***
– Антош... Антон, просыпайся... – Будто эхо. Далекое, мутное. Веки тяжелые, тело непослушное. Пожилая женщина стоит в дверном проёме, наблюдая за медленно просыпающимся мальчишкой. Ее по-советски классическая, непростая жизнь не отражалась на внешнем виде. Она была теплой. Была одной из тех, кто очень тщательно и трепетно относились к работе, обращая внимания на мелочи. Труд в детском доме это постоянные переживания, которые у некоторых сотрудников со временем притупляются и исчезают. У нее по другому - каждый день был эмоциональным, в сродни первому, в который едва ли получалось сдерживать слезы. Ей хотелось стать поддержкой даже самым закрытым и сложным, не выделяя любимчиков - правда любила всех, и каждого по особенному. Знала, кто какую музыку слушает, что любит на полдник и почему сегодня не хочет улыбаться. Такая забота не могла оставаться без отдачи: Антон и многие другие дети звали ее мамой. Неосознанно, доверительно и интуитивно. Тянулись и пытались быть ближе. Мама всегда улыбалась в ответ и мягко трепала по голове. Разрешала. – Что случилось? – Парень приподнялся на кровати, опираясь на локти. С утра, взъерошенный и домашний, выныривающий из своего мира, он заставлял Марину Александровну улыбаться. По его дизориентированному взгляду было понятно, что время очень раннее. Рано встают петухи. Антон себя петухом не считал, несмотря на многочисленные попытки местных его переубедить. Шастун обеспокоенно повернулся в сторону мило сопящей на соседней кровати Иры, убеждаясь что все хорошо, на всякий случай. Им разрешили жить вместе, несмотря на половое разделение по комнатам, после их бесконечного нытья в дуэте. Близкие с детства, связанные. Их комната была довольно маленькой, идеальной для двоих. В ней всего две кровати и пару стандартных предметов мебели. Антохина гордость - зеркало в полный рост, которое было решено повесить прямо на дверь. Такой очивкой точно не каждый тут мог похвастаться. Пацан организовал эту плюшку с помощью отсутствия совести (спиздил) специально для Иры. Стены комнаты украшали их рисунки, особенно красивые из-под руки Кузнецовой. Сюда хотелось возвращаться постоянно, потому что они сделали для этого все. – Так что случилось то? – Тебя сегодня под опеку забирают, я думала тебя вчера предупредили уже. – Женщина нежно улыбнулась, на её лице более отчётливо засверкали морщины. Антон как всегда сначала рассеяно не понимал что происходит, барахтался в омуте недоумения и задавал тонну вопросов. Типичный Шаст. Он подумал, что дождался. Что это точно мама. – А кто забирает? – Антон с нетерпением ждал долгожданную фамилию. Свою. В пору было скрещивать пальцы и повторять пожалуйста, будто это на что-то повлияет. Он уже представлял ее, вспоминая родные глаза и руки. Воображал, засыпая, как она живет и чем теперь пахнет дома. Он думал о том, как много слов хочет говорить ей, сидя напротив. Говорить, как он держал слово и ждал. И молить был готов, не то что пару раз попросить. – Его зовут Арсений Сергеевич вроде бы. Я так рада за тебя, мальчик мой, у тебя наконец то появится семья. У тебя около часа есть, собирай вещи. - Антон уже собирался сказать, что тут его дом и тут его семья, но воспитательница скрылась за дверью. Шум удаляющихся шагов раздавался эхом по пустому коридору и стучал набатом у Антона в голове. Не мама. Не она. Но может этот человек - ее новый мужчина? – Ир, это пиздец! – Слова самостоятельно вырывались изнутри, пока пацан подлетал к соседней кровати, начиная трясти неспрятанное под одеялом предплечие. - Шастун, имей совесть, отъебись. - хнычет девчонка и отворачивается, кидая взгляд на часы, - семь ебанных утра, иди спать. - Ира, меня забирают, встань – Его движения стали неосознанно агрисивней, он дернул одеяло с подруги на себя, заставляя ее поежиться от прохладного воздуха. – В каком смысле забирают, Шасту-ун? Подойди сюда? - Она протянула руки к парню, а когда он приблизился, обхватила его щеки ладонями, вглядываясь в зрачки, - ты курил что-то, утырок? Пил? Дыхни? - Антон откинул ее руки. – Ир, бля, не смешно, реально забирают. Арсений.. какой то там, батя мой, считай– саркастически и едко (читай: с невысказанной обидой на мать) - Ни