Перевозчик

Всё тело ныло из-за сна в неудобной позе, шейно-плечевой отдел позвоночника нужно было срочно эвакуировать, футболка прилипла к разгорячённому телу, но Арсений точно знал, что выспался. Счастье от полноценной бодрости сменилось беспокойством, когда выяснилось, что кровать пустовала. С кухни робко доносились аромат каких-то трав и негромкое пение, которое потом резко прервалось подозрительной тишиной. Демон нашел подопечного жующим салат и, вместо приветствия, проворчал с отвращением: — Травоядное. — Твоя еда на плите, хищник. Надеюсь, ещё тёплая, — просиял паренёк, наблюдая из-под чёлки, как вытянулось его лицо при виде полусырого стейка. Затем глаза демона с ужасом распахнулись от понимания, что второй выходил за продуктами без охраны. Восторг переродился в злость, он скрипнул зубами. Антон уткнулся взглядом в тарелку и поспешил оправдаться: — Не хотел тебя будить, уж больно милый ты был, когда выспался. Да и я же огнём теперь отбиться, наверное, могу. Клянусь, петлял и запутывал на случай, если кто-то следил. И хвост за собой не притащил, почти уверен. Зато вот еду купил, потому что очень проголодался, — тот нахмурился, будто подсчитывал что-то. — Ты спал больше пятнадцати часов. — Сгорбился, нахмурился ещё сильнее. — Можешь наорать или ударить, я… пойму. Молча впитывавший эту тираду Арсений вытянул вперёд раскрытую ладонь, кивком головы указал на руки молодого человека, увешанные цепочками, кожаными браслетами и кольцами: — Снимай. Всё. Он убрал покорно отданные украшения в нагрудный карман пальто, чем точно добавил тому пару килограммов веса. Подобное наказание показалось достаточным. Не бить же мальца за голод, верно? Антон внимал его спокойствию с раскрытым ртом и будто бы одёргивал себя каждый раз, когда хотел затребовать объяснения. Мужчина переложил еду в тарелку и сел тоже. Мясо было приготовлено настолько идеально, словно нефилим годами тренировался. Потрясающая, почти отсутствовавшая прожарка вызывала на бледном лице довольную усмешку, которую второй впитывал с жадностью и иногда облегчённо вздыхал. — Охуенно, спасибо, — улыбнулся наконец Арсений, переставил тарелку в раковину и постарался не ослепнуть от того, как самодовольно Антон засветился. Окинув того внимательным взглядом, он ухмыльнулся так хитро, как только позволило обычно расслабленное лицо. — Малой, ты, может, ещё и кофе в турке варить умеешь? — Научусь, если скажешь, — с вызовом ответил собеседник. Оба уже заметили, что приказы работали удивительно хорошо. Чужая смиренность не раз переходила все мыслимые границы. — Сделай нам кофе, — наигранно строго бросил он, губами беззвучно добавив: «Пожалуйста». Парень подорвался с места так быстро, будто последние пару дней только и ждал этих слов. Принялся прогревать на плите горький напиток, попутно вслепую нащупал его бледную руку и мягко ту сжал. Демон снова не откликнулся на жест, лишь еле заметно поморщился от боли, вызвав в Антоне слабую, однако вполне очевидную панику. Напевая себе под нос, молодой человек лихорадочно перебирал варианты того, что изменилось за несколько часов, пока его не было в постели. Почему Арсению снова стали неприятны прикосновения? Явно же, что тот пребывал в хорошем расположении духа, похвалил честно, не для проформы, в очередной раз не злился на его выходку, но всё равно напрягал каждую мышцу, стоило ему пальцем провести по чужим костяшкам. Казалось, если бы не умение себя контролировать, того и гляди — вовсе зашипел бы сквозь сомкнутые зубы. Всё это не поддавалось логике, потому и причиняло боль. Когда две чашки со стуком были поставлены на стол, они переглянулись, как бы сообщая друг другу неожиданное открытие: «если тебе приказать, ты делаешь даже то, что раньше не делал, и справляешься подозрительно умело». Кофе