Milk-White

Первым, что попало в поле зрения Теру после пробуждения, была чья-то рука, покоящаяся на краешке смятого одеяла. Он даже не сразу сообразил, что не валяется на полу в прихожей, а лежит в своей постели у себя в комнате. «Масаши?..» Но рука на одеяле была слишком маленькая и нежная – непохоже, что человек с такими руками играет на бас-гитаре. «Неужели пока я был в отключке, у меня в квартире сама собой завелась девушка?!» - пронеслось в голове у Теру. Он хотел было сесть на кровати, чтобы посмотреть на незваного гостя хотя бы не снизу вверх. Но получилось только чуть-чуть приподняться на локтях. Белый туман перед глазами был все еще ощутим, и даже почти осязаем, но достаточно прозрачен, чтобы разглядеть лицо с кошачьими глазами без бликов в обрамлении светло-золотистых волос. -Джин-чан?.. Джин – он сидел на краешке кровати у изголовья - улыбнулся и кивнул. -Что... что ты здесь делаешь? -Ты забыл его в студии, - вокалист помахал у Теру перед носом мобильным телефоном с парой царапин на экране. – Я думал вернуть, приехал к тебе, а у тебя дверь открыта настежь, а ты сам лежишь без сознания в прихожей. Ну... в общем, я решил, что собственные ботинки – не лучшая альтернатива подушке. -М-м-м... -Как ты себя чувствуешь, Теру-сан? – Джин положил телефон на тумбочку и снова склонился над гитаристом. Теру еще раз попытался встать, но любое движение отдавалось резкой болью в каждой мышце – особенно в плечах. И проклятый туман не преминул этим воспользоваться. -Да так... у нас вчера точно был эфир, а не запланированная драка с Mejibray? -Ну, как видишь, со мной и остальными все в порядке, - рассмеялся Джин. – Значит, эфир. Кстати, Mejibray там не было. Были Кайя-сан и ACE полным составом. А еще это было не вчера, а позавчера. -Постой, - Теру, стиснув зубы, чтобы не застонать, все-таки сел на кровати. – Хочешь сказать, что я проспал целые сутки?! Джин бросил беглый взгляд на часы: -Двадцать девять часов, если быть точным. -Черт... Черт, черт, черт! Так ведь мне сегодня должны были позвонить из печати! И я должен был все им отправить! Вокалист улыбнулся уголками губ и надавил на плечо Теру, принуждая лечь. -Они звонили, я поговорил с ними и все объяснил. У тебя есть еще три дня... или что-то около того. -А Хизаки-сан?.. Теру стоило немалых усилий задать этот вопрос. Как только его голова коснулась подушки, боль исчезла, а по телу разлилось вязкое тягучее тепло. Вероятно, виной всему снова туман... Но в этот момент Теру считал его лучшим другом, если не продолжением собственного «я». И его уже почти не волновали ни печатники, ни Хизаки... -Ему я тоже позвонил, - глаза у Теру слипались, но он успел заметить, как Джин нагло забирается с ногами на кровать. – Он сказал, что все нормально... Маленькая теплая рука осторожно опустилась Теру на грудь, мягкие волосы щекотали щеку. Гитарист глубоко вздохнул, пропуская вязкий сладкий туман с цветочным запахом чьих-то духов в горло, в легкие, в рассудок... -Но... скоро релиз, и... – каким-то участком мозга он все еще пытался сопротивляться, но мысли и слова выходили какими-то совсем неубедительными. А тихий шепот над самым ухом и их отправил барахтаться куда-то на самую глубину белесого туманного нечто. -Забей уже... Солнце, клонясь к горизонту, становилось все менее ярким и все более оранжевым. А океан же напротив горел, светился и переливался так, будто этот вечер – последний. Смешиваясь с тихим, словно уставшим шорохом шин, мирно нашептывала в колонках «Change the World» Эрика Клэптона. Мерно мелькала разметка под колесами. Теру избегал смотреть на спидометр. Не хотелось думать ни о том, сколько километров они уже намотали, ни о том, как космически далеко сейчас Токио, студия и Камиджо с Хизаки. Он только украдкой поглядывал на Юичи, который, управляя автомобилем даже на такой сумасшедшей скорости, выглядел спокойным и расслабленным. Правая рука его покоилась на руле, левая – на колене, обтянутом драными джинсами. Взгляд из-под темных очков устремился куда-то в другое измерение. Прямые пряди волос чуть касались щек... Так естественно и просто. Совсем не как безумная сложная прическа Жасмин Ю. На подставке между креслами были втиснуты