41. Успей вовремя
20 августа 2023 г. в 12:53
Феникс Яншу в совместной работе раскрывался перед ними с совсем иной стороны. Нет, он все еще был высокомерной, язвительной, злобной бессмертной задницей, но это не мешало ему быть также весьма умным, хитрым и обладающим безднами знаний.
Именно феникс предложил место для начертания печати. Местом этим был отдельный маленький сад, обнесенный высокой стеной, со стоящим в глубине даже не павильоном, а настоящим сыхэюанем, выстроенным из обычного дерева и камня. Его украшали только сандаловые решетки на окнах и вырезанные из прозрачного камня Тоуминшань колокольчики, развешенные так часто, что издалека создавалось впечатление, что из-под крыш низвергаются звенящие струи воды.
— Мой дом, — коротко обозначил Яншу.
Внутри было почти пусто, ничего вычурного и лишнего, только минимальный набор вещей, необходимых для жизни. Из украшений — пара свитков с каллиграфией и снова все те же колокольчики, которыми были увешаны все окна.
— Зачем они, Яншу-сяньшэн? — полюбопытствовал Чжисинь, когда по-кошачьи осторожно обошел весь дом, не видя со стороны феникса ни воспрещения, ни неприятия.
— Уединение. Камень не позволяет бессмертным проникнуть мыслью или взглядом в место, что защищено им.
Чжисинь вспыхнул интересом и принялся на пару с Юанем таскать с горы мелкие и крупные камешки, выкладывая из них круг за стенами сада. Яншу им не препятствовал, но чуть позже загрузил другим заданием, притащив откуда-то три десятка саженцев.
— Посадите там, где укажу.
Судя по лицам, удивились все смертные, Яншу же лишь усмехнулся. Да, он ненавидел персики. Но это не значило, что он не понимает их ценности. Эти саженцы он украл, нагло и безнаказанно спер из-под носа у хранителей сада Тяньшан-фужэнь, не оставив следов. Все равно эти духи разленились и ни за чем не следят, тем более за юной персиковой порослью, которую вообще должны были бы выкорчевывать или пересаживать, чтоб не мешала расти старым деревьям. В его саду персиков не было — только вишни, локва, ююба, яблони, дающие мелкие кислые плоды — дикие, совсем не те, что нынче цветут в садах смертных. Все его деревья были — дички, такие, какими они выросли из волос Пань-Гу. Все те тысячелетия, что он жил здесь, сперва в сплетенном из веток и травы гнезде, потом — в кое-как сооруженной хижине, после — строя и перестраивая свой дом, пока тот не обрел свой нынешний облик, его сад не перетерпел никаких изменений. Травы сеялись и росли сами по себе, деревья вырастали из оброненных птицами косточек, а после — из такой же дикой поросли, меняя старые и засыхающие. Словно скупец, он оберегал частичку перворожденного мира, прекрасно зная, что над ним за это смеются другие духи, приближенные Тяньшан-фужэнь. Ему было все равно.
Яншу ко всем этим духам относился одинаково, выделяя лишь своих воинов, но и эти, он знал, приказы Небесной Госпожи-супруги ставят выше его приказов. А значит, нечего заводить с ними дружбы, потому что дружбой это не будет ни с какой стороны.
За тысячи лет своего недобровольного служения он привык смотреть свысока на всех, сплевывать копящийся под языком яд, не подпуская к себе никого, ненавидеть — ненавидеть тоже было привычно, как трогать криво выложенные камни в основании дома. Да, криво, но зато они держат.
А потом он услышал зов.
Он мог бы не откликаться на него. Мог бы проигнорировать любопытно-удивленный взгляд Тяньшан-фужэнь и не лететь туда, где кровью исходили чужие губы, питая заклятую флейту. Плевал он на ее любопытство, но свое оказалось сильнее.
Он потерялся в собственных чувствах.
Казалось, от одного лишь взгляда на мальчишку вся его солнечная кровь вскипала ненавистью. Казалось, заглядывая в чужие золотые глаза, он смотрелся в искажающее природу зерцало, а нутро разъедало что-то жгучее и куда ядовитее собственных злых слов. Казалось, чужая свобода и приятие жалят ледяными копьями истерзанную душу.
