Взрасти свой сад

      Итак, у них была рассчитана печать сопряжения и перемещения, но не было ни малейшего понимания, откуда на благословенном острове Баошань взять источник иньской ци, достаточно мощный, чтобы пробить брешь в пространстве и времени, соединив на краткий миг два мира, и перенести в свой, родной мир кусочек этого так же, как когда-то они перенесли в этот мир кусочек своего.       Изучая всю доступную информацию, к которой его только подпустили, Хо Чжань выяснил очень многое, что изумляло его после первого путешествия меж мирами. Вывел несколько формул взаимодействия энергий, в который раз с горечью восхитившись гением Вэй Ина: тому-то все это сделать было бы в разы проще, он составлял свои талисманы и печати зачастую интуитивно, и только после садился разбирать, что натворил. Было ли это свойственно Цзянь Чжисиню? О, в полной мере, но...       Он избрал себе иную стезю применения этого дара, с изумительным рвением расспрашивая и вытягивая каждую крупицу знаний изо всех доступных источников, от Хо Нина до стражей-леопардов. Но здесь ему приходилось довольно туго: остров Бессмертных потому так и назывался, что все его обитатели были бессмертны, и среди них не случалось болезней, а раны, полученные случайно или на тренировке, заживали почти мгновенно. В самом крайнем случае Небесная Госпожа-супруга могла исцелить пострадавшего, просто сунув ему в рот кусочек того же персика, что и проделала в свое время с Хо Чжанем и А-Синем. Так что Чжисинь выжимал из бедного диди А-Нина все доступные тому знания, словно старательная прачка — воду из белья, поглощал свиток за свитком в библиотеке, но ему требовалась практика. Волей-неволей он вынужден был больше времени уделять духовному врачеванию, нежели физическому, и вот тут он насел на Хо Чжаня всерьез, помня о его шрамах от дисциплинарного кнута.       Чжисинь уже видел такие, правда, те были много хуже — у его отца уже не было золотого ядра, чтобы их исцелить, и вся его спина представляла собой ужасное месиво плохо сросшейся кожи и мышц. То, что он мог двигаться, при том весьма ловко и точно, было заслугой его исключительной силы воли и терпения: от непрекращающихся болей Сяо Хоусю страдал все последние годы своей жизни. Чжисинь допросил Чжаня едва ли не с пристрастием, вытягивая из не желающего говорить мужчины слова, как палач — признание из преступника. Хо Чжань был вынужден сдаться и рассказать все о своем самочувствии, а после — позволить А-Синю себя осмотреть и ощупать.       Последнее было нелегким испытанием, но на удивление не таким трудным, как Чжань ожидал. После всех их разговоров, после известия о том, что Чжисинь и Юань... вместе, последняя болезненно натянутая струна в душе Хо Чжаня потихоньку провисла, ослабела и почти растворилась, оставив после себя только тепло. Он по-прежнему любил своего сына, за столько лет этот ребенок (уже молодой мужчина!) стал действительно его сыном. Не памятью о потере, не долгом, ни чем-то иным. Он стал Хо Чжаню родным человеком, всегда без колебаний принимавшим его сторону, что бы ни происходило. И если его сын счастлив дарить свои поцелуи Цзянь Чжисиню, Хо Чжань не против. Они почти ровесники, и они так близки и так сияют, когда соприкасаются рукавами на публике или ловят дыхание друг друга наедине (Чжань не хотел становиться свидетелем этому, так вышло случайно и он немедленно ушел), что запрещать это — все равно что запрещать луне светить, а цветам — благоухать. Хо Чжаню слишком много всего запрещали, чтобы он поступал так. Он принял это чувство своего сына и с удивлением осознал, что его собственное больное и жадное влечение стерлось, как стирается грязь с яшмы — не без труда, но полностью.       Да, на это ушло довольно много времени, но не так много, как могло бы. Тринадцать лет он углублял раны своей души, и после — еще год раздирал едва зажившие шрамы новой скорбью. Он не сожалел, что отправился в свое удивительное путешествие. Пусть ему не суждено было отыскать Вэй Ина, но он отыскал самого себя, свою новую семью, свою собственную душу. Нет, даже не так. Он отыскал того, кто собрал его разбитую душу по осколку, очистил сколы — да, это было больно! — склеил и позолотил швы. Если его сын пожелает назвать Цзянь Чжисиня своим спутником на тропе совершенствования, что ж, Хо Чжань не собирался возражать.       Хо Юань не был изначально Лань, долгие тринадцать лет муштры и правил на удивление легко осыпались с него, оставляя лишь важное и нужное, и он не был Лань сейчас. Все еще Хо, но Чжань говорил с ним — его сын не был против того, чтобы принять имя Цзянь, если оно будет ему предложено. Принять и начать историю нового рода.       Но для этого следовало убраться из этого чересчур гостеприимного мира без потерь. А Хо Чжань пока не знал, как это сделать. Известие о стремительно тающем времени на то, чтобы отыскать выход, обрушилось на него болезненно.              — Эй, я же не сказал, что все совсем плохо? — Чжисинь склонил голову к плечу и улыбнулся. — Яншу-сяньшэн желает говорить с вами, старшие, а значит, у него есть, что вам сказать. И я не думаю, что это будет лишь предупреждение, он не из тех, кто повторяется.              Хо Чжань задумчиво переплел пальцы.              — Считаешь, у него есть возможность нам помочь?              Чжисинь рассмеялся:              — Если у кого и есть — так это у него. Чжань-гэ, ты смотришь на кору, но не видишь древесины под ней.              — Что видишь ты, А-Синь? — Хо Чжань почти улыбнулся, спрашивая его.              Он так редко обращался за чужим мнением, что только здесь, в чужом мире, начал понимать, что не может и не должен полагаться только на собственное мнение и представления. Что тоже может ошибаться.              — Напомни мне, что такое фэнхуан?              Хо Чжань помолчал, широко раскрыв глаза.       Он снова и снова удивлялся тому, насколько быстр и точен разум этого воплощения родственной Вэй Ину души в критических ситуациях. Сейчас, когда они с А-Нином объяснили ему проблему, он немедленно указал на решение, соединив части задачи, как детали замка Лу Баня.              — Вижу и без слов, — рассмеялся юноша. — На закате я найду Яншу-сяньшэна и дам ему ответ. А с вами он уже встретится сам.              Хо Чжань только кивнул. Конечно, придется кое-что пересчитать, но это уже не так много, как было изначально, только поправить все построение с учетом специфики источника инь. И еще... Еще уточнить, собирается ли феникс оставаться здесь, или его следует включить в матрицу печати?       Хо Чжаню казалось, что гордый бессменный Страж Баошань уже давно тяготился своим долгом, особенно после того разговора, где Чжисинь назвал остров тюрьмой. Ведь, как ни крути, а феникс тоже был привязан к острову и покинуть его не мог. Если же у них все получится, все привязки и запреты будут отсечены — точнее, останутся в этом мире. В их мире феникс будет свободен.       Может быть, однажды он отыщет для себя истинного спутника, а будет ли это луань-няо или же лун — какая разница?              Получив ответ, Яншу не стал долго ждать. Без спроса и предупреждения он явился в покои старших Хо в тот же вечер после заката. И последовавшая ночь — и не одна — оказались бессонными для всех троих.