ха се имечко - присвистнула, - он либо святой отец, либо владелец гей клуба, я отвечаю. Ты вспомнишь мои слова. Ну или он просто долбится в ж.. - Ира ебаный свет, ты окей? Меня забирают! Ты осознала, не? - А че не так? - Ира может и правда не понимала че собственно не так, но Антоха был уверен, что до него намеренно решили доебаться. - В смысле, ну мне 16- пацан обезоружен ее невозмутимостью, - типа все детей маленьких только хотят. - Тошка, детей хотят педофилы, а ты не кисни - вот она, его девчонка, наконец-то улыбнулась. Это та самая Ира. Его родная и любимая, поддерживающая и лучшая. -А.. Ну.. ты? - Он сел рядом, аккуратно переводя взгляд прямо в ее глаза, споря с желанием остаться в них. - Что я? Мы, Тош, не прощаемся, не надейся. Ты сейчас радоваться должен, потому что вырвешься из этой грязи, сможешь встать на ноги. Ну а потом поможешь мне, конечно же- она подмигивает, посмеивается. Мягко обнимает, пристраиваясь подбородком на плече. - Мне страшно, Ир - шепотом, доверительно и лично. - Будет невыносимо - звони, я подниму восстание выкраду тебя и всех на нашем пути порешаю - целует в щеку - все будет хорошо. Пошли Окси будить, тебе щас ей слезы утирать придеться.***
Антон действительно осознает, что сможет без них жить, но он не хочет. Это другое. Они росли вмести и существенную часть жизни друг о друга не отлипали. В первые дни Ира доказала, что все будет в порядке даже в этом месте - она попала сюда раньше Антона. Потом появилась Оксана, которую они убеждали в этом вместе. Теперь, когда кто-то вслух произносит слово семья у него в голове четкий образ двух улыбчивых девчонок со светлыми макушками и теплыми глазами. Они заменили друг другу отцов в защите и поддержке. Матерей в безусловной нежности и любви. Детские ожидания новогодних подарков от родителей ушли на второй план - появились подаренные Ирой кольца, и футболки с вышитыми Оксаной милыми картинками, отчаянно добытыми Антоном девчачьими штуками, которых здесь больше не было ни у кого. Шастун старался, он отчаянно хотел заботится и отдаваться. Со взрослением появились завистливые взгляды: у Шаста иногда получалось доставать брендовые шмотки, отторговывать у барыг девчонкам классные телефоны и хорошую косметику. Тогда и понадобилась репутация и нужда в защите - однажды Оксану прижали в одном из закоулков детдомовской территории с угрозами, а Иркину сумку обчистили на перемене в учебном корпусе. Тогда пацану пришлось в прямом смысле набивать себе репутацию, что бы не трогали его девочек. Ибо нехуй - хотелось орать в ответ задирам, но уходил он молча, с ободранными костяшками костяшками. Подруги только заливали раны перекисью и безоговорочно принимали. Оставлять их здесь одних страшно. По этому он четко нацелен сиюминутно найти нужных людей и провести разъяснительные беседы, благо есть классные ребята которым он мог доверить своих девчонок.***
– Готов? – С улыбкой на лице спрашивала Ира, волнуется все равно, он знает. Антон видит, как влажнеют ее глаза. Тоска уже тут, прямо под ребрами на любимом месте, хотя они все еще вместе. Протяни руку и коснись. Сигарету курят на троих. – Наверное. Чувство опустошённости не отстает, как будто из меня вытащили всё любимое старое и прямо сейчас, насильно, вставляют чужое новое. – Слеза бежит по Иркиной щеке, оставляя влажную дорожку после себя. - Будто все что я делал было пустым. Не знаю. Но хоть за вас не страшно теперь. – Не переживай, мы же будем поддерживать связь, ясно? Одно слово и мы на танках под твоими окнами - Оксана хохочет обнимая его руку и протягивает руку для сигареты. Прижимается близко близко под любимое плечо. Небо яркое и ослепляющее, пугающе затягивающее. Синее. Антон закрывает глаза.***
