***
Сыхэюань рода Вэнь в Тяньчжу был огромен по меркам города, только одна стена с воротами была протяженностью в треть ли, а широкие внутренние дворы должны были давать много света, что в горной долине было нелишним. Днем тут, должно быть, было не протолкнуться от снующих повсюду «мечей» и «теней», но сейчас большая часть этого поместья была погружена в сон, в хоучжаофане и вовсе стояла могильная тишина, в чем Сяо Ин убедился, проникнув в давно уже сухой отнорок, ведущий к отхожему месту дома, куда слуги входят раз в пару недель, и то лишь чтобы смахнуть пыль и проветрить комнаты. Сюда не долетал даже шум в чженфане и цюньфанах, судить о том, что там не спят, Сяо Ин мог только по услышанному из канализации, когда проходил мимо отходящих к кухонному и хозяйственному двору отнорков. Как «мусорный призрак», распространяющий зловоние, но не оставляющий следов — изгвазданные сапоги он снял, спрятав в непромокаемый мешок, и шел в носках, — Сяо Ин крался по комнатам, проскальзывая в узкие щели раздвижных дверей, внимательно осматривая каждое помещение. Благодаря подаренным Вэй Усянем знаниям он знал, как наиболее экономно направлять свою ци, не растрачивая ее попусту, чтобы проверять наличие живых и не только живых существ в пространстве рядом с... заклинателем. Забавное слово, но точно описывало род занятий высокорожденных того мира. Изукрашенные резьбой двери из драгоценных пород дерева, при том закрытые на цепь и замок, заставили его ухмыльнуться: не могло быть указателя яснее, нежели этот, чтобы дать ему понять, куда именно лезть. Тонкие паутинки ци проверили дверь и замок, но либо его знаний было слишком мало, либо заклятье было слишком тонким, либо... его не было вовсе, и эти покои с их содержимым охранял лишь замок, притом не самого сложного пошиба. И Сяо Ин знал, что рискует, доставая отмычки и принимаясь вскрывать его. Время шло, замок, словно все-таки заговоренный, сопротивлялся, но Ин не слышал шагов, а ци не показывала ничье приближение. Хотя всегда оставались талисманы... Щелк! У него едва не подкосились колени, когда замок раскрылся, и подставить ладонь, чтобы тот не громыхнул о пол, он тоже успел в последний момент. Никогда еще ни одно дело не сопровождалось для него таким безумным напряжением всех чувств. Даже его прошлое проникновение сюда — тогда все затмевала ярость и ненависть. Он снял цепь и уложил на пол вместе с замком, тихо раздвинул едва скрипнувшие створки, просочился внутрь, глубоко втягивая в себя затхловатый пыльный воздух, словно пытаясь распознать запах той, что его родила. Но увы, если когда-то здесь и жгли благовония, за пятнадцать лет все давно выветрилось. Внимательный взгляд принялся обегать предметы, ища то, что подойдет в качестве добычи. Он шел вдоль стен, рассматривая неброскую роскошь, на удивление не выпяченную позолотой или чрезмерной резьбой. Все здесь было покрыто слоем пыли, и его следы останутся, хотя... Если удастся поджог, то не останется никаких следов. Добравшись до дальней части покоев, он осмотрел широкое ложе, словно драгоценная коробка, задернутое золотым шелком с тонко вытканными алыми узорами. Должно быть, именно здесь матушка и произвела его на свет. Он должен был заплакать, но, наверное, его, лишь обтерев от крови и слизи, укутали в пеленку и спрятали в корзину под заглушающий талисман. А может, и вся комната была защищена ими, чтобы не позволить слишком многим узнать, что молодая госпожа разрешается