не сгорел и был бы потрясающим на вкус, если бы не губительная привычка турков расфасовывать по упаковкам сразу жженые зёрна. Нормального, привычного для европейцев кофе здесь не существовало как факта. — Мне кажется, им никто не сказал, что готовить что-то на открытом огне — не единственный вариант, — вдруг проговорил парень, с недовольством отпивая чёрную жидкую горечь. — Весь мир жарит, варит, парит, тушит, а они жгут. И кофейные зёрна вот тоже. Кукурузу с каштанами доводят до идеального смоляного оттенка и радуются! — Оба одновременно хохотнули, вспомнив палатку на основной улице Эрзурума с угольками, отдалённо напоминавшими початки. Вонь и гарь распространялись на несколько ближайших кварталов, благо, жили они подальше. — Это я к тому, что, может, пора поделиться с беднягами мудростью веков и пароварок, а? Арсений засмеялся так чисто и открыто, что у нефилима заныли рёбра. Он впервые услышал чужой настоящий смех, его впервые действительно к себе подпустили. Откуда-то нефилим знал, что любые прикосновения, даже (особенно) самые смелые и грязные, не стоили для демона ни гроша. Тот мог бы запросто поиметь его прямо на столе, не оторвавшись губами от чашки. Он вздрогнул, невольно представив эту картину, и тряхнул головой. Второй показывал расположение по-особенному, в мелочах, а тактильный Антон мог только лезть напролом, чтоб урвать своё. Так и сейчас: проводив взглядом мужчину, который пристроился к раковине для мытья посуды, он поднялся следом и прижался к рельефной спине. Пока руки бессовестно лезли под чужую футболку, юноша медленно оставлял невесомые поцелуи на обтянутых тканью плечах, стараясь найти грань, где мужчине не захотелось бы его оттолкнуть, а сам он не завыл бы от потребности в любом виде получить эту античную скульптуру. Не отрываясь от грязных тарелок, Арсений не дышал. Воздух в комнате закончился где-то минуту назад, лёгкие отключились за ненадобностью. Зачем и как парень это творил? Как умудрялся касаться так пошло и невинно одновременно? Целовать недоступную для губ кожу так, как никто не делал прежде? Демон спал с разными партнёрами и думал, что его опыта хватило бы для написания целой серии дешевых дамских романов. Сейчас же бездумно протирал губкой чашки по десятому кругу, пытаясь понять, что с малым снова оказалось не так и почему прежняя приторность ещё била в ноздри. Он даже не знал, приятно ли ему вообще было такое внимание, просто позволял Антону слабости. А потом кожу начало печь. Как тогда, на улице. Как тогда, когда парень пыхтел над туркой. Его сжигали и не извинялись. Боль стала невыносимой. Демон развернулся с утробным рычанием, схватил нефилима за голые запястья одной рукой, завел те за кудрявую голову и откинул тело к ближайшей стене. — Прекрати, блять, — зашептал гневно в приоткрывшиеся розовые губы, — ты меня обжигаешь. — Прости, я не… — Испуганный взгляд парня забегал по каменному лицу. Он боялся не своего временного тюремщика, а того, как близко они стояли. И того, что мелькало в его голове красочными, пошлыми картинками. — Ты, — палец свободной руки уткнулся Антону в солнечное сплетение, — сам не замечаешь, как оставляешь на мне ожоги, а потом подлечиваешь. Только вот это всё равно пиздецки больно, — мужчина рвано дышал, чувствуя, как горят ещё призрачные следы. — Прекращай. Или я запрещу себя трогать. Он кивнул и потянулся к тонким губам в момент, когда его отпустили и оставили на кухне одного. Взгляд прояснялся нехотя, долго, туманящий мысли образ такого близкого тела доводил до дрожи. У него была слабая человеческая душа, не обессудьте. Слова достучались до сознания только через несколько минут, вызвав новый выброс дофамина в кровь. «Тебе было так больно, но ты не убирал мои руки. Ты позволял мне сжигать себя и молчал».