Через несколько минут подъехала машина - чёрный джип с тонированными окнами. Пафосно и душно. Прощание вышло скомканным и быстрым, с очередной грудой обещаний, пополнивших груз на антоновских плечах. Из машины вышел солидный мужчина в темных очках. Он открыл Антону заднюю дверь и жестом велел садиться, сам же погрузил его немногочисленные вещи в багажник, громко им хлопая. Суровый мужик на понтах вызывал у Антона желание хохотать и тыкать пальцем. Решился, однако, только на заткнуться и не отсвечивать. В машине было просторно и холодно, он осмотрелся и решил сразу пристегнуть ремень, пока мутный тип разговаривал с воспитательницей. – Вы же не мой опекун, да? - Или мой? - А куда мы едем? - Почему вы молчите? - Вы стесняетесь своего голоса? - Ну с Мариной Александровной разговаривали же, ну все ж нормально? - Меня стесняетесь? - А знаете что такое хорошие манеры? - Обычно если человека сажают в машину и везут куда-то без сомнительных целей, то хотя бы говорят пункт назначения. Не все любят сюрпризы, вы знаете об этом? - А еще я ребенок и ес... - Вопросы как пулеметная дробь осыпали мужчину, стоило ему тронутся с места. – Можешь заткнутся, Христа ради?– Он злобно рыкнул и строго посмотрел в зеркало заднего вида. - А что мне делать, а если вы меня везете в лес? А может вы не дали положить вещи в багажник самостоятельно, потому что там лежат лопаты и топор? - Если мне нельзя тебя убивать, про завязанный рот мне никто ничего не говорил. Антон выдохнул, потому что не убьют, но расслабится все не мог, потому что эти бдсм повадки дальнобойщика его пугали. Всю дорогу, несмотря ни на что, хотелось оттянуть время приезда как можно сильнее. Телефон разрядился примерно после часа поездки - батарея не очен6ь крутая, или дрочево в бравл старс может убить кого угодно. Не понятно. Хотя у барыг он смог отторговать лучшее, из того, что было. Пейзажи за окном постоянно менялись то на сельские, то на более менее городские, а потом они заехали в закрытый коттеджный поселок. Понял это Антон только потому, что их машину остановили на входе и попросили водителя показать документы (Пропуск какой-то наверное) После они попали на территорию хорошей дороги, и Шастун именно тогда понял какие из них считаются таковыми - раньше он не видел особой разницы, все дороги были одинаковыми. Ехали по прямой, мимо десятков ахеренно красивых домов, расположенных на приличной дистанции друг от друга. Пацан прилип к окну рассматривая интересные постройки, открытые дворы с ровными газонами и, бегающими под поливающими шайтан машинами, псами. Интересно у них в доме будет пес? Антон на самом деле с мелкого возраста мечтал о собаке, только в детстве никакой возможности не было. Они с трудом себя обеспечивали, животное не потянули бы. В детдоме и теоретически о таком думать не приходилось. Там размышляли о том, как встать на ноги, поднять статус с которым не будут задавать лишних вопросов малолетние гоп стоперы.***
Машина остановилась у одного из домов, он был из материалов темного цвета. Дальше ситуация не двигалась. Водитель сидел на месте и даже по рулю не постукивал пальцами - поразительное спокойствие - знал, что будет дальше и имел четкий план действий, ничего не надо придумывать и волноваться не за что. Пацан живой и в подтверждении этому шумно дышит на заднем сидении - этого больше чем достаточно чтобы не обрести проблем. Антон сжимал потные ладошки в кулаки и пытался делать вдохи менее отрывистыми. Сам себя загоняет и раньше времени волнуется. Он видит через окно авто, как мужчина в обычном костюме (для Тохи это такие костюмы, что одинаково нелепы: с обычной, от того некрасивой рубашкой, черными додиковскими брюками и галстуком на котором прикольнее вешаться, чем применять по назначению. До ужаса тривиальные и отталкивающие в общем эти костюмы) открывает широкие двери и отходит в сторону, придерживая. За ним из помещения появляются три мужчины друг за другом. Они улыбчиво переговариваются и, принимая статный вид, двигаются в сторону машины. Шастун во все глаза разглядывает их, ему становится стыдно от мысли, что его могли застать за этим занятием, если бы не тонированные стекла. Эти люди выглядят так, что хочется сфотографировать или нарисовать с хорошего ракурса, чтобы лучше запомнить. Так выглядят грандиозные испанские мафиози с нереально красивыми лицами, готовящиеся встретиться с главными наркобаронами столицы. Мужчина, который шел спереди остальных был высок, стильный коричневый костюм тройка был как будто тем самым. Двое позади были ниже, с головами на уровне его плеч. Он подправил очки, чуть поворачиваясь к спутникам через плечо, получив их кивок, видимо в знак