два картонных стаканчика с кофе. Теру взял один и чуть отхлебнул. Кофе уже совсем остыл... Неужели они уже уехали так далеко от того небольшого придорожного кафе, где в последний раз останавливались, чтобы перекусить?.. -Ю-сан, так куда мы все-таки едем? – Теру наконец-то решился задать этот вопрос. Не то, что бы он волновался, нет. Он был совершенно спокоен даже несмотря на стрелку спидометра, которая медленно, но верно приближалась к отметке в 180. Все-таки других машин на дороге почти не попадалось, а за рулем был Юичи... -Прямо. Просто прямо, - улыбнулся басист. – Ну... мне хотелось прокатиться куда-нибудь на новой машине, а одному было бы скучно, - добавил он, поймав недоуменный взгляд Теру в зеркале заднего вида. -А, то есть, я здесь просто в качестве «кого-нибудь», - пробурчал Теру и отвернулся к окну, где все еще, выходя из себя, сверкал океан. -Эй! Между прочим, ты первый, кого я катаю на этой машине! Так что не будь занудой. -Неужели, даже девушек еще не таскал? Юичи чуть повернул голову в сторону гитариста и снова улыбнулся. Что-то теплое, медовое возникло где-то под сердцем и вязко растеклось до самых кончиков пальцев. -На дорогу смотри, дурень. Солнце уже коснулось горизонта, когда автомобиль съехал с трассы и затормозил. Юичи, ничего не говоря, вышел из машины. Теру последовал за ним; захлопывая дверцу он был предельно осторожен. Все-таки еще непонятно, к кому Юичи относился с большим трепетом – к своему железному коню или все-таки к лучшему другу, который первый удостоился чести на этом коне прокатиться. Теру подозревал, что первый вариант ближе к истине. Он еще раз окинул взглядом черный блестящий «Ягуар»... -Теру-кун, ты долго будешь там стоять? – окликнул его Юичи, обернувшись. Теру вдруг понял, что отдал бы многое за возможность нарисовать его в этот момент. Обязательно легкой воздушной акварелью и обязательно а-ля прима. Изящный поворот головы, полы полурасстегнутой рубашки, которые трепал ветер, рыжие отблески солнца в волосах – в контражуре они выглядели потрясающе. Тонкие черты лица, высокие скулы. Глаза скрыты за темными очками. В свете закатного солнца на него смотрел вовсе не Юичи. Это был Жасмин Ю. Образ Жасмин крылся вовсе не в нарядах и макияже. Он был запрятан где-то глубоко в самом Юичи и показывался на поверхности, наверное, независимо от его желания. Теру замечал это и раньше, но сейчас, в рыжих лучах закатного солнца, Жасмин сквозил в Юичи особенно ярко. Возможно, даже ярче, чем на сцене, когда басист надевал платье, парик и наносил макияж. Странно, что за Хизаки Теру такого никогда не замечал. Хизаки всегда оставался Хизаки, и даже когда он надевал брюки и убирал волосы в небрежный хвост на затылке, Теру и в голову не приходило назвать его по имени. Всегда – Хизаки-сан. Всегда одинаковый. Всегда в образе... или же напротив – всегда такой, какой есть? -Теру-кун? -Иду я, иду. Они сели на влажный песок у самой кромки воды. Неторопливые волны облизывали подошвы их ботинок. «О, да, - пронеслось в голове у Теру. – Ехать три часа, чтобы просто посидеть на берегу. Вполне в духе Ю-сан!» -Кстати, я весьма польщен, что ты завез меня в такую даль на новой машине, - как гитарист ни пытался, нотки сарказма в голосе скрыть не получилось. – Ты ведь обычно дальше Токио не выезжаешь. -Когда я с кем-то – нет. Не вижу смысла. -А сегодня что за особенный день? -Никакой не особенный. Просто понимаешь... когда хочешь вырваться за те рамки, которые устанавливаешь для себя сам, лучше никого с собой не брать. Любое лишнее движение может помешать. -И твои рамки – всего лишь Токио? -Ну, я символизирую... -А Versailles? По-моему, этот символ лучше. Надеть костюм, сделать безумную прическу и играть музыку, которая тебе нравится – разве это не «вырваться за рамки»? -Да ты просто трудоголик, - отмахнулся Юичи. – Даже у Versailles есть рамки, которые мы сами устанавливаем. Ведь если мы вырвемся, мы будем уже кем-то другим. -А когда ты покидаешь Токио, ты становишься кем-то другим? -В каком-то смысле да. Там я не мог бы сделать, например, так, - на этой фразе Юичи (или все-таки Жасмин?..) придвинулся ближе к Теру, приобняв того за плечи, и легко, но требовательно