Взрасти свой сад

      Когда отец прогонял его от книг и расчетов, Юань отправлялся бродить по руинам деревни, вороша обрывочные воспоминания, или по темным закуткам пещеры Фу-Мо, освещая путь талисманами, читая и перечитывая те записи, которые еще можно было разобрать там, где на кровь наслоилась тонкая и потому прозрачная пленка отложений. Добирался до бывшего Кровавого пруда — после того, как эти воды покинули мертвецы Вэнь, они стали прозрачными настолько, что были видны прихотливые извивы дна. Теперь это был единственный чистый источник воды на Луаньцзан, из которого они пили и брали воду для готовки и купания.       Мертвецов уничтожал Вэнь Нин, иногда, когда разум уже был не способен мыслить, на «ночные охоты» выходили и они с отцом. Очистить Луаньцзан полностью было непосильной задачей: после первой осады Могильника и первой же смерти Старейшины Илина неупокоенных трупов осталось слишком много, а заклинатели, на все голоса три года вывшие «Призыв» духу Вэй Усяня, попросту огородили кольцом щитов-печатей место, где он погиб, не утруждая себя лишней, по их мнению, работой. Во время второй осады они больше прорывались вниз, чем уничтожали лютых мертвецов, так что «дичи» для охот хватало. Луаньцзан была как один большой флаг призыва — твари из окрестных земель притягивались сюда, проходили барьер, а вот выбраться наружу уже не могли. Так что не только на олютевшие трупы приходилось охотиться, но и на самые разные виды нечисти и чудовищ.       Юань, разбирая торопливые пометки на стенах, обнаружил настоящее сокровище: схему очищающего огненного талисмана. И даже сумел вспомнить разгоревшийся между а-нян и тетей Цин спор относительно его использования... А когда доработал сам талисман по этим наметкам, понял, почему Вэнь Цин так орала на бедного «матушку», запрещая ему использовать очищающий огонь Вэнь в пределах минимум десяти ли от поселения. Нет, трупы в том ущелье, куда их приходилось скидывать, сгорели, и довольно быстро... Но ночевать всем троим две ночи пришлось на постоялом дворе в Илине, а в пещере еще две недели гадостно воняло горелым гнильем, и все вокруг покрывал невесомый, но ужасно липкий пепел. Взбучку Юань тогда получил знатную, причем, от обоих — и от отца, и от дяди, и не важно, что только словесную, стыдно было намного больше, чем если бы ему назначили три сотни ударов ферулами.       В общем, было весело... иногда. А-нян даже из полного небытия умудрялся творить каверзы вместе со своей «редисочкой».       Но больше было все-таки грустно. Не проходило ночи, чтобы он не снился, и таким, каким Юань запомнил его в первой жизни, и таким, каким видел во второй.       «Редисочка, а ты узнаешь меня?» — во сне Сянь-гэгэ качал его на руках, маленького, но говорил серьезно, как с большим. — «Ты узнаешь меня, когда найдешь?»       — Узнаю, а-нян, я узнаю тебя любым, ты только дождись. Папа по тебе, знаешь, как скучает? — шептал Юань, просыпаясь в слезах, обильно промочивших подголовный валик, и закрывал глаза снова, чтобы провалиться в очередной сон или кошмар, второе из-за темной энергетики Луаньцзан случалось чаще, несмотря на множество талисманов и барьер в пещере.       Время летело стремительно, хотя иногда казалось, что оно не движется совсем, но однажды Юань вышел из пещеры в ледяную синь и ахнул: белая пелена скрыла все. На Луаньцзан пришла зима.       

***

      Метель выла, не прекращаясь, пятые сутки.       Все тропы, и без того ненадежные, замело, так что покинуть гору смог бы только Вэнь Нин, но было незачем. Припасов было довольно, дров тоже — они еще в начале осени разобрали все полусгоревшие остовы домов, и в одном из ответвлений пещеры теперь был дровяной склад.       За эти пять дней они с отцом просчитали и перепроверили последние построения печати, подготовили эликсиры: если энергию Инь печать будет пить из пространства, то Ян придется вливать им, а потребуется ее просто прорва. Смастерили защиту для Вэнь Нина — нельзя было допустить, чтобы печать выпила из него Инь, ведь, когда — только «когда» и никаких «если»! — переход завершится, лишь он останется на ногах и должен будет помочь им если и не спуститься с горы, то хотя бы переползти в палатку, потому что у них наверняка не останется сил вовсе. Успели даже начертить внешний сигилл, который можно и нужно было писать киноварью. А вот внутренние... Их, согласно расчетам, должно было рисовать кровью, причем, в живую кровь заклинателей кое-как, с трудами, выдавили и вязкую черную кровь мертвеца, потому что в ней все равно оставались какие-то крохи его изначальной ци. Им ведь требовался мир, где нет ни одного из путешественников.       Вещи были собраны, следы зачищены настолько, насколько это было возможно. Пробой пространства и времени, скорее всего, выжжет не только пещеру, но и половину Луаньцзан. И если у них ничего не выйдет... Последнюю мысль, возникавшую время от времени у всех троих, они гнали прочь.       

***

      Кисть в последний раз окунулась в миску с кровью, Хо Чжань нанес последние символы, отставил свой сосуд за границы печати. Юань подал ему меч и флейту, встал на свой участок внутреннего построения. На втором уже стоял укутанный в оберегающие талисманы Вэнь Нин, Чжань встал на третий и основной. Протянутые руки сплелись в крепком пожатии.       — А-Нин, не разжимай руки, что бы ни случилось.       — Понял, дагэ.       — А-Юань, начинаем.       Одно легкое движение ноги — и ограничивающий поступление Инь символ стерт. Одновременно с этим в печать ударили два потока Ян: солнечно-золотистый и льдисто-голубой. Три потока сплелись, взвихрились, переплетаясь, завиваясь вокруг внешнего круга печати черно-рыже-голубым смерчем, сплетаясь в нечто, походившее на колодец или башню, без малейших усилий пронизавшую толщу камня над пещерой. Мертвенно-зеленый луч света проткнул небеса, разрывая завесу туч над Могильником, и пространство сотряс страшный грохот, поколебавший, кажется, и самую твердь Земли, и все Небеса, сколько их ни есть.       

***

      Если бы в этот момент кто-то живой был на Луаньцзан, он бы мгновенно оглох и в полной тишине смотрел бы, как стираются в пыль клыки проклятых скал, как ширится кольцо зеленого света, растекаясь до самых границ и впитываясь в печати, а те, наливаясь слепящим сиянием, трескаются, крошатся, но выдерживают, останавливая гибельную волну.       Только белым днем до смерти напуганные люди решатся выбраться из домов, но вместо привычного взгляду месива темных скал, давяще нависавшего над долиной Илина, вечно покрытого темной дымкой или густыми тучами, увидят глубокую воронку, ограниченную истончившейся каменной стеной с полуосыпавшимися печатями. И будет над ней сиять безоблачное, слепяще-синее зимнее небо.       Молва о трех героях Луаньцзана, ценой своих жизней очистивших самый страшный гнойник Цзянху, разнесется мгновенно. Уже по весне в сплавленную, как стекло, воронку стечет талая вода, а еще через несколько лет озеро Хо прославится своими чудодейственными водами, смывающими проклятья и болезни.       Раз в год, в годовщину чудесного события, к озеру будут прилетать два заклинателя. Встречаясь на его берегу, они будут молча проливать на землю вино из нефритовых чаш, беззвучно шептать что-то и улетать прочь, так и не сказав друг другу ни слова.