***
Через несколько дней Чимин валяется в спальне Чонгука, уже весьма привыкший к комнате старшего. Он смотрит какой-то американский сериал в телефоне, лёжа на животе, а параллельно рассасывает леденец, который Чонгук купил ему во время их первого официального, если можно так выразиться, свидания. Омега только что вышел из душа, а потому был одет в пижаму. На часах девять вечера, за окном сгущается темнота, но Чимин уже привыкает к поздним возвращениям Чонгука домой, а потому терпеливо ждёт, посматривая сериал и наслаждаясь вкусом сладкого леденца. Из параллельной реальности омегу выдёргивает ощущение тяжести на своём плече, которым он непременно дёргает и наконец вынимает наушники из ушей. — А, Чонгук… — со вздохом протягивает Чимин, ставя на паузу не закончившуюся серию. — Привет. — Привет, — альфа улыбается краешком губ и проходит внутрь комнаты, снимая с себя пиджак. — А я уж тебя потерял. Обычно ты всегда внизу крутишься и сразу меня встречаешь. — Ну, а сегодня я решил сменить позицию. Сюрпри-из, — хмыкает Чимин и переворачивается на спину, внимательно наблюдая за Чоном. Тот усмехается и, повесив пиджак на плечики, начинает расстёгивать белоснежную рубашку. Чимин волей неволей заглядывается на мужа, думая о том, насколько же крепки его пуговицы, раз они ежедневно выдерживают напряжение сильной грудной клетки Чонгука. Когда он стягивает рубашку, омега отводит взгляд, не желая быть уличённым в подглядывании. Чимину кажется, что неприлично так открыто пялиться, пусть даже и на собственного супруга. Однако в какой-то момент Чон оказывается на широкой кровати, обессилено падая на неё. — Эй, ты чего? — спрашивает Чимин, стараясь полностью игнорировать голый торс старшего. — Устал, — прикрывая глаза, произносит Чонгук и складывает ладони на груди. — Так сходи переоденься, а потом в… — Не хочу, — останавливает его Чон, резко открывая глаза и поворачивая голову в сторону Пака. Он натыкается на палочку, что выглядывает у него изо рта и только сейчас замечает, что Чимин рассасывает леденец. — Вкусно? — спрашивает Чонгук, прищуриваясь. Омега что-то мычит в ответ, но исходя из утвердительного кивания, альфа понимает, что «да». — Дай попробовать, — Чонгук привстает на локтях и пристально смотрит на младшего, замечая, как тот зависает на пару секунд. — Ну, если не жалко, конечно, — добавляет альфа, усмехаясь. После этих слов Чимин тут же достаёт изо рта леденец, тот самый — небольшой, прозрачный, в форме красного сердца, и протягивает Чонгуку. — Если не брезгуешь, — говорит омега предупреждающе. — Я каждый день глубоко целую тебя, полностью исследую твой рот, сплетаю воедино наши языки, так о чем ты? — Чонгук фыркает, показательно закатывая глаза. — И то верно, — смеётся Чимин, после чего Чон наконец берет его леденец. — И вправду вкусный, — одобрительно кивает Чонгук, откусывая половину сердечка. — Эй! — омега широко распахивает глаза, хмуря брови. — Ты что делаешь? Вообще-то его рассасывают, а не кусают! — Правда? — задумчиво спрашивает Чонгук, скрипя на зубах крошками от многострадального леденца. — Но ведь рассасывать долго. А тут откусил — и всё. — Ты слишком нетерпелив. А ещё испортил мне конфету. Зачем мне обломанное сердечко? — Чимин обижается, забавно надувая детские щеки. — Ну, прости, — тянет Чон, хмыкая, после чего протягивает леденец обратно Чимину, приставляя сладость к его губам. — Не про… — пытается сказать неутешительное слово омега, но Чонгук буквально заставляет его замолкнуть одним лишь леденцом, который служит своеобразной затычкой. — Тише, не надо драмы, — усмехается альфа, и Чимин интуитивно приоткрывает губы, позволяя альфе и леденцу проникнуть несколько глубже в свой рот. — Все равно дурак, — Чимин наконец находит в себе силы оттолкнуть руку Чона в сторону и продолжить рассасывать леденец самостоятельно, и без лишней помощи. — Милашка, — смеётся Чонгук, неожиданно потянув на себя омегу. Пара ловких движений, и Чимин снова оказывается лежать на Чоне, правда несколько враждебно и возмущённо глядя ему в глаза. — Ну, не злись, — произносит Чонгук, поглаживая по спине младшего. — Не злюсь, — с ноткой напускного безразличия произносит Чимин и показательно откусывает всю незначительную часть леденца. — Эй, ты что делаешь? Это неправильно, — передразнивает Чимина Чонгук, подозрительно глядя на мужа. — Ты сам научил, — пожимает плечами омега и равнодушно достаёт изо рта оставшуюся палочку, кидая ее на блюдце, что стоит на полу. — А откуда там тарелка? — интересуется Чон, выжидающе поглядывая на Пака. — Я клубнику ел, — сконфуженно протягивает Чимин, недовольно фыркая носиком. — А мне из сладкого только обломок от леденца, значит? — А я? — хитро улыбается Чимин. — А, ну, это в корне меняет дело, — хмыкает альфа и тут же накрывает губы мужа своими. Омега довольно привык к их поцелуям, а потому они уже не так сильно смущают его. Губы сами знают, что делать, а сам процесс поцелуя становится не столько волнительным, сколько приятным и откровенным. С каждым разом они словно усиливают интимность самого поцелуя, и это становится чем-то дурманящим и напрочь сводящим с ума. Чимин не знает, с каких пор начал целоваться более смело, постепенно углублять поцелуй, сплетая свой язык с языком Чонгука. Естественно, это не остаётся без внимания альфы, которому подобная перемена в Чимине более чем нравится, а потому он усмехается и прикусывает нижнюю губу омеги. Тот мычит прямо в поцелуй и кусает Чона в ответ, только гораздо сильнее. Старший на это лишь больше заводится, а сдерживаемый всё это время азарт разгорается ещё сильнее внутри него. — Какой мстительный, — шипит альфа и опрокидывает омегу на спину, не отрываясь при этом от желанных им губ. Чимин оказывается лежать под Чонгуком, но, кажется, сегодня не в его настроении сдаваться столь скоро. Он впивается короткими ногтями в упругую грудь Чона, тут же понимая, что, наверное, впервые касается его обнаженного тела настолько прямолинейно. Однако это не мешает Чимину слегка отталкивать от себя мужчину, оказывая слабое, но все же сопротивление. — Поиграть хочешь? — жгучим шёпотом произносит Чонгук, разгоряченный до невозможности, когда прилагает неимоверные усилия, чтобы оторваться от сладких губ Пака, на которых все ещё чувствуется сладкий привкус того самого леденца. — И в мыслях не было, — фыркает Чимин, игриво сверкая взглядом. Чонгук словно обезумевший зверь срывается с железной цепи и обхватывает руками тонкую талию младшего, тут же проникая под светло-серую пижамную футболку. Он очень властно ведёт руками по выпирающим рёбрам, гладкому животу, на котором хорошо ощущаются следы пресса, а затем начинает жадно сминать грудь омеги, уделяя особое внимание возбужденным соскам. — Чон… — Чимин не в силах договорить имя мужа, поэтому просто прикрывает глаза и закусывает губу, лишь бы не издавать лишних и, по его мнению, стыдных стонов. Чонгук в это время вновь впивается в вымученные губы младшего, начиная безжалостно терзать их. Чимину так хорошо, безумно приятно, настолько, что хочется завопить, но он напрочь заткнут губами своего супруга, а потому даже не знает, что из этого лучше. Волна возбуждения захлёстывает бесповоротно, а сам омега впервые чувствует такое сильное и пугающее его желание. Чонгук же умело орудует своим телом, продолжая одной рукой терзать розовые бусинки на груди Пака, а вторую переносит на аппетитные бёдра, начиная активно сминать поначалу ляжки, а затем и пышную задницу. На Чимине короткие пижамные шорты, поэтому вся прелесть юного тела открывается альфе чересчур легко и доступно — настолько, что Чонгук боится последствий. Чимин весь извивается, протяжно стонет в поцелуй и до сих пор упирается ладонями в обнаженную грудь Чонгука, царапая её своими стрижеными ногтями. Чон, не выдерживая, переносит обе руки на ягодицы Чимина, наслаждаясь той сочностью и упругостью, что сейчас ощущают его ладони. У Чимина превосходная по всем параметрам задница, и Чон впервые это может понимать не только лишь взглядом. В какой-то момент Чимин прерывает поцелуй, отворачивая голову в сторону, но, кажется, это является роковой ошибкой, так как Чонгук тут же зубами впивается в нежную шею Пака, оставляя на ней кроваво-красный развод. Младший издаёт гулкий вскрик, после чего прикрывает глаза и чувствует, как эта участь постигает и его острую ключицу, на одной из которых Чонгуку уж очень нравится милая родинка. Однако у альфы настолько сносит голову, что он уже практически не контролирует свои действия, и Чимин чувствует это. Ему становится немного не по себе, так как к более интимным вещам он ещё не готов, но Чимин не уверен, знает ли об этом Чон и следует ли ему вообще говорить об этом? Чимин сейчас видит в Чонгуке зверя — голодного, страстного, жаждущего. И это вполне нормально, ведь он молодой горячий альфа, которому, разумеется, хочется удовлетворить свои физиологические потребности. Абсолютно обоснована в этом моменте и его нетерпеливая, доминирующая сущность, и омега не хочет сомневаться в том, что старший не причинит ему вреда, но он боится, что Чон может зайти слишком далеко, возможно, понадеяться на что-то большее, а в итоге… — Чонгук, — Чимин пытается привести в чувства альфу, заглядывая в его помутневшие наваждением глаза. Однако, на удивление, старший тут же отстраняется от омеги, будто бы понимая всё и без лишних слов. — Извини, — выдает он, обессиленно падая рядом с Чимином на спину, после чего пытается восстановить дыхание, прикрыв глаза. — Нет, всё в порядке, — пытается сгладить углы Чимин, поворачиваясь на бок, лицом к Чонгуку. — Не извиняйся. — Иногда мне срывает крышу, — честно признается Чонгук. — Но это ты так на меня