Анализ графа нашего Эдмона

Ура-ура, мы молодцы. Это последняя глава, в которой мы с вами будем лицезреть Эдмона Дантеса версия 2.0. А дальше? Ну а дальше — мед и пиво пить уже в гостях у его темнейшества графа Монте-Кристо. Продолжаем выяснять, сильно ли изменился Эдмон за эти четырнадцать лет? Для этого нам придётся снова погрузиться в исследование характера Дантеса. Но начнём мы с лорда Уилмора. Итак, полноценно на свет появляется мой дорогой лорд в главе «Тюремные списки». У Эдмона был паспорт на это имя, и вот, чтобы спасти Моррелей, добыть побольше информации и в дальнейшем обрисовать себе правдоподобную биографию, он создаёт полноценный образ британского банкира. Дальше он там сыграет презабавную роль. Если вы вспомнили, как Уилмор жаловался Вильфору (в образе префекта полиции), что бессовестный Дзакконе (он же граф) соблазнил жену друга (лорда), и ухихикались вусмерть, то были правы. (Потому что на фоне происходящего граф, он же бессовестный Дзакконе, флиртует с женой самого Вильфора и это буквально жёсткий стеб над прокурором, которому, впрочем, пофиг на свою жену и семью в целом). Обратите внимание на масштабность плана Эдмона, он буквально создает целую новую реальность, придумывает персонажей и события, которых никогда не существовало, и умело все это вплетает в реальность. Ювелирная работа, и Дюма щедро демонстрирует нам механику происходящего. Каков же он, наш лорд? Если при создании образа аббата в глазах Кадрусса Эдмон почти не актёрствовал и не особо менял свою манеру поведения (ещё и пытался обратить на себя внимание, мол, глаза протри, дорогуша! Интересно, что бы он делал с Кадруссом, узнай тот его?), то тут ему пришлось попотеть. Как минимум потому, что бывшего работодателя надо спасать, а это целая история с кучей рисков, да и Моррель в свое время был очень привязан к Эдмону, узнал бы своего протеже быстрее пьянчужки Кадрусса. Я бы даже сказала, привязан чуть больше, чем Эдмон к нему. Но мы это обязательно разберём позже. Итак, лорд Уилмор. Что интересно, в главах «Тюремные списки», «Торговый дом Моррель» и «Пятое сентября» имя лорда Уилмора не упоминается. Эдмон представляется всем, как агент банкирского дома Томсон и Френч. Человек без имени? Ну да, у агентов банкирских домов нет имён, они так всех бесят, что существуй Тетрадь смерти на самом деле, их имена бы туда вписали первым делом. А если серьезно, то я правда не понимаю, почему там всем так плевать на имена друг друга. У того же Данглара имени в романе вообще нет, а Монте-Кристо никто не спрашивает. Даже Альбер, с которым они дружили, обращается к нему по фамилии и титулу, хотя барона Д’Эпине называет Францем. Или Максимилиан Моррель? Не было мысли поинтересоваться? А то все Петрович да Петрович. Или, что более вероятно, граф так явно изображает загадочную богемную сущность (в виде гномика), что все вокруг смирились и подыгрывают. Это как мы сейчас придумываем себе имена и никнеймы вместо не нравящихся нам тривиальных имен в паспорте и просим себя так называть. При определенной доле везения и хорошо выстроенном образе, люди вокруг даже подыгрывают с удовольствием. Но вернёмся к агенту банкирского дома Томсон и Френч. Не могу отделаться от ощущения, что в Эдмоне умирает стилист, потому что белокурый малоэмоциональный англичанин ходит весь в белом с голубым. В белых панталонах, в белом жилете и в васильковом фраке. Цветовая гамма ну чисто видео снимать. Модный лорд — мужчина лет тридцати, чопорный, с идеально прямой спиной и весь из себя типичный житель туманного Альбиона. С появлением лорда Уилмора начинаются приколы с ростом и возрастом графа. Дюма пишет, что лорд Уилмор был мужчиной довольно высокого роста (глава XII «Розыски»), и на вид ему лет тридцать, но позже Франц Д’эпине замечает, что граф среднего роста и что руки и ноги у него маленькие. Это как и зачем? Но мы к этому тоже еще вернемся. Куда больше нас интересует вопрос, а