***
На следующий день супруги вместе идут на завтрак, а после того, как садятся за стол, чувствуют себя несколько скованно. Последствия произошедшей здесь ссоры все ещё висят в воздухе, однако все сомнения развеиваются, когда Чимин начинает нормально есть. Он довольно плотно завтракает сытной едой, а потому претензий по поводу его питания сегодня у альфы не возникает. Конечно, Чонгука несомненно радует хороший аппетит Пака, но он все же решает осторожно обсудить эту тему ещё раз, когда им подают чай с десертами. — Чимин, не хочу давить, но, наверное, нам все же стОит поговорить об этом, чтобы больше не возвращаться к таким вопросам. Ситуация с едой, произошедшая накануне… — Я знал, что ты скажешь это, — хмыкает младший, откидываясь на спинку стула. — Но я готов с тобой поделиться своими мыслями, потому что доверяю тебе. Не буду медлить, скажу сразу… На самом деле здесь нет ничего удивительного, просто я, как и многие омеги, недоволен своей фигурой. Мне всегда хотелось быть более стройным, вытянутым, но что есть, то есть. К тому же, многие танцоры сидели на диетах, так как тело должно было оставаться худым и спортивным, ну, и я, собственно, тоже поддался этому глупому влиянию. Не беспокойся на этот счет, у меня никогда не было жесткой анорексии и я никогда не весил тридцать килограмм, — Чимин нервно посмеивается, — но загоны все еще живут в моей голове и по сей день. Я начинаю чувствовать себя неуверенно, если набираю вес. А в последнее время так и произошло. Еда в этом доме слишком хороша, и её чересчур много. Но мне жаль, что я так резко отреагировал в тот раз на твои слова. Прости. Чонгук серьезно оглядывает омегу, после чего укоризненно качает головой и вздыхает: — Я тебя понял. Наверное, я не с того начал в тот раз. Мне тоже следует извиниться. Но знаешь… было бы тебе ещё, из-за чего загоняться! — Чонгук возмущенно отодвигает тарелку с пирожным, шуточно ударяя кулаком по столу. — Ты прекрасен, и я искренне не понимаю, как ты не видишь этого. — Спасибо, — смущенно хихикает Чимин, прикрывая ладошкой рот, после чего вздыхает и уже более серьезно произносит: — Наверное, у людей, которые любят себя, нет проблем с принятием себя и своего тела. Однако в этом плане я точно в пролёте. — Тогда я буду любить тебя настолько сильно, чтобы моей любви хватило на нас обоих, и по итогу ты полюбил себя, — уверенно заявляет Чон, чем вызывает очередную милую улыбку у Чимина. — Думаю, это хороший план. Ранее мне редко делали комплименты или говорили хорошие слова. — Но как это возможно? Ты такой… — Чонгук пару секунд думает, не в силах подобрать подходящее слово, после чего сдается, — видишь, я даже не могу описать тебя одной фразой. Настолько ты прекрасен. — Ой, ну, всё, — уже совсем смущается Пак и машет рукой. — Ладно. Но я обязательно продолжу вечером, — хмыкает Чонгук, между тем задумываясь над чем-то. — Кстати, Чимин… — А? — Ты чем-то занят сегодня? — Эм, ну… с учетом того, что ты разрешил мне покидать дом лишь вчера вечером — нет. Я ещё не придумал, чем точно заняться. — Отлично. Тогда у меня к тебе небольшая просьба. Ты сможешь прийти ко мне на работу? — Зачем это? — Узнаешь. Просто приходи. Часов в семь. — Это странно, конечно, но хорошо, — пожимает плечами Чимин, недоверчиво оглядывая Чонгука. — Но я не понимаю, что это ещё за место встречи — твой офис. Ничего поромантичнее не мог придумать? — омега наиграно дует губы, складывая на груди руки. Чонгук смеется с реакции Чимина и отрицательно мотает головой. — Ла-адно, приду, — сдается блондин, вздыхая. — Только сразу говорю, я глупый, и в твоей работе не разбираюсь! — Думаешь, я тебя договоры или налоговые отчёты позвал составлять? — Ну, кто тебя знает. Чонгук хмыкает, осторожно толкая младшего локтем. В глубине души он чертовски рад, и этому целых две причины — первое: Чимин объяснил свое неоднозначное отношение и страх набора веса, после чего всё-таки хорошо позавтракал, а второе: муж без излишних сопротивлений согласился приехать на работу к Чонгуку. По правде сказать, альфа и не надеялся, что обычно подозрительный на такие вещи Чимин так легко пойдет навстречу интригующей просьбе Чона. И это не может его не радовать, так как подобное стремительное согласие со стороны Пака означает лишь то, что Чимин начинает потихоньку открываться ему, а главное — доверять.***
Днём Чимин успевает вновь потанцевать в зале и даже выучить новую хореографию. Затем он делает растяжку, несколько упражнений в тренажерном зале и, довольный собой, заканчивает тренировку. Сходив в душ и уложив волосы, он хочет пойти вниз, чтобы перекусить, но внезапно видит спину Тэ в коридоре на своем этаже. Тот стоит возле полок, и усердно прибирается там. Несмотря на не столь длительное общение, Чимин узнает затылок друга из тысячи. Обрадовавшись внезапной встрече, омега тут же подбегает к нему, уже издали крича: — Тэ! Привет! Оказавшись рядом, Чимин сзади набрасывается на Кима с объятиями, но тот даже не реагирует, так и продолжая протирать всякие безделушки, стОящие целое состояние. Он лишь пошатывается на ногах под давлением Пака, но гнетущее молчание все ещё продолжается. — Эй, ты чего? — Чимин тут же меняется в тоне и отстраняется от Тэхёна, испуганно обходя его и становясь сбоку. Тэ даже не смотрит в его сторону, что весьма напрягает Чимина. Красивый, но непривычно серьезный профиль Кима кажется странным и будто бы неправильным, несовместимым с таким милым и добрым человеком, как он. — Айщ, Тэхён! — омега хмурится и легонько толкает друга в плечо. Тот слегка хмурит густые брови. — И тебе привет, — наконец-то подает звуки жизни Тэ, тяжко вздыхая, и кидает укоризненный взгляд в сторону Чимина. — Что-то случилось? Тэхён поджимает губы и, пронзая блондина колючими глазами, вновь возвращается к своему монотонному занятию. — Да оставь ты этого тигра! — Чимин буквально вырывает из рук парня прозрачную статуэтку дикого животного из фамильного хрусталя и требовательно оглядывает Тэхёна. — Я ещё ему голову не протер! — возмущается Ким, но Чимину без разницы на судьбу бесполезной статуэтки. Куда больше его волнует мучительное молчание Тэхёна. — Почему ты меня игнорируешь? — Я? — Тэхён фыркает, закатывая чарующие миндалевидные глаза, обрамленные длинными, пушистыми ресницами. — Ты уверен? — А разве нет? — А разве тебе в этом доме не хватает общения? — О чем ты? Тэхён вновь холодно осматривает Чимина и, фыркая, разворачивается к полке, решая протирать другие предметы, раз уж хрустального тигра у него безбожно вырвали из рук. Когда он тянется за медведем из той же коллекции, то слышит высокий и возмущенный голос Пака: — Тэ, ну, скажи, на что ты обиделся! — хнычет Чимин возле Тэхёна, надеясь получить хоть какое-то снисхождение, после чего вдруг замолкает и удивлённо вскрикивает. — Стоп, это что, из-за той тусовки? Из-за вечеринки с друзьями? — А, то есть они тебе уже и друзья, — показательно протягивает Тэхён, кривя губы. — Да ну нет! Неужели ты реально обиделся? На этот раз Тэ решает высказать Чимину всё, что накапливается в его душе, а потому он поворачивается к омеге и произносит отстраненным и низким голосом: — Просто странно, что ты предпочел поехать отдыхать с ними, а не со мной. При том, что я неоднократно говорил об истинных личностях этих поверхностных дурачков. Все они до жути неприятные. Если ты не в курсе, их интересует лишь материальная выгода и господин Чон, твой, кстати говоря, муж. Поэтому, конечно, мне обидно, что ты решил сходить в лучший клуб города с людьми, которых вообще не знал, а не со мной, с кем долгое время пытался выстроить хоть какие-то дружеские отношения. И вообще я даже… ревную, — откровенно признается Тэхён и, кажется, даже слегка краснеет. Целых два дня он держал в себе жгучую обиду на друга, поэтому сейчас Ким чувствует некоторое облегчение после того, как честно высказывает свою претензию. Чимин