влияешь. — Я понимаю, — усмехается Чимин, польщенный многозначительным комплиментом. — Я просто хотел… обсудить это. — Что именно? — Ну, — Чимин собирается с силами и произносит на выдохе: — интим. — А что, было очень похоже, что я хочу? — Чон усмехается и поворачивается лицом к Чимину, ставя руку под голову. — Да, — честно отвечает Пак. — Спалился-таки, — наиграно трагично хмыкает Чон, после чего настраивается на более серьёзный лад. — Так… что ты хотел сказать? — Я… — Чимин сразу теряет свою уверенность, а щеки покрываются розоватым румянцем. — Я просто… В общем мы официально встречаемся меньше месяца. Пару недель всего. И я… не готов. Может быть я хочу этого, но у меня не было никакого опыта, поэтому я не чувствую, что… хочу сделать это прямо сейчас, — произнося последние слова, Чимин краснеет ещё гуще, а взгляд сам собой опускается вниз. Его щеки покалывает от стыда, но он испытывает долгожданное облегчение, так как уже давно хотел сказать это мужу. — Ну, я же не настолько тупой, чтобы не понять этого, — хмыкает Чонгук. — Я прекрасно понимаю тебя. И я не собирался с тобой сейчас… делать что-то в этом роде. Да, признаюсь честно, бывает мне тебя очень хочется, но я ни в коем случае не давлю и не хочу делать подобное никоим образом. И вообще, просто доверяй мне, ладно? Я насильно никогда тебя не заставлю. Одно твое слово, действие, косой взгляд — и я сразу же уберу руки, можешь не сомневаться. Но, когда будешь готов… дай мне знать. Как-нибудь. — Спасибо, — Чимин благодарно вздыхает, широко улыбаясь и придвигаясь поближе к Чонгуку. Он так давно хотел обсудить волнующую его тему, однако каждый раз откладывал тяжёлый разговор на потом, боясь, что альфа не поймёт его в полной мере или того хуже — утратит всякий интерес. — Ты самый лучший и понимающий в мире муж! — омега смеётся и мягко чмокает Чона в нос. — Как удивительно быстро страсть сменяется нежностью, — хмыкает Чонгук, задумчиво качая головой. — Подождёшь меня, пока я схожу в душ? — Конечно. Чонгук улыбается и, нехотя поднимаясь с кровати, направляется в ванную. Он очень уважает Чимина и его чувства, а потому даже не собирается хоть что-то требовать от него в интимном плане, пока тот сам не захочет. Однако поразительно, как скоро омега научился вести себя так… откровенно. Чимин действительно стал более смелым и дерзким, об этом свидетельствуют и его соблазнительные движения, проницательные игривые взгляды, а про улучшения навыков отменного поцелуя Чонгук и вовсе молчит. Перемены хорошо заметны в Чимине, и альфа рад, что именно он послужил их своеобразным катализатором. Вспоминая о произошедшей горячей сцене несколько минут ранее, Чонгук усмехается, прикусывая губу, и спешит в душ. Кажется, помимо ежедневных гигиенических процедур, ему ещё нужно уединиться.***
Чонгук не уверен, что поступает правильно, но выбора у него всё равно нет. Точнее, он просто его уже для себя сделал. Именно поэтому альфа сейчас входит в весьма привычное для него помещение в виде простого банка, но вовсе не для того, чтобы осуществить какие-либо банковские операции. Его цель важнее любых денег и сделок, единственное, что ему сейчас нужно — это всего лишь один из работников данной организации. — Добрый день. Что пожелаете? — вежливо произносит молодой человек в отутюженном галстуке и идеально выглаженной рубахе, когда Чонгук присаживается напротив него. Это симпатичный альфа, которому около тридцати лет — он примерно ровесник Чона. — Чон Хосок? — игнорируя все формальности, спрашивает Чонгук. Названный тут же вытягивается в лице и непонимающе моргает, затем, впрочем, вспоминая про предательский бейджик на своей груди, который вполне мог выдать информацию о его имени. Взгляд Хосока моментально тускнеет, а заинтересованность пропадает. — Да, — коротко отвечает он. — Так чем я могу помочь вам, господин Чон? Услышав собственное имя, Чонгук хмыкает, слегка потянув наверх линию своих губ. Он не удивляется, если его узнают незнакомые люди — все же Чон фигура небезызвестная. Каждый четвёртый знает его в лицо, а каждый второй хотя бы раз точно слышал его имя. Молодой бизнесмен, привлекательный альфа, завидный жених… Хотя насчёт последнего пункта многие уже опоздали. — Мне нужно поговорить с вами, — сразу же переходит к делу Чонгук, не желая тянуть резину. — Насчёт чего? — недоверчиво спрашивает Хосок, напрягаясь всем своим телом. Он вытягивает губы в одну тонкую линию, а взгляд ореховых глаз остро и совсем не дружелюбно осматривает Чонгука. — Деловой разговор, не более. Когда вы сможете уделить мне немного времени? — А почему я должен идти вам навстречу, после того, как бы бесцеремонно отобрали у нас танцевальную студию? — Хосок сверкает возмущённым взглядом, а Чонгук уже устал это слышать. Не хватало ему Чимина с подобной претензией, так теперь его ещё пол Кореи обвиняет в закрытии этого священного, по всей видимости, места. — Вот насчёт этого я и хочу поговорить с вами, — устало вздыхает Чон, потирая вискИ. — Завтра в семь. Я узнавал ваш график перед тем, как прийти сюда, поэтому не отнекивайтесь, — Чонгук называет точный адрес предстоящей встречи, а вернее, координаты небольшого кафе, находящегося неподалёку, после чего встаёт и, не дожидаясь ответа, уходит под вопросительным взглядом Хосока, у которого внутри все сжимается от неизвестности цели их странного разговора. Однако полдела Чонгук честно выполнил — теперь всё зависело от его однофамильца.***
Чон Хосок, являясь человеком ответственным и весьма пунктуальным, взволнованно ждёт в кафе Чон Чонгука, который между прочим опаздывает уже на целых двадцать минут. На самом деле чертовски хочется встать и уйти, но невидимая сила удерживает его, словно придавливая к дивану, на котором Хосок нервно восседает. Интрига, созданная Чонгуком, не покидала альфу ещё со вчерашнего дня. Что вообще могло заставить такого человека как Чон обратиться к рядовому… профессиональному танцору в прошлом и ничем непримечательному работнику банка в настоящем. Мысли, терзающие Хосока, бурным потоком выливаются из его сознания, а сам он только и делает, что поминутно ёжится. Неизвестность пугает, и это факт, который Хосок отчётливо ощущает сейчас на себе. Наконец Чон видит постепенно приближающуюся к нему фигуру. Неизменный английский костюм, вальяжная походка, будто человек совершенно не торопится на встречу и даже не пытается сделать сконфуженный вид из-за своего опоздания. — Вечер добрый, — произносит Чонгук, отодвигая стул и присаживаясь. Он стряхивает упавшую на лоб прядь смоляных волос, продолжая спокойным голосом, полным уверенной наглости и беззаботности: — Извините, слегка задержался на работе. — Ничего, — сквозь зубы цедит Хосок, исподлобья глядя на собеседника. Вот он, человек, лишивший его работы, жестоко обрубивший крылья мечты и заставивший пойти работать по когда-то полученному, но абсолютному непривлекательному образованию. — Расслабьтесь же, ну. Иначе мне самому становится напряжённо, — хмыкает Чонгук, подзывая официанта и заказывая два кофе. «Даже не спросил, что я сам хочу», — скептически отмечает про себя Хосок, недовольный не столько выбранным заказом, сколько самим поведением Чона. Разве он вправе всё решать за него? — Итак, мы должны поболтать о посторонних вещах ради приличия или можем перейти сразу к делу? — спрашивает Чонгук, когда официант отходит от их стола. — Второе, — произносит Хосок, не желая находиться рядом с Чоном чересчур долго. — Просто объясните, зачем вы меня позвали? Мы знакомы лишь косвенно и никогда не виделись вживую. Что вы хотите после того, как отобрали у нас место работы и студию с огромным количеством танцоров и коллективов? Чонгук вздыхает, устало прикрывая глаза, после чего ждёт пару секунд, чтобы сказать: — Не будьте столь категоричны, господин Чон. Я здесь именно по этому же вопросу. — Не понимаю, о чем вы. Чонгук щурится, вздыхая, после чего ставит локти на стол и лениво перебирает пальцами. — Ладно. Скажу сразу: я хочу, чтобы вы снова… в общем, нужно, чтобы вы опять преподавали танцы. Хосок пару секунд смотрит в непроницаемое лицо Чонгука, после чего фыркает и выдает презрительное: — Вы издеваетесь сейчас, да? — Нет. Я говорю на полном серьезе. Вы же… любите это. Почему бы вам не начать заново? — Потому что, как минимум, нет смысла начинать всё сначала там, где уже сформированы состоявшиеся коллективы. Полагаю, вы знаете, насколько востребованы танцоры в нашей стране ввиду к-поп индустрии. Думаете, я не пробовал устроиться на работу? В других студиях уже своих людей хватает сполна, и им не нужны новые хореографы. Я же работал именно в этом месте почти всю свою взрослую жизнь, я собственноручно открывал эту студию… стоял у ее истоков. Знаете, весьма сложно морально подстраиваться под новый коллектив в новом месте, где тебя и так не желают видеть. — Я понимаю, — задумчиво тянет Чонгук, потирая рукой подбородок. — Но что, если вам не нужно будет ни под кого подстраиваться? Если вы просто… начнёте с нуля? Знаю, что вы профессиональный танцор и занимаетесь танцами с ранних лет, — Чон вскидывает вверх бровь, пытливо глядя в багровое лицо Хосока. — А вы считаете, я обладаю достаточным количеством ресурсов, чтобы начать с нуля? — неутешительно хмыкает молодой мужчина. — Очень поверхностное представление о простых людях, господин Чон. — Я могу оказать вам необходимую помощь, — перебивает Чонгук так спокойно и хладнокровно, что Хосок широко раскрывает глаза, непонимающе уставляясь на альфу. — В каком плане? — Материальном, организационном, юридическом и так далее. Что вы на это скажете? В этот момент официант услужливо приносит им кофе, и Хосок замирает, глядя в одну точку в виде симпатичной