***
Изобразить, что слаб настолько, что засыпает, было просто. Чжисинь в самом деле едва не уснул, но все-таки смог удержаться, соскользнуть не в сон, а в поверхностную дрему, так что последующий разговор слышал, а когда оба брата Хо убрались из дома, устроился поудобнее и принялся обдумывать. Итак, его персональный кошмар все это время был рядом, в сознании и, если судить по тому, как он двигался — вполне здоров. Но при том... не тянул к нему свои руки? Не звучал, как истерическая высокорожденная дева, которой не дали присмотренную цацку? Это стоило того, чтобы посмотреть на Хо Чжаня по-другому! Из воспоминаний Вэй Усяня Чжисинь знал, как панически тот боялся собак. Ему совсем не хотелось, чтобы таким же страхом для него остался Хо Чжань. В конце концов, разве он не заслуживал некоторого внимания хотя бы в благодарность? Если бы не он, точнее, если бы не его граничащая с жестокостью настойчивость, Цзянь Чжисинь все еще оставался бы Сяо Чэнсином Тяньчжу. Стоило признаться, что это был тупик, в который он сам себя загнал и очень старательно лепил кирпичи, чтобы замуровать себя заживо в нем. Что ему давало это звание, кроме постоянной опасности быть пойманным и казненным? Даже толчок к осуществлению мести ему дало именно насильственное похищение Хо Чжанем, а после — понимание своей ответственности за этих приблудышей из чужого и намного более свободного мира. Итак, то, что Чжисинь привык видеть как постоянную опасность, внезапно обернулось к нему другой стороной, и проигнорировать это он уже не мог. Что же, любя дом, стоило присмотреться и к воронам на его крыше. Чжисинь, конечно, не испытывал к Хо Чжаню никакой такой любви. Но с ним уже было пройдено многое, он привязался к остальным Хо, так что и к Чжаню испытывал уже больше родственный ужас, видя его сумасшествие, чем страх чужака перед непредсказуемым безумцем. А еще одним камешком на весах его отношения был тот взгляд в лодке... — Но я его не люблю, — тихо повторил сам себе Чжисинь. — Я же не обрезанный рукав, верно?32. Оглянись на прошлое
25 января 2023 г. в 21:23
В самый страшный и самый тяжелый миг его сын и младший брат были одни против беды.
Это осознание легло на плечи еще одним незримым шрамом от дисциплинарного кнута.
Цзянь Чжисинь мог умереть.
Это вообще не осознавалось, категорически не удерживалось в сознании, хотя в этом Хо Чжань себе, конечно же, лгал — еще как удерживалось, впивалось в душу такой сверхчеловеческой болью, что разум ее отсекал. Как боль в изрезанных струнами пальцах, когда четверо суток практически без перерыва играл все исцеляющие мелодии, что знал, не отводя взгляда от покрытого ожогами лица. После, когда Цюнлинь сказал, что состояние стабильное и продолжает улучшаться, Чжань позволил себе уснуть. Проснулся он под негромкий разговор, послушал и прикусил губу, чтобы не смеяться с неподдельного сожаления о прошедшем мимо А-Синя вкусе персика бессмертия. Мальчишка, ну какой же он еще мальчишка!
Вот именно. Он пока еще мальчишка.
Должно быть, воздух и вода Острова Бессмертных, или оставленная позади смертельная опасность, или все вместе так повлияло, но... безумие одержимости отступило? Чжань сидел совсем рядом с постелью А-Синя, мог коснуться его, но не тянулся. Хотел, да, но не прилагал особых усилий, чтобы сдерживать свое желание. Даже зная, что Чжисинь пока еще не поймет, кто к нему прикасается. Или поймет и испугается снова. Чжань принял тот факт, что он не желает пугать А-Синя, как данность. В этом больше не было нужды — они там, где не нужно бояться и тем самым держать себя в постоянном напряжении. Хотя они все еще не знали, чем придется расплачиваться за помощь.