стоит удивленный и несколько озадаченный. Он и вправду не ожидал того, что Тэхён обидится, но в его словах есть доля правды. Возможно, окажись омега на месте Кима, подобная ситуация точно также не вызывала бы у него позитивных эмоций. В любом случае нужно было все объяснить. — Тэ… прости, — Чимин тут же извиняется, понимая, что Тэхён обижается не с ничего, а его действительно задело несправедливое отношение друга. — Просто тогда у тебя не было смены, а мне безумно хотелось уйти из дома… и свалить куда-нибудь с кем угодно. Мне жаль, что это тебя расстроило. У меня и в мыслях не было обижать тебя. Если ты думаешь, что я тебя бросил, то нет! С кем бы я не общался здесь, ты всегда остаешься на первом месте, так как именно ты первый человек, с которым я заговорил в этом полностью чужом для меня доме. Ты очень помог мне адаптироваться в первое время, и благодаря тебе я не чувствовал себя одиноким. Прости, если обидел, правда. Тэхён скептически оглядывает Чимина, как бы размышляя над услышанным. Он мнётся пару секунд, недоверчиво заглядывая Паку в глаза, после чего все же сдаётся и произносит: — Ла-адно. Попытаюсь усмирить свою ревность. Чимин моментально сияет, широко улыбаясь — с души словно камень падает. — Не бери в голову, мы пообщались всего один раз. А с тобой меня многое связывает. — Хорошо, я не обижаюсь, — говорит Тэхён уже более снисходительно, вызывая у Чимина тихий смех. — Ура. Теперь обнимемся? — игриво спрашивает Чимин, прищуриваясь. Тэ закатывает глаза, но тут же смеется и разводит руки в стороны для объятий. Чимин сразу же бросается в них, утопая в теплом комфортном Тэхёне, который кажется ему в данный момент самым добрым человеком в мире. — Прикинь, Чонгук разрешил мне покидать дом! — омега тут же решает поделиться радостной новостью. — Чего? — Тэхён даже выпускает Пака из объятий, удивленно смотря на друга. — Серьезно? — он не верит своим ушам, но счастливый вид Чимина не вызывает никаких сомнений — все замкИ и ограничения и вправду сняты, теперь Чимин наконец-то познает вкус истинной свободы, впервые за столь долгое время. — Ага. После двух побегов он понял, что пытаться запретить мне покидать дом крайне бесполезно. Даже если это может быть опасно, мы договорились, что я просто всегда буду на связи с ним. — Удивительно, как он еще охрану к тебе не приставил. — Тише! Не подавай ему такую идею, — Чимин прикладывает палец к губам, озираясь по сторонам. Ребята смеются, после чего Ким интересуется: — И как? Уже придумал, куда пойдешь? — Ну, сегодня у меня образовались дела. Чонгук позвал меня к себе на работу в семь вечера. — Да ладно? Зачем тебе в его компанию? — Не имею понятия. О! Может быть, вместе туда поедем? Ну, тебе же все равно в город надо будет вернуться. — Хм, ну, можно… только у меня смена как раз до семи, а тебе уже в это время надо там быть. — Сегодня у тебя смена до шести. — Ч-что? Айщ, Чимин! Это злоупотребление полномочиями! — Это мой приказ, который ты не вправе не исполнять, — хмыкает омега, по заговорщически облизываясь. — Обожаю твои приказы… — смеется Тэ, а Чимин возвращает ему в руки хрустального тигра.***
Как и планировалось, парни занимаются своими делами до шести, после чего Чимин начинает активно собираться, решая надеть что-то более представительное по такому случаю. Все-таки он муж крупнейшего бизнесмена, поэтому должен соответствовать своему званию, к тому же он идет в компанию Чона, где люди точно будут оценивать его внешний вид. Омега останавливается на классических черных брюках и бежевой рубашке свободного кроя. Добавляя некоторые аксессуары, Пак остается более чем доволен своим образом, а потому принимается ждать Тэхёна. Они решают добраться до города на такси, чтобы сэкономить время и силы. Тем более Тэ очевидно устал после рабочей смены, Чимин видит это по сонному выражению лица и медлительности, обычно Тэхёну не присущей. В машине они тихонько переговариваются о чем-то и слушают негромкую музыку, благо таксист не проявляет никакого внимания к своим пассажирам. До Сеула они добираются минут за сорок, уже по классике попадая в вечернюю пробку. — Это здесь? — спрашивает мужчина, останавливаясь возле двадцатиэтажного стеклянного здания, который знал практически каждый человек в городе. Таксист скептически оглядывает омег оценивающим взглядом, словно не веря в то, что они могут иметь хоть какую-то косвенную принадлежность к этому месту. Чимин замечает это в его глазах, а потому уверенно произносит: — Да. Здесь. Таксист удивляется, но ничего не говорит более, останавливая автомобиль и давая парням спокойно выйти. — Сколько я тебе должен? — говорит Тэхён, уже доставая телефон из кармана куртки, чтобы перевести деньги. — Смеешься, что ли? Иди давай, — хмыкает Чимин, благодаря водителя и захлопывая дверцу машины. — Айщ, как-то неловко… — Прекрати. С этими словами Чимин вскидывает вверх голову, стараясь оглядеть знаменитое здание, именуемое «JK-Corporation». На самом деле многие знают, откуда пошло данное название, и связано оно даже не столько с самим Чон Чонгуком, сколько с его родословней. Бизнес, основанный семьей Чон, зародился еще в двадцатом веке. Его основателем тогда выступил дед Чонгука, который носил точно такое же имя. Собственно, поэтому внука и назвали в честь своего деда, благодаря чему название компании «JK-Corporation» отражало и имя Чонгука тоже. Перед этим дед Чона долгое время провел в Нидерландах, где, к слову, рос все детство и юность, а также получил свое первое образование. А потому в названии компании был заложен еще и смысл слова «koninklijk», которое содержало в конце инициалы мужчины — JK. В переводе с нидерландского, слово значило «королевский», что вполне соответствовало требованиям и должному представлению семьи Чон. Чимин мигом вспоминает статью, которую читал пару лет назад, где освещались эти вопросы. Она была посвящена очередной годовщине известной корпорации. Однако Пак никогда не подходил близко к этому зданию, казалось, оно всегда было из другого мира, далекого от самого омеги. У Чимина замирает дух, когда он понимает, что скоро войдет внутрь этого влиятельного и пугающего своей историей и доходом места. Тэхён также находится под сильным впечатлением, не в силах оторвать глаз от внушительного здания компании. — Такое огромное, — произносит Тэ, наконец отмирая от увиденного. — Ага… Сам в шоке. — Ладно, не буду тебя задерживать. И так времени немного осталось. Спасибо, что подвез, — говорит Тэ, поворачиваясь к другу. — Да ерунда. Лучше тебе спасибо, что простил, — Чимин смеется, и омеги крепко обнимаются, после чего мило прощаются друг с другом. Чимин подходит к компании ещё ближе, впрочем, тут же натыкаясь на огромных охранников, которые по классике преграждают омеге путь. — Я муж Чон Чонгука, — устало вздыхает Чимин, не желая долго объясняться. — Уверены? — басит один из них, насмешливым взглядом оглядывая Чимина. Однако один из охранников тут же шепчет что-то на ухо другому, поэтому последний, тот, что менее дружелюбный, осекается и, отходя в сторону, благосклонно произносит: — Проходите, господин Пак. «Господин Пак» звучит, по мнению Чимина, очень непривычно и как-то чересчур взросло. Неужели он настолько серьезный и важный член общества, что в его отношении используют подобное обращение? Однако, когда блондин проходит немного вперед, он останавливается возле стеклянных автоматических дверей, которые тут же раскрываются перед ним. Чимин вдруг понимает, что не знает точно, куда идти, поэтому было бы хорошо набрать номер Чона, чтобы тот его встретил. — Алло, — слышится на другом конце провода мужской голос, который кажется Чимину куда серьезнее, чем обычно. Это что, рабочая атмосфера так влияет на супруга? — Чонгук, я приехал. В твою, эм, компанию. — Хорошо. — Куда мне идти? Может, ты спустишься? — Я пришлю секретаря. Подожди пару минут