Пограничные земли

      — Бля-я-яать, — орет Чарли.       Если честно, Эггзи впервые видит его таким злым.       Электрические вспышки, кровь и застоялый запах мочи — типичный пейзаж космической (космически ущербной) Пандоры. Вокруг них месиво из кишок внутри и кишок снаружи; почти не разобрать, в какой стороне враги. Последние полчаса они ориентируются чисто на крики.       — Я почти пуст, — Чарли высовывается из укрытия, в него тут же прилетает граната. — Еб твою мать!       Эггзи хмыкает: где его манеры? Потом видит взрыв и слышит хруст. Чарли ругается, что-то про рваных сук и сучьих детей, у него злые глаза, а рука покрыта ошметками плоти. Эггзи не уверен, но, кажется, раньше плотью был карлик с большим пистолетом.       Их медленно окружают. В воздухе пахнет гарью и солнцем, а еще близкой смертью. Песок засыпается в уши, щиплет кожу на голове, мешает обзору. Хочет засосать, полностью поглотить. Но не то чтобы они собирались помирать в этой дрянной пустыне.       — Блять, — Чарли падает за каменную груду, продолжая стрелять.       Его руку коротит, и он слегка дергается. Эггзи не может перестать смотреть на голубое свечение, исходящее от механических соединений. Слишком много жидкости для нормальной работы. Рука скоро пойдет по пизде, простите за каламбуры.       — Есть идеи?       Грубый окрик немного приводит в себя. Эггзи вскидывает к плечу снайперку — не совсем великий стрелок, этим обычно занимается Чарли. Но прицел у нее что надо, можно рассмотреть окрестности достаточно хорошо. Заметить детали.       — Есть, — придурки-бандиты улюлюкают, предвкушая победу, но, даже облитые литрами крови, они не будут сдаваться. Бывало и хуже. — Стреляй по бензобакам!       Чарли щерится. Эггзи не видит его из укрытия, но явственно различает по голосу.       — Чем, сука? У меня два патрона и твоя пукалка, она не дотянет, — он шипит и тихо вскрикивает, когда протез опять отдает зарядом электричества. — Кинь снайперку!       Эггзи думает: это единственное, что осталось, а они с Чарли никогда не были большие друзья. Скорее, вынужденные союзники. И он не знает, что придет ему в голову, когда бой будет кончен.       Иррациональный страх заползает под челюсть, скребется по мягкому небу.       Чарли практически рычит:       — Сейчас же, — и Эггзи слышит, как ему больно.       В руке, видимо, выбило провода, связывающие сочленения. Считай, Чарли носит на себе живой электрошок. И рискует каждый момент отключиться.       Заебись, че. Если Чарли ляжет здесь, он ляжет следом. Арифметика на Пандоре до жути проста.       Эггзи поджимает губы, собирается с силами — и делает отчаянный рывок. Вслед свистят пули, но в этот раз удача на его стороне.       Он силой вталкивает пушку в Чарли и только сейчас замечает, что хромированная конечность висит вдоль тела неживой плетью. Ругается про себя, уточняет:       — И как ты собираешься?..       Чарли бросает на него чертовски злой взгляд. Глаза выпученные, лопнувшие сосуды. Рожа перемазана пеплом, и это что, чужие мозги? Он сказал бы, какая гадость, но лучше воздержится.       Чарли сплевывает красным и усилием переворачивается на пузо. Эггзи не успел разглядеть, но почему-то догадывается, что там тоже не очень.       — Держи ее, — и, о, он предлагает совместную работу?       Эггзи сглатывает:       — Я не думаю, — но его прерывают.       Слышится топот приближающихся ног. Чарли пихает его плечом, одной рукой укладывает винтовку в каменную выбоину. Оглаживает пальцами карабин, поправляет дальность прицела. Вальсируя по краю сознания, он все еще умудряется действовать четко.       — Тебе и не надо. Хочешь жить или нет, скотина? — в голосе много яда и ярости, сцеженные слова. Но они звучат как лучший аргумент. Эггзи кивает. — Тогда держи.       И Эггзи держит. Обеими руками, стараясь не дышать и игнорировать тяжелое теплое тело под боком. Его запах и кровь, чей бег по венам можно почувствовать каждой клеткой. Они никогда не были близки — тем более настолько. Ощущается странно. Ново. Неизведанно и почти горячо.       Эггзи прикрывает глаза и слышит выстрелы. Точные, спустя равные промежутки времени. Чарли рядом надсадно сипит, воздух вырывается из него хрипами. Перебиты ребра? Задеты легкие? Он вообще, блять, переживет сегодняшний день?       Выстрелы заканчиваются. Но, как только они стихают, земля делает бум. И покрывается истошными визгами.       Чарли нажимает на курок еще раз, вспыхивает синим — и наваливается на его плечо в бессознанке. Эггзи не уверен, что нужно чувствовать по этому поводу, но чувствует благодарность. И по-прежнему страх, но уже какой-то другой.

