый бал.
— У нас платья одинакового цвета? — удивлённо пискнула я. Такое ощущение, что её платье было сплошь из роз, оно было такое объёмное и словно всё из лепестков. — Когда я стояла там, у дверей, и видела тебя здесь, я думала, что одинаковый цвет наших платьев — игра света.
— Цвет одинаковый, — уступила она. — Но оттенки разные. У меня глубокий красный, а у тебя пурпурно-красный. Отличаются они тем, что мой оттенок уходит в бургундский, а твой в перламутрово-рубиновый. — назидательно произнесла она, тыча мне в грудь пальцем с маникюром. Оба наши платья были такие пышные… Но её платье будто всё из роз, а на моём у подола были рассыпаны розовые лепестки, отличающиеся по цвету от основного платья. А мой корсет был затянут так туго, что, казалось, я уже не чувствую своих органов. Но всё это было по моей инициативе. Помнится, ещё в подростковом возрасте я решила, что когда отделюсь от родителей и буду сама зарабатывать себе на жизнь — куплю себе корсет. Что ж, моё желание исполнилось. Как и многие и самое главное из них. Теперь я рядом с Ирацибетой, теперь я «оф Кримс» (хотя я ею стала ещё в восемнадцать, потому что тогда очень сильно «горело» сменить фамилию, тогда я ещё не оказалась в Подземье, но «оф Кримс» уже стала), теперь я ношу корсет, всегда во всём красном, моя комната обустроена именно так, как я и хотела бы, чтобы она выглядела.
— Глядя на то, с каким терпением ты мне это объясняешь, даже представить невозможно, что за три ягодных тарта ты казнила лягушку и съела его детишек, — усмехнулась я, убирая её палец с себя. — Но я бы тоже казнила за такое. Кстати, прекрасно выглядишь. Не только сегодня, но и всегда. — из меня посыпались комплименты, а я была не в силах сдержать этот поток.
— Спасибо. — коротко поблагодарила она меня. — Люди собрались как агнец на заклание. Мне не пришлось их долго заставлять.
— Видишь, репутация имеет значение. — многозначительно подмигнула я.
— И не говори.
— А здесь красиво. — оценила я.
— Сказал человек, который в целом и руководил обустраиванием зала, — покачала головой она. Ирацибета закусила накрашенные губы, пытаясь не улыбаться.
Она была идеальна, как котёнок в Интернете. Даже ещё идеальнее. Я не знаю чего-то или кого-то идеальнее Ирацибеты.
— Портьеры и люстру выбирала ты. — сказала я. Надо же было напомнить ей, что не все заслуги мои. Люстра даже не была люстрой в привычном понимании; под потолком висело огромное ярко-красное светящееся сердце, озаряющее собой весь зал. Оно было настолько ярким, что его света вполне хватало даже на дальние углы бального зала. Казалось, что люстра-сердце пульсировало. Это мне всё от счастья кажется, наверное…
— Ну, только их. — согласилась Ирацибета.
— Не обесценивай себя и свою роль в устройстве бала! — тут уже возмутилась я, настойчиво смотря в её карие глаза. В целом она выглядела спокойной, но это пока. Пока не происходит ничего криминального, пока никто не танцует на столе, пока никто не сжирает её тарты — она спокойна. А в зрачках весёлые искорки. В её глазах я видела своё отражение и крохотное красное сердечко — отражение люстры. А в моих глазах она наверняка видела себя. Наши лица находились достаточно близко друг к другу, чтобы окружающие нас люди уже начали шептаться.
— Добрый вечер, я Госсипия Дэй, младший журналист газеты «Underland's News», скажите, а это правда, что Вы — фаворитка Её Величества? — к нам подбежала какая-то молодая девушка, с зажатыми в руках ручкой и исписанным блокнотом. Она подозрительно-радостно смотрела на меня, ожидая ответа.
— Кто. Пустил. Сюда. Идиотов из газеты?.. — цедя воздух, прошипела Ирацибета, отделяя слова друг от друга. Я взяла её за руку, успокаивающе гладя по тыльной стороне ладони. — Отрубить ей голову! — крикнула она.
