С того света

Тело нашли на третий день. Это было в некотором смысле очень большой удачей. Во многом это произошло благодаря Фукасаку — он помог обозначить примерное место поисков. Назвать его абсолютно точно в любом случае не вышло бы, ведь за последнее десятилетие деревня Скрытого Тумана полностью перестроилась. Но даже сокращение области поисков до нескольких квадратных километров было очень критичным. Большой вклад в поиски внесло и то, что компания Каминаримон предоставила подлодки для поиска. Наруто определённо умел убеждать людей! Туман в лице Чоуджуро также не стал препятствовать планам Конохи. Не просто так, конечно же. Мизукаге и советники Тумана проявили неподдельный интерес к новой технике Орочимару, и поэтому Конохе пришлось пойти на уступки. Если эксперимент удастся, змей обязан будет обучить лучших ирьёнинов Страны Воды новому методу воскрешения. Орочимару это определённо не нравилось. Однако ему всё же пришлось согласится на эти условия, хоть он и считал их абсолютно абсурдными и даже немного… оскорбительными. Ирьёнины Тумана, да что они о себе возомнили?! Он всю свою жизнь положил на изучение и создание сложнейших техник. А эти посредственные медики… Да им на освоение этой техники потребуется больше времени, чем ему на её создание! Но выбора у Орочимару всё равно не было, и он это прекрасно понимал. Поиски были очень тяжёлыми. Всё дно было в буквальном смысле усеяно трупами. Это, впрочем, мало кого удивляло. У Кровавого Тумана было кровавое прошлое. Да и вообще, эти находки скорее не пугали, а наоборот, обнадёживали. Практически полностью отсутствующее течение и фауна, состоящая лишь из мелких существ. Идеальное сочетание! Попадающее в море тело обгладывалось до костей, но сами кости оставались по большей части нетронутыми. Орочимару чувствовал странное умиротворение, находясь в подводной лодке на большой глубине. Наблюдения за лучами света, выхватывающими отдельные куски дна, его успокаивали. Всё казалось мертвым и притягательно спокойным. Складывалось ощущение, что жизнь тут не шла, что она остановилась. Костям и рыбам было не до тревог внешнего мира. Им было наплевать на изменения, происходящие на суше. Тут никого не волновали проблемы экономики, взаимодействия пяти великих стран и возможные нападения Ооцуцуки. Орочимару было как-то не по себе от мысли, что он сейчас насильно попытается вытащить Джирайю из этого царства покоя. Орочимару всегда стремился к вечной жизни, но тут, на большой глубине, он первый раз в жизни понял, что смерть может стать избавлением. И что он в целом тоже не прочь сейчас тут полежать, чтобы его тело распухло от воды и его сожрали рыбы. Но змей старался гнать от себя такие мысли. Он списывал их на то, что сильно устал. Перед этой подводной одиссеей он изрядно вымотался. Как морально, так и физически. Необходимым условием начала поисков была демонстрация техники воскрешения Шикамару и советникам. Обучать Цунаде, к счастью, было не нужно, что сэкономило много времени. От неё Орочимару нужна была только чакра, всё остальное он мог сделать самостоятельно. Хотя змей готов был признать, что Цунаде могла бы успешно освоить технику. Достаточно быстро освоить. Её талант он признавал. Вообще в любой другой ситуации Орочимару бы покорёбила необходимость перед кем-то отчитываться, но сейчас он принял это спокойно. Он был готов воскресить сколько угодно мышей, лишь бы только ему согласились содействовать. Хотя чувство злости от собственной беспомощности всё равно никуда не делось. Невозможность проводить эксперименты независимо от кого-либо угнетала. Примерно также, как тогда, когда Хирузен забрал у него руки. Но ради достижения цели можно было потерпеть. И Орочимару терпел.

