После Него

БЕЛЛА Прошло два дня, как я покинула дом Калленов, не получив объяснений. Два дня, как со всей возможной злостью захлопнула оконную раму, заставив старые стёкла жалобно задребезжать, после чего разревелась от обиды, свернувшись калачиком на кровати. Я, как и раньше, ездила в школу на своём старом громогласном пикапе, но теперь частенько ловила косые взгляды ребят, которые стали свидетелями произошедшей стычки. Потом возвращалась домой и занималась чем угодно, лишь бы поймать ту волну веселья и беззаботности, что переполняла меня в выходные. Я убрала дом до состояния, которого он не помнил со времён постройки, наготовила еды, кажется, на две недели вперёд, распечатала несколько прошлогодних фотографий с отцом и поставила рамки на полку в гостиной, начала разбирать накопленный за год хлам в своей комнате. Перестирала одежду и рассортировала её по категориям, расставила на полках книги по авторам, поменяла местами кровать, шкаф и кресло–качалку. Прошлым вечером я даже предложила Чарли заказать пиццу и посмотреть что–нибудь по телеку, лишь бы не оставаться один на один с собой в комнате. Он явно заметил перемены во мне и что–то заподозрил, но вопросов не задавал, лишь послушно подыгрывал моему спектаклю, а может, решил, что дочь окончательно съехала с катушек. Так что мне было, чем заняться днём. Но вот вечером… вечером рано или поздно я обнаруживала себя сидящей на кровати с затуманенными мыслями, с книгой на коленях, повествование которой давно вылетело из головы, и неподвижным взглядом, направленным на запертое окно. Что скрывала чернота снаружи? Был ли кто–то по ту сторону прозрачной стены? Сон не шёл. Я исправно выключала свет в одиннадцать, чтобы полоска света из–под моей двери не заставила отца зайти, затем забиралась в кровать с ноутбуком и подолгу смотрела всё, что попадалось на Netflix, пока небо не становилось предутренне серым. В четверг в школе я поймала себя на том, что ищу широкоплечий силуэт в столовой, чёрный джип – на парковке, а в кишащей толпе широких коридоров – бледное идеальное лицо с тёплыми карамельными глазами. С каждым днём на душе становилось всё более тоскливо, как в те месяцы до приезда Эмметта. Мне так хотелось снова увидеть его, провести вместе время, ни о чём не думая и не беспокоясь, просто наслаждаться компанией друг друга. Ловить улыбки и взгляды, говорить о всякой ерунде. Без этого даже дневной свет будто стал ещё более серым, чем обычно в Форксе. *Birdy – Strange Birds* Этим вечером я решила самоизолироваться и исключить любые раздражители. Придя домой, я выключила телефон, поднялась в комнату и задвинула светонепроницаемые шторы. Повалившись на кровать с учебниками, я заставила себя погрузиться в домашнее задание и довольно продуктивно поработала пару часов над учебником по биологии и рабочей тетрадью по испанскому языку. Скоро должен был вернуться Чарли, но мне всё ещё не хотелось контактировать с кем–либо, поэтому я направилась в ванную комнату, набрала горячей воды и добавила морскую соль, эфирные масла – всё, что смогла найти. Сбросив одежду на пол, я медленно погрузилась в согревающую толщу. Вода плотно обхватила моё тело, с приятным давлением схлопываясь над погружающимися вглубь коленями, руками, плечами, шеей. Тепло проникало внутрь, согревая каждую клеточку подобно тому чувству понимания и поддержки, что я чувствовала совсем недавно с Эмметтом. Ну вот. Я всеми силами пыталась сбежать от этих мыслей, но снова попалась на уловку сознания создавать ассоциативные ряды. Со вздохом разочарования моя голова ушла под воду, в оглушающую тишину глубины. Закончив водные процедуры, я вышла из ванной в банном халате и мигом скользнула в комнату, услышав шум телевизора внизу. Встречаться с Чарли и болтать о прошедшем дне всё ещё не хотелось. Плотно закрыв дверь, я остановилась на минуту, безынициативно оглядывая комнату, ища