внизу. Чимин слышит, как звонок прерывается, а потому обиженно сопит, хмурясь. «Джентльмен такой, как же», — думает Пак, насупившись. Однако вскоре отвлекается на саму обстановку элитной корпорации, которая до глубины поражает его. Всё здесь такое светлое, белое, просторное и большое. Местами стеклянное, в целом минималистичное и очень стильное. Невооруженным глазом заметен отменный дизайн, выполненный дорого и качественно. Чимин с интересом наблюдает за кипящей рабочей жизнью. Все здесь куда-то носятся, каждый человек облачен в деловой костюм, у многих под подмышкой папки с документами, у кого-то ноутбуки, у других — стаканы с кофе. Чимин знает, что именно JK-Corporation обладает одним из самых мощных и многочисленных штатов сотрудников, а потому вполне объяснимо огромное количество народу, что кишит здесь, не обращая на омегу никакого внимания. В какой-то момент из широких дверей большого лифта выходит мужчина, который направляется прямиком к омеге, и тот замечает это. Чимин смущенно переминается с ноги на ногу, прежде чем высокий, худой альфа средних лет с отросшими вьющимися волосами оказывается возле него. — Добрый вечер. Я секретарь господина Чона — Сон Юн. — Здравствуйте. Очень приятно. Пак Чимин, — вежливо кланяется Чимин, после чего мужчина кланяется в ответ. — Мне поручено встретить вас. Пройдемте? — Да, конечно, — поспешно соглашается Пак, кивая и начиная идти за секретарем. Они входят в просторный, хорошо оборудованный лифт. Его дверцы плавно закрываются, а Чимин поворачивается в сторону стеклянной стены и с любопытством начинает разглядывать постепенно удаляющуюся от них поверхность нижних этажей. Они довольно оперативно доезжают до пятнадцатого этажа, выходя из лифта. Всё это время секретарь стоит с настолько ровной осанкой и непроницаемым выражением лица, что Чимин даже боится заговорить с ним. Сон Юн в целом выглядит как запрограммированный робот, и от этого омеге становится несколько некомфортно, но он не подает виду. Этаж, где располагаются уже собственные «владения» Чона, оказывается ещё более впечатляющим. Широкие длинные коридоры, двери кабинетов, деловые люди — все как в самых настоящих фильмах про лучших бизнесменов, Чимин ранее ещё никогда не видел подобного. Вскоре они оказываются возле нужной двери. — Кабинет господина Чона, — отчеканивает секретарь, предварительно нажимая какую-то кнопку возле двери. Она тут же загорается зелёным светом. — Проходите, — кивает Сон Юн и отходит в сторону, пропуская омегу вперед. Чимин осторожно заходит в кабинет, неуверенно оглядываясь. Но когда он взглядом натыкается на Чонгука, то тут же раскрывает рот в немом удивлении и восторге. Чон восседает в рабочем кресле, в котором сидят самые настоящие боссы и руководители всех компаний мира. В своем чёрном и неизменно английском костюме он выглядит слишком хорошо, слишком правильно в этом месте. Это напоминает банальную дораму с примитивным сюжетом, но Чимин до сих пор не верит, что именно он играет в ней главную роль. Письменный стол Чона из темного дерева, невероятно широк и длинен, прежде Чимин не знал, что столы могут быть настолько большими. Чонгук держит в руках бумаги, будто сравнивая один листок с другим. Его темные брови нахмурены, взгляд сосредоточен, а сама поза, несколько расслабленная и властная, буквально кричит о том, что это он хозяин этого места. Чимин всем нутром чувствует доминантную атмосферу альфы в его собственном кабинете — это отлично прослеживается в каждой мелочи и детали. Чимин тут же вспоминает, как читал когда-то одну статью в популярном журнале, где говорилось, мол, хочешь увидеть максимум доминантности своего альфы — приди к нему на работу. Еще там, правда, говорилось о невероятно горячем сексе именно на рабочем месте, но Чимин тут же откидывает эти мысли в сторону, смущенно краснея. Наконец, Чонгук поднимает взгляд на вошедшего. Бумаги тут же опускаются на стол, теряя всякий интерес в глазах своего обладателя, а сам Чон откидывается на спинку стула. — Привет, — говорит он таким устало-тягучим голосом. — Привет, — омега вздыхает и уже более смело идет навстречу Чону. — Как у тебя тут… красиво, — кабинет Чонгука и вправду поражает своими чарующими размерами и дорогостоящей обстановкой. — Еще бы, — хмыкает альфа, не без самодовольства, после чего произносит: — Присаживайся, — рукой указывает на кожаный диван, стоящий здесь же неподалеку. Чимин осторожно садится, с любопытством оглядывая стеклянный журнальный столик с маленьким горшком какого-то причудливого цветка по центру, и кладет туда телефон, который все это время напряженно держал в руке. — Как день? — спрашивает Чонгук, через плечо заглядывая назад себя, словно пытаясь понять погоду и время суток за большими панорамными окнами, открывающими вид на весь город. Невероятно красиво, настолько, что у Пака дух захватывает от одного только вида Чона на фоне вечернего Сеула под ним. — Хорошо, — пожимает плечами Чимин. — А твой как? — Вот так, — Чонгук трясет в руках бумаги. — А что это? — Ну, если тебе так интересно, можешь посмотреть своим экспертным взглядом, — альфа усмехается, но натыкаясь на уже привычно надутые щеки младшего, не может сдержать улыбку. — А я посмотрю, — фыркает Чимин, уверенно вставая на ноги и подходя к Чону. На устах Чонгука довольная ухмылка, он даже отъезжает в кресле немного назад, чтобы Чимин подошел ближе к столу и смог разглядеть представленные ему документы. — М-м, налоговые декларации, — читает верхние строчки Чимин с умным видом, на самом деле не особо понимая их истинное предназначение. — Красивые, правда? — Ну… да, неплохие, — задумчиво тянет Чимин. Чонгук смеется и, не выдерживая, хватает Чимина за талию, притягивая ближе к себе. Последний тут же оказывается на коленях альфы, недоуменно поворачиваясь к нему. Он возмущенно хмурится, но, чувствуя под собой крепкие бёдра Чона, тут же смущается, смотря непонимающим взглядом вниз. — Как-то это… — Чимин не может подобрать слово, чувствуя себя крайне неловко, а вместе с тем ощущая что-то навроде страстного желания сделать что-то неправильное именно в этом месте. Омега поднимает голову и уставляется на Чонгука, лицо которого находится сейчас так близко, что сердце Пака колотится в четыре раза сильнее. Вообще, вся обстановка складывается весьма горячо — рабочий кабинет, солидный Чонгук, который держит омегу на своих бедрах, одной рукой придерживая за тонкую талию. Как только Чимин начинает думать об этом, ему становится то ли не по себе, то ли поистине хорошо. Возможно, это именно то, чего ему хотелось бы в глубине души, в отдаленном местечке похоти, до которой Чимин, будто бы пока ещё не дорос. — Чонгук, — шепчет блондин, не отрывая взгляда от чёрных глаз напротив, что буквально по частичкам съедают его нутро. Не говоря ни слова, альфа подается навстречу младшему, перемещая руки на его спину, оглаживая позвоночник и острые лопатки, находящиеся под легкой тканью рубашки. Его губы тут же находят уже готовые на всё губы мужа, после чего следует очередной сладострастный поцелуй, который возносит обоих еще выше всех этажей самых высоких в мире зданий. Чонгуку приходится признаться самому себе, что ему очень хочется разложить омегу прямо здесь, на этом чертовом столе из дорогущего дерева, на котором он обычно подписывает важные бумаги и документы. Ему очень хочется заключить договор страсти с Чимином, однако сейчас не та обстановка и ситуация, чтобы воплотить крышесносную идею в жизнь. Омега постанывает в поцелуй, чем заводит альфу ещё сильнее, однако вскоре тот сдается и прерывается. — Это было слишком хорошо, и мы обязательно продолжим когда-нибудь, но я позвал тебя не за этим, — на одном выдохе произносит Чонгук, прикрывая глаза и стискивая в руках хрупкую талию Пака. — Так нечестно, — хнычет Чимин, недовольный прерванным удовольствием, однако в этот момент телефон