Быть всегда готовым

      Луна читала очередную книгу. Наставник дал ей задание изучить группу заклинаний, пообещав, что, возможно устроит ей практику. Девочка училась ускоренными темпами, понимая, что от ее знаний скоро будет зависеть чье-то здоровье, а, возможно, и не только. Разбирая проклятья, наведенные чары, она внезапно наткнулась на раздел ментальных чар. Ментальные чары и проклятья настолько заинтересовали Луну, что она даже не заметила вошедшего наставника.       — Чем ты так заинтересовалась? — вполголоса спросил Гиппократ, заглядывая в книгу. — А, менталистика, понимаю, понимаю. Ну что, готова?       — К чему? — испугалась девочка сурового тона целителя, в котором она не сразу распознала улыбку.       — Ну как, к чему? — хмыкнул целитель Сметвик. — К ее величеству Практике.       — Готова, — вздохнула Луна, рефлекторно потерев попу. Магия наказывала даже во время обучения, и это было, как девочка уже знала, больно.       — Ну тогда пошли, — пригласил ее наставник, показав рукой направление. Они шли в приемный покой. Нежно-зеленая мантия целителя, признанного магией, на девочке десяти лет вызывала ступор у тех, кто о ней не знал, и хихиканье у тех, кто знал, что эта девочка действительно целительница.       Луна погрузилась в свои мысли, следуя за наставником, и почти не обращала внимания на окружающих людей, рефлекторно здороваясь, с ней здоровались в ответ. Кто-то улыбался, кто-то вскидывал брови в недоумении, кто-то злился, но видя рядом с девочкой целителя Сметвика, что-либо сказать не смели. У Гиппократа был имидж человека жесткого и никогда никому ничего не прощающего.       До приемного отделения дошли достаточно быстро. Гиппократ, видимо, хотел проверить психологическую устойчивость девочки, пустив ее вперед, рассчитывая войти через минуту. Луна спокойно вошла в помещение, где ее ждал первый пациент. Он ждал, конечно, не лично ее, поэтому удивился, подняв брови, а потом повел себя агрессивно.       — Здравствуйте, — поздоровалась девочка. — На что жалуетесь?       — Да вы издеваетесь? Ты что думаешь, нацепила на себя мантию и сразу стала целительницей? — закричал грузный мужчина с признаками ожирения третьей степени. — Да я тебя сейчас! — он размахнулся, намереваясь ударить Луну, на что девочка застыла в ступоре, не зная, как реагировать, а рука мужчины в это время пришла в движение и раздался громкий хлопок, и именно в этот миг Гиппократ оказался в комнате.       — Наставник, — кивнула шокированная Луна, присев на стул и пытаясь понять, что это было. — Вам бурундук не нужен?       — Скорее нет, чем да, — задумчиво произнес целитель Сметвик, с интересом рассматривая бывшего пациента. — Кто это был хоть?       — Не знаю, — покачала головой девочка. — Он не представился, сразу драться полез.       — Ну значит, не было тут никакого пациента, — хмыкнул Гиппократ. — Давай следующего подождем. Ты, кстати, чего застыла-то?       — Непривычное ощущение, — грустно улыбнулась Луна. — Кулаками на меня давно не замахивались…       — Ну, надеюсь, это не повторится, — спокойно произнес целитель, думая о том, что психологически девочка устойчива, но такие опыты лучше больше не проводить, очень уж горько прозвучал ее ответ, видимо, жизнь, которую вспомнил ребенок, сладкой совсем не была. — Давай подождем следующего…       — А вот мне интересно, такие симптомы, как у этих проклятий, они бывают только у магов? — поинтересовалась девочка. — У магглов они известны, как редкие и крайне редкие болезни… Откуда бы люди о них узнали?       — У сквиба древнего рода могут проявиться такие, — задумчиво проговорил целитель. — А вот у маггла — точно нет, ты говоришь, они крайне редкие?       — Некоторые один на десять тысяч, а есть парочка — так вообще штук тридцать во всем мире, — ответила Луна. — Вот мне непонятно, не пытаются ли магглы лечить магические болезни…       — Исследовать надо, — улыбнулся Гиппократ, — все может быть на свете.       В дверь поскреблись, затем она открылась, и внутрь комнаты вошла очень худенькая заплаканная девочка, она со страхом посмотрела на Гиппократа, а за ней показалась ее, видимо, мать. Женщина выглядела весьма упитанной, смотрела на девочку с некоторой брезгливостью и вела себя очень вызывающе.       — Вот пусть целитель тебе скажет, что ты все придумала, чтобы не вышивать, — визгливым голосом произнесла женщина.       — Силенцио, — сказал целитель, затыкая женщину, и показал Луне на девочку. — Прошу, коллега, — а женщина в это время вращала глазами, явно собираясь устроить скандал, поэтому целитель ее еще и зафиксировал теми чарами, которые используют для помешанных, заставив целительницу хихикнуть.       — Здравствуй, — Луна подошла к девочке. — Что случилось, расскажешь?       — Когда вышивать надо, руки болят, — тихо проговорила девочка лет девяти на вид и обреченно посмотрела на Гиппократа. Она не верила в то, что ей поверят и помогут. — Иголка падает и… и… и… — она заплакала, а Луна поняла.       — Не надо плакать, я постараюсь тебе помочь, — проговорила целительница, осторожно берясь за пальчики ребенка. Суставы пальцев были очень мобильными, слегка воспаленными, отчего пациентка должна была чувствовать очень сильные боли.       Луна наложила большой диагностический круг, почувствовав слабость и головокружение, и замерла, разглядывая результат. Судя по наблюдаемой картине — были повреждены суставы всех пальцев рук, мышцы ягодиц и спины, наблюдались трещины в ребрах… девочку не просто били, ее буквально истязали. Заглядевшись на результаты, целительница чуть не проглядела маленький черный символ в левом нижнем углу.       — Наставник! — напряженно позвала Луна. — Тут странное…       — Ну-ка, что тут, — Гиппократ подошел к своей ученице, бросил взгляд на общие повреждения, нахмурился и прикипел взглядом к символу, на который указывал палец целительницы. — Вот так, значит… — в его голосе появилась угроза, он сделал еще несколько пассов, один из которых Луна не распознала. — Значит так, да? — пациентка испугалась, расплакавшись в голос, целительница обняла ребенка, будто желая защитить от всего мира.       — Что случилось, наставник? — с тревогой в голосе спросила прижимавшая к себе девочку юная целительница, глядя на то, как от символа отделяется темный луч, устремляясь к женщине.       — В Великобритании запрещена магия крови, — пояснил Гиппократ. — Эта женщина наложила проклятье на ребенка, не являющегося кровным родственником. Тут нужен менталист и аврорат.       — Что это значит? — тихо спросила Луну пациентка.       — Это значит, что она не твоя мама, — ответила самая юная целительница. — И она тебя прокляла, чтобы было больно.

