Какой ты , маленький Осаму?

В комнате собралось около пяти человек. Такое количество достаточно сильно напрягало Осаму. Конечно, все взрослые, а он один ребёнок! Тем более известные люди ребёнку только двое. Мальчик был завёрнут в одеяло и сидел у спинки кровати. В это время Фёдор его поглаживал по голове, как бы успокаивая. — Привет, Осаму. Многое о тебе слышал и очень хотелось с тобой познакомиться. Меня зовут Сигма! — Очень улыбчивый парень протянул руку ребёнку. Эта улыбка была никак у Гоголя! У него она фальшивая и даже чуть страшная, а у Сигмы живая, хоть и чуть напуганная. Чего он боится-то... — Хорошо... Тебе дядя Федя рассказал как меня зовут? — Огай младший посмотрел на Достоевского презрительным взглядом, как бы говоря "так делать нельзя". Несмотря на это, малыш всё-таки пожал руку, высуня свою из одеяла. — Эмм, — Сигма сильнее напрягся, не зная что ответить. Ох уж эти дети, всегда ставят в неловкое положение. — Да, и я если что, Осаму, тоже здесь нахожусь. Так что прошу, спрашивай меня, — с таким же взглядом как у Дазая, ответил Федя, — И почему это ты к нему на "ты" обращаешься? — Всё! Если продолжишь не буду кровь сдавать! — Тц, я смотрю тебе не страшно? Значит можно начинать кровь брать, — противно ухмыльнувшись ответил Осаму Федя, но тут ещё присоединился Коленька. — Давайте! Я хочу посмотреть на личико нашего ребёночка во время сдачи кровушки! — Гоголь повис на замеревшем от страха Сигме. В мыслях у Дазая был сыр-бор, а в голове крутилось "нашего ребёночка". Это вывело его из себя. Только он хотел встать из своего одеяльного кокона, как Феденька обнял этот самый кокон, который чуть не распался и посадил себе на колени. — КАК. ТЫ. МЕНЯ. НАЗВАЛ.! — к сожалению, мальчика это не остановило. — Ребёночек! — ничуть не смутившись продолжил гнуть своё, но уже не вися на бедном побледневшем Сигме. — Я НЕ ВАШ РЕБЁНОК! У МЕНЯ ЕСТЬ ОТЕЦ И Я ЕГО СЫН! — на всю мощь, что его хватило прокричал Дазай. Его начинало потряхивать из-за слёз. Не долго думая, Фёдор повернул мальчика к себе лицом и начал гладить по волосам. Обстановка в комнате была напряжённая, учитывая, что лаборант всё ещё стоял у двери и не двигался с места. Только он хотел сказать, что мальчику не стоит сильно волноваться, ведь кровь может быть чуть не такой, как Сигма столкнул Гоголя и подлетел к ногам Доста. — Ну-ну-ну, нечего плакать. Чего это ты разревелся? Тебя так обидели слова? — очень нежно и трепетно, чётко проговаривая каждое слово, говорил Сигмушка. — Да к нему просто баран, — махнул рукой Коля, — пришёл. — Мы не в России, здесь не приходят к детям бараны. И прошу тебя, Гоголь, выйти из комнаты. Ты заставляешь моего Осаму плакать, — в глазах Достоевского был лёд. Так холодно звучали его слова, что малыш заревел с новой силой. Постепенно конфликт начал только возрастать, как и напряжение в комнате. Гоголь в своей ужасной шуточной интонации дразнил Достоевского, а тот же не так яро реагировал, но плачущий ребёнок на его коленях очень начинал беспокоить. Слава Богу, Сигма додумался через свой страх и риск всё-таки увести Николая. Тот хоть и нехотя, но понимал, что пора заканчивать этот концерт, а то Осаму скоро станет не мальчиком, а озером. И вот хлопнула дверь. В это время лаборант подошёл к молодому мужчине с ребёнком на коленях. Он также поставил свою медицинскую укладку и раскрыл её. — Привет, как я понял, ты Осаму? — ох уж этот взгляд, который полетел на лаборанта от Фёдора. Мало того, что подошёл без разрешения и приказа, так ещё и заговорил! Но к его счастью, Дост не умел успокаивать детей, из-за чего лаборанту могла проститься эта ошибка, если Дазай перестанет наконец плакать. — Вы от ик этого Сигикмы услышали?— мальчик отвернул голову от груди Фёдора и повернул её к медику. Глаза малыша были безумно красные от слёз, такая гримаса страха и боли была на детском личике, что сразу хотелось обнять и погладить. — Ты полностью прав. Видишь ли, мне нужно взять у тебя кровь из вены, — Осаму в это время шмыгнул носом, — но из-за того, что ты много плачешь, она может быть плохой. Поэтому... Кхм, предлагаю восстановить дыхание и закончить побыстрее. Потерев глазки из-за слёз, которые пролил Огай младший, он ответил. — Вообще-то, я зникаю, что кровь нормальная, но просто анализы будут не такие точные и будут отлиикчаться. Не надо преувеличивать в плохую сторону! Я вообще-то даже сам брал кровь у людей и всё знаю. — Откуда же такие познания? — Феденька начал вытягивать ручку малыша к лаборанту. Тот намёк понял и не поворачивая головы начал настраивать прибор. — У меня папа врач! И самый лучший врач во всём городе! — Осаму настолько отвлёкся на разговор, что и не обращал в принципе внимания на действия внизу, а возможно знал, но понимал, что сейчас испугается, если посмотрит вниз, и никакую кровь у него взять не смогут. — А почему только в городе, а не во всём мире? — медработник протянул уже специальный шприц к найденной вене малыша. — Потому что его не могут знать везде. Он же не знаменитость, а так он... А-А-А-А, БОЛЬНО. НЕ НАДО, ПОЖАЛУЙСТА. ДЯДЯ ФЕДЯ, ПОМОГИ! Но упомянутый только наоборот сильнее зафиксировал тело младшего. Уже вытащив острие шприца из вены, лаборант заговорил. — Ну-ну-ну, всё прошло. Не стоит так кричать, ты большой молодец, — собрав свои медицинские штуки, он встал. — В-всё? — очень тихо, сорванным от крика голосочком, спросил малыш. Федя уже расслабил руки и начал укладывать малыша на кровать, заново укрывая его одеялом. — Да, ты большой и храбрый, молодец. Сейчас тебе нужно эмоционально отдохнуть, а потом я выполню своё обещание. Но... Держи пока это, — мужчина протянул конфеты Осаму. Выпученные глаза ребёнка означали, что малыш не ожидал такого и походу таких конфет не видел. — Спасибо, — раскрывая конфету и одновременно потирая нос от соплей, проговорил Мори младший. — Моё дело закончено. Я могу идти? — Спросил лаборант, у которого не было вообще желания оставаться хоть ещё на одну минуту дольше в этой комнате с боссом. — Иди, буду ждать результатов и надеюсь положительных, — взгляд мужчины как бы говорил, что если будет по другому, то ты умрёшь. — Конечно, — и дверь закрылась за уходящим.