одобрения. Солнечно улыбается. Они идут прямо, прощая ветру растрепанные волосы и откинутые полы пиджаков. Руки в карманах добавляют шарма и время, обезоруженное, переходит в режим слоу-мо. Антону показалось, что это какая-то наебка для уебка. Он был уверен, что мозг его обманывает и на самом деле выглядит это все не так. Мужчины в спортивках подходят торопливо и в развалочку. Если бы. в таком случает не херачило бы так остервенело сердце по грудной клетке. Пацан не знает, нужно бояться, радоваться или что вообще делать в таких ситуациях. Пульс стучит в висках, глуша слух и он слышит только какой-то ультразвуковой писк внутри себя. Не замечает, как водитель покидает свое место и приходит в себя только от яркого света, который слепит глаза, когда перед ним открывают дверь. Все таки не этот молчаливый дядька его опекун, хорошо это или нет - хуй знает. Мужчины все еще подходят, через тонированные окна это все было нереальным и куда более безопасным. Сейчас страшнее. Они все еще слишком медленные, и Шастун, со своим неугомонным сердцем, нечаянно вспоминают что видели похожий фильм, в котором ребенка из детского дома усыновил богатый дядя, чтобы его органами проплатить свои карточные долги. -Ну здравствуй малыш - Мужчина останавливается совсем рядом и опирается рукой на высокую крышу машины. Снимает очки и улыбчиво заглядывает в недоумевающие глаза. Антон знает кто это. - меня зовут Арсений Сергеевич, официально я твой опекун. Он обернулся на своих спутников, как будто подтверждая лично для них сказанные только что слова. Мол, вот он, я ответственный и выполняю обещания, смотрите я теперь папочка Арсений Сергеевич. Антон не подумал бы в первую встречу что его имя могло быть... Ну таким... Очевидным. Арсений.Пробует на вкус тягучие буквы. Мысленно произносит, пытаясь осознать какого рода новость имеет к нему теперь прямое отношение. Прослеживает нить того, как трепетно ожидаемое событие могло заиметь совсем другую окраску только из-за нюансов. Это как подарок на день рождения, до дрожи ожидаемый, но совсем не тот. Хотя от куда ему знать о настоящих подарках. В детском доме все было фикцией реальности с запросом на настоящую жизнь. Подражание, в котором он был рад чему угодно, потому что если бы не девчонки - не получал бы ничего. И может ему действительно нужны были родители, для того что бы жить без ощущения "если бы не"? - Пс, че ты замер, как не родной - мужчина с бородой, выбритыми висками и хвосиком на макушке свиснул и захохотал игриво ударяя Арса по плечу, намекая, чтобы он отступил в сторону и дал пацану выйти из машины - Поздоровался бы что ли малой, а то как то некрасиво получается - Серег я ж говорил, что у них там с этим проблемы ты не требуй слишком многого - Арсений поворачивает голову к другу, а Антон будто кроме него никого и не видит. Его пиджак трепещется ветром недалеко от лица, он боится, что получит пуговицами по лбу. - Ну я не сомневаюсь что ты его научишь чему надо ахах. Папуля хуев. - Антон переводит взгляд на третьего спутника, тоже борода, короче, чем у мужчины с хвостиком, но длиннее арсовой щетины. Это почему то кажется важным. Он тоже снимает очки, подмигивая Попову. - Дим это теперь дело чести - Опекун показушно кланяется в его сторону, делая вид, что снимает шляпу - Э ну че ты Андрей, Артем, Афанасий? -Арс прыскает, все же освобождая ему проход и давая выйти из машины. - Антон меня зовут, Антон. - Пацан от этого диалога, который не должен был вообще то его присутствуя, начинал по тихой закипать, потому что чувствовал себя объектом стремного эксперимента, в котором выбор есть у всех, кроме него. Попов приказал мужчине, что открывал дверь дома занести тохины вещи в дом и ехать за продуктами. Напряженного пацана он ненавязчиво подтолкнул в сторону дома по вымощенной тропинке, следуя за ним, отрываясь от спутников и на какое то время уединяясь. - В этом доме ты будешь жить пока что. Давай сразу же заострим внимание на том, что я не говорю тебе чувствовать себя как дома. Не говорю, что этот дом теперь якобы и твой тоже. Это что бы потом не было никаких недопониманий. - Арсений не выбивается вперед, размеренно шагает смотря прямо, тревожа пацана своей четкой