белой кружки. Мысли не укладываются в голове, а слова Чонгука странным звоном отдаются в ушах. Он не ошибся? Почему вообще настолько влиятельный человек как Чон предлагает подобные вещи ему, Хосоку? — Хосок-щи? — посмеивается Чонгук, наслаждаясь растерянностью альфы и пододвигая тому кружку с кофе поближе. — Кхм… Извините, — Хосок прокашливается и, набирая в лёгкие больше воздуха, пытается собраться с силами. — Просто это… очень неожиданно для меня. И… в конце концов, почему я? В Корее столько достойных и превосходных танцоров, возможно, на уровень выше, но… — Просто один человек очень хочет видеть в этой роли именно вас, — коротко поясняет Чонгук, отпивая бодрящий напиток. — Меня? — Хосок растерянно хлопает глазами, не понимая, как подобное может происходить с ним. Да и кто из его знакомых имеет связь с самим Чон Чонгуком… Или этот человек ему не известен? По всей видимости, глубокое замешательство отражается на вытянутом лице альфы, поэтому Чонгук усмехается, чем сразу же вызывает у Хосока ответную, немного запоздалую реакцию. — Извините… — он в надежде поднимает глаза на собеседника и спрашивает притихшим голосом: — но могу я узнать, кто он? Чонгук испытывающе глядит на Хосока, словно зрительно проводит ему тест на доверие, после чего задумчиво произносит: — Вы, вероятно, хорошо знаете этого человека, но я бы хотел, чтобы его личность была раскрыта несколько позже. Так будет более правильно. Хосок непонимающе ведёт рукой по лицу, пытаясь прийти в себя, после чего задаёт вопрос: — И вы действительно… хотите «вложиться» в это? — Я же вложился в торговый центр, — Чонгук криво усмехается. — Так почему бы мне не вложиться в танцевальную студию во главе с заслуженным профессионалом? Танцы весьма популярная и перспективная сфера в Корее, вы верно подметили. Я вполне могу спонсировать эту отрасль. Хосок не верит своим ушам и буквально теряется в нахлынувших бурных чувствах. Он всей душой ненавидел наглого альфу и каждый раз с презрением перелистывал страницы с его самодовольной физиономией в газетах, новостной ленте и переключал телепередачи с его участием. Но сейчас Чонгук так внезапно снизошёл до него, словно тот самый герой, что должен спасти вселенную… Но в данном случае — саму жизнь Хосока, которая уже давно превратилась в рутинное однообразное существование, без капли просвета и любых положительных эмоций. Чон Хосок, человек, которого в прошлом многие называли ярким солнцем, дающим надежду и освещающим любые препятствия, сейчас стал более мрачен и апатичен. Энергия, которая когда-то наполняли его нутро, давно сменилась на депрессивную меланхолию, а взгляд, ранее наполненный добротой и сиянием, приобрёл унылый и страдальческий вид с нотками холодного безразличия. Многое дает нам любимое дело, а у Хосока его безбожно отобрали, выбросив Чона за борт в бескрайний океан одинокой рутинной жизни. Возможно, через пару лет он смог бы влиться в новый коллектив или все же найти работу, связанную с танцами… Однако сейчас все воспоминания были так живы внутри него, что он не мог так просто взять и забыть о прошлом, о времени, где он действительно был счастливым. О месте, где полностью отдавался музыке и отточенным сложным движениям, где растворялся в замечательных людях, командах и сплоченной дружеской атмосфере. В горле встаёт ком, а глаза начинает предательски щипать. Хосоку до сих пор практически ничего не понятно, а происходящее будто снится. Но одна только мысль о том, что он вновь сможет заняться любимым делом… Его бросает то в жар, то в холод. Сердце вырывается из груди, а нетерпение сжирает сознание, захватывая его в свои сети. И это действительно стОит многого. И за этот чарующий, долгожданный момент, дающий спасительную надежду, Хосок Чонгуку становится искренне благодарен. — Я вижу, что вы не против, — заключает наконец Чонгук. — Поэтому давайте тогда прикинем некоторые детали… Готовьтесь к тому, что теперь мы будем часто встречаться или созваниваться с вами. Я хочу сделать так, чтобы студия была ваша, и вы были в ней не просто очередным хореографом. У меня уже есть пара действенных предложений, но мне важно получить ваше мнение. Оставьте свой телефонный номер на всякий случай, и мы перейдём к обсуждению некоторых моментов, — победоносно предлагает Чонгук, доброжелательно улыбаясь и протягивая Хосоку смартфон для того, чтобы тот вбил туда свой мобильник. Хосок дрожащими руками начинает набирать мелькающие перед глазами цифры и уже не терпит выслушать все, что сейчас скажет ему тот, которого он в последнее время ненавидел всем сердцем. И всё-таки поразительно, как один показательный случай в корне меняет общее представление о человеке.***
Завтракают супруги как обычно в столовой. На террасе уже совсем холодно, а с утра мерзнуть не хочется куда больше, чем в любое другое время суток. Ради того, чтобы больше времени проводить вместе, Чимин даже оставляет до лучших времен свой безрежимный образ жизни и привычное ему валяние на кровати до полудня. Теперь он встаёт ровно тогда, когда это делает Чон — то есть в девять часов Чимин уже железно должен проснуться. Признаться честно, выходит у него это весьма плохо, так как весь оставшийся день он проводит словно сонная муха, однако совместное времяпрепровождение перед работой Чонгука определенно стоит того. Чимин досыпает драгоценные утраченные часы днём, пока мужа нет дома. Альфа, конечно, переживает за недосып Чимина, так как тот, кажется, привык вставать поздно, но сам Пак уверяет, что ему, напротив, уже давно нужно было менять режим. Просто сейчас для этого есть мотивация и соответствующая цель — провести с Чонгуком как можно больше времени вместе, а также заботливо отправить его на работу. — Может прогуляемся вечером? — предлагает Чон, видя, как омега потирает заспанные глаза, зевая. — Давай, — тут же оживает Чимин, готовый душу продать за выезд в город, а уж тем более — за совместный. — Тогда я заеду за тобой после работы, — прикидывает Чонгук. — Не проспи только. — Вот ещё, — фыркает Чимин, закатывая глаза. — Ты меня явно недооцениваешь. Такое я не смогу проспать. — Ну, посмотрим, — посмеивается Чон, между тем пододвигая тарелку с едой к омеге. — Ешь активнее. Что ты уже полчаса одну воду пьёшь? Чимин недовольно морщит нос и скептически оглядывает завтрак, чем вызывает волну негодования у Чона. — Ты что, не любишь еду мсье Жерара?! — возмущённо спрашивает Чонгук, обеспокоенно оглядывая Чимина. — В том то и дело, что люблю, — бурчит Пак, хмурясь и складывая на груди руки. — И даже чересчур. Альфа на секунду замирает, подозрительно прищуриваясь, и вкрадчиво интересуется, уже нутром чуя что-то неладное: — Можно узнать, с чем это связано? Чимин молчит, чем лишь подтверждает неутешительные опасения Чонгука, отчего тот, кажется, немного заводится. — Чимин? — строго спрашивает мужчина, хмуря брови. — Да я в последнее время набрал несколько килограммов… Всё потому что здесь тысячуразовое питание, причём такое, какое ни в одном ресторане не подают. Я не могу остановиться. Но я не хочу толстеть! — Это не повод ничего не есть, — размеренно протягивает Чонгук, вздыхая. — Во-первых, ты не выглядишь как человек, имеющий лишний вес. Во-вторых, ты всё равно должен есть, а не сидеть голодом. В-третьих, ещё раз такое увижу — получишь, — альфа высказывает последнее предложение в довольно шуточной форме, не имея под ним ничего угрожающего или серьёзного, но у младшего, видимо, на этот счёт отличное мнение. Чимин сидит насупившийся и взглядом прожигает приставленную тарелку. — Не хочу, — вдруг заявляет омега, враждебно вскидывая взгляд исподлобья на Чонгука. Альфа, не ожидавший таких категоричных ответов от Пака, несколько удивляется, впрочем, его лицо все ещё остаётся невозмутимым. — Через не хочу, — твёрдо произносит Чонгук, немного напрягаясь от резких слов мужа. — Если тебя это настолько волнует, можешь есть чуть меньше или не злоупотреблять сладким, сдобным, но не есть вообще — я тебе запрещаю. — Какое мне дело до твоих запретов? — фыркает Чимин, кривя губы, но тут же спохватываясь и с опасением оглядываясь на Чона. В глазах Чонгука проходит холод, который младшему хорошо заметен. На секунду он ёжится и думает, что звучал сейчас слишком грубо, но вскоре одёргивает себя и пытается достать глубоко зарытое где-то чувство собственной важности. Почему альфа думает, что Чимин обязан его беспрекословно слушать и бояться его запретов? По-моему, он и так сидит запертый в четырёх стенах, потому что кое-кто настойчиво запретил ему выходить из дома. Да, на это были обоснованные причины, но сколько можно сыпать запретами? Чимина это до ужаса раздражает, и он не намерен больше прогибаться под кого бы то ни было. — Чимин, мне не нравится то, что ты делаешь, — Чонгук впервые за последнее время звучит настолько строго и холодно. Омегу бросает в дрожь от одного только тона альфы, но вместе с тем внутри разгорается настоящий бунт обжигающего противостояния и нежелание подчиняться старшему. — А мне не нравится, что ты мне указываешь, — вспылив, наконец произносит омега. Чон при этих словах мрачнеет, его скулы плотно сжимаются, а взгляд становится ещё более проницательным. — Ты не выйдешь из-за стола, пока не съешь хотя бы что-то из этого. — Я выпил стакан воды и поел фруктов. Для завтрака мне достаточно. — Это не полноценный завтрак. — А это не твое дело. Чимин замолкает, сам понимая, что, вероятно, сказал сейчас слишком резко. Однако Чонгук становится ещё более отстранённым, а в глазах читается настоящий лёд. Блондину кажется, у него замерзает кончик носа, а ресницы покрываются инеем от пугающего взгляда супруга. Это и пугает, и злит одновременно. — Значит, ты и из