Чонгука начинает истошно звенеть, и омега понимает, что этот раунд он проиграл. Не желая быть свергнутым с такого удобного и уже полюбившегося ему трона в виде бедер супруга, Чимин гордо и совершенно самостоятельно встает на ноги и садится на диванчик. Чонгук же лишь усмехается — проявление темных черт характера омеги ему до безумия нравилось. — Подожди меня здесь, — говорит Чон и, взяв телефон в руки, стремительно выходит из кабинета, оставляя Чимина наедине с атмосферой важных дел и переговоров. Чимин разочарованно вздыхает, все еще ощущая на губах послевкусие горячего поцелуя, но не может не воспользоваться выпавшим ему шансом. Медленно прохаживаясь по кабинету, он внимательно разглядывает его роскошное убранство. Его привлекает каждая мелочь, каждый элемент декора или одиноко стоящая папка. Он даже заинтересованно проводит пальцем по мебели, стеллажам, рассматривает в рамке фотографию мужчины средних лет. Чимин и раньше видел её в новостях и журналах — на изображении красовался дед Чонгука, тот самый основатель, родоначальник известной и успешной компании, в стенах которой Чимин находится. Только сейчас омега в полной мере осознает, как Чонгук похож на своего предка и по совместительству тезку. У деда и внука одинаковый нос, круглые темные глаза и острые скулы. Единственное, что отличает двух представителей разных поколений — это возраст. — Чимин, — Чонгук появляется неожиданно, так, что названный вздрагивает и разворачивается в нужную сторону. Чон выглядит подозрительно-напряженным, и Чимин не может понять, что могло случиться за эти пару минут. — Да? — поддавшись влиянию неоднозначной растерянности, спрашивает Чимин, нутром чуя что-то неладное. — Сейчас сюда зайдёт один человек, и я хочу, чтобы вы… Хотя, впрочем, сами разберетесь. — О чем ты? — хмурится омега, прикусывая губу и в оба глаза уставляется на дверь, которая все ещё слегка приоткрыта. Чонгук раскрывает её до конца и жестом приглашает человека, стоящего снаружи, войти. Первые секунды Чимин не верит происходящему и стоит на одном месте как вкопанный. К щекам приливает жар, а комок сплетенных меж собой чувств несчастно сжимается где-то внутри. В кабинет заходит тот, кого омега ожидал увидеть меньше всего. Чимин пару раз моргает, дабы убедиться в действительности увиденного, после чего делает шаг назад, словно боясь своей же реакции. — Привет, — произносит Чон Хосок — альфа, судьба которого особенно интересовала в последнее время Чимина. Однако он не был готов так скоро и внезапно встретиться с ним лицом к лицу. — З-здравствуй… — слишком неуверенно и подавленно отвечает Чимин, чуть ли не падая от накативших эмоций навзничь. — Эй, зачем так официально? — вздыхает Хосок и подходит к омеге вплотную, заставляя того интуитивно сжаться, смотря затравленным испуганным взглядом на парня. — Что ты тут… — Чимин произносит первое, что приходит в голову, но в это же время отвечает сам себе на вопрос. Чонгук. Пак переводит взгляд на альфу, спокойно стоявшего у двери все это время, и вопросительно округляет глаза, будто требуя от него незамедлительного ответа. Однако Чонгук молчит, лишь незаметно пожимая плечами. — Мне сказали, ты искал меня? — Хосок неловко усмехается, вспоминая, как эту новость сообщил ему Чон некоторое время назад. Сам Хосок был в полнейшем шоке от услышанного. Он даже не уверен, что более поразило его: заявление, что человек, который ищет Хосока — это его бывший ученик — Пак Чимин или фраза Чонгука о том, что Пак Чимин его муж. Как оказалось, Хосок, угнетенный и поглощенный своим беспросветным бытием и мрачным существованием, был совсем не в курсе того, что один из главных чеболей страны женился на его ученике, что, конечно, ему, как человеку, хорошо знающему Чимина, представлялось довольно странным и будто бы невозможным. — Я… я просто, — Чимин даже не знает, что сказать, его начинает потряхивать, а сам он, заливаясь краской, опускает голову вниз. — Прости меня. Пожалуйста. Хосок расширяет глаза, задумчиво наклоняет вбок голову и перекидывается многозначительным взглядом с Чонгуком, который понимающе кивает и выходит за дверь, решая оставить двух бывших знакомых наедине. — За что ты извиняешься? — спрашивает Хосок не то что бы строго, а удивлённо и даже будто испуганно. — Ты сам знаешь, — Чимин все ещё держит голову внизу, потому что не может посмотреть в глаза Чона. — Но, по правде сказать, мы так ничего и не поняли тогда, — говорит Хосок чуть притихшим голосом, а сам пытается заглянуть в лицо Пака, которое тот старательно прячет за светлой чёлкой. — Я придурок. Я всех подвел, — немного истерично выдает Чимин дрожащим голосом, прикусывая пухлую губу от волнения. — Тише-тише, Чимин. Это в прошлом, — Хосок успокаивающе обхватывает руками узкие плечи омеги и осторожно трясет его за них, пытаясь привести Пака в чувства. — Никак нет! Я знаю, многие до сих пор обижены на меня. — Чимин, это их дело. На обиженных воду возят, сам знаешь, — посмеивается Хосок, и в ту же секунду омега поднимает голову, наконец встречаясь с Чоном взволнованным беспокойным взглядом. — А ты…? — Я уже взрослый дядя, Чимин. Мне довольно-таки глупо обижаться на несмышленых подростков. В этот момент Чимин не сдерживается и улыбается, смущенно отводя глаза в сторону. Это не уходит от внимания Хосока, который тут же весело подмигивает омеге, протягивая: — Вот! Наконец-то ты улыбаешься. Напоминаешь мне нашего прежнего Чимин-и, — и Хосок добродушно щелкает пальцем по маленькому носу парнишки. Тот смеется и уже куда более свободно вздыхает, расслабляя мышцы груди, и дает себе выдохнуть. — Ты правда не злишься? — Не буду врать, может быть, в начале я был зол и сильно расстроен, но… это всё в прошлом. Единственное, что меня до сих пор волнует — это причины… ты так и не сказал тогда, что случилось. Чимин тяжело вздыхает, в глубине души понимая, что сейчас, наверное, спустя какой-то период времени ему ничего не остаётся, кроме как объясниться за то, что было уже давно, но воспоминания все ещё как живые стоят перед глазами обоих. — Давай лучше присядем, — предлагает Пак, и парни садятся на диванчик, располагаясь друг напротив друга. Чимин ежится, но решает не затягивать то, что уже и так затянулось на неопределенное количество времени. — Я буду краток, без предисловий и эпилогов. Всю неделю перед нашим участием в таком глобальном, масштабном и важном для всех нас конкурсе я был на ужасных нервах. Впрочем, мы все себя так вели. И это вполне объяснимо — не каждый день выпадает такая возможность — поучаствовать в лучшем танцевальном проекте, побороться за значимый приз и, к тому же, исполнить мечту всех танцоров нашей команды. И даже не то что команды — всей студии или, того лучше, всей танцующей части населения нашей страны. Я знал и видел, в каком напряженном состоянии мы находились в последние пару недель. Сколько бессонных ночей и изнемогающих тренировок, бесконечных репетиций мы проводили, работая буквально до посинения. И, конечно, я понимал, что день участия в данном конкурсе является решающим для нас всех: для нашей команды, всего коллектива, студии. И тебя, — Чимин виновато поднимает взгляд на Хосока, впрочем, тут же одергивая его. — Но в этот день… я узнал то, что выбило почву у меня из-под ног. Вернее, даже не узнал — мне сказали. Просто поставили перед фактом. Вы не особо много знаете о моей жизни, истории, детстве и прочих немаловажных вещах — но это не ваша вина. Я сам предпочел скрывать и утаивать это от лишних глаз. Сейчас я понимаю, что действовал очень глупо, поверхностно и эгоистично, но тогда я… мне было ужасно плохо. Я не мог совладать со своими эмоциями, не мог собраться с силами, не мог остановить свои самые страшные истерики в жизни. Не смог ничего сделать даже… ради вас. Единственных, кто были рядом со мной и поддерживали меня, — Чимин шмыгает носом, так как воспоминания