что–нибудь, что опять меня отвлечёт, затем подошла к книжной полке и наобум выбрала книгу. Как только её половинки распахнулись, оголив гладкую поверхность страниц, раздражение резко вернулось, а из моей груди вырвался возмущённый вздох. Аккуратно располагаясь в заломе листов, мне улыбался смайлик, выведенный чёрным маркером на ярко–оранжевом стикере. Я и забыла, что использовала в качестве закладки записку, которую Эмметт подбросил мне в шкафчик в тот самый понедельник. Я резко захлопнула книгу, схватила телефон с наушниками и буквально упала на кровать в объятия всегда готового к утешениям одеяла. Было всего девять часов вечера, но мне нужно было во что бы то ни стало постараться заснуть пораньше, иначе моё сознание не выдержало бы напряжения. Телефон моргнул белым яблочком при включении, пальцы быстро нашли любимый плейлист, в наушниках раздались первые ноты. Быстрые нажатия боковой кнопки, звук погромче, чтобы заглушить желание раздвинуть шторы, открыть окно и наугад шептать в темноту приглашение войти. Ударами аккордов по барабанным перепонкам до меня доносились слова трогательной композиции. Unlike most you don't miss a thing В отличие от большинства, ты ничего не упускаешь, You see the truth Ты видишь правду. I walk the halls invisibly Я прохожу по коридорам невидимкой, I climb the walls, no one sees me Забираюсь на стены, но никто не видит меня, No one but you Никто, кроме тебя. Грустная улыбка растянула мои губы, подбородок поджался, и по подушке тёмным пятном растеклись предательские слёзы. You've always loved the strange birds Ты всегда любил странных птиц, Now I want to fly into your world И теперь я хочу влететь в твой мир, I want to be heard Я хочу быть услышанной. My wounded wings still beating… Мои раненые крылья всё ещё бьются в движении… Песня закончилась, но я включила её заново и поставила режим повторения композиции по кругу. Это особый уровень мазохизма, когда ты снова и снова слушаешь песню, доводящую до слёз, или так делают все восемнадцатилетние девушки? Я даже не могла до конца понять, что конкретно заставляло моё сердце сжиматься, и отчего стоял ком в горле. Мы друг другу были ничем не обязаны – просто старые знакомые, которые по стечению обстоятельств оба потеряли любимых. Нас обоих предали, утаив правду или проявив эгоизм – неважно, факт лишь в последствиях. Две души, нашедшие друг в друге соратников в горе, способные найти нужные слова, потому что сами хотели бы их услышать. Из–за этого ли было так тяжело? Что моя единственная поддержка была в лице Эмметта, а он резко закрылся от меня после какого–то глупого конфликта? Или же мне было сложно отказаться от него именно как от личности после того, как мы успели сблизиться? Мы действительно за пару дней – опять же, в силу трагических обстоятельств и обнажения настоящих эмоций, – узнали друг друга лучше, чем за весь прошлый год, который я провела практически бок о бок с их семьёй. Я не хотела мириться с мыслью, что он может уехать в любой момент. По факту, его же тут ничего не держало. Зачем ему быть нянькой девчонке, проводившей вечера двух прошедших месяцев в соплях и слезах по парню, бросившему её в лесу? Опустошённую, сон настиг меня прямо в наушниках. Мне снилась знакомая гостиная с шикарным дизайнерским интерьером и самым удобным в моей жизни диваном. Плазменный телевизор, висящий на стене, был включен на режиме искусственного камина. Языки пламени завораживали, притягивали взгляд и окрашивали комнату в уютные тона. Как под гипнозом я смотрела на огонь, не в силах отвести взгляд, пока не услышала голос за спиной: – Кофе? – Эмметт с ухмылкой обошёл диван и приземлился рядом, поставив аккуратную чашку с тонкой резной ручкой на журнальный столик перед нами. – Спасибо, – искренне улыбнулась я, было приятно видеть его дружелюбным и открытым. Аккуратно отпив горячий напиток, я вернула кофе на