определенностью - Ты будешь жить в моем доме и вести себя обязан соответствующе, потому что иначе я буду применять меры, которые тебе однозначно не понравятся. Не переживай, у тебя будет весьма конкретный список что такое хорошо, а что такое плохо в моей личной моральной координатной системе. Арсений тормозит возле двери и показывает рукой в сторону друзей, которые намеренно немного держались подальше. - Они для тебя должны оставаться не меньшими авторитетами потому что являются моими приближенными. Малыш надеюсь мы поняли друг друга и самой большой проблемой воспитания у нас окажется выдрессировать твое умение вести разговор на Вы, потому что панибратских отношений строить с тобой я не собираюсь и подобных выпадов терпеть не буду. - Уф, дядя Арс, какой ты грозный. Сбавь пар, у меня щас встанет - Арсений перестает буравить беззащитные антоноские глаза, обращая внимание на подошедших мужчин. - Поручи Диме разбираться с твоими стояками вы уже заебали меня оба. - О своем хуе побеспокойся бы - Дима фырчит. - я вообще думал, что ты воспользуешься ситуацией и возьмешь себе вайбовую дечонку с хорошей задницей и начнешь качественно долбится. А то это ж нам потом разбираться с твоими агрессивными заскоками недотраханного бизнесмена. Ебанный стыд сколько бабок мы проебываем из-за того что этот упырь ведет себя на переговорах как черт - Обращается он уже к Антону тыкая пальцем в арсову грудь. – А кто сказал что я не смогу его ебать? – Он резко дернул Антона за руку, поворачивая его к ним спиной и приподнял длинную толстовку - ну да, тут с задницей дела так себе, но решим как нехуй делать, дом двухэтажный вообще-то, по лестнице походит и все что надо накачает. У Шастуна закружилась голова. В смысле качать? В смысле ебать? Его ебать? Злость от того, что его вообще не замечают за этими тупорылыми диалогами, от непонимания ситуации и страха о неаккуратных слов с самого начала общения, вскипают с такой силой, что кажется сейчас повалит дым из всех дырок. Кулаки сжимаются и Антон договаривается сам собой - понадобится драться, будет бить первый. Где-то внутри надеется, что за поясом эти дядьки не носят стволов. – Ты хоть понимаешь что мне шестнадцать лет, придурок. Я могу в любой момент на тебя заяву накатать! Только попробуй меня хоть пальцем тронуть - Антон начал кричать. Он пытался выдернуть руку из арсовой хватки и дернулся в сторону, отходя назад, в попытках создать между ними дистанцию. Которой его лишали нагло и настойчиво. Он бы развернулся, вырвал руку и начал бежать прочь, если бы его не схватил за второе запястье Сережа, возращая в исходное положение. - Ох, неебаться ты кадр. Арсюш, жопой выбирал? Ладно стремный, так еще и тупой походу. – Да не волнуйся ты, любимый. - Арсений, к стати ни на секунду не терял счастливого выражения лица в компании парней - у меня кольт в кобуре, пару раз окажется на коленях со стволом в глотке и перестанет выебоны крутить. Так все, я маякну вечером по поводу завтрашней встречи. Димуля, скажи подчиненным закончить с доками до завтра. - Да ок, ты смотри на курок не нажми случайно, с трупом муторно возиться. - Случайно не нажму, дорогой, не переживай - Арсений отправил ему воздушный поцелуй, и отбирая вторую руку Шастуна у Матвеенко, отправил того его дом, двери которого уже заботливо были открыты уезжающим за покупками дворецким. Пацан молился полувыдуманными молитвами, что если все это действительно правда и наяву, то ему устроят экскурсию по дому, покажут его комнату (на втором этаже, непременно) из которой он сможет не выходить до своего совершеннолетия, а потом с миром уебет в закат. Но его провели мимо лестницы наверх в сторону гостиной. Здесь неуютно и холодно. В детдоме деревянная мебель отдавала рыжим и грела вербально, тут она темная и помещение похоже на какой то офис отделанный темной кожей. Арсений оставляет Антона стоять, а сам, уверенно шагая, садится в кресло, которое находится прямо напротив пацана. Усмехается, изучая глазами худые ноги, взъерошенные волосы и глубокие зеленые глазки, знает - пацан боится. -Ух, Андрюшка? Опять нет? А, похуй. С твоим поведением у нас буду серьезные и неаккуратные беседы,- ну не бывает такой реакции