дома сегодня не выйдешь, если будешь продолжать так питаться. Чимина это заявление вдруг возмущает до глубины души, и он округляет глаза, словно не верит сказанному, после чего покрывается красными пятнами от нахлынувшего негодования. Как достали и опротивели бесконечные запреты, указы, распоряжения… С недавних пор его бесконечно мучает мысль — почему он обязательно должен слушаться во всем альфу? Чонгук слишком много на себя взял, чувствуя себя главным в их отношениях. Глупо отрицать данный факт, ведь альфы по природе призваны доминировать, но Чимин уже устал от обращения с ним в приказном тоне. «Выйди замуж за альфу, которого мы тебе скажем» — «Хорошо». «Сиди взапрети третий месяц» — «Пожалуйста». «Ешь или не выйдешь из-за стола» — …Да сколько, черт возьми, можно?! Чимину безумно не нравилось, когда ему начали указывать в плане еды. Он сам знает, как для него будет лучше, а Чонгук не имеет ни малейшего понятия о таких вещах. Поэтому слова старшего окончательно выводят из себя Чимина. Между тем Чонгук только сейчас замечает, что омега действительно похудел. Его детские щёки стали менее пухлыми, футболка в этот раз была куда свободнее, чем обычно и накрывала тонкой тканью внезапно заострившиеся плечи. Чонгук настолько был занят работой, что не замечал этого… Однако излишняя худоба и вправду бросается в глаза, особенно тонкие руки, беспомощно выглядывающие из-под одежды. Они сильно пугают Чона, который уже начинает невероятно корить себя за проявленную невнимательность по отношению к младшему. — Хорошего дня, Чонгук, — вдруг произносит блондин и, вставая из-за стола и небрежно задвигая стул, разворачивается, покидая столовую. Чон стискивает зубы, прожигая дыру в громко хлопнутой двери, после чего хочет догнать омегу, но вовремя понимает, что того сейчас лучше не трогать. Чимин никогда не был настолько вспыльчив, так неужели его действительно настолько сильно задевает тема еды? Внезапно альфа понимает, что он все ещё плохо знает супруга. Они даже знакомы не так давно, а оттого Чонгук не имеет ни малейшего представления о прошлой жизни Чимина, не слишком подробно знает его характер, и ещё кучу моментов, о которых альфа даже не подозревает. Если Чимин так остро реагирует на тему веса, вероятно, что-то в прошлом могло заставить его так реагировать на обычную просьбу хорошо завтракать? Осознание недостаточной близости очень расстраивает Чонгука, которому до последнего хотелось верить в то, что между ними уже сложились доверительные близкие отношения. Однако его предположение остаётся ошибочным, и в подтверждение этому оно сейчас трагично разбивается в прах, вместе с громким хлопком двери, которым так щедро награждает Чонгука Чимин. К тому же альфа начинает переживать, что мог надавить на Пака. Хотя, с другой стороны, кто просил того так грубо разговаривать с Чоном? Обычно Чонгук не терпит такого отношения к себе, он не тот человек, который спустит подобное с рук. Однако… с Чимином всё происходит значительно по другому. Альфа постоянно опасается, не обидел ли он его, не оказал ли излишнего давления, не сделал ли больно? Но получая такое ответное отношение, альфе тоже становится неприятно. Чон так старается сделать всё, чтобы Чимину было хорошо и комфортно, пытается дать ему самое лучшее, что он только может предложить, а омега просто берет и уходит, ничего не объясняя, так ещё и задевая чувства Чона такими неблагодарными, весьма обидными словами. «Не твое дело» все ещё звучит в голове Чонгука, заставляя его хмуриться и недовольно задумываться над их недостаточной близостью. Ему очень хочется, чтобы Чимин понял, что Чон не собирается причинять ему вред — он лишь беспокоится о юном и ещё достаточно глупом омеге. Но, кажется, последний это понимает несколько утрировано, совсем не так, как хотелось бы Чонгуку. В общем, ссора получается такой неожиданной и спонтанной, что даже Чонгук, обычно продумывающий всё с точностью до деталей, находится сейчас в полной растерянности. «Нужно будет спокойно обсудить это вечером ещё раз», — успокаивает себя данной мыслью Чон, тоже выдвигаясь из-за стола. После произошедшего инцидента весь аппетит бесследно пропадает, а потому Чон решает более не задерживаться, а поскорее отправиться на работу. Он глубоко надеется, что остынет к вечеру и, вернувшись домой, сможет спокойно донести до омеги свои мысли и обоснованное волнение. «Глупый», — сокрушенно вздыхает Чонгук даже тогда, когда уже сидит в машине, стоя в бесконечной и нескончаемой пробке. — «В любом случае нам нужно будет решить вопрос с питанием. Я все равно не смогу оставить его без еды». И весь рабочий день Чон только и дело вспоминает об утренней ссоре, наверное, первой настолько серьёзной в их своеобразном полуфиктивном браке. Однако работа поглощает альфу с головой, а потому личную жизнь приходится отложить до позднего вечера.***
Чимина утренний инцидент возмущает до глубины души. Он весь день ходит словно в воду опущенный, но в то же время до сих пор не может разобраться в своем истинном отношении к произошедшему. С одной стороны, ему безумно жаль, что он так грубо и резко высказывался насчёт Чонгука, хотя тот всего навсего волновался о нем. Но с другой, в последнее время омеге ужасно не нравилось, когда ему давали непрошеные советы, особенно насчёт… еды. К сожалению, при одной только мысли об этом у Чимина сводило челюсть, а внутри все сжималось. Его неимоверно раздражала именно эта тема, поэтому внезапная «атака» со стороны Чона слегка вывела младшего из себя. Но ещё больше ему не понравился тон, которым Чон разговаривал с ним. Может быть Чимин и заслужил подобные высказывания в свой адрес, но омега настолько привык к доброму, ласковому, всепрощающему Чонгуку, что такие приказные ультимативные нотки в голосе альфы показались Чимину чем-то непривычным и крайне неприятным… Омега понимал, что тоже не прав во многом, однако находиться в немилости супруга Чимину вовсе не хотелось. В общем, ситуация складывалась двоякая, но Чимина очень раздосадовал и тот факт, что Чонгук так уверенно решает за него что-то, да ещё и запрещает гулять. Естественно, запланированная вечерняя прогулка являлась сорванной, и омегу это максимально расстраивало. «Но, по сути, мне запретили выходить из дома просто из-за того, что я ничего не съел? Это абсурд. Я самостоятельная личность, а не просто чей-то муж, который только и будет, что заглядывать в рот своему альфе», — думает Пак, остервенело расчёсывая светлые волосы. Настроение такое, что хочется выдрать их к чертовой матери. Сегодня всё раздражает Чимина до невозможности, и в какой-то момент он даже сам себе удивляется. Давно с ним такого не было. Всё буквально огнём полыхает в груди омеги, а моменты с утра то и дело всплывают в неугомонной и тяжёлой голове. Ровный тон Чона, холодный взгляд и железный голос… какие-то немыслимые запреты и ненужные никому указы. Да, вероятно, Чон забеспокоился о питании Пака, но это же действительно не касалось альфы… или наоборот? Однако Чимин не маленький, и сам вполне может сделать выбор. Чимину так надоело, что многие не воспринимают его всерьёз. Ему всего двадцать, он только закончил школу, а детское лицо и вовсе заставляло людей рядом и по сей день умильно складывать на груди руки и восторженно вздыхать. Но если Чимин настолько взрослый, что уже вышел замуж и официально состоит в браке, то какого черта ему указывают? Эти размышления, накопившиеся за тяжёлый и долгий день, вдруг подталкивают Чимина на весьма безумную мысль. «Гулять мне не разрешено, ага, как же», — злится омега, подрываясь с места, и стремительно направляется в гардеробную. Там он обводит взглядом многочисленные шкафы и полки, доверху наполненные одеждой, после чего хватает первое попавшееся худи, при этом чуть более тщательно выбирая брюки. Останавливаясь на обыкновенной чёрной толстовке и серых джинсах, Чимин ищет тёплые ботинки, после чего за считанные секунды переодевается и спускается вниз. Прихватывая с собой на всякий случай важные документы и наспех надевая куртку и шапку, Чимин раздумывает над тем, стоит ли брать перчатки, которые дал ему Чон, но, решая доказать самому себе свою независимость, он оставляет эту идею и просто по ребячески засовывает руки в карманы. Следующий шаг — охрана, которая находится возле главного входа. Чимин не хочет сталкиваться с охранниками, которые были преданно подчинены Чону, а следовательно, могли выложить ему всю информацию об очередной выходке омеги. Поэтому нужно действовать осторожно и стараться максимально не попадаться на глаза альфам. А осуществить это можно было весьма интересным способом. Чимин хорошо знает, что с противоположной стороны их огромнейшей территории есть вход для обслуживающего персонала. Пак не раз провожал до него Тэхёна, но сам ещё никогда не ходил там. Взглянув на наручные часы, Чимин видит семь часов вечера. Ровно во столько уходит домой прислуга, заканчивая рабочий день. Оставалось дождаться слуг и незаметно затесаться в их ряды. И, по классике, если вся оборонительная система беспрекословно подчинялась Чонгуку, то хозяйственная часть персонала видела своим предводителем Чимина. По крайней мере, так считал сам омега. Пару минут он стоит у чёрного входа их дома и выжидающе поглядывает на время. Нетерпение съедает заживо, но омега предпочитает не портить хорошо продуманный план своими неловкими импульсивными действиями. Затем Пак слышит приближающиеся шаги прислуги и их высокие голоса. Тэхён сегодня не работает, и это весьма прискорбно, однако у Чимина нет выбора. Придётся как-то находить общий язык и с другой весьма значительной частью рабочего персонала. Омеги, завидев одного из хозяев в месте их