приник к его губам. Теру даже не закрыл глаза и продолжал бездумно смотреть на солнечные блики на пряди волос басиста. Он пытался внушить себе, что удивлен и ошарашен, но где-то в глубине души он знал, что так и будет... хотел, чтобы так было... Где-то далеко-далеко, на краешке их личной Вселенной... Или нет, не так – за рамками их личной Вселенной. Когда через несколько часов Теру окончательно проснулся, его уже совсем не удивляло присутствие Джина в квартире. Напротив, казалось, что так и надо, что перед монитором рядом с планшетом стоит чашка с ароматным чаем и тарелочка с печеньем, а в кухне звенит посуда. Как будто так всегда и было... Стилус бодро скользил по гладкой поверхности планшета, материализуя истерзанные, чересчур обдуманные фантазии на мониторе компьютера. Спать почти не хотелось. Клочок тумана завис над кружкой с чаем, не желая покидать гитариста совсем, но и работать он не мешал. Телефон молчал весь день. «Неужели Джин-чан обладает таким даром убеждения, что и с печатниками и с Хизаки все утряс?..» - улыбался Теру сам себе, внимательно следя за четкой тонкой линией, тянущейся от кончика стилуса. Все шло так гладко и спокойно, пусть даже и не совсем так, как он планировал в самом начале. -Ну, как дела? – вокалист появился в дверях. – Тебе много осталось? -Не очень... – отозвался Теру, не оборачиваясь. – Думаю, к вечеру все будет готово. Доделаю и отошлю в печать, пусть дальше сами разбираются. -Чувствуешь себя нормально? – этот вопрос Джин задавал примерно раз в полчаса с тех самых пор, как Теру снова засел за рисунки. -Угу. Слушай, может, перестанешь изображать из себя заботливую жену? – как ни странно, это прозвучало без тени сарказма или раздражения. – Это немного странно. -Нет, не перестану. Ты меня здорово напугал вообще-то, я не хочу дубль два. – Гитарист продолжал смотреть в монитор, но чувствовал по голосу, что Джин хмурится. – Я готовлю ужин... Как закончишь – приходи на кухню. -Оке-е-ей. Тихие мягкие шаги вокалиста снова затерялись в кухне, а Теру подумал, что, пожалуй, поужинать будет совсем не лишним. Если бы не появился Джин, то этим вечером он бы точно ограничился чем-нибудь из круглосуточного автомата в магазине напротив, а после – глушил чувство голода мыслями о работе, как это часто бывало, когда приходилось сидеть по ночам. Тонкая белая линия тянулась по монитору. Теру не давал туману поглотить ее, и это удавалось ему без особого труда. Противоречиво... Джин все время окружал его туманом, но он же этот туман и разгонял. В то же время он сам не являлся источником этих призрачно-белых иллюзий. Они шли от цветочного сладкого аромата его духов, от полуопущенных ресниц, от какого-то другого Джина, который иногда появлялся, а иногда исчезал, оставляя привычный образ вокалиста, с его открытой улыбкой и ясным звонким голосом. «Точно так же, как... Да нет, не может быть!» Теру тряхнул головой. Линия сорвалась и ушла куда-то вбок. Гитарист тихонько ругнулся, надавил «ctrl» и «Z» сильнее, чем требовалось, и начал заново. *** -Вкуснотища! – Теру увлеченно подбирал остатки риса с сукияки с тарелки. - Знаешь, никогда бы не сказал, что ты умеешь готовить. Джин поднял глаза и опустил палочки с зажатым между ними кусочком мяса на тарелку. -То есть то, что Масаши-сан хорошо готовит – это норма, а я – внезапная случайность? – усмехнулся он. -Просто по тебе не скажешь. А про Масаши все и так понятно, стоит взглянуть на его кота... Они оба вспомнили толстого кота Пииске, в котором басист души не чаял, и расхохотались. Теру так и не понял, как за разговорами о котах, еде и музыке Джин уговорил его открыть бутылку виски, каким-то невероятным образом появившуюся у него дома. «Как же ты тогда расслабляешься? Некоторые без этого даже заснуть нормально не могут!» «Знаешь, я так мало и редко сплю, что у меня не возникает с этим проблем...» Гитарист не помнил, чтобы держал у себя дома спиртное. Или, по крайней мере, что-то крепче красного вина. Но теперь он как завороженный смотрел, как кубики льда, жалобно звеня, тонут в искрящемся золотистом потоке. Туман в голове и вокруг решал за него. И он терпеливо ждал первого глотка, чтобы окончательно завладеть