на все подряд, он под наркотиками? В тот раз, у детдома, когда его били и он видел только отражение свое в его очках, мужчина тоже не переставал улыбаться вообще ни на секунду. Ну, кроме момента, когда обхватывал сигарету бесстыжими губами. - Подойди ко мне, малыш, - мурлычет. По Антону бегут мерзкие мурашки. Пацан мнется и уперто не сдвигается с места. Думать о том, что у батьки на уме ему страшно, тревожное ожидание худшего ползет по спине и сдавливает грудную клетку, сбивая дыхание. Пять минут назад во дворе Попов незатыкаясь болтал о том, что задница Антохи отныне и навечно под прицелом. Как защищаться пацан совершенно не знал. Он, конечно мог пытаться ударить или сверепеть, давая сдачи на подзатыльники, но знал, если этот черт захочет - будет бить из раза в раз. Вряд ли слезные мольбы его остановят, да и не умеет так Шастун. Он умеет огрызаться, кричать в ответ, зажимать в кулаках кастеты. Умеет бить больно и смотреть в глаза не моргая. Но сможет ли он так с Арсением Сергеевичем? - Подойди сюда, иначе это сделаю я. Не думаю, что последствия будут равноценны. Или ты думаешь по другому? - Мужчина расслаблен и даже не закидывает одну ногу на другу, оставаясь в открытой позе. Антон бы хотел сейчас действительно осмотреться в помещении, оценить резной потолок и чекнуть на будущее что лежит в холодильнике. А пока что у него только дрожащие ноги, страх упасть на первом же шагу и надежда на то, что Попов не видит подгибающихся колен. Арсений тяжело вздыхает и хлопает руками по кожаным подлокотникам, ровно в тот момент пацан решает не быть конченным долбоебом и дать себе хоть процентный шанс остаться с целой башкой. Подходит быстро, будет медлить - не удержится на ногах. Черт манит его пальцем, зовет ближе, просит наклониться намекая жестом, а Шастун не сопротивляется. Из-за роста неудобно, но он опускает корпус к откнинувшимуся на спинку Арсению. Тот резко хватает его за толстовку в районе груди и рывком сравнивает их лица на одной высоте, пацан теряет равновесие и опирается ладонями на его колени. Смотрит в глаза пристально, веки прикрыты и эта надменность Антона превращает в Тошку. Тяжелая пощечина оставляет после себя громкий звук и горящую щеку, Тоша болезненно шипит и жмурится. Он реально бы сейчас отлетел нахер в сторону от этой силы, но его до сих пор удерживает жесткая рука. Пацан чувствует покалывающее жжение, но не успевает как то отреагировать, потому что шок и замешательство становятся постоянными побочками контакта с Поповым. Опекун делает ногой подсечку, сбивая пацана с ног, он падает на колени. Снова эта долбежка взглядами, заставляет сердце попускать удары. Его бьют снова, наотмаш со спокойным лицом, будто не напрягаясь вовсе. Если на ударах ладонью у Антона еще получается себя затыкать, то когда Арс бьет по другой щеке тыльной стороной, проходясь по коже перстнем и оставляя царапину, у пацана таки вырываются вскрики. Он отворачивается не зная куда деться, опустить голову или наоборот задрать к потолку, лишь бы спрятаться куда-нибудь. Держат крепко, встряхивая. - В глаза смотри, Андрюша - шепотом, тихо, наклоняется корпусом к пацану, рассматривая. - Отпусти! Отпусти меня, придурок! Мне больно! - воет, упирается руками в чужие колени, выпрямляет их, пытаясь отодвинуться. - Правда больно? - Арсений делает бровки домиком и смотрит чистым взглядом доброго бемби, обводит пальцами подбородок Тоши, второй рукой поглаживает шею, чувствуя ходящие под тонкой кожей мышцы. Пацан пытается успокоиться, глубоко дышит. Время течет, а Попов только поглаживает аккуратно, слишком долго ничего не происходит. Шастун обманут этим состоянием и весь уставший от этот эмоциональной встряски невольно начинает расслабляться. Действительно думает, что мужчина сейчас остановит экзекуцию, разрешит посмотреть названия книг, что стоят у него на полках и проверить на мягкость диван. Поглаживающая шею рука сжимается, неожиданно, как тески, прерывая судорожный вдох. Арсений давит пальцами на сонную артерию. Антон только и может, что широко распахнутыми глазами смотреть в чужие чрезмерно спокойные. Только этим взглядом молит остановиться и дать ему вздохнуть. Открывает рот, как рыба выброшенная