входа, останавливаются, непонимающе поглядывая на Пака. Их около пяти человек, конечно, это далеко не все горничные, но у Чимина нет времени дожидаться кого-то еще. — Привет, — неловко произносит Чимин тихим голосом, продолжая ловить на себе недоуменные взгляды. — Здравствуйте, — произносит наиболее смелый парнишка, стоящий впереди всех. — Вы что-то хотели? — М, не совсем, — мнётся Чимин, продумывая, как бы яснее выразить свою просьбу. — Дело в том, что мне нужно выйти с вами… с территории дома. — Зачем? — раздаётся сразу несколько непонимающих голосов. — Я просто хочу прогуляться, — вздыхает Чимин, надеясь на простое человеческое понимание лиц одного с ним пола. — Так прогуляйтесь… выйдите через главный вход. — Я не могу сделать этого, — вздыхает блондин, опираясь об стену. — Мне нужно выйти именно с вами. — Что, поссорились с господином Чоном? — ехидно спрашивает какой-то парень, тут же получая толчок в бок от своего приятеля. — Типа того, — хмыкает Чимин, желая поговорить хотя бы с кем-то и излить душу пусть даже таким специфичным образом. — Ладно, пойдёмте, — соглашается наконец небольшая компания, и Чимин протискивается между ними, в самую середину, чтобы на камере видеонаблюдения охранников не вызывать никаких подозрений. Маленькая толпа медленно передвигается по направлению к выходу, и Чимин успешно остаётся незамеченным, преодолевая весьма большое расстояние от дома до заднего выхода. Всё это время омеги неловко молчат, не зная, как следует общаться со своим непосредственным хозяином. Но, кажется, сам Чимин смущён гораздо сильнее, так как чувствует давление и неприличное любопытство со стороны парней, что благосклонно разрешили ему пройтись с ними. — А вы сильно поссорились? — вдруг вкрадчиво спрашивает у Пака один из омег, что идёт по правую руку. Он первым решается разрушить вековое молчание, правда с некоторой опаской все же поглядывая за реакцией юного господина. — Не знаю, — честно отвечает Чимин, так как он действительно не может дать точный ответ на вопрос горничного. Да и как-то не очень хочется посвящать в свою личную жизнь посторонних людей. Когда они оказываются у выхода и спокойно покидают роскошную территорию особняка, Чимин вздыхает и разворачивается к своим спасителям, чувствуя неимоверное облегчение и удовлетворение от идеально исполненной миссии. — Вы же никому ничего не расскажете? — уточняет он, в надежде вскидывая взгляд на растерявшихся от неожиданного вопроса омег. — Нет, — все как один отрицательно мотают головой, уверяя Чимина в их преданности ему. — Спасибо, — Чимин чуть кланяется и награждает пятерых парней благодарной улыбкой. — Вы на автобус? Омеги спешно кивают, а Чимин неловко спрашивает: — Можно мне пойти с вами? Пятеро парней переглядываются меж собой, словно взглядом спрашивая у друг друга, какой ответ дать хозяину, однако не встретив должного сопротивления, в конце концов благосклонно соглашаются. Пока только непонятно, делают ли они это из вежливости или страха быть уволенными, либо же из доброты и сугубо омежьей солидарности. Компания вновь начинает двигаться по нужному направлению, но Чимин искренне не знает, о чем ему говорить. Да и стоит ли ему вообще влезать в разговор, в который его не звали? Навряд ли парни хотят видеть молодого господина в своей компании. Вспомнить только, как шугался от Чимина Тэ в первое время их дружеского общения. Логично, что и эти парни не будут чувствовать себя свободно рядом с Чимином, с которым они ранее не общались. Однако самому Чимину так хочется яро противостоять этим глупейшим установкам в обществе, что и дальше молчать в данной ситуации, было бы преступлением. У него получилось разрушить между ним и Тэхёном прочную стену стереотипов и консерватизма, а значит, шанс бороться с мировосприятием других омег тоже есть. — Вы можете сейчас общаться между собой как обычно… Я не хочу стеснять вас, — решает предупредить Чимин, чувствуя на себе изучающие взгляды. — Простите, просто это немного непривычно для нас, — подаёт голос один из омег, а между тем тут же спрашивает: — А куда вы хотите отправиться? — Я? — задумывается Чимин, понимая, что и сам ещё не знает точно, куда поедет. — В город… — абстрактно тянет он, неуверенный в только что озвученном ответе. — Вы, наверное, сильно расстроены? — Ну, типа, — горько хмыкает Пак, понимая, что действительно весь день загоняется над произошедшей между супругами ссорой. Внезапно его рассудок теряется, а в глазах загорается неожиданная идея. — А вы… — Чимин мнётся, кусая губы. Он понимает, что то, что он сейчас скажет, будет звучать от него поистине странно, и далеко не факт, что ребята согласятся на сумбурное предложение, однако попытка не пытка, и попробовать всё равно стОит. — Вы заняты сегодня чем-то? Омеги недоуменно переглядываются меж собой и пожимают плечами. — Вроде бы нет. Мы просто планировали поехать домой. Чимин задумчиво наклоняет голову и вздыхает. — Не хотите прогуляться? — наконец произносит он, но ловя на себе вопросительные взгляды, полные недоверия и сомнений, добавляет: — За мой счёт. — А так можно? — прищуривается один из парней, тут же загораясь желанием. — А почему нет? — А господин Чон ничего нам не сделает? — Можете сказать ему, что это был мой приказ, — пожимает плечами Чимин, — и вы не вправе от него отказаться. Парни с интересом переглядываются, скептически размышляя над уж очень внезапным предложением хозяина, а также тихо переговариваясь между собой. Наконец один из них произносит: — Мы согласны. Тем более завтра выходной, и мы не против составить вам компанию для отдыха. Но… где? Чимин на самом то деле весьма удивляется такому быстрому согласию со стороны прислуги. Вспоминая, как долго привыкал к их «неравному» общению Тэхён, и как Чимин пытался сделать всё, чтобы тот наконец-то перестал робеть при виде него и безбожно кланяться, называя омегу на «Вы», Пак даже не ожидал такого стремительного «да» со стороны горничных. Однако, поразмыслив, Чимин понимает, что это ему только на руку, а потому спрашивает: — А куда бы вы хотели? Мне без разницы. Парни вновь кучкуются, обмениваясь собственными предложениями, после чего тот, что наиболее смелый и разговорчивый, произносит: — В центре открылся новый бар, куда пускают людей только вашего круга. Но нам бы тоже очень хотелось побывать там… Ещё там целый бутик, в котором люди закупаются, прежде чем пойти развлекаться! Говорят, тусовки проходят на последнем этаже, но ввиду похолодания зал находится под стеклянной крышей с видом на открытое небо… Безумно красиво, — в глазах говорившего мелькает мечтательный огонёк, и паренёк, похожий на хитренького лисёнка, жадно облизывается. Чимину в общем то без разницы куда ехать, он был бы согласен и на одиночные палатки в лесу, лишь бы подальше от собственного дома. Однако его все ещё поражает некая… Чимину не хочется называть это наглостью, но, наверное, это может быть смелостью слуг. Чимин волей неволей сравнивает этих ребят с Тэхёном, а потому удивляется: неужели дело обстоит не так плохо с мироощущением людей, которые занимают не совсем высокие ступени в иерархии общества. Чимин столько боролся с этими установками в голове Тэ, но, кажется, эти парни даже не думают о социальных или материальных различиях между ними. С одной стороны, это чертовски здОрово, и Чимин рад, что с ними ему будет легко в связи с отсутствием статусного барьера. Но с другой, омеге до сих это кажется непривычным, и теперь он глубоко задается вопросом: неужели проблема была лишь в Тэхёне и его воспитании, в то время как другие люди из окружения Кима не придавали данным «отличиям» существенного значения? Однако долго размышлять над этим у Чимина возможности не было. Всё, что он произносит в последующий момент, заключается в паре простых слов: — Хорошо, давайте. Я не против, только скажите адрес этого места. Парень с боевой готовностью называет координаты элитного бара-клуба, в то время как другой омега, стоящий с краю, робко подаёт голос: — А может быть тогда и такси закажем? Просто чтобы на автобусе не тащиться. Чимин удивлённо вскидывает брови наверх, впрочем, внутренне соглашаясь с выдвинутым предложением. — Сейчас закажу. — Нас шестеро, придётся заказать две машины, — невинно прибавляет омега, хлопая длинными ресницами. — Я понимаю, — с лёгкостью кивает Чимин и достаёт из кармана куртки свой телефон, собираясь сделать заказ, а омеги радостно переглядываются, расплываясь в довольных победоносных улыбках. Но в целях безопасности Чимин всё же предлагает сделать заказ возле автобусной остановки, так, чтобы охранники дома ни при каких обстоятельствах не могли заметить что-нибудь подозрительное. Таким образом весь следующий час компания поначалу ждёт такси, а затем весело добирается до места назначения, правда вставая в пробку в городе. Однако это вовсе неудивительно, сам вечер пятницы уже и так предполагает затрудненное движение на дорогах. Чимин же, напротив, лишь ближе знакомиться в поездке со своими новыми знакомыми, про себя отмечая, что те действительно не чувствуют сильной разницы между ними, точнее, не придают этому особого значения. Они свободно общаются, разговаривают на любые темы и вне дома, кажется, абсолютно не чувствуют нужды строить из себя услужливых мальчиков, подчиняющихся хозяевам. Чимину подобный расклад более чем нравится, так как он давно хотел общаться с простыми людьми на равных, без всякого давления и ненужных формальностей. Когда машины останавливаются в нужном месте, Чимин восхищенно вскидывает глаза наверх, сразу же определяя, что место и вправду является слишком элитным и как бы «не для всех». Высотное стеклянное здание с ярко горящей вывеской привлекает внимание