существует ли банкирский дом Томсон и Френч? Как оказалось, да, с ним вел дела не только Моррель, но и Данглар, уже будучи бароном. Но откуда Эдмон узнал, что надо изобразить агента именно этого банка? Моррель ведь мог вести дела со многими другими. У меня есть только одно объяснение: он довольно плотно взаимодействовал с бизнесом (простите за современный термин) Морреля и все про него знал. И к этому моменту мы еще вернемся, когда будем сравнивать арматора и его протеже. А наш Эдмон-то тот еще рисковый. Он пришел от лица существующего банкирского дома к мэру города, к инспектору тюрем и, наконец, к известному арматору. Какова вероятность, что кто-нибудь из них додумается написать в банк? Да огромная вероятность. Что-то уточнить, запросить или, наоборот, отправить документы. Но тут Эдмону невероятно везет и его история с переодеванием остается на несколько месяцев нераскрытой. И только потом, из главы XII «Семья Моррель» мы узнаем, что банкирский дом отрицал, что оказал Моррелю эту услугу. Вот они неприятно удивились, когда узнали, что там происходило от их имени… Хотя, постойте! Это ведь тот самый банкирский дом, который затем открыл графу неограниченный кредит! Совпадение? Не думаю. То есть Эдмон сначала оплатил все векселя Морреля на крупную сумму, а потом заявился в банк… И что? И купил его с потрохами? Как и все остальные банки, которые тоже выдали ему такой же документ. А как иначе объяснить эту шутку с «неограниченным кредитом»? Ведь такого понятия в мире финансов действительно не существует, какими бы огромными не были вклады. Еще, конечно, есть вариант, что он подружился с хозяевами банков в ходе ведения с ними дел, и они ему состряпали этот полушуточный документ, зная о его способности много зарабатывать и аккуратно вести дела. Подумаешь, ну потратит десяток миллионов, потом еще больше вложит. Кстати, в интернетах даже есть исследование, где знающие люди подсчитывают, насколько велик был найденный Дантесом клад. И знаете что? Это не так много денег, чтобы прогнуть под себя всю Европу, как это сделал Монте-Кристо. Да, золото и бумажки, класс, но без умения с ними обращаться и пускать их в оборот, от них бы остался пустой сундучок очень быстро. И Дюма не дурак, он никогда не утверждал, что его герой добился всего только при помощи сокровищ. Нет, он косвенно показывает, как Дантес внедряется в экономику, в мир финансистов, предпринимателей и политиков. Маленькое забавное отступление. По всей видимости, в те времена все столь же рьяно пытались пробиться в Париж, как сейчас у нас в Москву. Иначе как объяснить, что г-н де Бовиль, он же инспектор тюрем, инспектировавший некогда замок Иф и камеру Дантеса, к которому много позже агента банкирского дома направляет мэр, через несколько лет окажется… главным казначеем управления приютов и подручным префекта парижской полиции. Да-да! Тот самый человек, который хотел помочь узнику, затем позволил Эдмону в обличье англичанина рыться в официальных документах, а еще позже Вильфор, прикрываясь его именем, поедет узнавать у аббата Бузони информацию про графа. Ну и самый смак, это, конечно, момент, когда граф забрал те пять миллионов, которые предназначались де Бовилю, как казначею управления приютов и, внимание! «– Да что вы! — недоверчиво воскликнул Бовиль. — Пять миллионов этому господину, который только что вышел отсюда и еще раскланялся со мной, как будто я с ним знаком?» Представляете, насколько это комичная сцена? Это же просто винегрет из действующих лиц! Эдмон явно постебался своим поклоном над не узнавшим его в упор де Бовилем. И не только потому, что: «На лице графа, всегда таком серьезном, мелькнула мимолетная улыбка, когда в руке у казначея приютов он увидел бумажник.», но и потому что: «— <…> человек чрезвычайно решительный и чрезвычайно опасный. — В самом деле? — сказал англичанин. — Да, — отвечал г-н де Бовиль, — я имел случай лично видеть этого человека в тысяча