Взрасти свой сад

      Учиться поцелуям было забавно. Вообще учиться касаться кого-то осознанно, именно потому, что этот кто-то тебе нравится и его хочется касаться, зарываться пальцами в его волосы, гладить лицо и длинную стройную шею, стискивать плечи. И делать это все, следя за лицом партнера, за его реакцией, за тем, как краснеет его лицо, как становятся яркими и припухшими его губы, как расширяются зрачки, а радужка почти светится от прилива ци, как он облизывается и неосознанно подставляется под ладони...       Чжисинь в теории знал наверное все, что только было возможно знать о плотском влечении и технике соития. В конце концов, его воспитывала бывшая шлюха, а его наставник-отец не считал малый возраст воспитанника препятствием для передачи любых знаний, в том числе и таких. Будучи Сяо Чэньсином города Тяньчжу, он общался с самыми разными людьми, были среди них и с девицы и юноши из весенних домов, он многое видел. Но никогда не пробовал. И вот сейчас у него была масса возможностей, чтобы попробовать все, что угодно.       Но начали они, конечно же, с почти невинных поцелуев — и это было неловко, глупо, мокро и смешно. А еще очень волнительно, до перехватывающего дыхания, и немного страшно — от того, как отреагируют старшие Хо на то, что меж ними... такое.       Чжисинь не мог назвать это. Отношения? Но это когда двое уже давно вместе. Не важно, что именно они делают вместе: просто трахаются или испытывают при этом какие-то глубокие чувства, но это явно происходит не один день или даже год. Увлечение? О, Чжисинь, несомненно, был очень увлечен поцелуями с А-Юанем, любованием им, тренировками с ним, но это было далеко не все. Влюбленность? Нет, он никогда прежде не влюблялся и не знал этого состояния, но отчего-то был уверен, что это не оно. О прочем и говорить не стоило. Он сказал бы, что ему просто тепло рядом с Юанем, даже если они ничего такого не делают. Но с «таким» было горячее.       В тот самый первый день, когда они нацеловались до огнем горящих губ, а потом спохватились, что придется идти на ужин, а выглядят они совсем не так, как то подобает, Чжисинь просто велел Юаню ждать его в саду, а сам проскользнул на кухни Золотого дворца, состроил жалобные глазки и немедленно получил целую корзинку вкусностей, которыми они с Юанем и поужинали все в том же саду. А после отправились на побережье: в прежних жизнях, если так было позволительно говорить, ни один, ни второй не видели моря так близко, и даже за прошедший год это зрелище — как огромный раскаленный солнечный шар погружается в сверкающие расплавленным золотом воды, как до странности быстро рушится на мир темнота и как быстро она перестает быть таковой, расцвечиваясь мириадами звездных искр — не приелось.              — А ваше небо — оно какое?              Юань тихо рассмеялся, и Чжисинь, нагло устроившийся головой на его груди, повернулся, прижавшись ухом, ловя отголоски этого смеха.              — Такое же. Те же значимые звезды, хотя иногда мне кажется, что расстояния меж ними немного смещены, но это нужно уточнять у старших. Сейчас они рассчитывают печать перемещения.              — А в прошлый раз?              — В прошлый раз я помогал, конечно, но считал только базовые построения. Сейчас в этом нет нужды — они одинаковые что для той печати, что для обратной.              — И тебя попросили занять меня, чтобы не мешался под руками?              Юань фыркнул, взлохматил ему челку и потянул к себе, затаскивая на себя целиком, отчего обоих тотчас покинули все посторонние мысли. Но Юань все же ответил, отдышавшись:              — Нет. Это было мое желание и решение. Я сам хотел...              Он запнулся, и Чжисинь приподнялся на руках, чтобы заглянуть в его слегка покрасневшее лицо:              — Хотел чего, А-Юань? — Наклонился ближе к зацелованным губам, почти коснулся их, доверчиво раскрывшихся: — Соблазнить этого?              Ах, как же вспыхивали его нежные щеки, никакая ночная темнота не помеха была тому, чтобы рассмотреть, как загорается на его лице румянец, словно на бочках спеющего персика. Впрочем, Юань, его прекрасный Юань в долгу не остался, выдыхая в поцелуй:              — Да, А-Синь.       

***

      Они так и уснули на берегу, на остывающем песке. За сяоши до рассвета Чжисиня словно подкинуло, заставив молниеносно выпутаться из спутывающих, хоть и согревающих, рукавов обнимавшего Юаня, печатью призвать Чжунъянь и встать, закрывая собой спящего юношу, направив острие на едва угадывающийся во тьме силуэт.              — Не подходи.              Во тьме загорелись два огня, и Чжисинь подумал, не разбудить ли ему Юаня — может быть, вдвоем продержатся дольше? Но быстро отказался от этой мысли. Не стоило впутывать юношу. В конце концов, это было его личное противостояние.              — Не подходи!              Он внутренне содрогнулся, почувствовав бурлящую ци сразу доброго десятка стражей-леопардов, но они, вынырнув из тьмы и не тронув его, споро оттеснили золотоглазую тень прочь, дав Чжисиню возможность убрать меч в ножны и упасть на колени рядом со все так же безмятежно спящим другом. Чжисинь сложил пальцы в малую диагностическую печать, хмыкнул: конечно, он так и подозревал — чересчур глубокий сон, нет реакции ни на какие раздражители. Хотя не так уж они и шумели, стражи вообще двигались неслышно, пожалуй что единственными громкими звуками в предрассветной мгле стали его возгласы — и все. Но наведенный сон все же был, а так как сам Чжисинь не особенно сведущ в целительских заклятьях, то распутывать это он будет как раз до часа Инь-Ху, и хорошо, если не до самого кончика его хвоста, а лишь до середины тигриного хребта. Но обратиться за помощью... он не мог оставить А-Юаня.              Что же, первое их свидание, можно сказать, удалось. И если к тому дню, когда все закончится, у Чжисиня останется хоть пара черных волосинок, это будет уже хорошо. Потому что с такими-то интересными свиданиями он никогда не заскучает рядом с А-Юанем. Не о таком ли партнере на пути совершенствования он мечтал?       Он рассмеялся, хоть веселья в этом смехе и было едва на мышиную лапку.              — А-Синь? — сонно пробормотал Юань, взмахнул рукой, безошибочно выцепив его, и без возможности вывернуться уложил к себе под бок, на распластанный рукав, укрывая вторым.              — Теперь, если ты проснешься раньше, чтобы встать, тебе придется отрезать свой рукав, — шепнул Чжисинь, зарываясь носом в его одежды на плече.              — Мн. Отрежу.              Это прозвучало уже совсем не сонно. Кажется, Юань сумел перебороть остатки заклятья. Чжисинь поднял голову, удостоверяясь в том, что в карих, в цвет переспелой вишни, глазах больше не было сна.              — Что-то случилось, А-Синь?              Чжисинь позволил себе фыркнуть, снова прижимаясь к партнеру:              — Да так, мелочь. Не стоит беспокойства, давай поспим еще? До рассвета еще есть немного времени.              — Слишком мало, чтобы я смог уснуть, но ты засыпай, — А-Юань мягко прижал его голову к плечу, зарываясь в выбившиеся из-под ленты прядки на затылке.              Это было приятно, Чжисинь действительно сумел расслабиться и закрыть глаза, прислушиваясь лишь к мерному шуму волн, дыханию и биению сердца Юаня.              А с этим... Он поговорит утром. Достаточно уже ходить кругами.