на берег и чувствует себя так же беспомощно. Глаза слезятся, хочется расплакаться и защиты хочется. Не так, не на саднящих коленях и холодном полу под прищуренным взглядом. - Красиво. Давай еще жалостливее - низкий тихий голос прямо в губы. Арс любуется, рассматривает все от нахмуренных бровей и покрасневших щек до ярких губ и напряженной шеи. Антон чувствует, как непроизвольно начинают закатываться глаза, все еще пытается вдохнуть. Своими руками хватается за синую, сжимающую глотку. Пытается убрать ее, подцепить его пальцы ногтями, что б отпустил наконец, но не получается. Пацан в панике, перед глазами темнеет. Раздается звонкий звук еще несколько раз - Антон слышит хлесткие удары будто со стороны, где-то далеким эхом, пронизывающим просторное помещение. Рука с шеи исчезает, проводя по волосам и резко хватая, дергает голову назад. - Не отключайся, сучка, вдох выдох - Арсений отталкивает Шастуна от себя, чтоб тот упал на спину. Он во время подставляет руки, опираясь на них полусидя. Дышит жадно, прерывисто. Попов откидывается на спинку. Расслаблен. Будто ничего и не было. - Ты сейчас снимаешь кофту и подползаешь ко мне. Если я мысленно успею досчитать до пяти, то отправлю тебя на постоянное место жительство в подвал. - Снимает с рук пиджак, оставляя его лежать позади себя. Антон мотает головой часто, в отрицании. Раскрасневшиеся щеки горят, царапина щиплет, фантомные ощущения присутствия жадных пальцев на шее не дают привести в норму дыхание. - Я не понятно выразился или что? Дрожащими руками через голову стягивает толстовку, оставляя ее у себя на коленях и сжимает. Осмеливается поднять глаза и хочет дернутся назад, когда сталкивается с пустыми глазами. Там не было злости или ярости. Попов просто приподнял бровь, давая понять, что тема со счетом пяти секунд все еще в силе и слова про подвал не шуткой были. Арсений вообще на памяти пацана ни разу шутником себя не проявил. Дядька простой: сказал - сделал. Что в первую встречу, что сейчас, пацана сомневаться не заставлял. Шастун аккуратно и медленно отложил толстовку в сторону, желая оттянуть время. Воспаленный мозг судорожно убеждает в том, что пять секунд давно прошли и если бы мужчина был так сильно сосредоточен на цифрах, его бы уже тащили в подвал за лодыжку. По этому, как только Антон слышит приглушенный рык со стороны черта - быстро приближается как приказано, по полу, опираясь на колени и ладони. Пацан оказывается между разведенных ног и сморит как напуганный щенок на Арса, который подпирает подбородок ладонью и смотрит в ответ. - Ширинку растегавай - Арсений взглядом опускается на свой пах и возвращается обратно к глазам Антона, как бы физически указывая на алгоритм следующих действий. Но Антон за его взглядом не следует, продолжает смотреть, надеясь что мужчина сейчас рассмеется и скажет, что это все просто тупая и несмешная шутка. Этого не происходит ни через пять секунд, ни через десять. Хотя, чего он ожидал, оказываясь перед ним на коленях, с лицом напротив члена? - Ты хочешь разозлить меня, или что? Я не понимаю чего ты добиваешься? -Это ты чего добиваешься, педофил ебанный - Шипит Антон, отъезжая назад, кулаки, непослушные, опять хотят рваться в бой впереди планеты всей. Арсений тяжело вздыхает и потирает пальцами переносицу. Дальше все происходит быстро и остается у Антона в памяти по кадрам: вот его хватают за волосы, вот кулаком крепко проезжаются по челюсти, разбивая губу, вот он чувствует соленую кровь во рту. Арсений садится на край кресла и с силой прописывает с колена по ребрам. Вот он, свернувшийся в три погибели лежит на полу, откашливаясь и пытается зарыться руками от череды следующих ударов. Попов уходит не на долго, а возвращается еще более невозмутимым. - Успокоился? Антон поднимает на него злой затравленный взгляд и пытается взять себя в руки, потому что понимает, что это блять не конец и желательно бы побыть сильным еще чуть чуть. - Подполз сюда - покачиваясь, пацан все же смог подняться на колени, на этот раз действуя без промедлений. Хочет что б зубы остались с ним подольше. - Ширинка - тянется к ней, но получает по рукам. - Без рук, сучка, ну же - скрипит зубами от унижения на глаза, наворачиваются