Milk-White

...Теру плохо помнил тот день, когда Хизаки наконец-то соизволил познакомить Джина с Масаши и Юки. К тому времени он успел уйти в работу с головой, а в такие моменты мир вокруг него начинал вращаться с какой-то своей особенной скоростью, явно не совпадая со скоростями всех остальных. Дни и ночи перемешивались, превращаясь в одни бесконечные сутки, в течение которых солнце несколько раз появлялось из-за горизонта и несколько раз исчезало, сменяясь растущей луной. Люди вокруг куда-то шли, что-то кому-то говорили, иногда обращаясь к самому Теру, но этот треклятый белый туман не давал рассудку разогнаться до желаемых оборотов. И к несчастью получилось так, что день, который стал рождением Jupiter для Масаши и Юки, попал в этот огромный временной промежуток, утонувший в голубом свете монитора и в белом тумане. В тот день Масаши пришел в студию на несколько минут раньше, чем Юки. Они втроем – Хизаки, Теру и Джин - уже сидели в студии и ждали их. Теру почему-то казалось, что они тогда сидели на полу, потому что Масаши тогда показался ему каким-то чересчур высоким – намного выше, чем всегда. Впрочем, возможно, просто потому, что они очень давно не виделись. Теру и Хизаки читали слова новой песни, которая, по словам Джина, должна была сразить их наповал. Листочек бумаги с распечатанным текстом мелко подрагивал в руках вокалиста, и читать из-за этого было сложновато. А еще очень хотелось спать... Теру сидел, приобняв Джина сзади и устроив голову у него на плече, и изо всех сил пытался сосредоточиться. Кому-то может показаться, что было в этом жесте что-то вызывающее, однако даже Джин, который появился в студии с оранжевыми стенами всего пару недель назад, привык к этой потребности Теру в объятиях. Гитарист и сам не знал, как именно это помогает ему справляться с трудностями, услужливо подготовленными для него жизнью в целом и Хизаки в частности. Ему просто нравилось обнимать людей. Теру казалось, что какой-то незримый поток жизненной энергии рождается каждый раз во время объятий, а потом делится поровну на двоих. Или больше – зависит, естественно, от количества обнимающихся. -Мне нравится, - промурлыкал Хизаки – в то время он находился в крайне хорошем расположении духа. – Кроме, наверное, вот этого четверостишия. Слишком пафосно – не находишь? Перепиши попроще, - произнес он уже более жестко. Часть, на которую указал Хизаки, слишком сильно напоминала по стилю тексты, которые писал Камиджо. Джин выдохнул и улыбнулся. -Хорошо, сделаю. А ты что думаешь, Теру-сан? Теру-сан, ты спишь?! Этот вопрос буквально следовал за ним по пятам каждый раз, когда он выходил из дома. -Не сплю я!.. – гитарист зевнул. – Я думаю, что Хизаки-сан прав. «Он всегда прав...» - завершил про себя Теру, но вслух решил не говорить. Все трое обернулись на скрип открывающейся двери. -Столько времени угробили на то, чтобы стены перекрасить, а дверь смазать так и не сподобились, - проворчал только что вошедший Масаши. Растрепанные волосы и синяки под глазами говорили о том, что спать ему этой ночью тоже почти не пришлось. В общем-то, почти никому из их команды не удавалось выспаться, когда Хизаки внезапно посещала неуловимая Муза. А сейчас, как казалось Теру, у этой Музы даже было имя. И сидела Муза прямо здесь, с листочком с лирикой, зажатым в маленьких влажных дрожащих от волнения руках. -Да какая к черту дверь, какие стены?! – прощебетал Хизаки, вскакивая. Джин тоже попытался встать, но Теру успел снова задремать у него на плече, и бедняга разрывался, судорожно придумывая, как бы вежливо поздороваться, но при этом не разбудить несчастного гитариста. Помощь пришла внезапно. -Да сиди, не дергайся, - басист оставался все таким же мрачным. – Ты, я так понимаю... -Тот, кто будет петь ту песню, которую