***

К эксперименту всё было готово — все кости, которые они смогли найти, были аккуратно разложены на хирургическом столе. Как и говорил Фугасаку, левой руки не было. Орочимару полагал, что у него хватит умений для её восстановления с нуля. И чакры должно хватить. По крайней мере по его расчётам. Змей провёл пальцами по костям предплечья. Ему показалось, что от них исходит тепло. «Он даже мёртвым более живой, чем я», — Орочимару взял череп со стола и прислонил к щеке. «И правда тёплый. И такой… родной?». В наборе костей было как-то странно видеть человека. Ведь формально говоря труп Джирайи не сильно отличался от всех остальных, которые они находили во время поисков. Опознать нужные останки помогли чёрные копья Пейна. И куски одежды, которые не до конца сгнили за столько лет, проведённых под водой. Орочимару настоял, чтобы их собрали и вместе с костями доставили в его лабораторию. Сейчас они лежали на соседнем столе рядом с изрядно проржавевшей повязкой Джирайи. Змей не потрудился объяснить, зачем они ему понадобились. Так надо. Спорить с ним никто не стал. Он и сам до конца не понимал, зачем ему сдалось это тряпьё. Точнее понимал, но не хотел себе признаваться. Орочимару боялся, что эксперимент провалится. И ему хотелось хоть что-то в таком случае оставить себе в напоминание о Джирайе. Хоть клочок одежды. Немного. Но лучше, чем вообще ничего. Воскрешение должно было скоро начаться. Орочимару в очередной раз поправил лежащие на столе кости — чем точнее они расположены, тем легче проводить эксперимент. В дверь лаборатории постучали. Змей был настолько поглощен своими мыслями, что даже не услышал шагов Цунаде. Он впустил её и жестом подозвал к столу. — Знаешь, я бы хотел поблагодарить тебя за то, что ты пришла. Я понимаю, что мы прошли войны и видели много смертей, однако… То, что ты увидишь сегодня, тебя наверное всё равно потрясёт. Человек не идёт ни в какое сравнение с мышью. Это может выглядеть отвратительно. Отвратительно даже по моим меркам. Распотрошённый труп — не самое приятное зрелище, особенно если это труп твоего близкого человека. Я бы посоветовал тебе отвести взгляд от тела в процессе эксперимента, это не помешает передавать мне чакру. Но может быть для тебя это будет… — Не надо, Орочимару. Я прекрасно знаю, на что подписалась. Я выдержу. Орочимару очень хотелось бы в это верить. Он помнил, что было с Цунаде после смерти Наваки и Дана. И прекрасно понимал, чем всё это может закончиться, если эксперимент провалится. Она этого просто не переживёт. Но Цунаде была единственным человеком, способным ему помочь. Вообще в первоначальные планы Орочимару входило использование чакры Курамы. Это было бы во всех смыслах гораздо проще. Но… Что вышло, то вышло. Курамы больше нет. И поэтому буквально через пару секунд он заставит страдать Цунаде, которая такого совершенно не заслужила. — Хорошо. Давай начинать. По телу Цунаде расползлась печать силы сотни. — Давай. Над телом сформировалось облако искрящейся полупрозрачной чакры. — Я сейчас начну восстанавливать левую руку. Чакрой буду пользоваться меньше, чем при восстановлении мягких тканей. Так что тоже не сильно усердствуй, иначе поток может стать нестабильным. Не хотелось бы этого допускать. — Я поняла тебя. Не беспокойся. Орочимару внёс руки в облако чакры. Началось. Точка невозврата пройдена — теперь концентрацию нельзя терять до окончания эксперимента. Змею от этого было тревожно. Каждый раз, когда ему казалось, что он отбросил все сомнения, из каких-то неведомых глубин его души вылезал животный страх перед провалом. Но сейчас сомневаться было уже поздно. — Я буду формировать руку с костного мозга, — Орочимару начал комментировать свои действия. Цунаде не просила об этом, но ему так было отчего-то спокойнее. — Так будет проще, потому что я смогу всё видеть и контролировать. В облаке чакры начал формироваться красноватый сгусток. Орочимару едва шевелил пальцами. Бесформенную массу начали пронизывать мелкие трубочки. — Как только закончу с этой рукой, нужно будет восстанавливать все остальные кости. Они сильно прогнили. И суставы. От них ожидаемо ничего не осталось. Орочимару бросил взгляд на Цунаде. Она выглядела старше