неприятно всплывают в его сознании, погружая омегу в прошлое. — Тогда мне сказали, что меня выдадут замуж… а я… черт, прости, я знаю, что звучу сейчас отнюдь не внушительно, но для меня тогда это ощущалось как… конец жизни? Все свое непродолжительное существование я только и делал, что подчинялся. Выслушивал, принимал удары, унижения, терпел, молчал, пытался закрыть глаза на всё, что происходило. Но замужество… стало последней каплей. Знаешь, сейчас, состоя в браке не первый месяц, я очень вырос морально. Но тогда… я был совсем ребенком — как в физическом, так и психологическом понимании этого слова. Я даже школу не закончил нормально, а меня уже собирались выдавать замуж за человека, который… по правде говоря, я был более чем предостаточно наслышан о Чон Чонгуке. И все эти слухи были чем-то плохим, отвратительным, грязным и ментально угнетающим. Я чувствовал себя безвольным школьником, который ничего не может сделать в противовес обстоятельствам, которые свалились на мои плечи. За меня всегда всё решали. Всю жизнь. Я чертовски устал от этого, и не передать словами, в каком моральном состоянии я находился все свое детство и уж тем более подростковый период. Но новость о замужестве… она была такой внезапной и резкой, что я не смог… я не мог себя контролировать. Понимаю сейчас, что со стороны это выглядит крайне глупо, но тогда я даже пытался покончить с собой. Я слишком устал от такой жизни — где я марионетка в чужих руках, где мне не позволено делать ничего и уж тем более — вставлять свое слово. Пусть даже мизерное, незначительное, но все-таки слово. Моей судьбой распоряжались всю жизнь и, когда речь зашла о фиктивном браке, я буквально поставил на себе крест. Я просто не понимал, зачем я живу, если не могу делать то, что мне хочется? По правде сказать, если не брать в расчет танцы — вас, студию, ребят из нашего коллектива и тебя, в моей жизни не было ни единой хорошей мелочи. И, конечно, как истинный омега я много фантазировал на тему своей любви — представлял себе красивые картины будущего с любимым альфой, хотел видеть рядом с собой прекрасного принца, строил воздушные замки… поэтому мне было безумно тяжело, когда я осознал, что никогда не смогу ощутить искреннюю, настоящую любовь, свободную от обременения в виде сделок и гребаных денег. Я выходил замуж, даже ни разу не испытав и не попробовав это чувство. Мой мир тогда рухнул — мне было ужасно плохо. Я был ребенком, которого то и дело окунали на самое дно со связанными руками и кляпом во рту. И в тот день… я не смог прийти. Не смог подняться с кровати, ведь до этого я наглотался таблеток, чтобы покончить с собой. Да, глупо, наивно, необдуманно, но это просто был срыв от безысходности и чувства собственной беспомощности, никому ненужности. От меня просто хотели отделаться как можно скорее, при этом ещё и поимев материальную выгоду. Я ощущал себя очень грязно и… мне правда очень жаль. Я знал, что являюсь центром — на мне буквально было поставлено всё выступление, вся концепция и мое соло… я прекрасно понимал это. Но как будто драма в личной жизни была на тот момент сильнее меня. Потому что всё, что я сделал — это жалко решил уйти из жизни, в которой не было практически ничего хорошего. Мне очень стыдно и по сей день. Я знаю, в какой панике вы находились тогда. Как вы переживали, рвали на себе волосы и буквально рыдали от такого предательства и подставы с моей стороны. Я в курсе, что многие из команды до сих пор ненавидят меня, считают, что я сделал это специально. Что я трус и предатель. Может быть, так и есть. Я и вправду подставил всех, жестоко лишив вас возможности обрести популярность, выйти на большую сцену, стать настоящими профессионалами, звездами, заработать денег, а главное — я собственноручно лишил вас мечты. Я ничтожество. Прости меня, Хосок. Я даже не смог объясниться перед командой после того, что произошло — я позорно испугался и решил пресечь с вами все связи из-за чувства вины и стыда. Я даже в глаза тебе смотреть не могу. Но мне действительно очень жаль. Очень, — на последних словах голос Чимина дрожит, а в конце концов и вовсе срывается. Его лицо приобретает самый красный оттенок из всех возможных, а на глаза наворачиваются слезы, после чего одинокая слезинка сожаления и раскаяния катится по щеке. Омега может сказать ещё многое, но не хочет. Ему кажется, он не достоин говорить с Хосоком так долго — словно Пак отнимает у него драгоценное время своим жалким скулежом. — Чимин, — Хосок выглядит бледным. Его вид взволнованный, а на лбу — капли холодного пота, который тот испытывал на протяжении всего тяжелого монолога. — Всё, что ты сейчас сказал — открыло мне тебя с новой, совершенно другой стороны. Я даже не мог предположить, что в твоей жизни всё обстояло так, — альфа виновато опускает голову вниз. — В глубине души я знал и верил, что ты человек ответственный, и если не пришел… наверняка, на это были свои веские причины. Однако ты намеренно не выходил на связь с нами, обрубив все контакты. Моя вина в том, что я решил не углубляться в мотивы твоего поступка, поглощенный обидой и злостью, а просто пустил все на самотек. Черт, кто из нас вообще ещё вел себя по-детски? — Хосок грустно усмехается, сам удивляясь своему незрелому поведению. — Мне очень жаль, что на тебя обрушилась та волна негодования, какая застилала нас всех. Настоящая команда для начала бы выяснила, что произошло, но… честно говоря, нам было проще посчитать тебя предателем, чем разобраться в том, что же в действительности случилось. И вдвойне печальнее, что я, как лидер, главный хореограф, наставник этого коллектива поступил точно также, как и мои подопечные, хотя я должен был быть на голову выше и умнее своих детей. Как тошно это осознавать сейчас… Прости меня, Чимин-и, — Чон вздыхает, качая головой так, словно не верит в то, что позволил себе повести в тот момент столь неблагородным образом. — Нет! Это я виноват. Я должен был хотя бы предупредить вас, но я слишком погрузился в свои проблемы, поступив очень эгоистично. Я разрушил вашу мечту… не надо отрицать, что именно из-за меня тогда вы не смогли выступить и воспользоваться тем шансом, который выпадает один на миллион, — голос Чимина скачет, словно американские горки. Он взволнован и напряжен, а беспокойные руки сминают край рубашки до неприличного состояния. — Чимин-и, всё в порядке. Это всё в прошлом. Надо признать, мы все были весьма незрелыми, — Хосок вздыхает и виновато улыбается, пожимая плечами. — Я так скучал по твоей солнечной улыбке, — смущенно признается Чимин, осторожно заглядывая в добродушные глаза альфы. От этих слов тот окончательно расцветает, а по кабинету проносится звонкий смех, ласкающий покрасневшие уши Чимина. — Тогда мир? Мы все совершили свои ошибки, но главное, что мы разобрались в них, пусть даже спустя долгое время. — Это точно. Мир! — Чимин мило смеется и наконец кидается в распахнутые объятия Хосока. — Я так скучал по вам всем… по танцам. Даже заставил Чонгука найти тебя и связаться. — Да, он уже рассказал мне. Ох, Чимин-и. Понимаю, это тяжело, но… как твой брак? — Хосок грустно уставляется на омегу, которого ему становится очень жаль ещё с момента его печального рассказа. — Честно? — неожиданно Чимин улыбается и хитро прищуривается. — Я по-настоящему влюбился в него, — произносит Пак шепотом. — В него?! — Хосок аж отпрыгивает в сторону, в ужасе озираясь по сторонам. — Ну, да, — задумчиво протягивает Чимин. — Он очень хороший, правда. Хосок непонимающе таращит глаза на блондина, вероятно, ища в его словах какой-то подвох. Наверное, Чимин разыгрывает его — вот сейчас он тяжело вздохнет и со слезами на глазах скажет, как тяжело ему дается жизнь в этом своеобразном браке. — Ты ведь шутишь? — Нет, — Чимин отрицательно мотает головой. — Знаю, Чонгук может показаться не особо приятным человеком на первый взгляд, но