злые слезы, он крепко зажмуривается. Губа пульсирует, теплая кровь сохнет на подбородке - Я разрешал тебе отводить взгляд? Или ты хочешь третий заход тут устроить? - Антон поднимает мокрые глаза пытаясь больше ничего ими не пытаться говорить. Арс посмеивается, потому что снова чувствует в нем эту детскую беспомощную ярость, чувствует ее, когда парень опускается к его паху и утыкается в него лицом, пытаясь схватить зубами молнию и тихо матерится, когда не получается. Антону стыдно, неловко, он сжимает руки, впиваясь ногтями в кожу. Член Арсения от его потираний то щекой, то подбородком по ткани крепнет. Он думает о том, что если б пиздюк не выебывался они могли бы прикольно провести вместе время. Думает что пацан, с бледной кожей и острыми плечами красиво будет выглядеть связанным, как трогательно его кости будут выпирать в коленно-локтевой. Когда у Шастуна получается, ему помогают стянуть брюки и белье. Антон немного отстраняется, рассматривая полувозбужденый член. Сглатывает, потому что тот увеличивается на глазах и уже не понимает, как такое можно засунуть себе в глотку. Его девчонки сосали умело, но он не думал об этом с такой стороны. - Насмотрелся?- Мужчина улыбается, голос хитрый и заискивающий, - это твоя лучшая работа малыш, приступай. Пацан трогает член. Такой горячий, действительно в пору погреть замершие руки. Он пытается заставить себя прикоснутся языком или губами, но когда чувствует настойчивую руку на затылке, эта проблема сама собой решается. - Соси, сучка - полурыком. И Антон сосет, берет аккуратно, начинает пытаться делать то, что велено и вспоминает как это делали его девочки. Щеки пылают от пощечин и стыда, а когда Арс проталкивает член в рот глубже, пацан начинает реветь, не может прекратить поток слез, которые не стекают из под закрытых век. Какой жалкий, хочется кричать. Он пытается остановится, потому что понимает что сейчас его накроет, но не может. Челюсть трясется и он ощутимо проезжается по члену зубами. Слышит недовольное шипение сверху. Многострадальные волосы снова тянут назад, пацан скулит и всхлипывает. Больно сильно очень, ни щеки эти, ни губы, ни колени и сравниться не могут с чувством колючего унижения. - Блять, Шастун, рот открывай - Антон слушается и Арс, крепко схватив того за горло и волосы начинает ебать глубоко и часто. Глотка судорожно сжимается, сильнее сдавливая член. Чересчур сильная рука носом вдавливает в пах, при самых глубоких толчках. Антон давится, и не может понять, как регулировать дыхание с хуем во рту. Рвотный рефлекс дает о себе знать чувством, что сейчас органы покинут тело через рот, но Арс останавливает эти судороги сильнее сжимая руку на шее. Держит Арсений крепко. Если сначала пацан мог дышать хоть через раз, то сейчас получается только искать за что зацепится глазами и скулить от понимания, что все, себе он уже не принадлежит. Что может в любой момент оказаться с членом в глотке и не иметь возможности противоречить резким приказам. Он хватается руками за бедра Попова, сжимает их и упирается что есть силы, пытается отодвинуться. За что ему прилетает пинок под ребра и Антон в процессе буквально уходит в бессознанку, а когда Арсений вытаскивает наконец член, пацан делает глубокий судорожный и громкий вдох. По саднящим щекам текут слезы, опухшие губы все еще кровоточат и красная жидкость, смешиваясь со слюной, количество которой Антон не мог контролировать, текут по подбородку, пачкая тощую грудную клетку. Попов берет его лицо в ладони, поднимая выше, сжимает пальцы на щеках. Его брюки уже съехали к полу, он поднимается на ноги, ставя одно колено на кресло и размашисто, ртом пацана, доводит себя до конца, кончая ему в рот. Тыкается во внутреннюю сторону щеки, любуясь тем, как она выпирает. Только потом выходит. Проводит рукой по его волосам, заставляя вскинуть голову и давит пальцами на щеки, намекая открыть рот пошире. Видит свою сперму и улыбается. - Глотай, сучка - пацан глотает, морщась, за что получает по щекам еще раз, - на коленях Антон, я предупреждал, давай договоримся, что в следующий раз мне не придется тебя так уговаривать. Когда через время осознает, что остался один, начинает реветь в голос.