стол и повернулась к Каллену, сев полубоком и подобрав ноги под себя. Приложившись щекой к подголовнику, я смотрела на вампира напротив. Его глаза, кажется, тоже изучали моё лицо. Улыбка на бледном лице погасла, брови съехали к переносице, образовав глубокую борозду. – Белла, прошу, не отталкивай меня. – Ты тоже мне нужен, – тихо призналась я. Такие простые фразы, которые, кажется, согрели нас обоих. Эмметт снова улыбнулся и поднял руку на изголовье, приглашая в свои огромные крепкие объятия. Я придвинулась ещё ближе и прильнула к твёрдому телу, положив голову на рельефное плечо и обхватив руками сильный торс. Его рука обвила мои плечи. Минуту спустя мне показалось, что пора разорвать контакт, иначе его вряд ли можно будет назвать дружеским. Я слегка пошевелилась, расцепив пальцы, положила ладонь на мускулистую грудь мужчины, чтобы отодвинуться, подняла глаза и замерла, встретившись с обездвиживающим взглядом охрово–карамельных радужек. Отблески камина с экрана телевизора плясали в них, будто огонь действительно горел у Эмметта в глазах. Заворожённая, я смотрела на него, понимая, что делаю шаг за черту. – Белла? – произнёс он так, что не было понятно, это вопрос или просьба. Мой взгляд скользнул ниже, на чётко очерченные губы, достаточно пухлые, но ровно настолько, чтобы не портить мужественность лица. Мысли как ураганный ветер проносились бурным невнятным потоком, оглушая и ослепляя. В фокусе оставались лишь эти губы, приближающиеся к моим. Мы слились в аккуратном, но настойчивом поцелуе, и меня бросило в жар, дрожью расползающийся по коже. Я подняла руку, положив ладонь на скулу Эмметта и притягивая ещё ближе, на что он ответил более решительными движениями, заставляя меня раскрыть рот шире и судорожно выдохнуть. Его пальцы пробежались по моей спине и сжали бедро. Прохладные губы спустились по линии моей челюсти на чувствительное место чуть ниже линии роста волос, отчего ладонями я ухватилась за широкие плечи в надежде не упасть физически и метафорически. В животе появилось тянущее ощущение, и вампир явно это чувствовал, продолжая сладостную пытку и слегка надавливая на меня весом своего тела так, что я начала опускаться спиной на диван. Резко подскочив, я открыла глаза в собственной кровати, с орущей в ушах музыкой, колотящимся сердцем и вся в поту. К моему удивлению и стыду, одежда была влажной не только от пота. Сбросив на пол одеяло, я метнулась к подоконнику, дёрнула в стороны шторы и открыла настежь фрамугу, как после марафона вдыхая холодный ночной воздух, будто порывы ветра могли изгнать воспоминания о только что увиденном во сне. Действительно ли мне хотелось поцеловать Эмметта? Я не знала. Я абсолютно точно скучала по нему, в этом можно было признаться, но до этого момента не задумывалась, было ли за моим желанием быть рядом с ним нечто большее. Вернувшись в кровать, я снова прокрутила в голове сон и ощутила резкий прилив жара при мысли о приближающихся пухлых губах, крепкой руке, лежащей на моём бедре, приятной тяжести тела, увлекающего меня на гладкую кожу дивана. И как теперь выкинуть эту картину из головы? Со стоном я скрылась под одеялом. Утром мне так и не удалось перестать думать о том, о чём я не хотела думать (или пыталась себя в этом убедить). Всё время в школе моё внимание было рассеянным, мысли метались от трусливого желания на первом же самолёте сбежать к маме во Флориду до намерения написать Эмметту или приехать к нему, сделать хоть какой–то первый шаг к примирению, потому что я, очевидно, начинала сходить с ума. У меня ведь даже появились бредовые сновидения, да? Это уже серьёзно! В таком диссонансе я кое–как дожила до последнего урока, с небольшим синдромом беспокойных ног дождалась спасительного звонка и бегом направилась к пикапу, в просторной ледяной кабине которого решительно склонилась над телефоном и… зависла, не зная, что