***
Ах, кто из Небожителей проклял Сяо Чэньсина?! Он успел дойти до южных ворот, с каждым шагом настораживаясь все больше: багряных ханьфу «мечей» Вэнь Ичжэня на улицах мелькало как-то слишком много для обычного дня. Слишком много в округе «Пёстрого ястреба». И у ворот. Поймав одного из своих осведомителей, Сяо Чэньсин уверился: все пути из города перекрыты, но посланники Лань еще не прибыли. Это значило, что времени у него никак не больше сяоши в лучшем случае, и от силы кэ — в худшем. Вэнь Ичжэнь — воин, прекрасно читающий силу противника. Он не полезет к самозванным Хо сам, не отправит своих «мечей» на верную гибель, потому что видел этих людей и понимает: они не сдадутся легко и просто. Он предпочтет отдать право схватить их ланьцам. В крайнем случае подождет, пока те их измотают. Значит, надо поторопиться. Рука сама собой сунулась за отворот шаньцюнь, нашаривая талисман. Сяо Чэньсин скользнул в узкую щель между стенами домов, вливая в него ци, осторожно выбрался с другой стороны на улицу, где было поменьше людей, проверил, что перестал быть заметным, и поспешил к постоялому двору. Он знал, что вывести троих высокорожденных под такими же талисманами не выйдет, «мечи» не зря кучковались у ворот. Они и постоялый двор покинуть не смогут таким образом: если и не чутьем, то артефактами их обнаружат точно. Но они и не выйдут из него, — Сяо Чэньсин усмехнулся и поморщился одновременно, предвкушая побег. Он очень хотел посмотреть, как высокорожденные, пусть и не из этого мира, последуют за ним. О, если, конечно, последуют. Но это уже будет их выбор. Проскользнуть на постоялый двор было проще простого: он не совался к воротам, у которых в скучающих позах замерли два городских стражника. У тех в левых ладонях прятались полупрозрачные пластинки заклятого нефрита, и Сяо Ин не хотел знать, засекут ли распознающие артефакты его под талисманом. В такие места всегда вел не один вход, а минимум три, а то и четыре: главные ворота, кухонный двор, ворота дровяного склада и скотного двора. Он прошел через кухни, украл с блюда выставленных остыть лепешек одну и шаг в шаг пристроился следом за подавальщицей, выйдя в обеденную залу. А оттуда, внимательно оглядевшись и приметив трех соглядатаев, тихо поднялся по лестнице, не потревожив ни единой скрипучей ступени. Он немного опасался того, что двери комнат Хо будут заперты талисманами, но эти странные люди даже крюк не накинули, он просто толкнул раздвижные створки, и те разъехались. Ему навстречу вскинулись три пары глаз, и Сяо Ин выдернул талисман, согревшийся на груди, открываясь. — У вас есть пара фэнь, чтобы собраться. Скоро сюда придут ланьцы, и вам будет уже не уйти. Я выведу тайным ходом. Талисманы можно использовать только внутри здания, у ворот стоят стражники с распознающими ци амулетами. На краткое мгновение ему стало дурно: в виски словно вбили гвозди, под горло подкатил ком желчи. Что это было, он так и не понял, но справился с собой, зашипел рассерженным котом: — Поторопитесь! Три человека задвигались слаженно и четко, словно все было давно отработано. Он такое встречал только в воровских артелях, где каждый член банды знает, что ему делать. Против воли залюбовался, оценивая, одернул себя — не время! Да и не будет этого — времени, когда ему в самом деле захочется полюбоваться чужой слаженной работой в команде. Не этих людей точно. Все, что он хотел — вывести их из города и из своей жизни. И желательно подальше. О, он мог бы оставить троих Хо, предоставить их своей судьбе, это было бы куда менее хлопотно, чем то, что он затеял сейчас. Но — нет, не мог. Он слишком хорошо знал, как могут поступить с хуэйчэнь. И он... наверное, отличался от прочих тем, что не мог взять и отрешиться от того, что кто-то просто возьмет и убьет такого же живого человека. Просто по праву силы, власти, просто потому, что родился в благоприятном месте и получил печать на предплечье, просто потому, что у этого кого-то была семья, заплатившая налог и пекущаяся о его благополучии. У хуэйчэнь не было никого, кроме себя самого. Если ты хуэйчэнь — ты одиночка, не важно, сколько приятелей или любовников у тебя есть. Перед лицом смерти и закона, что зачастую одно и то же, «прах земли» всегда остается один. Меж тем трое Хо справились со сборами, не оставив в комнате ни следа своего пребывания, и теперь напряженно поглядывали на него, а он, дурак, в мысли ушел! — Талисманы. Идите за мной. Молча. Тяньчжу был, конечно, городом небольшим, но система канализации в нем была отличная. Сяо Хоусю рассказывал, что есть города, где под улицами не проложены тоннели, от которых в каждый дом уходит отнорок, а нечистоты не собираются в единый резервуар, который очищается выбитыми в самом камне печатями, а льются по улицам. В этом смысле наместник Тяньчжу был бы даже хорош, если бы эта «хорошесть» не была продиктована привычкой к комфорту и самолюбием: получив город в свое владение, он пожелал хотя бы