ещё за несколько километров. Полностью оплатив поездку, Чимин с парнями выходит из машины, уверенно направляясь к выходу. Сам Пак идёт несколько впереди, а остальные семенят сзади, словно прячась за спиной своего предводителя. Парни будто начинают ощущать собственную непринадлежность этому дорогому месту, а потому затихают и боязливо косятся по сторонам. На входе их останавливает крупный охранник, насмешливо оглядывая группу провинциальных, на первый взгляд, молодых омег. — Сколько вам лет, детишки? — басит он низким голосом и усмехается, обводя взглядом небольшую компанию. Омеги, что так уверенно вели себя поначалу перед Чимином, сейчас тушуются и в надежде посматривают на своего господина. — Все совершеннолетние, — спокойно отвечает Чимин и показывает охраннику паспорт, который всегда носит с собой в маленьком рюкзачке. Мужчина скептически оглядывает удостоверение личности и произносит: — Во-первых, мне нужны документы всех омег. А во-вторых, можете не стараться, у вас все равно ничего не выйдет. Это место для людей высшего общества, а не для примитивных студентов колледжа. — А законный супруг Чон Чонгука относится к высшему обществу, как считаете? — ухмыляется Чимин, с ненавистью прожигая недалекого мужчину, который как и все решил оценить компанию лишь по внешнему виду. Охранник разражается громким смехом, тем самым вызывая у Чимина прилив гнева. — Только если в твоих мечтах, мальчик, — произносит сквозь смех он. — А ну пошли отсюда, иначе… Чимин не выдерживает и раздраженно сует нужный разворот паспорта в лицо грубому альфе. — Штамп в паспорте не говорит о том, что ты замужем именно за Чон Чонгуком, а не за каким-нибудь пьяницей с… — охранник не успевает договорить, как Чимин тут же небрежно достаёт свидетельство о браке и наблюдает, как мужчина нервно пробегается по нему глазами, посекундно вытягиваясь в лице. — Ещё вопросы? — зло спрашивает Чимин, хмурясь. — И-извините, — бормочет альфа, тут же меняя тон голоса и пряча внизу глаза. — И все они, — Чимин окидывает взглядом стоящую за его спиной компанию, — тоже со мной. Ясно? — Я понял, — кивает мужчина, уничтоженный железными доказательствами омеги. — Проходите. Простите ещё раз за это недоразумение, — жалобно проговаривает охранник, видимо, испугавшись, что может внепланово лишиться места работы. Чимин лишь окидывает его многозначительным взглядом и уверенно проходит вперёд. За ним неизменно следует кучка омег, насмешливо усмехаясь, проходя мимо растерянного мужчины. — Чимин-щи, вы сделали его на раз два! — восторженно выдает один из парней, когда они оказываются внутри. — Прошу, давайте на «ты», я же уже просил, — протягивает Чимин и улыбается, понимая, что порой быть замужем за влиятельнейшим человеком в стране не так уж и плохо. Даже отлично, в общем то. В этот момент из входной двери вылетает взволнованный человек, одетый в роскошные шелка. От него приятно пахнет дорогостоящим ароматом элитных французских духов, а волосы выкрашены в практически белый цвет. — Добрый вечер, Чимин-щи! — восторженно протягивает он, кланяясь так, словно видит перед собой главу государства. — Простите, простите и ещё раз простите за беспокойство на входе. Наш охранник сглупил, и будет немедленно подвергнут соответующему наказанию. Просто мы и подумать не могли, что вы соизволите посетить наше скромное место со своими милыми друзьями, — мужчина посмеивается, но по его бегающим глазам видно, насколько сильно он нервничает. — Позволю себе представиться — Ли Тэмин. Директор данного развлекательного заведения, между прочим лучшего в городе, — молодой человек подмигивает. — Прошу, мы обслужим вас по лучшему разряду! Мы уже готовим для вас лучшую вип-зону для особых гостей со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами. Вас устраивают наши незначительные жесты в качестве извинения? Мы также предоставим в подарок вам и вашим друзьям лучшие наряды за счёт нашего заведения! Главное, не расстраивайтесь и не злитесь за произошедшую ошибку на входе! И прошу, — Тэмин виновато улыбается, смягчая взгляд, — не упоминайте господину Чону об этом инциденте и о непростительной грубости нашего персонала. Лучше покажите ему дизайнерские вещи, что мы подарим вашей компании, и расскажите о своих незабываемых впечатлениях, полученных этим вечером. Чимин является далеко не глупым, а потому с ходу понимает весьма очевидный намёк со стороны директора этого заведения, а потому расплывается в довольной ухмылке и хитро щурится, произнося: — Хорошо. Я понял вас, господин Ли. — Всегда знал, что супруг Чонгука понимающий и милосердный человек, — Тэмин вновь низко кланяется и торжественно заявляет: — Пойдёмте! — с этими словами он разворачивается и рукой показывает компании следовать за ним. Омеги переглядываются, а Чимин чувствует небывалый прилив энергии. Наконец-то он действительно делает всё, что хочет, и никто ему не указ.***
Площадка под открытым небом представляет собой особый вид непревзойдённой оригинальной роскоши. Невероятно красивая территория, неоновая подсветка в фиолетово-малиновых тонах, хорошая музыка, алкоголь и прочие удобства создают настоящую зону отдыха, где есть танцевальная часть с одной стороны и релакс часть с другой. Диваны, столики, растения, элементы декора — всё выполнено наилучшим образом, достойно представляющим это место. Но самым впечатляющим оказывается прозрачная крыша над головой, вернее, стеклянный купол, который величественно расстилается над помещением вип-зала, охватывая в том числе стены. Задрав наверх голову можно увидеть тёмное вечернее небо, покрытое мрачными, еле видимыми и теряющимися в темноте густыми облаками. Создаётся забавное ощущение, что ты закрыт в какой-то банке, однако если подойти ближе к стенам, то можно увидеть красивый город, посылающий сигналы светом ярких огней прямо до высокого этажа. Громко играющая музыка лишь придаёт атмосферности этому интересному месту и заставляет полностью погрузиться в условия отдыха, расслабления и развлечения. Именно этим и занимаются шесть омег, расположившись в разных местах помещения. У них создаётся весьма комфортная непринужденная атмосфера, в которой каждый человек играет свою определённую роль. Кто-то безбашенно танцует в центре зала, другие же спокойно сидят на диванчиках, обсуждая последние новости. Единственное правило, которое есть здесь — это обязательное наличие алкоголя в руках каждого гостя спонтанной, но яркой и уже незабываемой вечеринки. — Ребята-а, я чертовски устал, — пьяно протягивает Чимин, возвращаясь с центра зала, и глупо улыбается, плюхаясь на диванчик рядом с некоторыми омегами. То же самое делает и Чонин, правда устало опускаясь прямо на пол. — Вы просто рвете танцпол сегодня, — хихикает Ёсан, самый зажатый и молчаливый участник компании. Однако, как выясняется, при одном только попадании хоть капли алкоголя в его организм, парнишка сразу же веселеет и становится более общительным, раскрепощая и язык тела. — Я не знал, что Чимин так круто танцует, — восторженно говорит Чонин, поворачивая голову в сторону омеги, и тут же дает ему пять. — А я как-то слышал звуки музыки из танцевального зала… Поэтому сразу предположил, что наш Чимин-и занимается танцами, — произносит Бомгю, залпом выпивая очередной бокал. — Это правда, но сейчас я очень устал, — смеётся Пак, оттягивая ворот шелковой рубашки, которую щедро подарил ему директор этого заведения. Впрочем, как и все остальные вещи. Вообще, если присмотреться, то все омеги выглядят по другому. На всех парнях модные дизайнерские одежды, сразу делающие их похожих на представителей высшего общества. Также у них уложены волосы, а макияж выполнен профессионально и качественно. Как оказалось в процессе преображения, Ли Тэмин не только содержал самый модный клуб в городе, но ещё и владел собственной линией одежды, которую тут же и продавал. В этом, по его мнению, и была фишка данного заведения — стильный бутик с дорогостоящей одеждой от высококлассных дизайнеров, совмещённый с лучшим в городе клубом, давал плоды практически сразу после открытия. Молодежь валила в это место беспрерывно, и каждый второй мечтал побывать здесь. Поэтому после всего увиденного и услышанного Чимин искренне удивляется, как он мог ранее ничего не слышать об этом клубе. Зато его приятели хорошо знали обо всех прелестях данного заведения, а потому поистине наслаждались всем, что теперь имели и получали в распоряжение. — Идея создать подобные «личные» квартиры для тусовок просто пиздатая, — вдруг говорит Ёсан, и друзья удивлённо поворачиваются в его сторону, так как обычно этот парень не использует обсценную лексику. — Так уютно в публичном месте мне ещё никогда не было! Я как будто дома, но в то же время на лучшей тусовке века. И радует то, что нас не так много. К тому же, нет посторонних лиц. — Да! Только мы и наш благодетель Чимин-и, — расплывается Чонин в хитрой улыбке и, не сдержавшись, тянется к Чимину, чмокая его в щеку. — Чонин! — Пак уворачивается, смеясь, и смущённо краснеет. — А я? Я тоже хочу объятий, — начинает хныкать Хёнвон, только что подбежавший от барной стойки с очередным бокалом алкоголя в руках. Он наклоняется к Чимину, практически бросаясь к нему и кладёт голову на плечо омеги. — Это что, получается, все шестеро вновь за столом? — усмехается Бомгю. — Черт, я ещё никогда не бывал в заведениях такого рода. Это настолько круто, что у меня язык заплетается. — Язык у тебя заплетается от выпивки, — ехидно подмечает Сону. — Мальчи-ки, — по слогам произносит Чимин, все ещё сидя в объятиях Хёнвона, — я тоже ещё никогда не бывал в таких заведениях. Я и выпиваю то второй раз в жизни всего. — Да ла-адно? — удивлённо проносится