и серьёзнее, чем обычно. На её лице были отчетливо видны мелкие морщинки. Да, они с Цунаде были уже немолоды, и им нужно было это признать. Восстановление всех костей заняло у Орочимару примерено пять мышей. За последние несколько лет он воскресил их столько, что начал измерять в них продолжительность экспериментов. Подумать только, целых пять мышей на одни только кости! Но лучше было не торопиться. Любая мелкая оплошность могла привести к непоправимым последствиям. Но пока что всё шло хорошо, хоть Орочимару и казалось, что на работу уходит несколько больше чакры, чем они изначально планировали. Когда он спросил об этом Цунаде, она сухо ответила, что ей лучше знать, сколько чакры она отдаёт. Змей не стал с ней спорить. В любом случае, всё самое сложное было впереди. А сейчас всё происходящее выглядело даже… красивым. Кости на операционном столе стали светлее, и Орочимару казалось, что они и без тела уже выглядят вполне себе живыми. — Сейчас я буду переходить ко внутренним органам. Будет сложнее. Мне понадобится чуть больший поток чакры. Цунаде ничего не ответила, а только слегка кивнула. Она практически не говорила с начала эксперимента. Орочимару в целом был не против. Если ей так проще концентрироваться, то почему бы и нет. Однако ему было проще говорить. И он говорил. На протяжении долгих часов подробно описывал каждое своё действие, любую малейшую манипуляцию. Он знал подробнейшее строение каждого органа анатомического театра человеческого тела. Знал, из каких клеток состоит тот или иной эпителий, и где располагаются основные скопления лимфатических узлов. Он знал, сколько и каких слоёв мышечных тканей должно окружать органы. Он знал всё, что было только возможно. Он потратил на изучение человеческого тела почти всю свою жизнь, и почти ни с кем никогда не делился знаниями. Но сейчас они лились из него бесконечным потоком сознания. Это было похоже на лекцию по анатомии, очень хорошую и наглядную лекцию. И это помогало Орочимару сконцентрироваться и одновременно отвлечься. Отвлечься от приторного запах свежей плоти в лаборатории. Отвлечься от осознания того, что это месиво из мяса — где внутри шевелится кишечник, у которого ты доделываешь серозную оболочку — это человек, с которым ты большую часть жизни был в команде и ходил на миссии. — Я сейчас буду переходить к селезёнке. Нет, Орочимару точно не хотел бы при любых других обстоятельствах лицезреть Джирайю в таком вот разобранном на органы виде. Если по его меркам это было просто немного неприятно, то по меркам нормальных людей это, должно быть, было просто отвратительно. Все восстановленные органы Орочимару приходилось покрывать слоем слизи, чтобы оне не пересыхали, пока он занимался другими. Слизь блестела под яркими лучами хирургических ламп и медленно капала на стол. — Так, начинаю формировать. Думаю, что… — Хватит, умоляю тебя. Голос Цунаде вырвал Орочимару из состояния транса. Он был так погружен в эксперимент, что уже несколько часов не обращал на неё никакого внимания. Она стояла перед операционным столом в оцепенении, её взгляд был неподвижен и направлен на стол. По щекам текли слёзы. «Я же просил тебя не смотреть». Орочимару готов был ненавидеть себя за то, что только предложил Цунаде отвернуться, но не настоял на этом. — Ни слова больше, пожалуйста, Орочимару. — Лог, живо сюда! Отвлекаться от работы было нельзя. Орочимару предполагал (хоть и надеялся, что этого не произойдёт), что Цунаде может стать плохо. Именно поэтому Орочимару не отпустил Лога из лаборатории на время проведения эксперимента. Орочимару заранее обговорил с сыном действия на случай, если что-то пойдёт не по плану. И сделал это не зря, как оказалось. Лог мгновенно метнулся в операционную и схватил первый попавшийся ему под руку стул, но не успел совсем немного. Цунаде рухнула на колени. Её руки остались на столе и продолжали отдавать чакру. Орочимару было сложно в это поверить, но поток оставался таким же ровным, как и в начале эксперимента. Это было невероятное мастерство! Цунаде трясло. Лог поднял её с пола и помог усесться на стул. И тут Орочимару заметил, что ее рвало. Рвало скорее всего из-за отвратительного запаха в лаборатории. И из-за