Толпа вокруг нас в унисон ахнула на разные лады, а Госсипия испуганно замахала руками. К ней подошли откуда-то взявшиеся карточные стражники и, заключив её в свои железные объятия, потащили к выходу. Она поражённо смотрела на меня, так и не выпуская из рук ручку с блокнотом.
— Праздник продолжается! — объявила я, нарушая повисшую тишину. Все нелепо засмеялись и сделали вид, что танцуют, совсем позабыв о недавнем смертном приговоре глупой девчонке из газеты. — Тебе лучше? — спросила я Ирацибету. Вид у неё был довольно мрачный.
— Да. А когда увижу, как её голова скатывается с подставки, а кровь из обрубка шеи заливает всё вокруг и окрашивает в тёмно-алый — станет ещё лучше.
— Я так и думала, — промурлыкала я. — Так почему бы тебе не приказать её обезглавить сегодня же? Это твой день рождения, и сегодня ты можешь делать то, что тебе вздумается. Впрочем, как и всегда.
— Не хочу портить праздник тебе, — великодушно произнесла она. — А эта мерзавка вполне подождёт в темнице до завтра.
— Компания ручки и листочков скрасит ей ночь. — поддержала её я. Она не успела ничего ответить или согласиться, как я выпрямилась и, взглянув на неё, предложила: — Пойдём танцевать?
— Я с лета не танцевала, а ты я вообще не помню — когда вальсировала всерьёз, кроме того, чтобы дрыгаться и выкаблучиваться под кадриль омаров, — запротестовала она, но не приняла попыток вырваться из моей хватки.
— О Боже, Ирацибета, пожалуйста, не говори мне о Летнем Фестивале, на котором за тобой приударял какой-то старый граф, который сам-то был скор на расправу, и хотел подарить тебе ожерелье из зубов своей бывшей жены, — я поёжилась. Но не из-за ожерелья из зубов, а из-за того, что он тогда покусился забрать мою прекрасную Ирацибету.
— Да он тогда скорее всего под алкоголем был, — она махнула свободной рукой, потому что другой она удерживала меня, чтобы я не потащила её в середину зала танцевать.
— Ну, пойдём танцевать, — по-детски попросила я. Да, она была права, я никогда не танцевала настоящий вальс, я даже в Надземье на танцевальный кружок не ходила, максимум училась сама движениям под поп-музыку по туториалам в YouTube.
— Пойдём. — она вздохнула, уже мысленно готовя себя к тому, что сейчас опозорится. Я радостно стиснула её в объятиях, едва не напрыгивая на неё. Быстро закончив тискать её, такую тёплую, милую и совсем чуточку недовольную, и то, только из-за того, что я могу помять ей платье или испачкать помадой щёки, я схватила её за руку и увлекла за собой в центр зала, быстро цокая каблуками по золотому полу.
Дождавшись, пока рыбно-лягушковый оркестр начнёт играть новую мелодию, я воодушевлённо сделала шаг вперёд, начиная, как я думала, вальсировать. Ирацибета сделала страшное лицо и меня пробрал смех. Своей рукой она взяла мою левую руку и положила к себе на правое плечо. Я послушно обмякла, превратившись в куклу. А во взгляде так и сквозило «Я ничего не умею, но я готова учиться». Правую руку она положила мне на талию, притягивая к себе и одновременно закатывая глаза. Я даже испугалась, что они у неё сейчас выкатятся из орбит. Но от тепла её руки на своей талии, мои щёки залил предательский румянец. Она это заметила и самодовольно улыбнулась, чуть прищуриваясь. Левой рукой она взяла меня за свободную кисть, которая была моей правой, и сцепила наши пальцы, чуть отводя замок из наших рук в сторону. Я прочитала по лишь одним её губам, как она беззвучно шепчет «раз, два, три». Едва счёт дошёл до трёх, она шепнула мне: «Левая нога. Назад!». Управляемая ею, я шагнула нужной ногой назад, а она поставила свою правую туда, где была моя левая, затем делая небольшой шаг, поворачиваясь по часовой стрелке. Я уверенно ставлю правую ногу и, упс, наступаю на туфлю Ирацибеты. Она сдавленно шипит и жмурится, очевидно, жалея свою обувь.