между омегами. — Да. — А что, Чонгук запрещает пить? — интересуется Бомгю. Как удивительно быстро официальное обращение и почтительное «господин» под воздействием алкоголя сменяется на обыденное «Чонгук». — Да пошёл он, — Чимин, даже будучи в состоянии алкогольного опьянения, распознаёт слово «запрет», а потому хмурится и презрительно фыркает. — А из-за чего вы поссорились то? — Неважно. Меня просто достало, что он постоянно указывает мне. — Ну, Чонгук доминант, любит властвовать, — мечтательно тянет Ёсан, а Чимин мечет хмурый взгляд в его сторону. Ссоры ссорами, но его чувства, в том числе ревности, ещё никто не отменял. — Но ты же не маленький. Скажи ему, что тебе не нравится. Кстати… сколько тебе лет? — Двадцать. — Всего двадцать?! — раздаётся со всех сторон, и Чимин сконфуженно кивает. — Да ты макнэ нашей компании, получается, — умильно тянет особенно разнежившийся Хёнвон и тянется к Чимину, чтобы потрепать того за щеки. Однако тот умело уворачивается и взглядом показывает, что этого делать не стОит. На удивление, Хёнвон всё сразу же понимает и одёргивает себя, извиняющеся убирая руки. — Тебе тоже не хватает тепла, Хёнвон-и? — вдруг жалобно спрашивает Сону, видя излишнюю тактильность своего друга. — Да-а, — пьяно тянет Хёнвон, но в этот же момент Сону обрушивается на них с Чимином, и теперь уже трое восседают в тёплых объятиях. — Давайте выпьем за омег, — предлагает Чонин и протягивает вперёд руку с наполненным доверху красной жидкостью бокалом. — Нахуй альф! — Нахуй! — поддерживают остальные и залпом опустошают свои напитки. — Так хорошо здесь с вами, — счастливо улыбается Чимин, наконец-то чувствуя свою независимость. — Ура! А альф нахуй. И господина Чона тоже нахуй. Он меня штрафанул недавно за разбитую побрякушку, — презрительно фыркает Бомгю. — Вот дебил! — возмущённо взвизгивает Чимин. — А я… хочу трахаться, — как гром среди ясного неба задумчиво произносит Ёсан, сражая своих друзей наповал данным заявлением. — Ты чего, Сан-и? — хохочет Чонин, ударяя парня по тощей коленке. — А что такого? Нормальная потребность, по-моему. — Ага. Не при хозяине же. — Ой, ну, прекратите, — отмахивается Чимин. — Будто хозяева не занимаются сексом, — фыркает Ёсан и демонстративно закатывает глаза. — Чими-ин, — он любопытно поворачивается к блондину и подозрительно щурится, — а Чонгук правда хорошо трахается или это лишь слухи? Чимин от услышанного тут же заливается краской, понимая, что не знает, что им ответить. Прислуга, за исключением Тэхёна, не знает, что брак фиктивный, а соответственно вполне обоснованно полагает, что у супругов есть стабильный и частый интим. Но как объяснить им, что Чимин девственник? — Эм, — Чимин оглядывает пять пар заинтересованных глаз и вздыхает, отводя взгляд, — он… действительно хорошо трахается, — врет омега, не желая вдаваться в подробности. Пусть думают, что мужья уже давно проводят совместно ночи. — Я так и знал, что это не просто слухи, — хнычет Ёсан и запрокидывает наверх свою голову. — Ты скоро потечешь, успокойся, — одёргивает его Бомгю и ехидно оглядывает изнемогающего желанием друга. — А чтобы этого не случилось предлагаю ещё раз выпить и пойти танцевать! — торжественно заявляет Чимин, пытаясь уйти от непонятного ему разговора, чтобы ненароком не вызвать у парней каких-либо подозрений. — Я «за»! — тут же подхватывает Чонин, всегда готовый предаться танцполу, после чего вся компания медленно поднимается и направляется в центр зала. Впереди у них целая ночь, и нужно успеть хорошенько повеселиться.***
Вечеринка настолько выходит из-под контроля, что начинается настоящий дебош. Абсолютно всех парней уже уносит по полной, они еле контролируют свои действия и слова. Всё, что они сейчас ощущают — это неимоверное чувство той самой тусовки, с которой стыдно пересматривать фото и видео. Кто-то валяется на полу, другие скачут по сцене, некоторые не вылезают из-за барной стойки. Половина из них кричит, половина познала дзен, а потому лежит в жестком отрубе, еле шевеля пальцем в такт играющей музыке. Чимин вместе с Чонином, с которым успевает довольно сблизиться за этот вечер, скачет по сцене, наслаждаясь чувством свободы. Никаких особняков, бесконечных комнат и лабиринтов из коридоров, нет никаких запретов, скуки и муторных ожиданий скорейшего окончания дня. Омеге наконец-то по настоящему весело, он просто прыгает под новомодную музыку, потому что танцевать какие-либо хореографии он уже не способен. — За Пак Чимина! Лучшего господина в мире! — произносит Хёнвон, чокаясь бокалом с самим Чимином, и залпом выпивает терпкий напиток, тут же морщась и кашляясь. — За меня! И за свободу! — весело говорит Чимин, чуть ли не падая, но его вовремя подхватывает Чонин. — За твои деньги, дорогой! — смеётся он и снова целует Чимина в щеку. — Ты хотел сказать, за мои? — откуда не возьмись слышится стальной голос, и Чонин морщится, думая, что ему померещилось. У Чимина, стоящего лицом к выходу, в этот момент лезут на лоб глаза, да так, что Чонин пугается и спрашивает: — Ты чего? Но прислушиваться к несвязному ответу сквозь громкую музыку ему не приходится, так как она внезапно выключается, и в стеклянном помещении становится подозрительно тихо. Наконец Чонин оборачивается и натыкается своим пьяным взглядом на хозяина, взгляд которого настолько суров, что у омеги покрывается мурашками кожа. — О-ой, — протягивает он, тут же отпрыгивая на пару шагов назад, и прячется за спину Чимина. — Это была моя любимая песня! — капризно заявляет взявшийся непонятно откуда Сону, после чего тоже замирает на одном месте, в оба глаза уставляясь на вход. — А впрочем неважно, — издаёт нервный смешок, извиняющеся кланяясь. Постепенно все омеги затихают и мнутся за спиной Пака, который стоит на несколько шагов впереди, встречаясь лицом к лицу с весьма неприятным олицетворением завершения этого вечера. — И почему вы не веселитесь? — спрашивает Чонгук, делая пару медленных шагов вперёд, двигаясь словно по острию ножа. Он останавливается на некотором расстоянии от Чимина и верной ему компании и с нескрываемым презрением оглядывает её. Омеги, дорвавшиеся до поистине элитного отдыха, в дизайнерских дорогих одеждах, выглядят сейчас максимально нелепо в сочетании с растрёпанными волосами и потекшим макияжем. Их пустые глаза, застеленные оболочкой алкогольного опьянения, не выдают ни капли разумной мысли. Единственное, что ещё отражается в их тупых взглядах — это испуг и непонимание происходящего. Осколки разбитых бокалов, разлитый кое-где алкоголь, босые ноги некоторых омег, синяки на локтях одного из них — выдают в них провинциальных малолеток, которые не имеют ни малейшего отношения к данному заведению и предназначенной для них обстановке. — Так почему вы не продолжаете? — всё также невозмутимо спрашивает Чонгук железным голосом, от которого кровь в жилах стынет. — Или это я вам мешаю? — Ну, вообще, есть немного, — произносит ничего не соображающий Ёсан, которого придерживает Бомгю, чтобы тот не свалился на пол. — Немного ты получишь в зарплате, — произносит Чонгук, наблюдая за возмущённо-испуганными переглядываниями прислуги. — Что пьёшь? — альфа вдруг подходит вплотную к Паку, вынимая из его рук бокал недопитого алкоголя, и подносит его к своему носу. — М-м. Виски, — Чонгук хмыкает, делая небольшой глоток, и небрежно ставит бокал на барную стойку. Он является на вечеринку как Сатана на великий бал. Хотя с виду может наивно показаться, что Чон спокоен, но это не так. Его глаза чёрные, переполненные жгучей яростью, которую можно заметить, только если хорошо знать самого Чонгука. Чимин уже имеет представление об этой характерной черте альфы, а потому напрягается, нервно сглатывая. Такой взгляд не то что пугает, он выворачивает наизнанку душу, потрошит всё живое и неживое внутри каждого человека. — Ч-что ты тут… — Чимин не успевает договорить, так как ему невероятно хочется упасть от нахлынувшего волнения от неожиданного появления супруга. — Мой хороший друг, Ли Тэмин, известил меня о вашем мероприятии. — Вот скотина… — фырчит омега под нос, хмуря брови, в то же время пытаясь сосредоточить взгляд на одной четкой точке. — Ну, почему же? Он просто не знал, что меня на это мероприятие не позвали. — У-у нас чисто омежий вечер, — добавляет откуда-то пьяный Ёсан, рот которого Бомгю уже не знает, какими силами возможно заткнуть. — Ох, извините, — наиграно взволнованно наклоняется Чон, впрочем, тут же меняя тон голоса на более жесткий: — Быстро все вышли отсюда, — он не желает разбираться с глупыми пьяными малолетками, до которых ему, честно говоря, нет никакого дела. Еле соображающие омеги испуганно метаются, сталкиваясь друг с другом и пытаясь держаться вместе. Вскоре они собираются и стремительно направляются к двери, лишь бы больше не попадаться на жуткие глаза хозяина, который хоть и не кричит и не бросается в них предметами, но во взгляде которого читается страшное бешенство. Чимин, видимо, уже вовсю приписавший себя к компании омег, пытается удалиться с ними, надеясь вновь влиться в их немногочисленную толпу, но как только он пытается убежать, опустив глаза, Чонгук останавливает его вытянутой рукой, в которую Пак непременно врезается. Альфа не двигается, он даже голову не поворачивает в сторону младшего, смотря куда-то вперед себя. Он настолько сильно сжимает челюсть, что линия скул становится ещё более острой. Чимин бы с уверенностью сказал, что это невероятно красиво, но сейчас не тот случай, а данная деталь является скорее ужасающей, чем прекрасной. — Тебя я не отпускал, — цедит Чон голосом, от которого у омеги идут мурашки по всему телу, а разум трезвеет сам собой. Чимин что-то мычит в ответ своим новым