отдаленного подобия той жизни, что вел в Цишани. Грандиозная перестройка канализации была сделана за год — Сяо Ин ее не помнил, ему тогда как раз год и был. Но, став учеником Сяо Хоусю, он эту систему тоннелей выучил, как карту собственных духовных вен, с закрытыми глазами умея пробежать по любому маршруту из любой точки к основному резервуару. Именно там — за стенами города — они могли выйти. Точнее, он собирался вывести чужаков и вернуться в город. Ему-то снаружи было нечего делать, а понаблюдать, как будет кипеть и терять лицо наместник, упустивший добычу, хотелось просто страсть! Они спустились вниз, и Сяо Ин повел своих временных подопечных к купальням. Сейчас там было пусто: слуги обычно стирали и мылись глубокой ночью, а постояльцы — ближе к вечеру. Тяжелая деревянная крышка, закрывающая отверстие слива нечистот, поддалась довольно легко — ее тут удерживала система противовесов, ведь поднимать приходилось часто. Кивнув на квадратную дыру, из которой пахнуло отнюдь не свежестью, оскалился в усмешке: — Прошу, высокорожденные. На выход. И ухмыльнулся еще гаже, когда те, переглянувшись, с обреченным видом канули в темноте, только плеснуло внизу.16. Выбери правильно
12 мая 2022 г. в 19:25
Тяньчжу был не самым большим городом, Сяо Хоусю рассказывал Ину о других — столицах Вэнь и Не, крупных центрах провинций, описывал, пусть и скупо, но ярко, будто рисуя тонкими четкими линиями, так что после маленькому ученику снились цветные сны, в которых он словно путешествовал по дорогам империй, держась за руку наставника. Иногда, очень редко, в этих снах он называл Сяо Хоусю так, как никогда не осмелился бы назвать в жизни. Так, как называл только в своих молитвах, зажигая палочки благовоний перед собственными руками вырезанной табличкой с настоящим именем — Цзянь Уцзинь.
Воображение у Сяо Ина было неистощимо, но то, что он видел во снах, приходящих к нему в последние дни, он ранее даже представить не мог. Это были не его сны, не о его жизни и даже не о жизни «меча» из Не, потому что вся недолгая жизнь Цзянь Уцзиня прошла в мире, насколько это было возможно, учитывая все же случавшиеся приграничные стычки Не и Вэнь, вылазки на уничтожение нечисти и нежити, достаточно частые, чтобы высокорожденным было чем заниматься, кроме интриг и управления землями. В чужих снах была война. Безумная война на уничтожение одной империи четырьмя другими, хотя там были не империи, а... ордены и кланы, да. И один из них — по странному совпадению носивший имя Цишань Вэнь, возомнил себя Солнцем, единственно достойным светить в небесах. Но если люди сплотятся, то и гору Тайшань передвинут. «Солнце» опалило земли Цзянху, остальные ордены и кланы, сплотившись, низвергли его. И тот, чьими глазами он смотрел в этих снах, тот самый Вэй Ин — Вэй Усянь — играл в этой войне одну из ключевых ролей.
Сяо Ин все еще думал, что этот несчастный сам проторил себе тропу к обрыву. Он все еще категорически не желал становиться даже отдаленно похожим на человека, что в конце своей первой жизни был как дерево под порывами ветра. Рассчитывать свои шаги на десять ли вперед, имея в голове уже нарисованный бамбук, вот чему учил его Сяо Хоусю, и Сяо Ин старался следовать этому наставлению, продумывая свои действия. Не всегда — его болезнь, зависимость от ощущения опасности, не позволяла полностью искоренить в себе порывистость, но он старался. Даже когда он оказывался в самом невыгодном положении, его разум, казалось, начинал работать в сотни раз быстрее, позволяя просчитать шаги и действия. В конце концов, ему было всего пятнадцать осеней, и если уж он прожил их, а не подох под кустом или в канаве, не попался под мечи стражи, значит, он все делал верно.
Он и сейчас не собирался вмешиваться в дела чужаков, как и позволять втянуть в них себя. Эти люди, бывшие в своем мире высокорожденными, в этом стали всего лишь хуэйчэнь, притом опасными для истинных высокорожденных тем, что обладали благословением Небожителей. Им просто не позволят существовать свободными, либо уничтожат, либо постараются завербовать, поставят печати, наложат обеты. Сяо Ин, внимательно выслушавший золотоглазого безумца, понял: второй вариант в их случае практически неосуществим. Эти трое — не те, кого возможно обуздать, хотя бы потому, что они лишь недавно вырвались из старых оков. О, даже сказанное мельком о четырех тысячах правил клана Гусу Лань Сяо Ин запомнил очень хорошо. И понять, что златоглазка, сорвавший с себя узду, будет чересчур порывист, труда не составляло. Сыграв на этом, он был уверен: вызовет у ланьца отвращение, ведь нелестная, зато правдивая оценка того, кто был дорог этому человеку, станет шипом, загнанным в нежное место. Нельзя воспринимать без злости и неприятия того, кто причинил тебе душевную боль, а там и до желания оказаться как можно дальше от раздражителя недалеко.
Главное, чтоб это желание пробудилось в златоглазке раньше, чем в Тяньчжу прибудут ланьские посланники.