Взрасти свой сад

      Чжисинь был зол. Очень зол. С того утра, когда они с Юанем ночевали на берегу, он постоянно чувствовал на себе чужой взгляд, но боялся теперь не за себя. Как давно он не боялся за кого бы то ни было? С той ночи, как отец ушел вершить свою месть и не вернулся?       Кажется, даже когда они уходили от погони императорских ищеек, он не испытывал такого страха. Тогда в смертельной опасности были они все, но сейчас, ему казалось, злобный золотой, жгучий взгляд обещает причинить боль не ему самому, а тем, кто стал ему дорог. Снова потерять что-то, что уже присвоил, назвал драгоценным, к чему — к кому! — проникся неравнодушием, было бы болезненнее смерти.       Чжисинь мысленно ругался с самим собой: совсем недавно он считал этих троих всего лишь чужаками, обузой, от которой он сам избавится при первой же возможности, как и, главное, когда все успело так перемениться? Нет, он все еще считал некоторых из их маленькой компании приключенцев чересчур занудными и проблемными, но...       Юань рассказывал ему об отце, когда это было уместно, о дяде, о своем детстве и отрочестве, о клане, который его вырастил, и прочих. Чжисинь все еще не горел желанием признавать их кем-то большим, чем собратьями по пути совершенствования, но лгать себе он не мог: с того момента, когда он принял на себя ответственность за их жизни, выведя из Тяньчжу, их нити судеб сплелись гораздо крепче, нежели в человеческих силах было бы расплести.       И Юань... Юань был ему уже много больше чем товарищ, чем просто партнер по освоению нелегкой науки удовольствий, больше... Чжисинь больше не мог лгать себе. Но он все так же не в силах был дать определения своим чувствам. Были ли они похожи на то, что заставило его родителей вынести все выпавшие на их долю несчастья в надежде на новую встречу? Когда они с Юанем сбегали в уединенные уголки садов, целуясь до головокружения, а после смотрели друг другу в глаза, меж ними повисало почти искрящее напряженное молчание. Юань словно бы порывался сказать что-то, но Чжисинь не давал ему, снова принимаясь целовать. Он боялся, что с этих персиковых губ слетят слова, слишком тяжелые и значимые, а он не сможет ответить. Боялся сказать их сам, не зная, правдивы ли окажутся его слова. Он не желал лгать не только себе, но и Юаню. Они были еще слишком молоды, Юань, хоть и воспитывался в клане Лань (о проклятье которого Чжисинь уже знал чересчур много), был не подвержен этому жуткому сердечному недугу — одержимости одним человеком на всю жизнь, не та кровь. Что, если однажды он встретит кого-то, кто зажжет в нем настоящий пожар чувств? Походить — пусть даже малым — на Хо Чжаня Чжисинь категорически не хотел, а знать, что точно отпустит Юаня и не станет таить в сердце обиды, не мог.       Осознав, куда завели его сердечные демоны, Чжисинь крепко выругался и запечатал свои покои талисманами, после чего сел в медитацию. Он знал, что ни один из Хо к нему не вломится, поняв, что он занят, а слуги — тем более не посмеют отвлекать гостя. Перед наставниками же он сам извинится за пропущенные занятия. Успокоиться было сейчас важнее.       

***

      Никуда не пришлось идти, тем более не пришлось искать свою цель. Когда Чжисинь вынырнул из глубокой медитации и открыл глаза, феникс Яншу сидел напротив него в такой же позе, прикрыв ресницами злое золото глаз. Почувствовав взгляд, скривил губы в неприятной ухмылке, но первым не заговорил. Молчал и Чжисинь, собираясь с мыслями.       Удивительно, но страха за свою жизнь он так и не почувствовал. Если бы феникс собирался его убить, он бы уже сделал это. Но он, вскрыв запечатанные покои так, что никто и не заметил, а после неизвестно сколько проведя рядом с погруженным в глубокую медитацию Чжисинем, не сделал ничего.              — Яншу-сяньшэн, — Чжисинь сменил позу, сел на пятки и вежливо поклонился.              Феникс дернул губами, словно хотел по привычке плюнуть ядом, но промолчал. После же и вовсе кивнул, с пренебрежением, но раньше он не удостаивал юношу и этим.              — Чем этот ничтожный может служить сяньшэну?              — Время почти вышло, смертный. До дня, когда Тяньшан-бися явится к Тяньшан-фужэнь, осталось не более луны.              Чжисиня словно окунули в снег на вершине Тоуминшань. Едва шевеля губами, он прошептал:              — Уже так мало? Течение времени подобно стреле!              Он корил себя за то, что потерял счет дням, окунувшись с головой в учебу и развивающиеся отношения с Юанем и перестал интересоваться успехами старших Хо, ведущих расчеты обратной печати перемещения. Что, если у них ничего не выйдет? Что, если они не успеют?!              — Ты... — феникс снова дернул губами, словно сглатывал комок пламени. — Ты понял.              — И дурак бы понял! А я еще способен различать яшму и киноварь!              Хофэн внезапно улыбнулся, приведя Чжисиня в еще большее потрясение: это была не злая ухмылка, а почти добродушная насмешка.              — Глупец не стал бы Сяо Чэньсином, не так ли?              Юноша только хватанул воздух, не найдясь с ответом.              — Я способен пронзить древо Жо, когда мне требуется,, — словно подхватив за ним, феникс тоже заговорил чэнъюями. — И я достаточно наблюдал за тобой, чтобы понять, что ты не станешь совершенствоваться в одиночку. Теперь действуй, Цзянь Чжисинь, оправдай свое имя.              — Этот Цзянь думает, Яншу-сяньшэну лучше всего поговорить со старшими товарищами этого ничтожного...              — Сперва говори с ними сам. Завтра на закате дашь мне ответ.              Чжисинь снова поклонился, а когда разогнулся — феникса в комнате уже не было, осталось лишь едва заметное ощущение его ци, да и то быстро рассеялось.       Юноша лег ничком на пол, заставляя себя дышать ровно и размеренно. Эта встреча и разговор едва не выпили из него все силы и лишили равновесия, а ведь он медитировал довольно долго! Но в то же время — хорошо, что это наконец случилось. Теперь он может идти и говорить со старшими Хо, а те уже привлекут к расчетам или даже построению печати Хофэна. Насколько он знал, работа у них была почти завершена, дело оставалось за чем-то существенным, таким, что и Хо Чжань, и Хо Нин пребывали в постоянной озабоченности тем, где отыскать это нечто. Чжисинь подозревал, что дело в источнике энергии, причем, не абы каком, а определенном. Но его, да и Юаня тоже, в эту проблему не посвятили. Юань советовал ждать: если бы взрослые считали, что младшие могут им что-то подсказать, их бы не стали держать в неведении.       Что же, никто не знает остров Баошань лучше его огненного Стража. Завтра на закате Чжисинь приведет его к старшим Хо — и дело сдвинется с мертвой точки, он был в этом уверен.