от бремени. Интересно, приложили его к груди, или даже такой малости ему не досталось? Мысли были болезненными, Сяо Ину казалось, он смог смириться, но нет, не смог. Он, даже не зная ее, все равно тосковал. Встряхнувшись, он принялся осматривать столики и стеллажи, пока не добрался до вытянутого низкого стола с небольшим круглым зеркалом и несколькими шкатулками на нем. Проверив шкатулки, он наугад приоткрыл одну, потом сдвинул крышку до конца, рассматривая гребни и шпильки. Все они были драгоценными, но его внимание привлек один гребень и лежащая отдельно от остальных, в углублении, шпилька. Гребень был черного дерева, тонкой работы, и на его полукруглой спинке были вырезаны сплетенные в тесном объятии бык и дракон. Сердце сжалось, и рука сама схватила драгоценный подарок — он был уверен, именно этот гребень отец когда-то подарил матери, начиная ухаживания! Шпилька-цзи была золотой, в последней трети ее покрывал искусно вырезанный узор чешуек, а навершие было выполнено в виде драконьей лапы, сжимающей крупную, с вишню размером, жемчужину алого цвета. Это наверняка была та шпилька-цзи, которой украсили матушкину прическу на ее Цзили! Сяо Ин даже мечтать не смел, что сможет заполучить две такие значимые драгоценности. Спрятав обе в цянькунь, он даже не притронулся к остальным украшениям — они были ему не нужны. Огненный талисман он метнул на кровать, второй — в свитки, сложенные на стеллаже аккуратной горкой в главной комнате покоев. Выскользнул из двери, тщательно закрыл ее и вернул на место цепь и замок. И неслышной тенью промчался к купальне, где через фэнь скрылся, обув сапоги, в сливной дыре канализации. И по тоннелям мчался так, словно ему на пятки наступала разгневанная богиня Гуйму, праматерь всех чудовищ. Сяо Ин не знал, отчего, но оставаться в городе ему не хотелось категорически, и он поддался этому нежеланию, выбрался из резервуара, пользуясь тем, что рассвет еще не наступил, добрался до реки и утопил в ней изгвазданную и вонючую одежду, завернув в нее увесистый камень, стуча зубами, наскоро отмылся, с трудом заставляя тело не окоченевать, прогоняя по нему поток ци, оделся, пробежался вдоль берега, согреваясь, и направился прочь, хоронясь за кустами и пробираясь занесенными снегом оврагами вдоль дороги, на ходу жуя подчерствевшую маньтоу, стащенную им с лотка зазевавшегося торговца в этом городе в последний раз. Пройдя несколько ли, он остановился и оглянулся: над городом, ясно видимый в чистом утреннем небе, поднимался столб дыма. — Взмах топора породил ветер, — пробормотал Сяо Ин и расхохотался, глядя на эту умиротворяющую картину.20. Заверши месть
22 июня 2022 г. в 21:51
— Мне нужно вернуться в город, — заявил Сяо Ин, когда слушать заунывное треньканье на неизвестном ему инструменте надоело просто до оскомины, а взгляды старшего Хо начали нешуточно угрожать целостности его шкурки, настолько жадными и горячими они были. И, пресекая готовые сорваться с губ всех троих возражения, пояснил: — У меня остались незавершенные дела, а как раз сейчас самое время их завершить, пока высокорожденные сходят с ума, разыскивая вас.
— Зачем, Сяо Ин? — хрипло от долгого молчания спросил Хо Чжань. — У нас достаточно серебра и...
— Болезным слова не давали, — огрызнулся Сяо Ин, даже не глядя в его сторону. — Кто сказал, что мне нужны деньги? То, что я намерен украсть, нельзя купить ни за серебро, ни за нефрит или золото.
— Что же это за ценность такая?