он супер добрый, понимающий и заботливый. Хосок округляет глаза до такой степени, что Чимин начинает смеяться. Его очень забавляет подобная реакция посторонних людей на Чонгука, настоящая личность которого доступна далеко не многим, и, к собственному удовлетворению, Чимин как раз в числе противоположных. — Мы точно про одного и того же Чона говорим? — Сто процентов. — Мда… к такому жизнь меня не готовила. — Поверь, изначально я был точно такого же мнения о нем! О Чонгуке полно нелестных и отталкивающих слухов, но на самом деле он очень хороший. Кстати… ты сам то как? Так давно не общались. Хосок хитро улыбается и выдает: — Не знаю, в курсе ты или нет, но Чонгук возрождает танцевальную студию. Вернее даже, открывает новую, куда более масштабную и глобальную. И угадай, кто будет в ней хозяином? — Хосок гордо вскидывает подбородок вверх, смешно играя бровями. Теперь уже очередь Чимина округлять глаза и раскрывать рот от удивления. — Да ладно?! — только и пищит он, не веря своим ушам. — Чонгук… студия… ты?! — Да. Я буду в ней, считай, главным. Ты же запишешься туда, верно? — Хосок мило выпячивает нижнюю губу и слышит, как Чимин буквально визжит от радости, после чего кидается альфе на шею. — Боже, я просто не могу в это поверить! Хосок, расскажи, расскажи мне! Все до мельчайших подробностей! Чонгук сам это предложил? А где находится студия? Она большая? А какая твоя официальная роль? Как Чонгук вообще связался с тобой?! — Чимин безостановочно сыплет вопросами, не в силах остановить поток эмоций и трогательных чувств, которые буквально наполнили его душу, заставляя выливаться через спутанную беспокойную речь. — Айщ, Чимин-и! Ты такой нетерпеливый! Давай, пожалуйста, по порядку. Сейчас я все расскажу, — хихикает Хосок и принимает удобную позу, чтобы рассказать омеге всё с самого начала. С первого, крайне неприятного появления фигуры Чон Чонгука в его жизни, вплоть до последнего — радостного и счастливого.***
Всю дорогу до дома Чимин молчал, осмысливая последние новости. На удивление, все они были хорошими и радостными — Хосок подробно рассказал «от» и «до» всё, что происходило между ними с Чонгуком, но новостей было настолько много, что Чимин даже не знал, с чего начать и как благодарить своего супруга. Поэтому он, устав от количества полученной информации и пережитых эмоций, просто предпочел набрать воды в рот и загадочно смотреть в окно машины всю поездку до дома. Чонгук, конечно, пытался его растормошить, задавая вопросы, но все это не привело ни к чему хорошему, а сам Чон, кажется, даже немного обиделся. «Вот тебе и спасибо. Отличная реакция, сказать нечего», — презрительно думал альфа всю дорогу, подозрительно косясь на Пака, который с совершенно невинным видом увлеченно разглядывал вечерний Сеул за окном. Приехав домой, они тоже особо не разговаривали, а буквально разошлись по комнатам, перекинувшись парой общих фраз. В конце концов Чонгук злится, так как он ожидал немного другую реакцию от Чимина на его «сюрприз», ради которого альфа запарился настолько, что решил вложить кучу денег в новый бизнес, отчасти погрузившись в танцевальную индустрию. Уже находясь в спальне, Чонгук гневно рассматривает свое отражение в зеркале, не понимая, что он сделал не так, и почему Чимин никак не отреагировал на то, что осуществил для него Чон. Альфа раздраженно расстегивает пуговицы на рубашке, после чего кидает её куда-то в сторону, оставаясь в одних лишь брюках, от которых, впрочем, он тоже предпочитает немедленно избавиться. В этот момент дверь тихонько открывается, а на пороге также незаметно появляется супруг Чонгука. Чимин входит в комнату и неуверенно останавливается где-то на середине пути. Чон стоит к нему спиной и лишь слышит шаги омеги, которые уже успевает хорошо выучить. — Ты не занят? — аккуратно спрашивает Чимин, и Чонгук поворачивается к нему лицом. — А что хотел? — вероятно, голос звучит чуть грубее, чем обычно, потому Чимин тут же вздрагивает. Омега стоит в спальне Чона, а его руки сложены на груди. На нем надета шелковая пижама черного цвета в виде футболки и шортиков. Верхняя часть одежды как обычно немного великовата ему, поэтому футболка чуть сползает по хрупким плечам, открывая вид на ту самую ключицу с прелестной родинкой. Чонгук беглым взглядом оглядывает омегу и решает не останавливаться на его нежнейшей красоте — в конце концов одними короткими шортами он прощения не выпросит. — Поговорить, — наконец отвечает Чимин, вздыхая. — О чем же? — Ну… — у Чимина бегает взгляд, но он задерживается на какое-то время на обнаженном торсе альфы. На очаровательных щеках Пака тут же вспыхивает румянец, но он взгляда не отрывает, опускаясь чуть ниже. — Сперва оденься, — командует он внезапно прорезавшимся голосом и отводит глаза от мужественного сильного тела. — Для чего? — фыркает Чонгук, совершенно комфортно ощущая себя в одних черных боксерах. — Ну, — Чимин не находит, что сказать, вернее, как выразиться. И вправду, почему его так смущает красивое мужское тело? — Как же ты… — внезапно Чонгук подходит ближе, заставляя Чимина сделать шаг назад, — любишь играть в недотрогу, — практически шипит Чон, необъемлемой скалой нависая над маленькой фигуркой Чимина. — Я не играю, — Пак обиженно хмурится, по классике надувая щеки, но Чонгук не выдерживает и подхватывает омегу под бедра, резко припечатывая того к ближайшей стене. — Эй! — возмущенно выдает омега, спиной чувствуя удар. Чимин оказывается навесу, поднятый в воздух. По инерции он обхватывает стройными ногами торс Чона, чтобы крепче держаться и не упасть. Чонгук же держит его под бедрами, в один момент сильно щипля аппетитную ляжку. — Больно! — взвизгивает омега и гневно смотрит на Чона сверху — альфа достаточно высоко его поднял. — Мне тоже было неприятно сегодня. — Но… — Без всяких «но», умоляю, — произносит Чонгук и резко разворачивается вместе с Чимином в другую сторону. Через секунду он уже опрокидывает омегу на большую кровать, а тот падает на неё спиной. Чонгук нависает над Паком, жадно проходясь взглядом по его тонкой шее и острым ключицам. — Все ещё прикажешь мне одеться? — усмехается он, придавливая Чимина своим телом. — Как хочешь, только отстань от меня, — немного жалобно, но в то же время рассерженно произносит Чимин, хмуря брови. Он даже не может пошевелиться из-за внушительного веса Чона, что виснет прямо над ним. — Нет, — равнодушно пожимает плечами Чонгук и резко захватывает запястья омеги, заводя их за его голову. — Да отстань ты! — возмущается Чимин и пытается скинуть с себя альфу, однако тот оказывается слишком силен. — Чимин, ты все равно проиграешь, — усмехается Чонгук, с удовольствием наблюдая за жалкими попытками омеги выбраться. После этих слов Чимин затихает, враждебно смотря на самодовольное лицо Чона. — Иногда ты так меня бесишь, — шипит Чимин, после чего альфа громко смеется и, не выдерживая, набрасывается на белоснежную шею Чимина. Тот сразу же издает протяжный стон от проявления неожиданной страсти и прогибается в спине словно кошка. Чонгук прикусывает нежную кожу, оставляя на ней кровавый развод, а Чимин в это время плаксиво хнычет и бьет альфу по спине. — Не надо в шею! Я уже устал тоналкой замазывать! — капризно срывается с его уст попеременно со слетающими с них стонами. — А ты не замазывай. Пусть все знают, что ты мой, — усмехается Чонгук прямо в губы младшего и следом целует их, наслаждаясь привычным вкусом сладкой клубники. — Я свой, — решает повредничать дальше Пак, когда альфа отстраняется от него, но тут же оказывается вновь заткнут очередным поцелуем. — Свой. А еще немного мой, и даже не спорь с этим, — усмехается Чон и рукой залазит под футболку омеги, начиная с особым упоением оглаживать его плоский живот, выпирающие тонкие ребра и позвоночник. — Ты очень худой, — то ли сокрушенно, то ли восторженно проговаривает Чонгук, чувствуя под