— Прости! — поспешно шепчу я, делая виноватый вид и опуская глаза. — Можешь лишить меня за это головы, я заслужила. — я, конечно, шучу, но в каждой шутке есть доля правды.
Она смеривает меня недовольным взглядом и крутится со мной по залу, путаясь в длинных юбках и запинаясь об мои ноги, которые стоят не там, где надо.
When marimba rhythms start to play
В моей голове вдруг словно эхом отдалась строчка из песни, которую я слушала много-много лет назад, под которую ещё танцевала на кухне в Надземье с воображаемой Ирацибетой. Я поражённо вздыхаю, а перед глазами яркими вспышками мельтешат те дни, когда я ещё и представить не могла, что по-настоящему когда-то буду танцевать с настоящей Ирацибетой, а не призрачной, которую я себе придумала в качестве партнёра по танцам.
Dance with me, make me sway
— Если бы ты раньше подумала о том, что на балу захочешь танцевать, ты могла бы попросить меня, и я бы наняла тебе учителя по танцам, — презрительно фыркает она, но не перестаёт танцевать со мной.
Like a lazy ocean hugs the shore
Словно в забвении я наступаю ей снова на пальцы, на что она скрипит зубами и только крепче сжимает мою руку, продавливая ногтями мне кожу и оставляя белые следы-полумесяцы, давая мне понять, что я опять наступила ей на ногу. Её рука тяжелеет на моей талии, а я делаю вид, что мне нет до этого дела, сдавленно хихикая и продолжая кружиться в обнимку с Ирацибетой по залу. Краем глаза я видела, как все вокруг расступаются, уступая нам пространство.
Hold me close, sway me more.
Я завела руку на плече Ирацибеты дальше, касаясь пальцами едва выступающих лопаток.
— Пока я не попала в Подземье, я, на кухне, пока никого не было дома, танцевала с воображаемой-тобой под какую-то классическую музыку. И, знаешь, то, как мы танцуем с тобой сейчас — выглядит даже лучше, чем тогда, в моей голове. Ожидания оправданы! — восхитилась я, вспоминая те дни и мелодию, которую я потом скачала себе на телефон и слушала в наушниках.
Like a flower bending in the breeze
Она хмыкнула. — И ты думала, что твоих знаний в бальных танцах на кухне хватит, чтобы танцевать вальс? — пафосно спросила она, делая ещё оборот.
Bend with me, sway with ease
Ирацибета обняла рукой меня за поясницу, чуть подаваясь вперёд. Как раз таки этот элемент мне был прекрасно знаком. Я прогнулась назад, отклоняясь и переводя дыхание. Видимо, я слишком долго задержалась в этом положении, потому что она, ехидно улыбаясь, дёрнула меня обратно, увлекая в танец и снова делая маленькие шаги. Когда припев в песне пошёл на повтор, уже настала моя очередь «быть джентльменом». Я неловко перевела руку с её плеча на спину и начала клонить Ирацибету назад, на что она обеспокоенно вытаращила глаза. Её пугала мысль о том, что я могу уронить её, и мы обе грохнемся на пол. Но разве такого крохотного и лёгкого птенчика можно не удержать?
Доходя до пика и максимально отклонив Ирацибету, я взглянула на неё, разглядывая её напуганное лицо.
— Ты — лучшее, что случалось со мной. — с восторженным обожанием выдохнула я, возвращая нас в начальную позицию.
When we dance you have a way with me
— И ты. — замешкавшись, вскоре отозвалась она, снова опуская руку мне на талию. Танец вести я не могла только по незнанию техники вальса, а Ирацибете очень бы не хотелось, чтобы я снова отдавила ей все пальцы ног.
Stay with me, sway with me.
Она приблизилась ко мне, вставая почти вплотную ко мне. Её взор был затуманен, хотя движения были очень уверенными.
Other dancers may be on the floor
Люди окончательно расступились, а большая часть людей уже потянулась к выходу, очевидно, понимая, что им тут делать больше нечего, а пока королева занята и не может отдать приказ отрубить всем присутствующим головы — лучше делать ноги.