ты сегодня всю ночь репетировал! – перебил Хизаки. – Ты ведь репетировал? Да ладно, не отвечай, я вижу. В общем, знакомься - Джин-чан, наш новый вокалист. Повисла звенящая тишина. Теру спал, Хизаки и Масаши смотрели друг на друга: один - сияя счастливой улыбкой, другой – мрачно, отчужденно, недоуменно. Джин переводил взгляд с одного на другого, изредка поглядывая на Теру, и ему страшно хотелось оказаться где угодно, только подальше отсюда. Слишком уж устрашающе выглядел этот темноволосый парень ростом под два метра с темными недобрыми глазами. -Как понять, «новый»? Я думал, Камиджо не окончательно ушел, а просто... Улыбка моментально исчезла с лица Хизаки. Любое упоминание о Камиджо – и принцесса превращалась в монстра. Теру уже успел это усвоить, но ведь Масаши проводил с Хизаки намного меньше времени... -Новый проект. И вокалист тоже новый, дурья ты башка, - проскрежетал зубами гитарист. -А-а-а-а, - протянул Масаши. Тени вокруг глаз стали бледнее, но не исчезли совсем. Басист опустился на пол рядом с Джином, который к тому времени уже выглядел как затравленный зверек. Он все еще сжимал в руках смятый листочек с перечеркнутым крест-накрест четверостишием. А на плече у него все еще мирно покоилась голова Теру – серебристые волосы гитариста разметались по темно-синей кофте. Масаши нахмурился. Такое положение вещей его совсем не устраивало, но... -Джин-чан, значит, да? ...Но вокалист был более чем милым, а голос на первой черновой демо-записи, которая пришла басисту на почту минувшим вечером, звучал чисто и звонко, хотя и непривычно. А еще он нравился Хизаки. И Теру, похоже, тоже. Масаши попытался улыбнуться, чтобы не запугать вокалиста окончательно. Улыбка вышла слабой, но искренней. Басист протянул руку, которая по сравнению с ладошкой Джина выглядела огромной. ...Теру он тоже нравился... -Я Масаши, басист. Джин улыбнулся, выпустил, наконец, злосчастный листочек из рук и пожал протянутую ладонь. -Приятно познакомиться, Масаши-сан. Дверь снова скрипнула, в студию, запыхавшись, влетел Юки. -День добрый! Я ничего не пропустил? -Да нет, ничего особенного, - мило улыбнулся Хизаки. Тогда, устроив голову на плече Джина, Теру не спал и даже не дремал, а прислушивался к странному ощущению, закравшемуся в душу вместе с цветочным ароматом духов, который накрепко впечатался в воротничок кофты вокалиста. И сейчас, когда он ехал домой, прислонившись головой к окну автобуса, в памяти снова всплыл тот день... Дрожащий листок бумаги, зажатый в тонких пальцах. Светлые волосы Джина, мягко касающиеся его лба. Худое плечо, обтянутое темно-синей флисовой кофтой – день тогда выдался прохладный. Юичи никогда не носил флисовых кофт. Но почему тогда это ощущение было так похоже на то, что он испытывал, так же дремля на плече Юичи когда-то давно? Когда-то бесконечно давно. Теру закрыл глаза и попытался сосредоточить взгляд на темном пространстве по ту сторону век. Никогда не знаешь, что увидишь там, среди пестрых пятен, роящихся за радужной оболочкой... Иногда ему удавалось разглядеть там что-то, что он хотел увидеть. Канувшие в бесконечно далекое прошлое пейзажи – пустая дорога, берег океана или залитый солнцем сад с магнолиями. Места, ничего не значащие для других, но где навсегда остались крохотные кровоточащие частички его души. И, возможно, души Юичи... Теру не помнил, как они познакомились – тогда он был еще слишком молод, чтобы придавать значение таким вещам. Этот странный парень с почти болезненной привязанностью к дорогим автомобилям и леопардовой расцветке ворвался в его жизнь и сознание вместе с Хизаки – так же стремительно и, кажется, навсегда. Теру тогда никак не мог забыть тот жуткий металлический лязг и запах паленой резины на дороге на полпути в Киото, а потом