стресса. Ведь смотреть на расчленённый труп своего товарища — действительно то ещё испытание, даже если ты прошел множество сражений и видел множество смертей. Как только Цунаде стало немного легче, Лог напоил её водой. Она старалась больше не смотреть на операционный стол, однако Орочимару всё равно предложил ей завязать глаза. Она согласилась. Больше Орочимару и Цунаде практически не разговаривали. Они просидели над операционным столом уже двадцать одну мышь по ощущениям змея. Несколько раз он попросил Лога покормить Цунаде. Ему самому еда не была нужна, она его только отвлекала. А отвлекаться ему было нельзя. Он уже заметно устал, и ему было всё тяжелее держать концентрацию. Но он старался, ведь они были уже так близки к финалу. Им оставалось только закончить с кожей и запустить работу внутренних органов. В лежащем на столе теле уже давно можно было узнать Джирайю. Это вызывало у Орочимару очень неоднозначные чувства. С одной стороны он был рад, что эксперимент подходил к концу. А с другой… За столько лет он уже свыкся с тем, что Джирайя был мёртв. И видеть его тело (да, пока что просто тело) на своём операционном столе было как-то странно. Орочимару воскресил многих шиноби за свою жизнь. Третий казекаге, Хаширама, … — Орочимару, — слабый голос Цунаде нарушил гробовую тишину лаборатории. — Выслушай меня. — Тебе принести воды или поесть? — У меня почти закончилась чакра. Я сделала всё, что смогла, — Цунаде слабо улыбнулась. — У нас ничего не получится. На запуск внутренних органов уже не хватит. Орочимару прошиб холодный пот. В смысле закончилась? Змей поднял взгляд на Цунаде. Да она постарела минимум лет на тридцать! Её лицо полностью покрылось морщинами, а тело иссохлось. Точно так же, как тогда, на Четвёртой мировой войне шиноби. — Сколько осталось? Сейчас позову Лога, будем использовать его чакру. — Через минуту закончится полностью. И не зови Лога. Сам ведь говорил, что добавлять чью-то чакру к нашей — прямой путь к провалу. — Но мы должны попробовать! — Не надо. У меня не получилось. Опять. И я не хочу больше пытаться. В лаборатории раздался грохот. Цунаде потеряла сознание и рухнула на пол. С её тела постепенно начала сползать печать сотни. — Лог! — Орочимару почти сорвался на крик. Отдать всю чакру... Это же равносильно смерти! — Что будем делать? — Срочно в Коноху к ирьёнинам! Ты не медик, но попытайся в пути хотя бы немного восстановить ей чакру. Ками-сама, я ожидал чего угодно, но не попытку самоубийства! — У тебя хватит чакры? — Не знаю! Да и какая уже разница, — Орочимару почти шипел. Спорить с Логом, держать концентрацию и использовать собственную чакру было слишком сложно. — Цунаде не заслужила смерти. Это моя ошибка. И я сам с ней разберусь. — Я тебя понял. Постараюсь как можно скорее вернуться, — Лог моментально подхватил тело Цунаде и скрылся в коридорах лаборатории. Орочимару было тяжело. У него крайне мало своей собственной чакры, и расходовать её нужно с умом. Он решил не восстанавливать всю кожу полноценно. Да, эпидермиса толщиной в две клетки вполне хватит. Если Джирайя выживет, они это потом поправят. Ему нужно только запустить работу внутренних органов. У него оставались на это силы. Нужно было полностью сосредоточиться. Скоординировать потоки через все органы. Запустить в тело огромную порцию чакры. А потом подождать пару секунд и измерить пульс. Орочимару прижал пальцы к артерии на шее Джирайи. В тишине лаборатории он отчётливо ощутил только один пульс — свой. Не получилось. Но ничего страшного, у него уже были такие случаи с мышами. Нужно просто продолжить небольшими порциями вливать чакру в тело. Это поможет. Это обязательно должно помочь. У него ещё есть чакра. Немного, но есть. Правда в глазах уже двоится и тело отказывается слушаться. Но чакра всё ещё есть. Ноги, конечно, почти не держат. Но чакра вроде как есть, и он может её передавать. Хотя уже практически ничего перед собой не видит. И рук не чувствует — даже пульс не измерить. Хотя он, кажется, вообще уже ничего не чувствует. Кроме, пожалуй, секундной резкой боли в правой части головы. Как от удара о что-то твёрдое. Хотя и эта боль постепенно растворяется, а сознание заволакивет пеленой.