друзьям, которые убегают, даже не оглянувшись. Пак обиженно вспыхивает, чувствуя себя преданным, так как за последней удалившейся спиной он нутром чует неминуемый час расплаты, который приближается с каждой секундой. Молчание между ними царит около минуты. Оба стоят, не двигаясь, а Чимину кажется, что он перестает дышать. Наконец Чонгук произносит: — Я даже объяснений твоих не хочу сейчас слышать. Омега хмурится, все еще непроизвольно опираясь на вытянутую руку альфы, после чего отшагивает назад и с неясно откуда взявшейся уверенностью говорит: — А почему я должен объясняться за свое желание отдохнуть с друзьями? У Чонгука вспыхивает черневый огонь в глазах, а губы сжимаются в одну тонкую линию. Ощущение, что он готов растерзать омегу в клочья прямо на месте. — То есть все, кто хочет просто отдохнуть со своими друзьями, сбегают через черный выход? — Все, кто живет в заточении — да! — вероятно, именно выпитый алкоголь делает Чимина более смелым. Иначе подобные высказывания ни при каких обстоятельствах не срывались бы с его уст, особенно сейчас, когда опасность находится в шаговой доступности. Чонгук пару секунд всматривается в лицо омеги, вряд ли что-то соображающее сейчас, после чего хватает его за острые плечи и разворачивает к барной стойке, вжимая в нее Пака всем телом. — Что ты делаешь? Отпусти! — возмущается Чимин, пытаясь оттолкнуть от себя Чонгука, но тот крепко держит супруга, не упуская контроля над ситуацией. — Как тебе такое заточение? — шипит альфа, хватая младшего за подбородок и поворачивая его голову прямо. — В любом случае ты пьян, а я не хочу растрачивать время на пустые разговоры с тобой, — выплевывает эти слова Чон, с некоторым отвращением и нескрываемым разочарованием глядя на мужа. — Тогда не трогай меня. — Тогда не провоцируй? Чимин фыркает и закатывает глаза, высвобождаясь из рук Чонгука. — Где мои друзья? — Это ты про ту кучку слуг, нагло тебя использующих? — криво усмехается Чон, наблюдая за тем, как омега неуверенно начинает шагать в противоположную сторону от двери. — Я про друзей, — огрызается Чимин, кидая фразу через плечо. — И ты в их число не входишь. — Какой смелый стал, — хмыкает Чонгук, качая головой и опираясь локтем о барную стойку. Ему уже просто становится интересно, к чему приведёт эта глупая выходка. — Логично, что я не вхожу в число твоих глупых дружков. Ведь я для тебя гораздо больше, Чимин-и. Младший на это лишь показательно фыркает и удаляется за дверь, которая ведёт в отдельное помещение, некую вип-комнату для уединений и прочих, возможно, несколько непристойных утех. Он не слишком хорошо осмысливает ситуацию в этот момент, поэтому не придумывает ничего лучше, чем трусливо скрыться от Чона и его раздражающих вопросов. Зайдя внутрь, а то есть в небольшую, но весьма уютную и хорошо обставленную комнату, Чимин вздыхает, задумываясь. Он падает на кровать, распластавшись на ней звездой, и закрывает глаза. Конечно, он заметно трезвеет после внезапного появления супруга, а первые несколько минут вводят его в панический тупик, когда Чимин чертовски боится любой реакции со стороны старшего. Однако оцепенение сходит, а на смену ему приходит, кажется, злость. Чонгук и тут его достал. Сколько можно следить за ним? Это и вправду так надоело! Почему альфа всегда появляется тогда, когда его об этом не просят? Чимин устал от постоянных слежек и надзора за своей скромной персоной. Это акт недоверия или Чон просто по жизни привык контролировать каждый шаг того, что, по его мнению, принадлежит самому альфе? Чимин не имеет понятия, сколько лежит здесь, но вскоре чует что-то неладное. Его нос улавливает ощутимый запах гари, который непонятно как добирается до омеги, и тот хмурится, недовольно мотая головой. Однако запах усиливается, и Чимину приходится открыть глаза, чтобы столкнуться с не очень приятной реальностью, а именно — с режущим глаза дымом и… Парень поворачивает голову в сторону, широко раскрывая глаза, и уставляется на яркое пламя в углу комнаты. — Ч-чего? — не веря самому себе, морщится Чимин, тряся головой так, словно пытаясь проснуться от суровых реалий. Ему думается, что, возможно, увиденное ему лишь снится — возможно, Чимин просто не заметил, как заснул, но интуитивный щипок за локоть позволяет ему осознать, что всё происходящее — правда, а огонь, постепенно расползающийся по комнате — настоящий. Чимин падает с кровати, собственноручно толкая с неё себя, но в то же время не отрывая взгляда от огня, который слишком много значит в ещё непродолжительной жизни омеги. Не сказать, что возгорание слишком большое или его опасно много, но то, что омега видит перед собой, буквально повергает его в ступор, тревожа то, что глубоко зарыто на дне души. «Нужно валить отсюда!», — кричит внутренний голос, но Чимин не может сдвинуться с места. Ощущение, словно внутри него истошно воет пугающая сирена, мигают красным светом все лампочки, но снаружи блондин не в силах подняться на ноги. Да что там, он даже не может оторвать взгляд от пламени, постепенно начинающего распространяться вдоль шторы. — «Беги, придурок! Или зови на помощь!», — ещё оставшийся где-то разум пытается пробиться сквозь опьяненный и задымлённый мозг, но омега не может пошевелиться. Страх охватывает изнутри, а внутренняя паника накрывает большой волной. Чимин внезапно возвращается на много лет назад, ощущая всё то же самое, что происходило тогда, точно также, с ним. Сам факт огня в паре метров заставляет Чимина ощутить небывалую панику, вперемешку с растерянностью и невероятной болью. По его лицу начинают течь слёзы, кажется, происходящее ещё более отрезвляет омегу и погружает в воспоминания. Сейчас Чимин жалеет, что протрезвел — затуманенность рассудка алкоголем, возможно, сыграла бы на руку его восставшим из глубин чувствам. Тем временем огонь распространяется всё сильнее, и если Чимин не предпримет что-то немедленно, это относительно небольшое возгорание рискует перерасти в настоящий пожар. «Вставай же, ну», — буквально орет на себя Чимин, начиная дрожать всем телом. — «Не могу», — тут же отвечает ему вторая часть, абсолютно нерациональная и слабая. — «Но надо же что-то сделать!», — уже буквально изнемогает внутренний голос. Однако нахлынувшие воспоминания настолько сильно заковывают Чимина в кандалы паники, что он практически теряет сознание. Нельзя упускать ни минуты, омега в курсе, как быстро может расходится огонь, подчиняя себе все вещи и в данном случае — самого Чимина. Борясь с внутренним испугом и терзающими его душу демонами, омега жалко понимает, что не сможет. Не сможет ничего изменить. Да, это будет звучать как самое ничтожное оправдание в мире, но Чимин даже не может встать, чтобы выйти из этой комнаты. Словно сгореть здесь заживо прельщает гораздо больше, чем побежать за помощью и обойтись без излишних рисков. «Ненавижу тебя», — говорит Чимин сам себе, чувствуя, как по его лицу уже очень давно градом катятся крупные слёзы, оставляя за собой мокрые дорожки. Между тем возгорание действительно превращается в пожар, а всё, что может сделать Чимин — это беспомощно жмуриться, отрицательно мотая головой в разные стороны, отрицая происходящее, будто эти детские действия что-то изменят в сложившейся ситуации. Самонадеянно полагаться на это, но омега так слаб духовно, из-за чего ему становится ещё более отвратительно от самого себя. «Я умру здесь», — решительно заключает парень, ногтями впиваясь в дорогой паркет и слыша, какие жадные звуки издаёт бушующее голодное пламя. — «Огонь сожрет здесь всё. Как тогда», — горько усмехается Чимин, после чего громко кашляет, так как от дыма начинает кружиться голова. Дышать становится всё сложнее. Чимин уже убеждает самого себя в том, что сегодня — день его смерти, мысленно прощаясь со всеми дорогими ему людьми, как вдруг сильные руки буквально втаскивают его наверх, ставя на ноги. Омега вздрагивает, испуганно оглядываясь назад, и видит перед собой Чонгука. Это не неожиданно, но почему-то Чимин был уверен в том, что альфа ушёл, в край оскорбленный и разозленный из-за недавнего поведения Пака. Чонгук оглядывает Чимина тяжелым взглядом, который также выражает сильное волнение за состояние младшего. Чимин весь дрожит, его руки трясутся в воздухе так, словно он только что увидел гостей загробного мира, кожа белая, как у покойника, но больше всего Чона пугают глаза супруга — большие, испуганные до леденящего душу ужаса, но в то же время выражающие то, что Чонгуку все ещё недоступно. Что-то, что закрыто тремя замками и что погружает в океан горечи и безысходности, нескончаемой боли и паники. Альфе очень хочется сказать Чимину несколько важных слов, но теперь нельзя терять ни минуты — Чимин и так неясно почему потратил здесь кучу времени, не сумев обратиться за помощью или хотя бы элементарно выбежать за пределы этого помещения. Чонгук, не раздумывая, подхватывает Чимина на руки, так как видит, что тот не в состоянии самостоятельно стоять на ногах, а уж тем более — двигаться, да к тому же оперативно. — Оставь меня! — вдруг вопит Чимин, срываясь на истеричный истошный вопль, и сжимает кулаки, ногтями впиваясь в тыльную сторону ладони. — Никогда, — уверенно произносит Чон и выносит омегу из комнаты, любяще прижимая к себе своего маленького глупого мужа. Чимин порывается сказать ещё что-то, толкает альфу в широкую грудь, сбивчиво сыплет неосуществимыми угрозами, но всё это не имеет никакого значения в данный момент. — Я должен был там остаться, — наконец, выбиваясь из сил, безжизненно произносит Пак, устало прикрывая глаза и буквально размокая в руках Чонгука. — Должен… — шепчет он последние слова, прежде чем погрузиться в бессознательный, неспокойный сон.