Сяо Ин не удостоил его ответом. Вместо этого он поинтересовался у Хо Нина, как далеко они от города, договорился, что к дороге его на мече доставит Хо Юань, но оставаться не будет, так как это небезопасно. И прилетит за ним снова через пять дней, такой срок Сяо Ин назвал, прибавив минимум два дня в запас. Он рассчитывал справиться быстрее, успеть попрощаться со старухой Нэн и пристроить к ней младших, если те еще не пристроились сами и вообще уцелели. Все-таки миновало все четыре дня с момента их побега, и кто знает, что за них успело наслучаться. Сперва разведка, после — дело, так учил Сяо Хоусю, и его наставления Сяо Ина еще никогда не подводили.
К тому же, пусть у высокорожденных Хо и были с собой какие-то припасы, оставаться обузой на чужих шеях он не собирался. У него тоже были отложенные на черный день деньги, были собранные на случай, если придется бежать из Тяньчжу, вещи, и их следовало забрать, опустошив тайники и логово.
Как и было условлено, младший Хо отнес его на мече. В сознательном состоянии Сяо Ин едва сдержался, чтобы не вопить, как безумный, от восторга, испытав чувство полета и мысленно благодаря Вэй Усяня за подаренный Чжунъянь. И поклялся, что непременно научится летать на нем в самом скором времени — ему хотелось самостоятельно управлять мечом, а не стоять за чужой спиной. Высокорожденные его мира не знали подобного, их мечи при ковке не заклинались, как духовное оружие, они не повиновались ручным печатям и не летали! Да, высокорожденный мог во время боя или охоты на тварей направлять через меч свою ци, усиливая удар, но считалось, что это портит оружие и ослабляет металл. Вэй Усянь не зря назвал свой меч живым, ведь то был настоящий одушевленный клинок, и таких клинков во всем мире отныне было всего три: Чжунъянь, Тяньчунь, принадлежавшая младшему Хо, на которой они и летели, и Бичэнь — меч Хо Чжаня.
— Отчего у Хо Нина нет такого меча? — спросил он у Юаня.
— Потому что дядя — целитель, он и при жизни меча не носил, зато был отменным лучником, а после смерти ему не нужно было оружие, чтобы быть сильнейшим бойцом, он сам по себе стал оружием ужасающей мощи, получив хао «Призрачный генерал», — охотно пояснил юноша. И спросил сам: — Скажи, Сяо Ин, что же ты намереваешься украсть такого, что это не имеет цены?
Помолчав, Сяо Ин слегка пожал плечами — можно было бы и ответить, даже если Хо Юань передаст их разговор старшим, невелика беда. Уж коль он собрался в самом деле уподобиться матери Мен-цзы в поисках знаний, и остаться рядом с этими людьми, пусть даже на время, а не навсегда, рано или поздно эта тема вновь всплыла бы в разговорах.
— Что-нибудь, что принадлежало моей матери.
Меч Хо Юаня дрогнул и рыскнул в воздухе, выдав, насколько юноша ошарашен.
— О! Но ведь ты говорил, что понятия не имеешь, кто твои родители!
— Я видел тебя впервые в жизни и должен был сходу рассказать, кто и как меня породил? — неподдельно изумился Сяо Ин.
— Н-нет, прости, конечно же нет... — стушевался юноша.
— Я знаю, кем были мои родители. Мой отец был предыдущим Сяо Чэньсином Тяньчжу, а до того, до своего изгнания — высокорожденным «мечом» из Не, его звали Цзянь Уцзинь. О том, что он — мой отец, я сам узнал лишь в десять, когда наставник напился вдрызг в годовщину смерти своей возлюбленной и моей матушки. О том, что мы настолько близкие родичи, я никогда ему не говорил, и теперь иногда думаю — может быть, зря? Скажи я ему, и он не пошел бы мстить за матушку, и у меня до сих пор был бы отец? Матушки же я никогда не видел, по ее приказу доверенные слуги вынесли меня сразу после рождения, заменив мертвым младенцем, ведь мой дядя на храмовом алтаре поклялся удавить «отродье Не». Она умерла на следующий день после моего рождения.