восемьсот шестнадцатом или в тысяча восемьсот семнадцатом году; к нему в камеру спускались не иначе, как со взводом солдат; этот человек произвел на меня сильное впечатление; я никогда не забуду его лица. На губах англичанина мелькнула улыбка.» Интересная, кстати, характеристика. Получается, Эдмон производил впечатление на людей еще будучи в замке Иф и не будучи графом с миллионами. И не самое… как бы это поточнее выразить… не самое комфортное впечатление, если вы понимаете о чем я. А ведь тогда Эдмон еще не встретил Фариа и не поклялся отомстить. Вот еще в копилочку «дьявольской» природы Дантеса, еще не Монте-Кристо: «— И его сразу посадили в подземелье? — Нет, после того как он пытался убить сторожа, который носил ему пищу. — Он хотел убить сторожа? — Да, того самого, который нам сейчас светит. Верно, Антуан? — спросил комендант. — Точно так, он хотел меня убить, — отвечал сторож. — Да это сумасшедший! — Хуже, — отвечал сторож, — это просто дьявол!» Казалось бы, и комендант, и сторож уже не первый год работают в замке Иф, им приходилось видеть разных заключенных, но неистовство Дантеса, его внутренняя сила их поразила. Можно, конечно, парировать, что это сила правды, мол он же не был ни в чем виновен, следовательно, ему придавала сил мысль о собственной невиновности. Правда, надо быть наивным читателем, чтобы верить в то, что всего один несчастный невиновный человек угодил в тюрьму для политических заключенных… Но вернемся к нашим баранам, а точнее — к теме с винегретом из действующих лиц в Париже. Если вспомнить, что из Марселя в Париж пробились Фернан, Данглар и Эдмон (Вильфор из благородного семейства, ему путь был заказан), то можно подумать, что Марсель у них там кузница кадров. Пэр Франции, богатейший банкир Франции, разносторонний де Бовиль и знаменитый мистический граф-путешественник и все из Марселя! Что же за город такой плодоносный? Вопрос риторический. И к этому мы тоже еще вернемся, когда будем разбирать Данглара и Морсера и их путь славы. Итак, лорд Уилмор у де Бовиля дает нам еще одну возможность восхититься актерский игрой Эдмона и даже немного повеселиться. В романе вообще много комичных моментов, которые не сразу можно заметить. Лично мне безумно нравится этот момент: «– Это было смелое предприятие, доказывающее известную храбрость, — заметил англичанин. (Сам себя не похвалишь, никто не похвалит) — Я уже сказал вам, что это был очень опасный человек; к счастью, он сам избавил правительство от беспокойства на его счет. (Вот они там все струхнули! Комендант, сторож, инспектор, все в ужасе. Как мы позже увидим, Данглар сбежал в Мадрид, боясь возвращения Дантеса, а Фернан караулил его, сидя на дороге из Марселя в Каталаны. И, кстати, Данглар был уверен, что Дантес вернется «знающий все» и неумолимый. Хотя донос и был написан левой рукой и неизвестно кем, бухгалтер-банкир все же был хорошего мнения об умственных способностях Дантеса) — Каким образом? — Неужели вы не понимаете? — Нет. — В замке Иф нет кладбища; умерших просто бросают в море, привязав к их ногам тридцатишестифунтовое ядро. — Ну и что же?.. — с туповатым видом сказал англичанин. (Запоминаем, с этого момента прикидываться тупицей входит у него в привычку. Наивный дурачок — его любимое амплуа) — Вот и ему привязали к ногам тридцатишестифунтовое ядро и бросили в море. — Да что вы! — воскликнул англичанин. (Отыгрывает, как боженька) — Да, сударь, — продолжал инспектор. — Можете себе представить, каково было удивление беглеца, когда он почувствовал, что его бросают со скалы. Желал бы я видеть его лицо в ту минуту. — Это было бы трудно. (Наш англичанин не просто туповат, он еще и зануда) — Все равно, — сказал г-н де Бовиль, которого уверенность, что он вернет свои двести тысяч франков, привела в отличное расположение духа, — все равно, я представляю его себе! — И он громко захохотал. (Это нормально вообще, смеяться над последними минутами