***

      Женщину увели авроры, а маленькая пациентка осталась в больнице, с нее надо было снять проклятье, что целитель Сметвик поручил Луне. Сложного в этом ничего не было, но занятие было долгим, требующим душевного тепла, терпения, как раз для юной целительницы, по мнению Гиппократа. Поэтому Луна сейчас сидела с девочкой, уложенной в кровать. Луна рассказывала пациентке сказку про серого волка и семерых козлят, переводя ее на английский. Целительница не знала, есть ли аналог этой сказки у англичан, потому рассказывала, как помнила сама, а маленькая девочка по имени Эльза слушала свою целительницу.       — Значит ма… ну эта женщина, она хотела, чтобы мне было больно? — спросила Эльза.       — Да, маленькая, — ласково ответила Луна. — Авроры выяснят, почему… Может быть, получится найти твоих настоящих родителей.       — Я боюсь, — тихо проговорила лежащая в кровати девочка, доверчиво прижимаясь щекой к ладони целительницы. — А вдруг и они будут бить?       — Не будут, — уверенно ответила Луна. — Родные люди не будут делать больно, — целительница понимала, что всякое бывает, но всей душой желала, чтобы было именно так.       Выяснить удалось многое. Целитель Сметвик воспринял увиденное как вызов, поэтому удалось выяснить, что женщина магически одаренную девочку купила в Лютном, накладывала на нее проклятья, отчего Эльза не справлялась с даваемыми ей заданиями, и так непосильными для девятилетней девочки, и получала удовольствие от боли ребенка, то есть — была неадекватной. А вот Эльза оказалась из семьи магглорожденной Маккиннон, которая была полностью уничтожена Пожирателями, точнее, так считалось, поэтому девочке теперь угрожал приют.