рассудком. Собственный голос Теру звучал где-то далеко, и нес, похоже, полную несуразицу, голос Джина перемещался то ближе, то снова отдалялся. Открытая улыбка, светлые волосы, блестящий кулон на шее – детали никак не хотели сходиться в одно целое. Маленькие руки на плечах, небольшое усилие – пространство словно исказилось и деформировалось, хотя какими-то закоулками сознания Теру понимал, что это всего лишь его гостиная и его диван – такие же, как и всегда. -Ничего себе! – раздался голос Джина где-то над самым ухом. – Да ты пьянеешь быстрее, чем все, кого я когда-либо знал. -Теперь ты понимаешь, почему я не поклонник всего этого... вашего... – Теру не нашел нужных слов, запнулся, и сразу забыл, о чем вообще говорил. Взгляд сфокусировался на лице Джина, который сидел здесь же, рядом, прижавшись бедром к его бедру. Гостиная тонула в тумане. То ли потому, что Джин сейчас был как никогда близко, то ли виной всему – этот треклятый виски... Туман смешался с сознанием Теру, и где-то там, рядом с тусклой, как августовская луна, лампой затерялось то самое воспоминание... Гитарист попытался протянуть руку, но наткнулся на ладонь склонившегося над ним Джина. Пальцы переплелись сами собой. «Как тогда... как тогда...» - неумолимо стучало в висок... Полная луна... «Я так не люблю водить в темноте», - признался Юичи, сворачивая во дворик какого-то небольшого мотеля, с одним только бледно-желтым фонарем, горящим над входом. «Ага, а ночной Токио не в счет?» «Токио – там, далеко. А сейчас мы вне рамок – забыл?» Нет, Теру не забыл. Он был уверен, что никогда не забудет, как их ладони соприкоснулись тогда, зажав между собой идеально круглую луну. «Ты был сегодня закатным солнцем, Ю-сан. Значит, луной буду я...» Знакомое липкое, вязкое тепло разливалось по телу, окутанному туманом. Теру ли первый поцеловал Джина, или Джин - Теру?.. Какое это теперь имело значение? Это было неизбежно. Связанные туманом и переплетенными пальцами, они целовались, сжимая ладони все крепче, до боли, почти до крови кусая губы. Теплая маленькая ладонь Джина скользнула под расстегнутой рубашкой по шее, по серебряному кулону-лилии - а ведь Теру никому не позволял его трогать, - по подтянутому животу... Крохотная комната, если выключить свет, обращается в бесконечность... Купаясь в прохладной темноте, пронизанной серебристыми лунными лучами, Теру чувствовал, как голова кружится от осознания этой безграничной свободы – пусть даже ее идеальной иллюзии. Рамок - нет, их просто не существует, так же, как стен этой комнаты. Есть он сам, есть его Ю-сан – его теплые руки, его губы, порхающие по всему его телу, есть их общее безграничное синее пространство, в котором одиноко светит огромная серебристая полная луна... Все это напоминало ту поездку в «Ягуаре» по пустой дороге. Нет ни знаков «стоп», ни ограничений скорости. Только они, они двое, несущиеся куда-то, не отдавая себе отчета. Лампа над ними – как закатное солнце... Тело не слушалось Теру, куда охотнее оно подчинялось незримым прихотям тумана вокруг. Золотистые волосы Джина разметались по валику дивана, глаза его были закрыты, ресницы чуть вздрагивали... Туман рассеялся лишь на секунду, а скорость была слишком высока, чтобы на полном ходу остановиться... В этой бесконечности и невесомости, раскачиваясь, словно на качелях, Теру цеплялся взглядом за ключевые моменты этого движения на сумасшедшей скорости – лунные блики в волосах Юичи (или Жасмин Ю?), его смуглые плечи в капельках пота, дрожащие ресницы, тихий шепот, заглушающий боль... Он не слышал собственных стонов, не слышал шороха их тел по жестким простыням или скрипа кровати – только шум океана и ветер в лицо. Только солнце и луна, зажатые между ладонями... ...Но в тумане не видно ни луны, ни солнца, ни звезд. Приглушенный сдавленный стон – виной ли всему туман или очередной запоздалый поцелуй? Визг тормозов – и они оба летят в пропасть, в обитель сладкого белого мутного тумана с его цветочным ароматом и иллюзиями свободы. Их пальцы все еще переплетались на пыльно-сиреневом покрывале, согреваемые шумным горячим дыханием. Две бесконечности – молочно-белая и насыщенно-синяя – смешались и поглотили их обоих без остатка.