***

К вечеру демон и нефилим всё же двинулись обратно к машине, совместно решив, что отдохнули достаточно. Никому не хотелось покидать уютную обитель, но оба понимали, что домашнее тепло никуда не денется, потому что дело было не в стенах и не в обстановке. Уют источали теперь они сами, удивительно легко и быстро ужившиеся в одной квартире. На середине пути Арсений вдруг схватил его локоть и зашагал быстрее, изредка оглядываясь назад. Парень хорошо изучил этот жест и сам чуть ли не побежал, хотя понятия не имел, в какой стороне находилась нужна парковка. Прямо перед ними возник силуэт очень грузного человека с вытянутой рукой. Родное тело закрыло его собой раньше, чем он успел разглядеть пистолет с глушителем, и уж тем более раньше, чем успел среагировать. Выстрел пришёлся демону точно в сердце. Перевозчик пошатнулся и упал, отдавшись внезапной слабости, прямо красивым лицом на асфальт. Так падали мешки с песком — глухо, безжизненно, бесцветно. Антон рухнул на колени рядом, дрожащими руками блуждал по обтянутой чёрным войлоком спине, не понимая, за что хвататься и как помочь. Возможно, он закричал, не заметив этого, сморгнул крупные слёзы, которые мешали ему видеть демона. Демона, который не шевелился. — Арс, нет. — Пальцы зацепились за плечи в попытке перевернуть тело, но то оказалось слишком тяжелым. Тем временем его с нескольких сторон окружали охотники, неподалёку послышался визг тормозов. Парень даже не попытался бежать или сопротивляться, только рыдал беззвучно, не переставая говорить так громко, чтобы голос долетел до Ада: — Пожалуйста, нет. Нам же нельзя друг без друга, Арс, нельзя. Вставай! Я приказываю тебе встать! — он сорвался на истерику и хотел было ударить кулаками по недвижимой спине, когда ощутил на затылке волну тупой боли, а после — отключился. Его вырубили прикладом. Антон остался совершенно один. Без сознания и без защиты.

***

Чёрт знает, чего хотели от него турки, когда кричали на своём языке, когда резали тупыми ножами оголённые грудь и ноги, видимо, намереваясь расколоть парня, который бы выдал всё, что знал, если б понял, что требовалось сказать. Руки сковали за спиной ржавым металлом, потому вылечить открытые, пусть и неглубокие ранения, как и сжечь похитителей до горстки пепла, не получалось. Честно говоря, он не особо-то пытался. В мыслях на повторе, как в замедленной съемке, мелькало бледное лицо его Арсения, которое побледнело ещё сильнее и ударилось о тротуар. За последние часа три, проведённые в каком-то сарае, Антон выплакал столько слёз, что можно было набрать полню кастрюлю и сварить пельмени. Как раз соль бы не понадобилась. Словно издеваясь над собой, он прокручивал в голове чужие смятые улыбки, тёплые синие озёра, ненавязчивые косые взгляды, что всегда были чуть задумчивыми и отчего-то разочарованными, неохотные заботливые жесты. Скучал по чужим сигаретам со сладким вишнёвым фильтром и думал, что никогда теперь не узнает, такие же ли сладкие губы были у демона. Нуждался даже в наигранной холодности, потому что измученное пытками и душевными страданиями тело покрылось испариной и чуть подрагивало от озноба. Знал, что нужно было искать пути выхода, ведь долго держать живым его бы не стали, что спасение не явится в последний момент, сколько бы он не просил. Только вот нефилим не просил. Тупо смотрел в стену и прикидывал, почему его не пристрелили, когда, после приезда в эту дыру, Антон пару раз укусил одного из бандитов, даже не столько оказывая сопротивление, сколько вымещая свою ненависть за смерть Арсения. Слово «смерть» к пятому часу русского мата, слетавшего с пухлых губ, который смешивался с турецкой руганью и взмахами тупого ножа, всё же уложилось в голове. Он поверил, что всё это действительно происходило, когда в скулу впечатался широкий кулак. И, да, к пятому часу Антон наконец начал различать в адресованных ему вопросах одно повторявшееся слово, что звучало примерно как «шейтан». Нервные смешки срывались с разбитых и искусанных губ, когда студент вспоминал соседа по комнате в общежитии, который учился на инженера и постоянно называл свои изобретения «шайтан-машина», убеждая, что это значило, цитата, «дьявольски крутецкая». Шутки-шутками, а измученный скорбью мозг всё же срастил окружавшие обстоятельства и дьявола. «Так вам нужен не я, а кое-кто постарше. Поэтому вы со мной ещё возитесь». Антон вспомнил