26. Попроси прощения
1 сентября 2022 г. в 10:02
Чжисинь не находил себе места после всего случившегося, но также не находил желания двигаться куда-то, не мог заставить себя притронуться к готовой пище или взяться за кисти, чтобы подправить маскировку. Вспышка гнева словно бы выжгла его изнутри, оставив только пепел, но она же помогла взглянуть на ситуацию незамутненным взглядом. И Чжисинь испугался. Он планировал месть Вэнь Ичжэню два года, изучая его сыхэюань снаружи и изнутри, по украденным в магистрате планам, бродя по канализации под ним, проникая в виде мальчика на побегушках на кухни и хозяйственные дворы, едва не обнюхал каждое сторожевое заклятье и выучил в морду каждого сторожевого пса, знал, когда наместник выезжает и возвращается. У него была достаточно большая сеть осведомителей в Тяньчжу, чтобы все это разузнать и держать руку на пульсе, готовя свою месть. Он действовал в соответствии с тем, как его учил Сяо Хоусю.
Но что на него нашло сейчас? Они шли туда, где он ничего не знал! Где был чужаком! Без даже малейшей поддержки за спиной! Без возможности что-то узнать и без гарантий, что сможет влиться в воровскую общину! О чем он только думал, таща к тому же за собой трех все еще плохо приспособленных к этому миру высокорожденных? Да, они останавливались на постоялых дворах, заходили в города и деревни, но все же большую часть времени проводили подальше от людей, а это не способствовало привыканию к правилам и реалиям мира. Он легко мог привести всех к гибели, если бы не этот разговор и не вырванная у него силой клятва.
Чжисинь обхватил руками ствол какого-то дерева и легонько побился об него лбом. Он поддался гневу и желанию мести, хотя еще какой-то месяц назад, уходя из Тяньчжу, чувствовал себя совершенно свободным и действительно завершившим этот круг своей жизни. Что на него нашло? Он не знал и сам, но это пугало. Очень.
— Чжунъянь, — тихо позвал он, сложив печать.
Меч остался там, на стоянке. Когда Хо Чжань ушел прочь, переживать свою боль подальше от виновника, Чжисинь тоже не смог оставаться у костра и под растерянным и укоризненным взглядом Хо Нина, подорвался с места и зашагал в противоположном направлении, разминая плечи и прогоняя ци по меридианам, чтоб унять боль в почти вывихнутых руках. Возвращаться сейчас за клинком он не хотел, а вот подержать его в руках, попробовать в который раз встать на светлое лезвие и подняться выше крон, чтобы увидеть небо — да. Чжунъянь всегда, с тех пор, как принял новое имя и хозяина, успокаивал его. Будто вопреки всему хранил в себе отголоски памяти Вэй Усяня, или, может, его дух.
В темноте сверкнула золотисто-зеленая вспышка, и меч, как верный пес, ткнулся холодной рукоятью в ладонь. Чжисинь знал, что Вэй Ин боялся собак, сам он с ними довольно хорошо ладил, но у него ведь и не случилось такого травмирующего опыта с бродячими псами. А у Чжунъяня совершенно определенно была душа преданного до абсурда, но слепого пса, иначе бы он не запечатал себя после первой гибели хозяина. Этот пес ориентировался лишь на «нюх», и потому отозвался и позволил себя вынуть из ножен тому, в ком полыхало золотое ядро Вэй Ина, но он так же учуял и его душу, когда тот был возрожден. Бедняга, Чжисинь представлял себе его смятение: вот душа, а вот ядро, с которым он был связан, и хоть разорвись!
— Чжунъянь, мой хороший, полетаем? — он провел пальцами по лезвию, улыбаясь тому, как разбежались по серебристому металлу всполохи ци. — Надеюсь, на этот раз ты не скинешь меня в сугроб.
Сосредоточение на управлении мечом успокоило взбаламученное сознание, а ветер в лицо помог остудить мысли. Чжисинь остановил меч, зависнув у вершины могучей ели примерно в ли от стоянки — он чувствовал направление и чужую ци, даже не видя отблесков костра, тем более что костер разводили именно так, чтобы его нельзя было заметить. Закутавшись в плащ, чтоб не продувало, он поднял голову к небу, чернильно-черному, усеянному мириадами звезд. Отыскал ту, что вела его прежде, все первые пятнадцать лет его жизни. Должен ли он отпустить ее так же, как отпустил старое имя? Ведь он больше не Сяо Ин, не Сяо Чэньсин.