своими ладонями табор мурашек, которые расползаются по всей коже Чимина. — А ты, напротив, очень тяжелый, — говорит Чимин и ногами обхватывает торс Чона, прижимая его ближе к своему телу. — Какая жалость, — произносит Чонгук и вновь прикасается к пухлым губам Чимина, затягивая того в глубокий откровенный поцелуй. Одной рукой он все ещё водит по стройному телу, а другой — все также удерживает запястья Пака над его головой. Чимина хочется мучить — разумеется, в хорошем смысле. А ещё больше его хочется подчинить. Обычно Чимин покорный, но иногда бывает таким, как сейчас — и это безумно сносит Чонгуку крышу. Приятный аромат омеги бьет в ноздри альфы, благодаря чему он не может сдерживать свои естественные позывы. Чонгук обхватывает соски Чимина меж пальцев, начиная мастерски выкручивать их — так, что младший начинает громко стонать прямо в поцелуй, ничуть не стесняясь своей реакции. Он весь изгибается, вертится в разные стороны, лишь разыгрывая в Чоне ещё больший азарт. В конце концов альфа не выдерживает и рывком расстегивает пуговицы на шелковой футболке омеги, одна из них даже беспомощно отрывается, скатываясь куда-то на пол, но парням нет до неё никакого дела. Перед глазами Чона открывается грудная клетка, на которой красуются нежно-розовые бусины. — Ты такой сладкий, — жалобно протягивает Чонгук и тут же опускается ниже, захватывая губами один из сосков. Он начинает умело играться с ними языком, выкручивая и вылизывая их. Чимин в это время протяжно стонет, содрогаясь всем телом. По нему будто проходится волна бешеного удовольствия, и Чимин не в силах остановить этот поток чарующей страсти, раскатом грома окутавший его тело. Чонгук определенно мастер своего дела — в этом омега убедился уже не раз и продолжает убеждаться и по сей день. Он так уверенно, ловко, а главное безумно приятно доставляет удовольствие младшему, что тот только и может, что плаксиво хныкать и протяжно стонать от собственной беспомощности в отношении откровенных действий альфы. Вскоре Чон, поглощенный страстью и довольный податливой и раскрепощенной реакцией супруга, жадно сминает его пышные бедра, чувствуя даже сквозь шелковую ткань шорт всю прелесть юного тела. Чонгук проникает рукой под кромку шорт младшего и с приятным удивлением замечает, что Чимин оказывается без нижнего белья. Чонгук усмехается и с удовлетворенной улыбкой обхватывает рукой уже возбужденную плоть омеги. Чон набрасывается на Чимина с поцелуями, не переставая покрывать каждый сантиметр его тела отпечатками своих губ, а между тем осторожно водит рукой по стволу Чимина. По ощущениям его член небольшой, аккуратный и очень удобно ложится Чонгуку в руку. Альфа чуть ли сам не взвывает от нахлынувшего желания, что буквально бурлит и выплескивается из котла его похоти. Однако он понимает — они не так долго встречаются, и Чимин не готов к каким-то более серьезным вещам. Чон очень не хочет спугнуть его своим смелым напором, а потому он решает постепенно пробовать с Чимином что-нибудь новое, с каждым разом заходя всё дальше и дальше. Так омеге будет проще привыкнуть и набраться опыта, а также не травмировать его психику, не испугать младшего. Чимин шипит и прогибается в спине ещё больше, прикусывая губу до крови, а затем снова ловит на себе голодный поцелуй Чонгука. До этого момента его не касался там ни один человек, поэтому ощущения и эмоции, которые сейчас испытывает омега, не поддаются никакому словесному описанию. Кажется, это что-то похожее на смущение с безумием, вместе с непреодолимой животной страстью и желанием выйти за рамки дозволенного. Чимин откровенно стонет, чувствуя, как приятно Чонгук проходится по его члену, то сжимая его у самого основания, то постоянно меняя темп. Движения Чона то крышесносно быстрые, то мучительно медленные — и Чимин даже не знает, что из этого лучше. Он подается вперед, навстречу альфе, и тот с самодовольным видом усмехается, хитро прищуривая глаза, чем смущает омегу ещё сильнее. — Тебе ведь ещё никто… — начинает он. — Нет, — обрывает его Чимин, а после — тут же ловит на своих устах очередной поцелуй. Язык Чонгука сплетается с языком омеги, а напряжение и температура их тел стремительно несется на высоту, как и эмоции, что оба испытывают в этот момент, находясь настолько близко друг с другом. Старший хмыкает и увеличивает скорость движений, из-за чего Чимин уже не в силах сказать ни слова — его лоб покрывается легкой испариной, тело безотказно дрожит, а сам Пак прикрывает глаза в сладкой истоме. Его губы влажные, блестящие и заметно распухшие после пылких поцелуев — Чонгук с наслаждением замечает это и наконец срывается сам, издавая низкий стон, ласкающий покрасневшие уши омеги. Чимин уже совершенно не может соображать — и Чонгук это хорошо понимает. Он прекрасно видит, в каком плачевном или, можно сказать, блаженном состоянии находится омега — кажется, его силы и последние частицы разума совсем уже на исходе. Чимин мечется словно в агонии, дрожа всем телом. «Все девственники такие чувствительные…», — с долей милого сожаления усмехается сам себе Чонгук и, слыша по высоким стонам омеги, что тот уже практически на исходе, ускоряет темп, собираясь довести до оргазма своего маленького, невинного мужа. Через пару минут Чимин издает последний сладкий стон и изливается прямо в руку Чонгука. Альфа довольно хмыкает и вытирает руки о салфетки, что находятся рядом с его кроватью, а после — падает навзничь прямо рядом с Чимином. Оказывается, очень приятно слышать его прерывистое дыхание, учащенное биение сердца, и осознавать, что его причиной являешься именно ты. — Я всего лишь хотел сказать тебе спасибо, придурок, — шепотом выдает Чимин спустя несколько минут, так и не раскрывая глаз. — Ну, считай, что это я так тебе ответил «пожалуйста», — смеется Чонгук хриплым голосом, чувствуя, как Пак бьет его в бок своим крохотным кулачком. — Нет. Теперь я должен сказать тебе спасибо в двойном размере. Во-первых, за всю историю с танцами и Хосоком — он мне уже все рассказал. А во-вторых, за… мой первый в жизни настоящий оргазм. — Ого, ты и такие слова знаешь. — Да иди ты! — смеется Чимин и, поворачиваясь к Чонгуку на бок, благодарно целует того в плечо. — Не за что, Чимин-и. Всегда не за что, — улыбается Чонгук и притягивает к себе омегу, заключая миниатюрную фигурку в свои объятия.***
Через несколько дней Чонгук, находясь на работе, закрывает последний сложенный документ в сейфе и уже собирается уходить, как внезапно в кабинет звонят, после чего Чон разрешает человеку войти. На самом деле время уже крайне позднее — весь рабочий персонал уже закончил свою смену и спокойно разошелся по домам, в отличие от Чонгука, который до последнего решал рабочие вопросы ввиду уже привычной повышенной нагрузки в конце каждого года. — Да, Сон Юн, что хотел? — спрашивает Чонгук своего секретаря, который тут же появляется на пороге. Наверное, Юн единственный из сотрудников, кто может работать сутками напролет. Его преданность Чон Чонгуку велика настолько, что просиди тут альфа до четырех утра, Сон Юн не уйдёт домой без него. — Ваша недавняя просьба выполнена, — отчеканивает как робот секретарь и осторожно протягивает Чонгуку чёрную папку. — Хм, весьма оперативно. Молодцы, — хмыкает Чонгук, в очередной раз поражаясь мастерству своих коллег. — Положи на стол и можешь идти. — Вы уверены? — до последнего не сдается Сон Юн, хмуря густые брови. — Да. Я сам уже скоро пойду. Секретарь ещё переминается с ноги на ногу, но видя строгий взгляд Чона, все же вздыхает и кланяется, после чего благодарит начальника и послушно скрывается за дверьми. Чонгук же заинтересованно глядит на черную папку, которая является ответом на все вопросы и задумчиво перебирает по столу пальцами. С одной стороны, хочется прочитать содержимое прямо сейчас, а с другой — лучше бы подождать до дома. Читать на рабочем месте подобную информацию Чону совсем не хочется. Поразмыслив ещё немного, альфа вздыхает и все же сгребает папку в портфель, решая прочитать её в спокойной атмосфере, далекой от собственного кабинета. Закончив со всеми мелочами, Чон выходит в коридор, предварительно запирая дверь, после чего идет к лифту. Коридоры пустые, свет во многих отделах уже погас, а в здании нет даже трети сотрудников, так как время близится к ночи. Чонгук приближается к лифту и нажимает на кнопку вызова, после чего слышит странные шорохи и оборачивается, видя Сон Юна, выходящего из соседнего кабинета. — Юн? Я же сказал тебе отправляться домой, — Чон закатывает глаза, видя растерянное лицо секретаря. — Да, я просто распечатывал документы… — произносит мужчина, и Чонгук по выражению его лица видит, что тот неумело врет. — Обманываешь. — Простите, — вздыхает Юн, опуская вниз щурые глаза, а Чонгук сокрушенно качает головой. — Прекрати сидеть на работе до моего ухода. Я самостоятельно могу позаботиться о себе. — Да, господин.***