человека перед гибелью? Де Бовиль, как дела?) — И я также, — сказал англичанин. И он тоже начал смеяться одними кончиками губ, как смеются англичане. (Без комментариев, какой выдержкой надо обладать, чтобы посмеяться над тем, что ты чуть не умер, и не выдать себя?)» Словом, колоритный момент. Но давайте двигаться дальше. Уилмор покупает большую часть долгов Морреля, похищает донос Данглара и отправляется к арматору. Вот сейчас мы поговорим о том, какой из Морреля бизнесмен. Спойлер: не очень хороший. Для того, чтобы сполна оценить, почему же дело Морреля все же настиг крах, нам придется вернуться ненадолго в главы с арестом Дантеса. И да, я очень зря не разобрала сцену с допросом, но мы это скоро исправим. Пока я шерстила текст в поисках информации про Морреля, я нашла несколько интересных моментов, и, в том числе, я поняла, откуда во всех экранизациях взялся образ Эдмона, как «доброго малого». Эдакого дружелюбного божьего одувана. Во-первых, он сам после ареста постоянно на грани истерики твердит, что он не сделал ничего плохого, что уже давит на жалость читателям. А во-вторых, о нем так постоянно говорит Моррель! Посмотрите сами, а заодно оцените, какой эмоциональный наш арматор (почти все цитаты из двух разговоров Морреля с Вильфором): «— Господин де Вильфор, — продолжал Моррель с жаром, — вы не знаете обвиняемого, а я его знаю. Представьте себе человека, самого тихого, честного и, я готов сказать, самого лучшего знатока своего дела во всем торговом флоте… Господин де Вильфор! Прошу вас за него от всей души.» Тут мы узнаем, что Дантес оказывается тихий человек, то есть не скандальный, не любящий попойки и веселье, а эдакая «вещь в себе». Он находится в своих мыслях больше, чем в реальности. Это подтверждает и его поведение в камере в первую ночь: «Когда первые лучи солнца едва осветили этот вертеп, тюремщик возвратился с приказом оставить арестанта здесь. Дантес стоял на том же месте. Казалось, железная рука пригвоздила его там, где он остановился накануне; только глаза его опухли от невыплаканных слез. Он не шевелился и смотрел в землю. Он провел всю ночь стоя и ни на минуту не забылся сном. Тюремщик подошел к нему, обошел вокруг него, но Дантес, казалось, его не видел. Он тронул его за плечо. Дантес вздрогнул и покачал головой. — Вы не спали? — спросил тюремщик. — Не знаю, — отвечал Дантес. Тюремщик посмотрел на него с удивлением. — Вы не голодны? — продолжал он. — Не знаю, — повторил Дантес.» Там дальше еще будут цитаты про Эдмона, а пока продолжим собирать портрет Морреля. Он пришел к помощнику королевского прокурора и «с жаром» стал заступаться за него, приводя в качестве аргумента свои личные суждения о нем. Какой прокурор будет слушать весь этот лепет в стиле «ой, он у нас такой хороший, не пьет, не курит, баб не водит» от заинтересованного лица? Но Моррель уверен, что его сердечные увещевания будут иметь вес. Это сразу говорит нам о нем, как о человеке мягком, добром, руководствующемся эмоциями и не всегда рационально оценивающем ситуацию. «Нет, — отвечал Моррель, — я не ошибаюсь; я знаю беднягу десять лет, а в звании помощника капитана служил он у меня года четыре.» Эта цитата еще и подтверждает мои догадки о том, что Эдмон половину жизни провел в море. А в четырнадцать-пятнадцать лет стал помощником капитана. Что вы делали в четырнадцать лет? Я помню, как чистила от жвачек школьные парты летом, после чего на карманные деньги покупала сыр-косичку и газировку, и мы с подругой гонялись за голубями во дворе. А Эдмон уже управлял десятью матросами старше него. Вот еще момент, много говорящий нам о Морреле: «Вместо того чтобы бегать по всему городу, как Моррель, и пытаться чем-нибудь помочь Дантесу, что, впрочем, ни к чему бы не привело <…>» То есть Моррель не разрабатывает план, как спасти Дантеса, не анализирует, откуда мог взяться донос за бонапартизм, а просто пытается вымолить пощаду для своего работника