«Может быть, пора соответствовать имени, уйти в тень? Стать тенью, пока не наберусь опыта и сил? В конце концов, месть от меня не сбежит, а если и сбежит — то лишь в Диюй, а туда ей и дорога. Что же, решено?» — подумал он, и показалось — Сяосин, звезда рассвета, подмигнула ему особенно ярко.
Оставалось только одно, и это, наверное, было самым сложным сейчас. Чжисинь все еще боялся Хо Чжаня до холодного пота, его звериной жажды обладать, подчинить, присвоить. Он все еще желал держаться от него подальше. Но сегодня он причинил золотоглазке нешуточную боль, и даже не в укусе было дело. Он намеренно и жестоко ударил в незаживающую рану его души. Что бы он ни думал об этом человеке, как бы ни боялся его, он не должен был себя так свински вести с тем, кто всего лишь хотел, чтобы он не заигрался в месть, очистил сердце от подступающего безумия и открыл глаза на реальность. Чжисинь должен был попросить у него прощения. И совсем не факт, что он мог его получить. Но для Чжисиня было важно сейчас даже не прощение, а факт признания ошибочности своих действий. Важно было дать понять, что он смог посмотреть на себя трезво и без налета безумия.
Чжунъянь, повинуясь хозяину, развернулся к оставленной стоянке и полетел, едва не задевая верхушки деревьев, уже над крохотной поляной плавно опускаясь. В двух чи над землей он остановился, и Чжисинь спрыгнул на утоптанный снег, возвращая меч в ножны, лежащие у входа в палатку. Подобрал их, очистил от снега и только после взглянул на сидящих у костра Хо. Цюнлинь чуть заметно кивнул ему, Юань смотрел с обидой — за отца, и Чжисинь его понимал. Взгляд Чжаня он поймать не успел — тот чувствовался на коже горячим прикосновением, но когда Чжисинь взглянул на золотоглазку, тот уже смотрел в землю, словно и не он только что буравил своими гляделками так, что поневоле хотелось передернуть плечами! Все желание извиняться испарилось. И все же Чжисинь сделал шаг к костру, остановился и поклонился, перехватив меч перед грудью.
— Этот Цзянь Чжисинь просит прощения у высокорожденных Хо. Этот забылся и не должен был пытаться втягивать в свою месть тех, кто не имеет к ней отношения. Этот Цзянь обещает отложить свои планы, покуда не будет уверен, что его спутники в безопасности.
— А-Синь... — растерянно протянул Цюнлинь, но Чжисинь упрямо мотнул головой:
— Я не могу обещать, что забуду о мести. Она — это то, ради чего я выживал два года и чем жил, и мне сложно взять и отказаться от того, что стало моей целью. Но я забыл, чему меня учил отец, и едва не натворил глупостей, тем более что сейчас я не один и несу ответственность за ваши жизни. Я прошу прощения за это.
— А-Синь, — Хо Чжань, наконец, поднял голову, глянул прямо, и Чжисинь едва не отшатнулся, чтобы быть подальше от него. — Чужая месть отняла у меня Вэй Ина дважды. Я не смогу жить, если потеряю еще и тебя. Я знаю, моя жизнь не ценна для тебя, но...
— Ценна, — тихо буркнул Чжисинь и тут же сузил глаза и зашипел, пытаясь осадить загоревшегося надеждой безумца: — Только не вздумай строить иллюзии — я ценю тебя лишь как временного союзника и спутника в поисках безопасного места для жизни, не больше!
— Пока этого достаточно.
Они оба знали, что нет, не достаточно для Хо Чжаня. Но Чжисинь был вынужден смириться с его одержимостью. Он обязательно отыщет безопасное место для этих троих, где сможет оставить их и не волноваться, что встрянут в проблемы на ровном месте. А потом уйдет в Не, в Цинхэ или где там сейчас живут родичи Цзянь Уцзиня, соберет всю возможную информацию, выстроит жизнеспособные планы мести, осуществит ее — и лишь после этого сможет быть спокоен. Сможет найти и для себя то место, где выстроит дом и вырастит сад для себя и тех, кого сможет назвать семьей.