Подождав, но не дождавшись продолжения, Хо Юань осторожно спросил:
— Твой дядя — наместник Тяньчжу?
— Да. Спускайся вон туда, но не приземляйся, чтобы не оставить запаха. И, будь уж так любезен, не передавай услышанное своему отцу, иначе, боюсь, даже веревки божественного плетения не удержат его от сумасбродств.
Хо Юань покраснел — Сяо Ину было видно лишь часть его лица и ухо, и несмотря на безлунную ночь, он, видевший в темноте лучше кошки, рассмотрел, как они налились малиновым жаром.
— Х-хорошо, как скажешь. Я буду ждать тебя на пятый день от сегодняшнего.
Сяо Ин хлопнул его по плечу и спрыгнул в глубокий сугроб.
На первый взгляд город жил своей обычной жизнью, но это было обманчивое впечатление. Привратная стража досматривала как выезжающие из города повозки и телеги, так и въезжающие в город, всех, кто пытался покинуть Тяньчжу пешком, досматривали на предмет печатей, и у ворот, скованные общей цепью, уже сидели несколько хуэйчэнь, показавшиеся страже подозрительными. В город же хуэйчэнь и вовсе не пропускали, отгоняя ударами плети от ворот. Сяо Ин через них входить и не собирался, у него не было ни медяка с собой, чтоб заплатить воротный сбор. Наблюдал он издалека, спрятавшись под прикрытием каких-то вечнозеленых кустов в подлеске в паре ли от стены, куда пробрался еще перед рассветом. Уверившись, что наместник роет землю носом, считая, должно быть, что пропавшие «фальшивые ланьцы» еще в городе, он отправился к резервуару канализации. Осторожно проследив за выходом, удостоверяясь, что охраны нет, он проскользнул к двери, снова затаился, осторожно посылая свою ци вперед. И только после этого тихо вскрыл дверь.
Иногда он крепко недоумевал: неужели городская стража и «мечи» никогда не проверяют канализацию, разыскивая преступников? Хотя он не слышал и среди воров о том, что кто-то ускользнул от стражи вот так. Это место было для всех, даже хуэйчэнь, табу. Еще при постройке канализации местных запугали тем, что на канализационные катакомбы наложено разъедающее плоть заклятье, мол, только на время проверок департамента оно снимается. Поверить в подобную чушь могли только в таком захолустье, как Тяньчжу! А Цзянь Уцзинь никогда никому на слово не верил, проверяя все на опыте, и потому, когда никакого заклятья тут не оказалось, воспользовался этим по полной.
Пришлось подождать, пока отработают цикл очищения печати, и только после Сяо Ин пролетел по паутине мостков, спустился по скобам и юркнул в круглую арку тоннеля. Он не торопился, но к ночи успел закончить все, что наметил себе сделать до самого похода в поместье Вэнь Ичжэня. Уходить из поместья он собирался «громко» — поджог в самый глухой час ночи заметят не сразу, тем более в том крыле, где никто не живет. Злой и памятливый, Сяо Ин собирался лишить несостоявшегося дядю всего, что могло напомнить ему о сестре, которая еще неизвестно, сама ли умерла, или ее по приказу старшего брата тихо удавили, чтоб постепенно забылось и стерлось позорное пятно на репутации рода. Узнавать точно Сяо Ин не желал, он хотел закончить месть отца и оставить этот свиток истории сгорать в огне за своей спиной.
Он переоделся — черное одеяние можно после будет без особой жалости уничтожить, все равно очищающего заклятья, которое тогда применил Хо Чжань, он пока не знал. Выберется из канализации, искупается в ручье — зима или нет, а бегущая по жилам ци позволяла ему эти маленькие вольности, переоденется и вернется на место встречи с младшим Хо. Но до того следовало не попасться и завершить месть.
Чавкая сапогами по вонючей жиже, Сяо Ин чувствовал себя воином, готовым сражаться, стоя спиной к реке.