Быть всегда готовым

      Сегодня с утра профессора были какими-то нервными, активнее снимали баллы, раздраженно смотрели в ответ на вопросы. Гарриет поняла: что-то произошло в самой школе, что-то такое, что могло означать неприятности для профессоров. Школу вдруг наводнили люди в красных мантиях, директор исчез, за ним исчезли и деканы, они не появлялись в Большом зале, да даже и на уроках, а потом были объявлены внеплановые каникулы, причем домой выгоняли всех — даже тех, кто хотел бы остаться.       Герман был подавлен — незапланированные каникулы означали для него расставание с Гарриет и… И родителей, которых мальчик был не готов видеть. Рие очень хорошо понимала, что чувствует мальчик, ведь за это время они сблизились так, что стали даже больше, чем просто друзьями, поэтому девочка написала письмо домой. Это было даже не письмо, а крик о помощи:       «Дорогие папа, мама и Дадли. Нас отправляют на внеплановые каникулы. Как я уже писала, я подружилась с мальчиком, у которого такая же болезнь, но его не любят родители. Пожалуйста, разрешите мне пригласить его провести каникулы у нас! Я что угодно сделаю, только разрешите…»       Петунья плакала, получив письмо дочери. Мальчик со страшной болезнью, которому не на кого опереться, который совсем один, и который стал кем-то очень важным для их дочери. Поговорив с Верноном, женщина в тот же день отправила ответ девочке, так похожей на погибшую сестру. Девочке, что была их дочерью.       «Солнышко наше, привози своего мальчика, мы будем рады…»       — Герман! — обратилась к мальчику Рие. — Мы не расстанемся!       — Как? — удивился Герман, готовивший себя к тому, что уже завтра…       — Мама и папа написали, что будут рады тебе, — обняла девочка уже, пожалуй, своего мальчика, хотя об этом и было рано говорить.       — Но… Я, наверное, помешаю, они же тебя ждут… — очень тихо пробормотал мальчик.       — По попе получишь, — хихикнула Гарриет, — если так говорить будешь. Они нас ждут, вдвоем.       — Разве так бывает? — Герман никак не мог поверить, что люди могут искренне желать пригласить незнакомого человека в дом.       — Бывает, — улыбнулась девочка, все еще обнимая его. — Они у меня самые лучшие, сам увидишь!       — Спасибо, — прошептал привыкший к тому, что он никому не нужен, мальчик.       Наутро сразу же после завтрака все школьники отправлялись домой. Кто-то уже отбыл порт-ключом, кто-то торопился на поезд, а Рие было почему-то очень нехорошо с утра. Она была просто серой, дышала с огромным трудом, и не могла ходить. До поезда Герман нес девочку на себе, несмотря ни на какие возражения. Гарриет, правда, не имела сил даже возражать. Ей дышалось с большим трудом, в груди разливалась боль, которую только ненадолго гасили лекарства, было очень холодно и становилось страшно.       Уложив девочку в купе на кресла, подложив мантии и свой свитер, Герман с тревогой смотрел на девочку. Поезд тронулся, а ей становилось все хуже. Рие понимала, что, наверное, умирает, и это было так обидно, просто до слез. Видя, как медленно синеет лицо девочки, мальчик запаниковал, попытался позвать на помощь, но никому не было дела до первачков, кроме, разве старосты девочек, наложившей какие-то чары на Гарриет, отчего та задышала более свободно.       — В Мунго вам надо, — вздохнула староста. — Я бы вам мой порт-ключ отдала, но они все индивидуальные и просто не сработают…       — Нам доехать до людей надо бы, — грустно ответил Герман. — Там нам помогут, я точно знаю.       — Тогда я посижу с вами, — улыбнулась Пенелопа. — Вдруг еще помощь нужна будет.       — Спасибо, — прошептала Гарриет, — ты с нами так возишься… Спасибо тебе!       Холод и страх медленно отступали, унося с собой и ощущение неминуемой смерти. Дышалось все еще тяжело, но дышалось, поэтому девочка успокаивающе улыбнулась Герману, который был таким же бледным, сильно за нее испугавшись. Поезд торопился домой, Герман как мог аккуратно обнимал Рие, а староста смотрела на двоих детей с жалостью.

