— Правда — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь. А потому к ней надо подходить с превеликой осторожностью.
© Джоан Роулинг, «Гарри Поттер и Философский Камень».
***
Двадцать пятого июля одна тысяча девятьсот девяносто первого года чистый, вылизанный «от» и «до», почти что пасторальный городок Литтл Уингинг заполонили совы. Естественно, первое письмо во время завтрака всей семьи Дурсль пришло прямиком из Шотландии, и глава этой уважаемой и почти нормальной семьи — Вернон — забрал злополучный конверт ещё в первой половине дня. Однако ответить на него не мог по вполне объективным причинам: ни у его жены Петуньи, ни уж тем более у него самого не было связей с волшебным миром, равно как и почтовых сов они не держали, а крылатый почтальон успел улететь. Любимая и обожаемая им жена вспомнила даже о нищем мальчишке, что некогда жил с ними по соседству в Коукворте, когда она была ещё девчонкой, однако контактов с ним не сохранилось. Поэтому Вернон принял единственно верное решение — ждать, когда явится представитель школы. Поцеловав Петунью, погладив по голове сына и скользнув взглядом по вихрастой макушке племянника, который сидел на диване и смотрел рассеянным взглядом куда-то вдаль, мужчина тяжело вздохнул и отправился на работу. Глава семейства, пожалуй, искренне ненавидел магов: эти идиоты подкинули им полуторагодовалое дитя, укрытое лишь тонким одеялом, на порог дома в корзине в осеннюю ночь. Даже не поинтересовавшись, а способны ли родственники этого несчастного сироты потянуть финансово ещё одного ребёнка. Но Вернон всегда был человеком основательным, заботливым и просчитывающим риски. Вот уже почти десять лет мужчина только и делал, что развивал бизнес, обрастал связями и, кажется, наконец мог позволить себе заботиться о племяннике наравне с собственным сыном. В первое время приходилось экономить на всём: на одежде, на медикаментах, на еде. Они старались не обделять ребёнка, однако чаще всего Гарри приходилось донашивать старые вещи за Дадли. Да и покупать абсолютно новое было бессмысленно: одежда расползалась на мальчишке буквально за полгода-год, приходя в негодность. Как объяснила Петти, это было от того, что племянник — маг. Она, заламывая руки, вечно поминала свою сестру, а также то, что её родители покупали вещи Лили гораздо чаще, чем ей самой. В детстве, как призналась Петунья, она завидовала сестре и только с годами поняла, что это была необходимость, а не прихоть. В общем, в ближайшие несколько дней Дурслям оставалось лишь сжимать зубы и терпеть нашествие сов с массой идентичных писем, так как поймать хоть одну из них, чтобы отправить ответ, было весьма затруднительно. Гром грянул в ночь с тридцатого на тридцать первое июля: входная дверь сотряслась под тяжёлыми ударами. Вернон, чертыхаясь под нос и поминая идиотов, что не дают приличным людям спать, выбрался из кровати. Петунья, ошалевшая от внезапного пробуждения, поспешно натянула халат и ушла в комнату к детям — успокоить сына и проследить за племянником. Мужчина же, вооружившись охотничьим ружьём — так, на всякий случай, — решил спуститься и посмотреть, кому так неймётся. Как оказалось, побеспокоил семейную чету с двумя детьми великан, пришедший забрать Гарри в волшебный мир. На вопрос «Почему именно ночью, мистер?» здоровенный детина ответил «Дык, сюрприз мальцу хотел сделать!» Сколько нервов потратил мужчина, объясняя туповатому верзиле, что, дескать, ночью ломятся в чужой дом лишь воры, бандиты и крайне неприличные люди, равно как и ситуация с его племянником несколько неоднозначная, требуется кто-то более сведущий, и лучше, чтобы не просто сведущий, а компетентный врач, — одному Богу известно. Так или иначе, вытолкать незваного гостя всё же удалось, как и взять с него слово, что завтра, в приемлемое для обычных людей время, явится маг, дабы обсудить с его женой поступление Гарри Поттера в школу чародейства и волшебства, раз уж мальчик зачислен в неё с рождения и отказаться нет никакой возможности.***
— Здравствуйте, мистер?.. — оглядывая благообразного старика с ног до головы, проговорила Петунья. — Дамблдор. Альбус Дамблдор, миссис Дурсль, — его губы растянулись в располагающей улыбке. — Директор школы чародейства и волшебства Хогвартс. — Вы пришли за Гарри, — кивнула своим мыслям женщина и посторонилась, пропуская гостя в дом. — Верно, — всё ещё с улыбкой ответил волшебник. — Но для начала я хотел бы принести вам свои извинения за Хагрида. Право слово, я не думал, что ему взбредёт в голову явиться к вам ночью. Он неплохой человек, однако просчитывать последствия своих действий не привык… — Извинения приняты, мистер Дамблдор, — чопорно сказала она, поджав губы. — Я лишь надеюсь, что подобного больше не случится. — Не случится, — согласился директор, проходя в гостиную