Он достаточно долго по меркам смертных думал. По собственным же — принял невероятно поспешное решение. Впрочем, едва не опоздав: до визита Тяньшан-бися оставалось очень мало времени. Весь Золотой дворец стоял на ушах, и потому никто особо не обращал внимания на то, что делают гости-смертники, которым суждено стать всего лишь привычным маленьким развлечением Небесного Владыки и поводом для не менее привычного маленького скандала Небесной Госпожи-супруги с ним. История повторялась каждые восемьдесят восемь лет, с чего бы ей было меняться сейчас? Все знали, что с острова пленникам не выбраться, даже Фениксу их не выпустить, да и зачем бы ему выпускать тех, кого он люто ненавидел?
Как все просто для них!
Но Яншу заставил себя смотреть и думать. И чем дальше смотрел, тем больше понимал, что ненависть в нем угасла, как угасает рано или поздно огонь, когда все, что горело, прогорает до камня и распадается пеплом.
Те, кого он ненавидел, давно обратились в пепел, и их дети, внуки, потомки до десятого колена — тоже. Этот мальчишка — сколько в нем было от крови тех, первых? Капля? Пусть пела та капля громче тысяч громов, а светила ярче десяти солнц, но ненависть в нем переродилась в любопытство, которое он скрывал как мог за изображением ненависти. Впервые оно укололо его сердце еще в тронном зале и после лишь сильнее разгоралось. Точку в размышлениях поставила та «встреча» перед рассветом, когда юный Цзянь был готов атаковать и умереть, защищая партнера. Как самый настоящий феникс, ха! Птенец феникса, детеныш дракона. Яншу был достаточно критичен к себе, чтобы понимать: сам он в такой ситуации действовал бы иначе. Он был эгоистичен и собственную безопасность поставил бы во главу угла. Цзянь Чжисинь был не таков. И этим привлекал, как пламя привлекает мотыльков. Но пламя должно питать, чтобы оно не угасло.
Яншу впервые не желал, чтобы угасло чье-то пламя, пусть даже порожденное кровью заклятого врага.
Яншу, оставив смертных Хо дочерчивать последние символы, вышел в сад. Он даже не сомневался, что отыщет юношей, вновь занятых друг другом, где-нибудь в темном уголке, но ошибся — впрочем, в который уже раз? Они оба возились с саженцами, споря, будет ли лучше слить ци в воду, которой намерены полить саженцы, или напитать саму землю и деревце.
— Нет нужды, — прервал он их спор. — Эта земля полна ци, да и саженцы — не простые деревья.
— Яншу-сяньшэн принес саженцы персиков Бессмертия? — широко раскрыл глаза Цзянь Чжисинь. — И Тяньшан-фужэнь позволила это?.. А! Никто не спрашивал, верно?
Яншу только фыркнул.
— Досаживайте и идите за мной. С лопатами.
Когда сяоши спустя он приказал им закапывать в землю валуны из шуйцзина, на которых собственными когтями выплавлял-вырезал символы все той же печати, вернее, внешнего ее контура, Цзянь Чжисинь рассмеялся:
— Яншу-сяньшэн исполнен мстительности, словно неупокоенный дух.
— Помалкивай, смертный, — привычно плюнул ядом Яншу, в глубине души вторя его смеху и слегка даже умиляясь тому, каким сообразительным оказался мальчишка.
— О, этот Цзянь будет молчать, сяньшэн! — Чжисинь перехватил лопату подобно клинку и поклонился, пряча широкую ухмылку за выпавшими из пучка прядями челки.
Круг, что решил очертить Яншу, был достаточно велик — не меньше двух ли в поперечнике. Подумаешь, появится на Баошань новое озеро! Правда, скорее, это будет бездонный колодец с соленой морской водой, нежели подобие Шеньюань, так как с собой феникс намеревался забрать как можно больше земли. Если он верно понял, на месте печати, оставленной в том мире, могла образоваться глубокая воронка, наверняка за время, что миновало для того мира, ее заполнила вода — а Яншу совершенно не желал утопить собственный дом. Он не знал возможной глубины, потому собирался перестраховаться. В камне можно вырубить ступени, чтобы спуститься, а вот нарастить будущий остров вверх вряд ли выйдет.
Их с младшими труд завершился как раз к тому моменту, как и старшие Хо закончили свое построение.
До визита Небесного Владыки оставались считанные ши.