***

      Петунья и не подозревала, что в этой школе все настолько плохо. Увидев, как из-за барьера показался мальчик, несущий на спине девочку, в которой миссис Дурсль мгновенно узнала доченьку, женщина мгновенно кинулась им навстречу. Первым возле детей оказался Вернон, аккуратно подхватывая дочь на руки, отчего Герман пошатнулся и упал бы, но его привычным жестом поддержала Петунья. Увидев папу, Гарриет расслабилась, тяжело, с присвистом задышав.       Герман стоял на месте, не зная, что делать дальше — идти за этими людьми или на автобус, но мама Гарриет остановилась, взглянула на него и протянула руку, будто приглашая за нее взяться. Секунду или две мальчик непонимающе смотрел на эту руку, а потом шагнул вперед, не замечая, как по его лицу струятся слезы. Женщина приглушенно охнула и обняла мальчика.       — Все хорошо будет, малыш, — произнесла Петунья, ощущая в руках чуть подрагивающее тело. Ей показалось, что мальчик не привык к объятиям и ласке, как так можно с ребенком!       — Спасибо вам, — тихо проговорил Герман.       — Я… же… говорила… — тяжело дыша, выплевывала слова Рие. — Они… самые… лучшие…       — Тише доченька, тише, — успокаивающе проговорил Вернон. — Сейчас к доктору поедем, вас обоих отвезем, пусть посмотрит, да?       — Да, — почти шепотом согласилась девочка. — Только… Германа… не… оставляйте…       — Никто не оставит твоего мальчика, — улыбнулась Петунья.       Герман никак не мог поверить в то, что услышал. Этого просто не могло быть, весь его опыт, вся жизнь протестовали против этого, но мальчик уже доверял Гарриет и решил делать так, как говорит девочка. Возможно, ей виднее… Усевшись в машину рядом с сразу вцепившейся в него девочкой, Герман уложил ее так, чтобы Рие было удобно и полегче дышать. Автомобиль рванулся с места в сторону больницы.       В больнице мальчик от Гарриет не отлипал, да и она возражала против того, чтобы мальчика выгоняли, даже когда ее раздевали. До белья, но раздевали, отчего девочка смущалась, но все-таки была против отсутствия Германа. Ей все еще было страшно… Вот для мамы Петуньи нежелание дочери отпускать мальчика значило очень много.       — Парень, как ты ходишь вообще? — удивился врач, осмотрев Германа.       — Осторожно, — лаконично ответил мальчик.       — Да какое там осторожно! — возмутился доктор. — У тебя же боли сильные должны быть.       — Ой… А он меня таскал на себе, — прошептала Рие, пытаясь дотянуться руками до Германа.       — Я привык, — улыбнулся мальчик.       На Германа теперь смотрели совсем по-другому — как на героя, что смущало мальчика. А потом пришел черед ему смущаться, когда ему показали тепло семьи, мгновенно в нее приняв. Получив новые бандажи на руки и на ноги, что, как оказалось, ему было нужно, мальчик впервые ходил без боли. Ощущение было настолько непривычным, что…       — Такое ощущение, что я умер, — сказал он доктору. — Ничего не болит, совсем.       — До смерти тебе еще далеко, парень, — улыбнулся специалист по редким заболеваниям. — Не понимаю я, зачем тебя мучили, но теперь это закончилось.       — Спасибо вам всем, — в глазах Германа стояли слезы. — Просто спасибо…       А вот с Рие все было не очень хорошо — у нее развивалась сердечная недостаточность, видимо, из-за ступенек Хогвартса. Девочка горько плакала, будучи усаженной в инвалидное кресло — ходить самостоятельно она больше не могла. Не держали ноги, не хватало сил сердцу, не хватало воздуха в стоячем положении. Как теперь будет с Хогвартсом, девочка не знала. Если бы не Герман — была бы депрессия.       — Я буду тебя на руках носить, — пообещал мальчик. — И тебе не будет плохо.       — Но ты же… тебе же… — Рие не знала, как выразить свои мысли и эмоции.       — Мне уже не больно, — улыбнулся Герман. — А еще… — он помедлил, но решился. — Нет ничего важнее тебя.       — Иди ко мне, — потянулась руками к нему сильно смущенная такими словами девочка.       Петунья с улыбкой смотрела на то, как между детьми зарождается то самое чувство, о котором пишут книги, искренне надеясь, что доченьку эта проклятая школа не убьет. Так проходили каникулы, в течение которых Гарриет пыталась смириться с креслом, и не могла… Если бы не Герман, истерики были бы ежедневными, но мальчик как-то находил правильные слова…       Все изменилось в предпоследний день каникул. Этот день перевернул жизнь детей, разделив ее на до и после. Этот день стал самым счастливым в жизни… Случайная встреча полностью изменила все, что они знали о себе.