месяц, проведенный в больнице после аварии*, и поэтому естественно инстинктивно искал в этих людях понимания и... защиты? И они без лишних раздумий приняли его под свое крыло. Ветреный улыбчивый Хизаки и томный загадочный Жасмин Ю. Игривая, несуразно легкомысленная атмосфера, царившая в Hizaki Grace Project, растворилась без остатка с приходом Камиджо и рождением Versailles. Он же напротив появился медленно и степенно, возникал, исчезал, потом снова возникал уже совсем в другом месте – как искусный фокусник... Нельзя сказать, чтобы Теру это отталкивало. Это пугало, но вызывало восхищение. По крайней мере поначалу. Камиджо был из тех людей, которые бьют наотмашь первым впечатлением, и оно долго продолжает затмевать всплывающие позже незначительные шероховатости. А их, как выяснилось, было немало. Новоявленный вокалист Versailles оказался временами вспыльчивым, эгоистичным, а по утрам до первой чашки кофе и вовсе делался невыносимым. Мало того, очень скоро, как показалось Теру, Хизаки стал тотально зависеть от него. Принцесса Версаля очень быстро подхватил своеобразное мировоззрение Камиджо, пропитанное атмосферой времен Великой Французской Революции и музыкой Поля Мориа. Даже его манера играть изменилась, подстраиваясь под низковатый бархатный голос вокалиста. Теру все это казалось странным, чуть ли не фальшивым. Иногда он пытался просто списать все на глупую детскую ревность, но... нет. Ревности не было. Теру даже не мог сказать, что ему вся эта история с розами и вампирами не нравится. Нет. Она ему нравилась. Но одновременно пугала та скорость, с которой Камиджо, подобно черной дыре, затягивал в себя их всех. А еще Камиджо был необходим этакий мальчик для битья – тот, над кем можно было подтрунивать, кого можно периодически толкать и легонько ударять по плечу или по голове (дружески, конечно же), когда эмоции хлещут через край или когда просто плохое настроение. Юки для этого был слишком флегматичен, а Жасмин Ю и Хизаки – слишком утонченны. Так что выбор пал на Теру, который к моменту образования Versailles так и остался застенчивым подростком. И он оказался идеальным вариантом. У него никогда не получалось придумать подходящую колкость в ответ заносчивому «вампиру-аристократу». По крайней мере, вовремя. Как часто, лежа в постели после еще одного тяжелого дня, Теру придумывал новые и новые убийственные фразы, которые должны были припечатать Камиджо раз и навсегда. Он представлял себе, как это будет – как в фильмах, когда надменная улыбка медленно исчезает с лица противника, сменяясь недоумением. Но раз за разом в ответственный момент голова становилась пустой, как воздушный шарик. И вновь, и вновь играла легкомысленная и самодовольная улыбка на губах вокалиста. Иногда, правда, вмешивался Юичи. И эти фразы, которые Теру холил и лелеял в памяти, слетали с его губ быстро и уверенно именно в нужный момент. И это вызывало истинное восхищение. Но даже несмотря на это, Теру никогда не держал на Камиджо зла – напротив, считал его своим другом и безмерно уважал. Он восхищался его фантазией, его голосом, его сквозящими королевскими манерами. А еще тем, каким окрыленным стал Хизаки с его появлением. Песня за песней, нота за нотой. Когда он играл для голоса Камиджо, он, казалось, летел, и золотистые волосы развевались за его плечами. И, играя в унисон с ним, Теру чувствовал себя так же. А за это можно было простить и неприятные подколы и «дружеские» побои. Однажды, правда, во время их первого тура в составе Versailles один такой безобидный порыв закончился ободранными ладонями и коленями. Камиджо, проходя мимо ничего не подозревающего Теру перед тем, как зайти в фургон, пихнул его в спину, не рассчитав силы. -Эй, какого черта?! Камиджо высунулся из открытой двери фургона и рассмеялся: -Прости-прости. Я не думал, что ты такой неустойчивый. Поднимаясь на ноги, Теру слышал рассерженный голос Юичи, доносящийся с заднего сиденья. Неуютный гостиничный номер. Белая лампа, придающая тесной комнатке какой-то болезненный вид, вдобавок ко всему прочему горела с перебоями и иногда начинала отвратительно мигать. За окном – ни фонаря и ни души. Только блеклое отражение – такая же затхлая комнатушка. Второй или третий этаж... Теру сидел на жесткой кровати, скрестив ноги. Юичи расположился на низенькой табуретке напротив и осторожно перебинтовывал левое запястье гитариста. Веки его были опущены, на внешних уголках глаз фиолетовыми разводами виднелись остатки макияжа – так торопился, что не успел умыться как следует. Теру невольно улыбнулся. -Ю-сан... -Ты бы берег руки все-таки, - тихий голос Юичи прозвучал мягко и сурово одновременно. - Играть теперь будет не очень приятно, даже в бинтах. -Ну, что я мог поделать... -Много чего. Я, наверное, слишком часто встреваю... -Тебя-то он слушает, Ю-сан! – Теру непроизвольно дернул рукой, поморщился от боли. Юичи спокойно вернул кисть гитариста в прежнее положение и продолжил накладывать повязку. – Потому что ты знаешь, что надо сказать. А я теряюсь каждый раз, и... -Я тоже не знаю, что говорить, Теру-кун. Я просто не хочу, чтобы тебя обижали. Только почему-то я в этом желании одинок. Басист завязал аккуратный узел на тыльной стороне ладони, но не спешил отпускать руку Теру. Он осторожно держал ее в ладонях, теплых, чуть влажных, и от этого становилось теплее на душе, а боль отступала куда-то на задний план... -Давай чтобы больше вот такого не было, хорошо? – Юичи, наконец, поднял глаза. Тусклая белая лампа не отражалась в них, и зрачки почти сливались с радужной оболочкой... Это придавало взгляду какое-то космическое, неестественное, но в то же время очень живое и теплое выражение. – За такие царапины тебе никто поблажек делать не будет. Ты же знаешь Хизаки... Теру знал, знал не хуже Юичи. А потому утвердительно кивнул, скрепляя это безмолвное обещание. В ту ночь Теру впервые врезал Камиджо в челюсть. Он сделал это вовсе не потому, что так хотел Юичи, а потому что почувствовал вставшую комом в горле потребность в том, чтобы наконец-то сделать это. Розовые, зеленые, голубые пятна на внутренней стороне век никак не хотели складываться в желаемую картинку. Они сходились, снова распадались, а с мыслями о Джине в голову снова закралась туманная молочно-белая дымка. Теру сам не заметил, как эти два понятия оказались крепко связаны в его рассудке. Джин и туман. Туман появился вечером того дня, когда они познакомились. И с тех пор не проходило ни дня, чтобы за закрытыми веками не появлялись эти надоевшие белые клочья, мешающие ясно мыслить и не дающие забыть о том, как сильно хочется спать... «У меня, наверное, глаза теперь как у него... без бликов. Инопланетянские», - усмехнулся Теру про себя. Механический голос объявил остановку – пора было отмахнуться от нависшего тумана и тяжелых раздумий и выходить. Ключ щелкнул в замке, эхо разнеслось по лестничной клетке. Но Теру этого почти не услышал. Звуки снова унеслись куда-то за десятки километров, дверная ручка не с первого раза легла в руку. Голова, казалось, весит тонну. В воздухе кругом сплошь повисла белая дымка, дышать стало нечем. Теру на подкашивающихся ногах перешагнул через порог, кое-как зацепился взглядом за вешалку около двери – единственное, что еще не заволокло туманом. Но вешалка поплыла куда-то наверх и вбок, и Теру почти успел представить, как его голова сейчас повстречается с полом. Но этого он уже не почувствовал. ______________________________ *В 2006 году Aikaryu - группа, в которой Теру был до Hizaki Grace Project - попали в аварию возвращаясь с концерта