написать. «Привет, Эмметт, давно не виделись!» Ну да, как будто мы друзья по переписке. Нажатием пальца буквы в обратном порядке исчезли с экрана. «Эй, Эмметт, ты не хотел бы объясниться?» Агрессивно. Стереть. «Я скучаю» «Может, увидимся?» «Не против того, чтобы я снова завалила тебя в Мортал Комбат?» Всё не то. Я со стоном опустила голову на руль. Думай, думай. За закрытыми веками была пустота, в голове – звенящий штиль. Можно было слышать, как одинокий нервный импульс бился о стенки моей черепной коробки. Вдруг резко подорвавшись, я со скоростью заядлой стенографистки набрала текст и нажала «отправить» до того, как успела передумать. «Эмметт, это Белла. Пожалуйста, позвони мне?» Вот так. Просто и по делу. Минуты три я тупо пялилась в экран. Значок «доставлено» застыл, не спеша меняться на статус прочитанного сообщения. Десять минут. Пятнадцать. Через полчаса до меня дошло понимание, что адресат не спешит идти на контакт. Он зол? Расстроен? Выбросил телефон? Уехал из города? Неужели так сложно просто ответить на смс? Хотя бы прочитать! Переведя взгляд от давно погасшего экрана, я обнаружила, что парковка изрядно опустела, если не считать нескольких солидных авто ближе ко входу в кампус, которые, скорее всего, принадлежали учителям. Смысла торчать здесь точно не было, и руки на автомате повернули ключ и выкрутили руль в сторону выезда. Дорога пролетала мимо на автомате. Монотонная работа мышц, движения глаз от светофора к зеркалам и обратно абсолютно без участия коры мозга. Я беспрерывно размышляла об Эмметте. В глазах кипели слёзы обиды и непонимания. Почему он так со мной? Я устала от переживаемых в последние дни событий. Хотя какие дни? Вся моя жизнь, казалось, была сплошным испытанием на прочность. Но мне хотелось понять его, хотелось, чтобы между нами было прежнее доверие. Солёная влага застилала глаза, дорогу было едва видно, и пришлось остановиться, чтобы не попасть в аварию. Как только шуршание стёртых шин грузовика затихло, я залезла на сиденье с ногами, обхватив ладонями колени и поставив на них подбородок. Рыдания душили меня, горло будто сжималось в невидимом обруче, но я пыталась держать всё внутри. Мне надо было быть сильной, иначе дыра в груди могла снова расшириться и засосать меня, не оставив ничего от моего существа. Взгляд упал на по–прежнему безмолвный гаджет, и я всё–таки безудержно разрыдалась, выплёскивая боль и разочарование в капли, стекающие по щекам, захлебываясь надрывным плачем. Мне было страшно, что он тоже уедет и оставит меня одну. Пропадёт без следа, как уже сделал один из них. Ещё страшнее было, что, если это случится, я окончательно потеряю доверие к миру, которое топтали, ломали в крошки, растирали в пыль много и много раз. Он обещал быть рядом. Мы обещали друг другу. Я злилась на то, с какой лёгкостью слетали эти слова с его губ, которые сейчас уже, может быть, не значили ничего. Злилась, что он вообще вернулся и вторгся в мою жизнь, если не собирался оставаться в Форксе. Собравшись с силами, склеив остатки самообладания и концентрации, я поехала домой. Дом отца встретил меня пустой подъездной дорожкой и уютной тишиной. Не торопясь заглушив мотор, я ещё покопалась в кабине, собирая все разбросанные мелочи и мусор в рюкзак, и наконец вышла на сырой холодный воздух. Открыв дверь и повесив куртку, я по привычке прошла на кухню, чтобы выпить воды и поставить разогреваться к приходу Чарли один из приготовленных ужинов. На серой глади холодильника, прямо над ручкой, висела прикреплённая магнитом записка: Белла! Мой напарник приболел, и меня попросили заменить его на дежурстве сегодня ночью. Прости, что оставляю тебя одну. Мне очень жаль. Папа. Я вздохнула. Теперь даже трудотерапия отменяется. Ужин Чарли не нужен, мне – и подавно, убираться в доме уже негде, и так всё сверкает чистотой. Внезапная идея заставила меня улыбнуться в предвкушении. Ла–Пуш.