под честное слово. Моррелю, кстати, куда легче было догадаться о том, что донос написал Данглар, так как он знал, что Данглар видел Дантеса с письмом, сам хотел стать капитаном, и вообще они взаимно друг друга не любили. Эдмон вот не был уверен, видел ли Данглар его с письмом, а Моррель знал точно, что да. «Вследствие изменившихся обстоятельств почтенный арматор, принадлежавший к плебейскому лагерю, если и не стал всемогущ, — ибо г-н Моррель был человек осторожный и несколько робкий, как все те, кто прошел медленную и трудную коммерческую карьеру <…>» «Моррель думал, что увидит Вильфора удрученным, а нашел его точно таким, каким он был полтора месяца тому назад, то есть спокойным, твердым и полным холодной учтивости, а она является самой неодолимой из всех преград, отделяющих человека с положением от человека простого. Он шел в кабинет Вильфора в убеждении, что тот задрожит, увидев его, а вместо того сам смутился и задрожал при виде помощника прокурора, который ждал его, сидя за письменным столом.» «– Увезли? — вскричал Моррель. — Но что же сделали с бедным малым?» «– Но скажите, господин де Вильфор, что вы мне посоветуете сделать, чтобы ускорить возвращение бедного Дантеса?» И вот везде у Морреля Эдмон «бедняга» и «бедный малый». Моррель кричит, волнуется, всячески эмоционирует, просит Вильфора, как старого друга. Наивно, не так ли? Открытый, честный, робкий и чувствительный, импульсивный, но упорный, да еще и довольно недальновидный, делает ставку на людей и людское, совершенно пренебрегая фактами и логикой — вот каким предстает перед нами работодатель Дантеса. Как думаете, сможет такой человек быть хорошим бизнесменом? Ответ очевиден. Мне думается, что сильная сторона Морреля — объединять вокруг себя талантливых и честных людей. Он интуитивно собрал под свое крыло Коклеса, верную команду матросов, и, что самое главное, многим ранее делал большие ставки на ум Дантеса. Заметьте, он не говорит Вильфору, что Эдмон хороший моряк, он говорит именно «знаток своего дела во всем торговом флоте». Если мы вспомним, что Эдмон имеет склонность брать под контроль большую часть рабочего процесса, то легко можно догадаться, что став капитаном, он бы со временем стал правой рукой Морреля и мог бы своим холодным умом и рациональностью спасти доброго арматора от разорения. А теперь я признаюсь в своем промахе и постараюсь его исправить. Заодно добавим кусочков в мозаику образа Эдмона до заточения и поймем, где же там еще задатки графа Монте-Кристо. Да-да, мы сейчас вернемся к сцене допроса, одной из самых прекрасных во всех отношениях сцен. Я не буду пока разбирать Вильфора, думаю, что сделаю его анализ отдельно, потому что оказывается, там очень много неожиданностей. Итак, в передней куча жандармов и полицейских и среди них под пылающими ненавистью взглядами спокойно и неподвижно стоит арестант. Особенно забавно, потому Моррель после разговора с Вильфором остался стоять, «будто окаменелый». Дантес контролирует себя куда лучше, хоть у них с Моррелем двадцать лет разницы. Юноша без роду и племени и потомственный негоциант. Вильфор проходит мимо Дантеса в свой кабинет. Я надеюсь, вы простите мне мою минутную слабость, но я не могу не поинтересоваться у господина помощника королевского прокурора, почему при взгляде на арестанта, он разглядывает его глаза и губы? «Как ни был мимолетен взгляд, брошенный Вильфором на арестанта, он все же успел составить себе мнение о человеке, которого ему предстояло допросить. Он прочел ум на его широком и открытом челе, мужество в его упорном взоре и нахмуренных бровях и прямодушие в его полных полуоткрытых губах, за которыми блестели два ряда зубов, белых, как слоновая кость». Мы все уже поняли, что Дантес весьма хорош собой, умен, собран, упорен и бесхитростен. И за считанные секунды это понимает и Вильфор, правда, странным способом… По полным, полуоткрытым губам? Мне не давало покоя это до боли