В их мире Си Ванму не была беспричинно доброй и бескорыстно помогающей богиней. Она была грозной владычицей Запада, повелительницей болезней, стихийных бедствий и небесных кар, которые насылала на людей за их прегрешения. Конечно, и в их легендах она была супругой Небесного Владыки, но она была равной ему повелительницей, а не оберегаемой супругой, запертой на священном острове, как драгоценная наложница в гареме. Могло ли быть так, что их приняли, как временное развлечение, и когда к супруге явится Небесный Император, их четверых ждет лишь еще более жестокая смерть? Хо Чжань не мог не задуматься об этом.
Он был удивлен тем, что смог задуматься об этом, как о чем-то приоритетном, а не о собственных желаниях. И единственная реакция, которая у него была на это — «Всемилостивые боги, наконец-то!». Все было так, словно он очень долго брел наощупь с тяжелым плотным мешком на голове, не в силах ни дышать, ни видеть, ни даже слышать нормально, и его руки и ноги были закованы в колодки. Но сейчас он освобожден и может смотреть и свободен идти. Хо Чжань смотрел на свою жизнь, начиная с самого своего первого воспоминания, пользуясь тем, что пребывание здесь, на острове Бессмертных, местная пища и вода даровали ему необычайную остроту разума. И он достаточно четко видел теперь и совершенные ошибки, и собственную трусость, ложь и малодушие, и причины едва не заставившей его сойти с ума одержимости... И отличия Цзянь Чжисиня от Вэй Ина.
Не был он, этот мальчик, его Вэй Ином из той, невообразимо далекой первой жизни. Не был и тем, кто вернулся из-за грани, силой вырванный из своего печального небытия, где ему так и не удалось до конца собрать все осколки своей души, не удалось срастить их в единое целое — его снова заставили и обязали, снова навесили на его шею тяжелым жерновом «должен». Вэй Ин, даже пришибленный всем, что свалилось на него в эти два месяца, все равно поступил по-своему. «Всем, кому я должен — прощаю!» И, исполняя последний, возможно — единственный добровольно взятый на себя долг, рискнув всем, что у него было... снова рассыпался на осколки. Которые притянул к себе единственный достаточно родственный ему темный артефакт. Чэньцин, возможно, и после первой его смерти хранила их в себе? Скорее всего, так оно и было. Душа и флейта так тесно связались за годы войны и те тринадцать лет ожидания, что снова рассыпавшаяся осколками душа притянулась к Чэньцин и во второй раз. И, стоило Чжисиню воспользоваться силой стихии Не, чтобы разрушить флейту, освобожденная душа ушла, наконец, на перерождение.
Все, что мог теперь Чжань — окончательно попрощаться с возлюбленным, который никогда, на самом деле, не любил его, и отпустить. Он думал — это будет больно, но это оказалось легко, словно вспорхнула с ладони призрачная бабочка. Вопреки опять же его ожиданиям пустоты внутри не было. Но не было и пожирающего душу пламени одержимости. Он не помнил, «лечила» ли его Си Ванму своими волшебными персиками, или нет, это казалось важным — узнать, не вернется ли его безумие снова, если покинуть благословенные земли. Но куда им идти? В этом мире пока что не было достаточно безопасного места, кроме острова, куда они добрались лишь чудом. Чудо это звали Чжисинь, но Чжань пока что сознательно не думал об этом, чтобы не начинать снова болезненный цикл привязанности.
Меж тем голоса затихли, и через какое-то время Цюнлинь тихо сказал:
— А-Синь уснул, дагэ, ты можешь спокойно встать.
— Ты знал, что я не сплю? — Чжань открыл глаза и сел, глядя на почти оскорбленного А-Нина. Фыркнул: — Конечно, что это я.
Диди только вздернул голову и указал на принесенный таз с чистой водой и полотенце:
— Умывайся, тебя ждет твой поздний завтрак, а потом нас всех ожидает Небесная Госпожа-Супруга. Как раз будет возможность выяснить, чего от нас хотят и потребуют за спасение жизней.
Хо Чжань кивнул и упруго поднялся. Первоочередной задачей именно это и было — узнать, что их ждет в этой мирной — и насколько мирной? — обители.