слова демона про Грецию, но откуда-то знал, что не мог так подставить отца. То ли потому, что это было чревато последствиями, то ли из-за образа Арсения в памяти, который осуждающе качал головой, цокал и шипел с отвращением: «Предатель». Если изначально парень молчал потому, что ничего не понимал, то сейчас молчал из принципа. Турки в очередной раз плюнули ему под ноги и покинули сарайчик. Обе стороны прекрасно понимали, что враги вернутся через часок за новой порцией его криков. Протяжно вздохнув, Антон нащупал зажатыми в наручниках конечностями шершавую стену и спустился по ней на пол. Щёлкнула ручка, дверь тихонько приоткрылась. «Что-то вы рано», — хотел он выплюнуть хотя бы выражением лица, но, подняв глаза, столкнулся с обеспокоенной синевой. Такой родной, что слёзы снова подступили к горлу. Не раз ему уже мерещилось спасение и это лишь умножало отчаяние. Однако его вдруг подняли за локоть, пока в ухо торопливо шептали: — Прости, что так долго, прости. Всё закончилось, я уведу тебя отсюда. Почему ты весь в ранах? Почему не залечился? — Не могу, Арс… — Парень смотрел на демона не просто изумлённо, а шокировано, оцепенев и испытав потребность приложиться лбом обо что-то твёрдое, чтоб вернуться в реальность. — А, понял. Сейчас, — прохладные руки проскользнули к его голым запястьям и одним движением порвали кандалы. «Сильный». Они выбирались торопливо, иногда тормозя, пока нефилим себя латал, и крепко прижимаясь друг к другу. Арсений — чтобы дать опору. Антон — чтобы уверовать в происходящее. Когда они наконец вышли на улицу и двинулись к тонированному авто, он нашёл в себе силы озвучить очевидное: — Ты живой. — Да, Принцесса, живой, — виновато улыбнулись ему. — Прости, что приехал так поздно. Пришлось прочесать город вдоль и поперёк, чтоб найти твой сладкий запах, — демон огладил большим пальцем косточку его локтя почти бережно, проводил на пассажирское место автомобиля. Молодой человек хотел спросить, как же они так легко вышли и куда подевались все охотники, но под светом фонарей заметил, что чужое чёрное пальто стало коричневым, залитым кровью так обильно, что впору было выжимать. Когда машина покинула пределы города, их снова оцепили пологие хребты. Антон набрал в лёгкие воздух и отвернулся от окна, стараясь разглядеть в сумерках родной профиль: — Как ты можешь быть живым? Я видел пулю, видел, как ты упал и не двигался, я… видел, как ты умер. — Я действительно потерял сознание, только не от ранения, а от болевого шока. Знаешь, пуля ведь летит со страшной скоростью, — Арсений снисходительно поднял уголок рта, затем вытянул из нагрудного кармана какое-то металлическое месиво. — А сама пуля попала в твои цацки. Мне жаль, они немного поплавились… Куплю тебе новые, обещаю, — тот улыбался нежно, благодарно, с налётом вины, почти не отрывая взгляд от дороги. Тот ждал от него ответа, радости, а получил лишь… — Останови тачку. Сейчас же. Кровь начала кипеть от приказного тона, потому демон вздрогнул, безропотно съехал на обочину и затормозил. Стоило только повернуть голову на нефилима, как чужие губы накрыли его собственные отчаянно, грубо, будто пытаясь что-то доказать. Это был даже не поцелуй, а крик то ли счастья, то ли боли. Антон оторвался без просьб не менее неожиданно, чем налетел, прижался лбом к его шее и зашептал, едва успевая за своими же словами: — Слушай внимательно: я приказываю не делать так больше. Ты не бросишь меня никогда, даже если будешь умирать. Из Ада вернёшься, чтобы остаться со мной, потому что ты мой, понял? Не смей, Арсений. Просто не смей. Я не хочу больше испытывать то, что испытал сегодня, мне в жизни не было так больно. А ты же защитник и не имеешь права так поступать, слышишь? Ты — мой, я — твой, отдельно друг от друга нам больше нельзя. Закинув руки ему на шею, парень, судя по звукам, тихо плакал, отпуская на волю облегчение и остатки страданий, пережитых за ночь. Мужчина вглядывался в вид за окном, всё пытаясь успокоить красные сгустки, которые выжигали на венах приказ. Затем положил ладони на дрожавшие плечи, притянул мальчишку поближе, обнимая, уткнулся носом в непослушные кудрявые волосы и наполнил лёгкие ароматом пудры. «Слышу, принцесса, слышу. Кажется, ты боялся за меня даже больше, чем я за тебя. Прости». «А ведь твои губы правда сладкие», — с детской радостью подумал Антон перед тем, как уснуть на родном плече.