***

      Чарли выживает. Правда первые недели он больше похож на оживший труп — белый, с темными кругами и осунувшейся кожей, — но все-таки. Он ползает по кораблю, держась за стены, и мучается давлением. К сожалению, космическое пространство и межгалактические прыжки не помогают быстрому восстановлению.       — Ты похож на вампира, — говорит ему как-то Эггзи, когда их хорошенько футболят астероиды.       Чарли переживает "турбулентность", вцепившись в его куртку, с закрытыми глазами и еле сдерживая тошноту. Это видно по лицу и заломленным бровям. Эггзи его почти жалко.       — Такого, знаешь, который очухался после кола в сердце.       Чарли слабо усмехается заживающими губами. На висках застыли капельки пота, он пробует убрать их обрубком руки. Не дотягивается. Тушуются почему-то оба. Это странно, если подумать о том, что в начале пути Эггзи с удовольствием разглядывал каждое ранение на его паршивом теле. Но за два года многое изменилось.       Быть межгалактическими наемниками — непростая работка, точно можно сказать. Нестабильная. Сегодня ты с рукой, а завтра без руки. Сегодня ты ненавидишь, а завтра...       — Чувствую себя так же, — Чарли сглатывает, шелестит на грани слышимости.       И убирается в ремотсек, где темно и тихо, а еще члены экипажа не будут обсуждать ужасные раны. Эггзи не идет за ним. Вместо этого он перезаряжает пушку и отправляется к Маркусу. У этого проныры сто процентов есть что-нибудь в загашниках.

***

      — Может, откроешь?       Эггзи скребет тяжелую дверь, пинает ее ботинком, даже пробует поддеть окошко складным ножом. Бесполезно. Тогда он со всей дури бьет кулаком. Еще и еще раз. Бесполезно и больно.       — Эй, гандоньеро, я знаю, что ты здесь.       Наконец Чарли приоткрывает дверь, буквально на пару миллиметров. Его голос сух, когда он говорит:       — Проваливай, хоббит, поговорим завтра, — что ж, хозяин из него сегодня очень негостеприимный.       Эггзи просовывает мысок ботинка в щель, не давая двери захлопнуться обратно. Не старается давить силой: ему впервые неловко за то, что силы так поразительно неравны. Чарли отступает на шаг и цепляется ладонью за культю. Похоже, будто складывает руки на груди. Пытается.       — Это было некрасиво, — Эггзи показательно-обиженно надувает губы, бегло осматривается: в комнате хаос, пол усыпан осколками. Предпочитает не комментировать. — Я буквально на минуту, — выуживает сверток из-за спины.       Он мало похож на подарок, на новогоднее или денрожденное, блять, чудо. Но он правда старался, когда пиздил по всему космическому корыту старые яркие тряпки.       — Просто возьми. Остальное потом.       Чарли не успевает скрыть удивление, и это самую малость приятно. По-настоящему приятно.