и усаживаясь на диван. — Итак, почему вы просили, чтобы к мальчику пришёл кто-то более компетентный? — Мне жаль, мистер Дамблдор, но Гарри не сможет поехать в Хогвартс, — тихо и как-то обречённо проговорила миссис Дурсль. — Видите ли, врачи сказали, что его состояние близко к понятию аутизма. Мальчик пребывает в своём мире, и мы все просто выпадаем из его восприятия: он нас не замечает. Никого не замечает. — То есть?! — голос старика дрогнул, и он воззрился на женщину с глубочайшим удивлением. — Вы можете рассказать подробнее? — Да, конечно, — рассеянно кивнула головой Петунья, усаживаясь в кресло напротив. — Я не знаю, каким был мой племянник до того, как попал в нашу семью. В первый год его состояние было не так заметно, всё же он был маленьким ребёнком, но чем старше он становился, тем явственнее стали отклонения в его поведении. Сначала мы списывали на стресс от потери родителей, но чем дальше, тем хуже, — она вздохнула, покачав головой. — Когда ему исполнилось три, мы ужались финансово, но обратились в одну из лучших детских клиник Лондона. Диагноз ему поставить не смогли, но сказали, что состояние мальчика близко к синдрому Каннера. Вы знаете, что такое аутизм, мистер Дамблдор? — Примерно представляю. — Так вот, Гарри живёт в своём мире. Он не обращает никакого внимания на людей. И, в отличие от детей с подобным диагнозом, отставания в развитии нет. Как нам сказали, мальчишка — гений. Скорость обработки и анализа информации запредельная. Чаще всего он просто сидит и смотрит куда-то, — миссис Дурсль поёжилась и неловко повела плечом. — Складывается ощущение, что он видит что-то, чего не видим мы. Иногда наступают моменты просветления, — и в эти моменты Гарри чаще всего читает. — Читает? — уточнил Альбус, нахмурившись. — Да, читает, — криво усмехнулась собеседница. — Знаете, мы не учили его читать. Точнее, забросили эту идею тогда, когда поняли, что он нас совершенно не слушает. Не знаю как, но мальчик освоил алфавит, и да, он именно читает. И это удивительно, мистер Дамблдор, так как он поглощает книги просто с невероятной скоростью и, кажется, действительно понимает, что в них написано. — Это ведь хорошо? — директор задумчиво огладил бороду, пытаясь понять, что именно ему пытается донести родственница ребёнка. — Наверное, — она отвернулась, сосредоточив внимание на узорчатых обоях. — Дело в том, что и я, и Вернон вряд ли бы поняли смысл этих книг без соответствующих знаний в данных науках. Высшая математика, мистер Дамблдор, физика, химия, механика… как часто вы видели детей, читающих подобную литературу? — Это что-то из сложной школьной программы? — профессор трансфигурации, казалось, был растерян. — Может, он просто разглядывает буквы? — Это уровень старшей школы и колледжа, — хмыкнула хозяйка дома. — А что до «просто разглядывает»… пойдёмте, — она поднялась с места, нарочито разгладила едва заметные складки на домашнем платье, и шагнула в сторону лестницы на второй этаж. Альбус последовал за ней. И пока они поднимались по деревянным ступенькам, Петунья продолжила: — Изначально мы тоже думали, что Гарри только рассматривает книги. Не более того, — она горько улыбнулась и толкнула дверь одной из детских спален. — Смотрите сами. — Что это?! — опешил старик. Перед пронзительными голубыми глазами предстала абсолютно пустая комната: мягкий ковёр на полу, выкрашенные в серый тусклый цвет стены и окно, выходящее на красивый маленький сад с поистине шикарными розами. Казалось бы, удивить могло лишь отсутствие мебели и наличие стремянки в углу. Это если не смотреть на стены. А вот если сфокусировать на них взгляд, то приходило осознание, что всё помещение исписано то ли символами, то ли какими-то странными формулами. — Это — отдушина нашего племянника в те самые моменты просветления сознания, — хмыкнула миссис Дурсль. — Эту комнату мы полностью отдали под его нужды. Стены перекрашиваем раз в полгода, чтобы заново появилось место. Спят мальчики в другой спальне — она больше, там как раз хватает места и Дадли, и Гарри. — Но что значат эти символы?! — Мы не знаем, — Петунья развела руками. — И лондонская академия наук не знает: может лишь делать предположения, что это формулы на стыке высшей математики и квантовой физики. Однако они платят нам неплохие деньги за фотографии «художеств» нашего племянника, которых как раз хватает для того, чтобы наблюдаться у хорошего специалиста и проходить осмотры и Гарри, и Дадли. Сначала, естественно, они сомневались, что это действительно что-то значит, однако смогли расшифровать одну из формул, и это был прорыв для науки. Вряд ли ребёнок когда-нибудь придёт в себя, чтобы действительно осознать, что именно он написал в очередном своём порыве, равно как и подвести под научную базу с исследованиями и статистикой. Я мало что в этом понимаю, мистер Дамблдор, но адвокат Вернона знает свою работу: им — материал для исследований и расшифровки, нам — помощь на содержание столь неординарного ребёнка. — Это имеет смысл, да, — хрипло прошептал Альбус. — Я могу увидеть вашего племянника, миссис Дурсль? — Да, конечно. Он в спальне, пойдёмте.***
