Пограничные земли

      На Пандоре душно. Жара пляшет по кончику языка, на зубах сплошной песок. Из пустыни гребнями простираются к пьяному небу мертвые кости. И ветер, везде ветер, забирающийся под куртку и кожу, перекрывающий далекий моторный гул. Он так профессионально бередит старые раны.       Пандора — ящик без крышки. Радиационный раскаленный гроб для тех, у кого осталась хоть капля мозгов. Тоннель без света.       Эггзи это знает. Он ежится, едва сдерживая внутреннюю дрожь.       Прилетать сюда снова было большой ошибкой. Но он винтик системы в очередной войне, где право голоса — несуществующая привилегия.       — Советую убить их, — трещит в руке датпад, что-то на грани приказа и просьбы. — Вежливо, по возможности.       Эггзи кивает — сам себе, в сущности. Щелкает переключателем и облокачивается на каменистую холодную гряду. Неудобно, а еще темно и негде кинуть пушку. Но они привычные. Не в таком плавали.       В шее ожидаемо хрустит; третий день в засаде — действительно не шутки. За пределами укрытия ветер завывает пьяной бандитской песней, а это значит, что цель возвращается на свою базу.       Наконец.       — Ну что ж, — говорит Эггзи, когда помехи стихают, а у окопавшихся на противоположном холме отморозков поднимается и опускается мост. — Необязательно быть хорошим стрелком. Достаточно выпустить как можно больше пуль, верно, Чарли?       Наклоняется вперед в насмешливо-доверительной позе. Он не шут. И не стремится произвести впечатление. Но со всем дерьмом между ними давно пора что-то решать.       Чарли — сноб из богатых районов Прометеи, светило армейской подготовки и просто заноза в заднице — язвительно щурится. В темноте пещеры скрипит его механический протез. Эггзи думает, что стоит сосредоточиться на работе, а не обращать внимание.       — Мне хватит одной, — в чужом тоне надменное превосходство, но Чарли настолько близко, что его легко простить.       Эггзи хмыкает. Старается сдержать тремор. Ему давно не по себе в этом склепе, а полумрак рядом почти осязаемый, и он готов поставить деньги, что в глубине кто-то точно следит за ними пристальным вертикальным глазом. Но пока не лезет — жить можно. А потом можно дать в пасть.       И свалить отсюда ко всем чертям собачьим. Желательно, перед этим как минимум засосав Чарли на прощание.       Чарли выкладывает перед собой снайперку. Крутит кислотно-зеленое дуло, ласково бежит пальцами по прицелу и магазину. Он мягкий только со своей металлической девочкой. А жаль. Эггзи мог бы ему многое дать.       Выставляет дальность и налегает плечом. Тело напряженное, мощное, красиво изогнута спина.       Эггзи до последнего выжидает момент, а потом подбирается сбоку. Сдержаться просто выше его сил.       Наклоняется к аккуратному уху, прикрытому завитками волос.       — Давай, сладкий, — он не старается, но голос сам падает до шепота. Чувственного, жаркого. — Будь ласковым.       И в этом есть что-то невообразимое, но Чарли вздрагивает. Эггзи кажется, он может поймать его мурашки рукой.       Секунда. Вдох. Чарли — вымеряет сердечный ритм, Эггзи — дышит смесью пота, пороха и чужой звериной мощи. Прикрывает глаза, внутренне готовясь к удару. Когда открывает — наталкивается, как на нож, на колючий взгляд.       За дорогой слышны пальба и крики. Кажется, спалили. Будет кровь.       — Ты охуел, — не спрашивает, утверждает Чарли, на лице смирение, смешанное со злостью. И Эггзи привык. Эггзи готов отдать больше за то, что он его замечает. — Мы _реально_ могли снять его по-тихому.       — Но тогда бы не было весело! — парирует Эггзи и цепляет пушки одной рукой.       Он согласен: дело пахнет безумием. Но это Пандора, и у нее всю жизнь были только такие правила. Кто они, чтобы их игнорировать?       — Ты охуел, — еще раз с нажимом повторяет Чарли и закидывает винтовку за плечо.       Перед тем, как развернуться к бегущему навстречу врагу, Эггзи замечает в механической клешне гранату.       Он уверен, что после драки Чарли ему втащит. Но до этого еще надо дожить.

***

      Воздух пахнет гарью, вокруг искрится, шипя, огонь, а Эггзи впервые за долгое время вновь ощущает себя по-настоящему живым. Он смотрит на вывеску «Рабочий, помни! Крики «помогите, у меня внутреннее кровотечение, вызовите врача» мешают твоим товарищам работать» на большом жестяном листе. Кажется, здесь когда-то был оружейный завод. Сегодня он заляпан мочой, вывернутыми кишками и кровью.       Работа охотника за головами — не самое прилизанное зрелище.       Он хмыкает. Потом еще раз. Потом сотрясается в неконтролируемом истерическом смехе, сидя в куче костей, пепла и каменной крошки. Гранаты отдают сильной волной, и он уверен, что почти оглох на одно ухо.       — Удивительно, что мы еще живы, — доносится из-за спины; Чарли ровный, как струна, и все еще напряженный.       Он подходит ближе, помогает подняться с колен. Смотрит глаза в глаза, делая момент отчаянно сложным и легким одновременно.       Эггзи не может отделаться от мысли, что хочет его поцеловать. Даже так, с чужой оторванной рукой в руке. Он с трудом освобождает свои пальцы, ищет взглядом, за что бы зацепиться, лишь бы не упасть во все это снова.       Он прав: со всем дерьмом между _слишком_ давно пора что-то решать.       — О-о! Бутылка с запиской! Либо она приведет вас к кладу, либо вы внутри дешевого любовного романа.       Чарли с готовностью закатывает глаза и тихонько произносит:       — Я бы поставил на второе.       И Эггзи рад бы с ним согласиться. Но на всякий случай перезаряжает дробовик.