***

      Новая рука пиздецки идет Чарли. Она стильная, с современными примочками и лучшим покрытием, явно принадлежащая раньше богачу. Чарли с ней (в ней?) как сноб на дохуя модной вечеринке.       И он знает это. Его глаза горят совершенно по-другому, когда он спускается к завтраку. Жрачка на вкус помои, выглядит трижды пережеванным калом, но Чарли словно не чувствует этого. Его глаза светятся.       Оказывается, человеку слишком мало надо для счастья.       Эггзи салютует ему ложкой, а после случайно сталкивается в коридорах. Он не уверен, что имеет право, но все равно произносит:       — Хорошо выглядишь. Я бы даже сказал: блядски хорошо.       Чарли отвечает нечитаемым взглядом. Эггзи хотел бы, но в коридоре слишком темно и шумно, чтобы разобрать. Он видит только его змеиные тонкие губы. Они раздвигаются, обнажая зубы и темный влажный язык. В какой момент ему стало не наплевать на такое?       — Чувствую себя так же, — Чарли звучит довольно и глубоко.       Эггзи думает: фонит, просто помеха. И улыбается.       Чарли хмыкает, а потом его лицо оказывается намного ближе, чем следовало бы допускать. Темнота коридора скрадывает шаги.       — Ты посылаешь смешанные сигналы, засранец, — говорит Чарли, смеясь, и это опасный смех, Эггзи в курсе. После него он обычно достает дробовик и идет отстреливать яйца. — Отталкиваешь, носишь подарки. Я не понимаю.       Эггзи осторожно делает шаг назад и в сторону. Хочет сказать: я, блять, тоже. Хочет списать на ядовитые испарения, Пандора — та еще клоака, хуй знает, что могли там подцепить. Но молчит.       Чарли протягивает к нему руку, живую, теплую, покрытую тысячей шрамов. Она цепляет воротник куртки, сжимает стальной хваткой, как механическая. Прежде чем его резко дергают вперед, Эггзи успевает ощутить острое возбуждение.       — Пора кончать.       И он согласен: с тем, что между ними, давно пора кончать.       Ранки на губах Чарли моментально начинают кровоточить, стоит ему прижаться зубами. Он дергается, но прижимается ближе. Стальной привкус сводит с ума. Чарли вздрагивает — крупно, всем телом — и толкает к стене. Протез скрежещет по пластам металла. Его тело снова горячее, ощущается тяжестью, как тогда, когда навалился после выстрелов, но уже немного по-другому. Эггзи поднимает руки и хватается там, где может достать, скользит ладонями по спине, впивается в склепки снаряги. Приоткрывает рот, чтобы пустить быстрый настойчивый язык.       Чарли зарывается в его растрепанные волосы. Отрывается на мгновение, чтобы прикусить подбородок. Низкий стон вырывается из горла сам собой.       — Блять, — ему не нравится это признавать, но в штанах туго и тесно. — Еще.       Он прется как вчерашний школьник. Чарли присасывается к шее, трогает кожу зубами. На языке соль и песок, он дергает его за голову обратно, слизывает кровь с тонких губ. Тащит к себе, на себя, ближе.       Теперь сигналы не такие уж смешанные.       Отрываются спустя несколько минут. Стараются не думать про камеры, хотя нет ничего удивительного в том, что за все время ни одна душа не сунулась в коридор.       Чарли вытирает рот здоровой ладонью. Стреляет глазами. Как из винтовки — на поражение.       — Что-нибудь скажешь?       Эггзи перебарывает желание наклониться, уперевшись в колени руками. Мощная адреналиновая встряска. Пересмотренные приоритеты. Нежная, незащищенная кожа под пальцами. Из Чарли вышел хороший напарник. А еще он хочет сегодня уснуть в его койке. И, желательно, завтра тоже.       Слишком много мыслей для того, чтобы связать в одну. Он не может подобрать слов.       Вместо этого Эггзи щелкает Чарли по механическому локтю, бросает быстрый взгляд из-под ресниц. В его горле отчаянно сухо, когда он говорит:       — Могу я на ней расписаться?       В глазах Чарли пропадает радужка, ее подчистую засасывает зрачок.       — Да. Заходи вечером.       Он проглатывает "я буду ждать", но за пару лет Эггзи научился понимать его по полуслову.