Уже ночью Чонгук идет в зимний сад, стараясь не создавать собой лишних звуков. Чимин уже давно спит, а время на часах близится к трем часам. Альфа спускается в излюбленное им место и, включая небольшой свет, садится на диванчик, кладя себе на колени папку. Странное чувство закрадывается в его душе. С одной стороны, интерес и волнение полностью охватывают его, и Чон не в силах противостоять типичным человеческим качествам, присущим всем живым людям. Но с другой, беспокойное чувство о том, что вся эта папка — неправильная, нечестная и… Впрочем, Чонгук уже все решил. Отступать уже и так некуда — раз уж материалы лежат на его коленях, значит, именно сейчас, в этот день, в три часа ночи и в этом зимнем саду Чонгук должен узнать всю правду. Альфа открывает первую страницу папки и видит фотографию Чимина. Тут же написаны все общие сведения о нем по типу ФИО, даты и места рождения, адресов, номеров телефона и так далее. Чонгук пробегается по этой информации беглым взглядом, не особо вчитываясь в подобные вещи — всё это он и так знает. Зато следующие несколько страниц весьма заинтересовывают его, и Чон хмурится, внимательно вчитываясь в написанное. На каких-то страницах Чонгук останавливается более подробно, цепляясь взглядом за каждую букву, а иногда перечитывая одни и те же строчки по несколько раз, так как они не поддаются искреннему пониманию альфы. Чонгук читает около часа. Процесс чтения постоянно затягивался из-за его несобранности, из-за чего Чонгуку то и дело приходилось вновь сосредотачиваться, чтобы вникнуть в суть напечатанных на бумаге слов. Пока Чон читает, его переполняют странные эмоции. С одной стороны, это ужасная жалость и боль, которую он испытывает, представляя всё то, что пришлось пережить его морально сильному, стойкому супругу, а с другой — жуткую злость и обостренное чувство несправедливости. «Так значит, его настоящие родители и вправду были обычными людьми… хореограф и военный — всё, как и говорил Чимин в тот раз, когда напился», — Чонгук ненароком вспоминает, как тащил омегу домой после первой самовольной вылазки Чимина на свободу. — «Но во время учёбы в начальной школе его семья погибла… в пожаре», — у Чонгука проходят мурашки при одной только мысли об этом. Чимин тогда тоже находился в квартире и видел весь этот ужас, ровно до того момента, пока его не спасли. Неудивительно, почему Пак не мог даже пошевелиться на той тусовке с омегами-горничными в клубе Ли Тэмина, и Чонгуку пришлось собственноручно выносить Чимина на руках из комнаты, постепенно заполняющейся огнем и дымом. — «Какой кошмар», — сокрушенно думает Чон. — «Это действительно объясняет всё его поведение. Но это означает лишь то, что его детские психологические травмы не отработаны. Он просто… живет с ними?», — альфа устало наклоняется на спинку дивана и прикрывает глаза, погружаясь в свои темные мысли. Чимина забрали дяди — семья Пак весьма состоятельные люди в их кругу, это все знают. Их бизнес, конечно, меньше, чем бизнес Чонов, но это не отменяет их немаловажную значимость в обществе. Однако благородные, на первый взгляд, родственники явно не собирались возиться со свалившимся им на голову племянником, а потому содержали его исключительно из корыстных целей. Оказывается, поспешная выдача Чимина замуж планировалась ещё с самого начала его усыновления в целях извлечения выгоды в особо крупных размерах. Более того, Чон узнал, что и его родители были хорошо осведомлены о не самых великодушных планах семьи Пак ещё за несколько лет до росписи Чона и Чимина, а соответственно, обе семьи уже заранее были в долгосрочном сговоре. От осознания этого Чонгука начинала охватывать невероятная злость. Даже старшее поколение просто напросто обводило его вокруг пальца все это время, не говоря уж о тихом и замкнутом Чимине, который успел вдоволь настрадаться за свою непродолжительную несчастную жизнь. Альфа в ярости — он очень не любит, когда становится жалкой пешкой в чьих-то руках. Но больше всего его гложет чувство несправедливости за Чимина. За этого светлого, добродушного ангела, пережившего огромную трагедию в своей жизни. Его просто напросто использовали, а что того хуже — отвратительно обращались с ним все это время. Конечно, в черной папке, лежащей в руках Чонгука, не описаны в подробностях конкретные ситуации, а уж тем более личные чувства и переживания Чимина, которые тот испытывал, находясь в доме своих добрых родственников. Но Чонгук может себе примерно представить, что испытывал ребенок, а впоследствии — и подросток, когда с ним всю жизнь обращались как с мусором, всегда решали за него всё, не давали ни капли свободы выбора, постоянно относились как к лишнему рту в семье и внушали чувство вины на протяжении всего существования Чимина. К тому же, у семьи Пак был собственный ребенок — альфа, на два года младше родного племянника. Немудрено, что родители души не чаяли в своем сыне, при этом пренебрежительно относясь к незваному гостю в их семье. Они бы уже давно сплавили Чимина в детдом или, на крайний случай, в какой-нибудь интернат, но мысль о возможности удачно выдать замуж никому ненужного ребенка и заполучить тройную оплату за все пережитые ими страдания и содержание Чимина, тешила грешные мысли мужчин. В то время как омегу жгуче и даже яростно ненавидели как приемные родители, которые только и жаждали, как бы избавиться от омеги, так и младший братишка, устроивший настоящий Ад для Чимина, пока тот проживал в их семье. Чихён в целом был мальчиком хулиганистым, до безобразия избалованным, требовательным и невероятно жестоким — однако родители лишь способствовали его подобному становлению, так как только и делали, что постоянно поощряли сына за всё, в том числе и за глупые и порой омерзительные выходки над Чимином, которым они в глубине своей души были даже и рады. Чонгуку было не особо понятно, почему родственники так ужасно относились к племяннику, но, видимо, помимо материальных затрат на него, на это были и другие причины, которые в документе, однако, не содержались. Несмотря на то, что они написаны достаточно сухо, без конкретных подробностей и кошмарных, душераздирающих деталей, Чонгук уже представляет, что довелось пережить Чимину. Альфа невероятно зол, а вселенское непонимание окутывает все его помутневшее сознание — ну как такой человек как Чимин, мог заслужить подобное обращение с собой? Жутко, несправедливо и очень больно. Чон уверен, что если он узнает мелочи, а главное — услышит живые реакции и чувства самого Пака, его сердце не выдержит. Руки так и чешутся отплатить сполна таким «родственникам», и жажда мести застилает глаза Чонгуку. Какое унизительное, бесчеловечное отношение к такому нежному и милому ребенку, как Пак Чимин! Гневно захлопывая папку, Чон встает и с уверенностью выходит из сада. Теперь он ещё больше хочет подарить омеге весь мир.