Dear, but my eyes will see only you
Но всё это я видела лишь краем глаза, на поворотах, между очередью шажков. Потому что смотрела я только на неё. Я смотрела на её губы, помада на которых ещё стойко держала контур неизменного красного сердечка. Я смотрела в эти два озера горячего тёмного шоколада, в которых можно было утонуть и не выбраться живым, если задержать свой взгляд на них дольше одной секунды. Я смотрела на её маленькую родинку на левой скуле, в которую я целовала Ирацибету столько раз, сколько звёзд на ночном небе. Я смотрела на её длинные ресницы, которые были словно звёздные лучики. Я смотрела на её волосы, яркое пламя которых она каждое утро укрощала и укладывала в привычную причёску-сердечко. И снова я смотрела на её губы, которые теперь сложились милым бантиком, когда она заметила то, что я разглядываю её.
Only you have the magic technique
— Ты пялишься! — громко заявила она, чем вызвала у меня улыбку.
— А куда мне ещё смотреть? — беспристрастно спросила я, вставая на цыпочки и смотря на неё сверху вниз.
Она легко опустила меня с мысков обратно, призывая продолжать танцевать.
When we sway I go weak.
Мурашки табунами бегали по моему телу, а самой мне казалось, что меня наполняет лава, мне было жарко и так восхитительно приятно, что я думала, что это сон. И пусть весь мир кричит мне, что это неправильно, что так не должно быть, что я не должна любить кого-то своего пола, но мне плевать с высокой колокольни на моральные устои и принципы, потому что та, кого я люблю — сама Ирацибета. Да и какое значение имеет всё остальное, если я прямо сейчас по-настоящему нежусь в её объятиях так, как нежилась до этого в своих снах?
I can hear the sounds of violins
Long before it begins
Make me thrill as only you know how
Sway me smooth, sway me now.
Other dancers may be on the floor
Dear, but my eyes will see only you
Only you have the magic technique
When we sway I go weak.
I can hear the sounds of violins
Long before it begins
Make me thrill as only you know how
Sway me smooth, sway me now.
Когда музыка остановилась, а рыбы с лягушками начали глотать воздух ртом, переводя дыхание, мы с Ирацибетой уже стояли в обнимку и просто покачивались, что-то шепча друг другу.
— Это было потрясающе. — сказала она, тяжело ворочая языком и расцепляя руки, высвобождая меня.
— Это лучший танец в моей жизни. — заявила я, ставя точку.
— И мой, пожалуй. — согласилась она. — Даже учитывая то, что я осталась благодаря тебе без пальцев ног, Марианна оф Кримс. — заметила она, называя меня по имени и фамилии.
— А как же тот граф? — поддела её я. — Как же танец с ним на Летнем Фестивале? Я думала, танец с ним — лучший в твоей жизни.
— О, нет, — жалобно простонала она. — Ты мне всю жизнь будешь об этом старом идиоте напоминать?
— Ладно, не буду. — чихнула я, пошатываясь. — Но мне очень приятно, что тебе понравилось танцевать со мной. Даже представить себе не можешь — насколько приятно, — еле слышно пробормотала я, оглядываясь по сторонам. — А где все?
— Ушли. — констатировала она.
— Ну и фиг с ними, — пожала плечами я. Мою фразу сразу встретило фырканье Ирацибеты. Да, нужно будет как-то найти время и рассказать ей о сленге двадцать первого века. — В конце-то концов, у нас ещё вся ночь впереди. Можем танцевать хоть до самого рассвета. А угощения остались почти нетронутыми. — я кивнула головой в сторону стола, подходя ближе к Ирацибете. — С днём рождения, моя дорогая. — я улыбнулась и легко коснулась губами её алого сердечка, смешивая наши помады: её тёмно-красную и мою вишнёвую.
—
Нас, Мари. — мило уточнила она, шепча мне в губы. — С днём рождения
нас, — нежно повторила Ирацибета, прижимаясь красными губами к моим вишнёвым, окончательно размывая границы между разными помадами и утопив меня в накатившей волне эйфории.