— Иппи, ты не мог бы зайти в ближайший час на Тисовую улицу, дом номер четыре, города Литтл Уингинг? Дело срочное, — надиктовал послание директор. Призрачный феникс взмахнул крыльями и растворился в пространстве, чтобы в следующий момент возникнуть перед адресатом — Гиппократом Сметвиком. Альбус Дамблдор тяжело вздохнул и перевёл взгляд голубых глаз на тощего взъерошенного мальчишку, который мирно сидел на своей кровати. Национальный герой магического Туманного Альбиона не обращал на директора ровным счётом никакого внимания, глядя куда-то вдаль. Не реагировал ни на обращение по имени, ни на прикосновение, когда старик тронул его за плечо, попытавшись растормошить. Взгляд необычно ярких зелёных глаз был расфокусирован и не выражал ровным счётом ничего. Лицо — застывшая спокойная маска. И ни единого намёка заинтересованности внешним миром. Директор устало прикрыл глаза, его плечи опустились, и он, казалось, в мгновение ока постарел на добрый десяток лет. «Простите, Лили и Джеймс, — он горько усмехнулся, — не уберёг».***
— Что скажешь, Гиппократ? — Альбус воззрился на старого друга с надеждой, с какой смотрит утопающий на спасательный круг, неожиданно возникший в поле зрения. — Есть одно предположение, — пробормотал целитель, накладывая очередную связку диагностических заклинаний и вглядываясь в тонкие светящиеся нити. — Не тяни книззла за хвост. — Видящий, — хмуро ответил Сметвик. — Что?! — хрипло прошептал Альбус. — Но полноценные видящие... — Не рождались вот уже восемь веков, — закончил за него глава Святого Мунго. — Если бы я не был знаком с отголосками этого дара или проклятия — тут уж неясно, как подобное воспринимать, — то и не смог бы определить, что мальчик — именно полноценный видящий. — Ты знаешь другого носителя этого дара? — Луна Лавгуд, дочь Ксенофилиуса, — целитель опустил палочку, закончив с диагностикой, и устало посмотрел на собеседника. — Я наблюдаю за девочкой с её пяти лет, но у неё он выражен довольно слабо, она ещё хоть как-то способна воспринимать окружающий мир. Да и предрасположенность по линии отца имеется, так что ничего удивительного в её случае нет. А вот как так вышло, что Гарри Поттер — полноценный видящий... вопрос, в котором следует разобраться тебе, Альбус. — Насколько помню, у Поттеров такого нет. Видимо, это у него от матери. Возможно, она потомок древнего рода видящих, а не просто сквибов. И, быть может, дар этот передаётся по мужской линии, — пробормотал старик. — Так что делать с Гарри? Право слово, я о видящих знаю преступно мало. — Ему нужен якорь. — Якорь?! — Фокус внимания, Альбус, — перефразировал Сметвик. — Человек, ради которого мальчик выплывет из бесконечного просмотра альтернативных реальностей, развилок, вероятностей и проживания своей жизни в других вариациях. Человек, который заставит его жить здесь и сейчас. — Ритуал привязки? — Нет, — отрицательно покачал головой мужчина. — Будь ребёнок менее одарён, мы бы действительно смогли прибегнуть к насильственной привязке, однако здесь всё и проще, и сложнее одновременно. Проще от того, что привязка сработает на все сто процентов, но сложнее от того, что якорь Гарри выберет себе сам. — Привязка сработает полностью? — ужаснулся старик, — Иппи, это... — Аморально? Бесчеловечно? — цинично усмехнулся целитель. — На всё воля магии, Альбус. Да, якорь станет для Гарри целым миром, да, он не будет слышать и видеть никого, кроме своего якоря, но выбор у нас с тобой небольшой: либо сместить фокус внимания мальчишки на одного-единственного человека, либо оставить так, как есть. И, как понимаю, ты хочешь, чтобы ребёнок учился в Хогвартсе? — Да. — Тогда попробуй показать его преподавателям. Может, нам повезёт, и мальчик сфокусируется на ком-то из них. Если нет, то первокурсникам. Хотя видит Мерлин, лучше, чтобы якорь оказался старше. — Почему? Мне кажется, с одногодкой мальчику будет проще... — И как ты это себе представляешь? — прошипел Сметвик. — Якорю нужно будет контролировать мальчишку «от» и «до» хотя бы в первые несколько лет. Не взваливай эту ношу на другого ребёнка! Первокурсники — крайний вариант, Альбус! Детей старше рассматривать бессмысленно: вряд ли кто-то из них будет торчать в замке лишние несколько лет, ожидая, пока Гарри закончит обучение. — Что же, я тебя понял, Иппи, будем надеяться, что якорем станет кто-то из профессоров. — Тогда позволь откланяться, Альбус. Как будут новости по поводу Гарри — сообщи. — Непременно, мой друг, непременно.