знакомое описание приоткрытого рта с блестящими белыми зубами (что само по себе выглядит довольно сексуально), и я призвала на помощь Гугл: «Секс-позиция резцов — шуточный термин, но один из важных параметров улыбки в эстетической стоматологии. Как должна выглядеть правильная экспозиция резцов? Видна длина верхних центральных резцов, которая проглядывает из-под верхней губы при слегка открытом рте». Условно, зубы при приоткрытых губах видны при правильном прикусе у молодых людей, что придает лицу свежести и привлекательности. И да, на заметку всем фикрайтерам, описывающим в своих работах графа — у Эдмона полные губы, не тонкие, и крупные выразительные черты лица. Соответственно, губы графа тоже в ниточку превратится не могли, если только марсельский моряк не пользовался услугами косметолога-шамана где-нибудь на Бора-Бора. Это все, конечно, шутки, но Вильфор знает толк в сексуальности, черт возьми. Описание Дантеса его глазами чувственное и яркое, так могла бы его видеть Мерседес, которой эти губы целовать, но не служитель закона. Стоило бы обратить внимание на его одежду, опрятность, состояние рук, манеру держаться, ну и на взгляд, да. Но да ладно, дальше ощущение некой химии между арестантом и прокурором усиливается. Дюма пишет, что Дантес произвел на Вильфора приятное впечатление, но тот задушил свои чувства на корню, и все время допроса старался вести себя мрачно и грозно. Эдмон же, как булочка с корицей, непринужденно вошел, хотел присесть, но оказалось, что для допрашиваемых таких роскошеств не положено, поклонился прокурору, вовсю улыбаясь и вообще всячески демонстрируя спокойное дружелюбие. Из этого отрывка видно, что Эдмон действительно довольно сильный и уверенный в себе человек. Как бы Вильфор не пытался сбить или припугнуть его, он держится достойно и не позволяет сбить свой дружелюбный настрой. Также Эдмон не обделен эмпатией: «<…>лицо Вильфора прояснилось, и когда, оторвавшись от своих мыслей, он перевел взгляд на Дантеса, Дантес, следивший за всеми переменами его лица, тоже улыбнулся». Такой он тут милашка, это просто невозможно читать без умиления. Далее из диалога мы узнаем, что Эдмон руководит десятью-двенадцатью матросами, старается укрощать свою вспыльчивость и чувствует себя их старшим братом (нехило, учитывая тот факт, что там есть люди старше него в два раза), встречается с Мерседес три года (как раз, когда его назначили помощником капитана, у Мерседес губа не дура, Фернан-то просто рыбак, и, как сам Фернан говорит, ей ненавистна нищета и его рыбацкий костюм). В какой-то момент допрос делает крутой вираж, и вот уже Вильфор учит Эдмона, что нельзя забивать на то, что происходит вокруг здесь и сейчас, мол ты что, надо стараться «яснее видеть окружающее, у тебя вон уже крутая должность, шикарная невеста, да тебя все кругом ненавидят, алло», на что наша святая папочкина простота отвечает: «– Да, вы правы. Вы, верно, лучше меня знаете людей, а может быть, это и так. Но если эти завистники из числа моих друзей, то я предпочитаю не знать, кто они, чтобы мне не пришлось их ненавидеть». Да, это подход человека, который очень и очень плохо знает законы общества, вообще не разбирается в людях и более того, разбираться не хочет. И испытывать к ним ничего плохого лишний раз не хочет, чтобы не пришлось принимать никаких мер против них. Как мы с вами, дорогие читатели, знаем, есть два типа людей: ненавидят и быстро остывают, и ненавидят и действуют. Первым важно пережить эмоцию, вторым — решить вопрос. Мы уже с вами достаточно знаем Дантеса, чтобы понять, что он человек второго типа. Таких людей опасно настраивать против себя, они долго и мучительно выжидают, прежде чем окончательно вычеркнуть человека из своего мысленного списка адекватных людей. После чего не будут громко ругаться или распускать сплетни. В лучшем случае они предложат вам сойти на Монте-Кристо, чтобы подправить форму лица, в худшем — выживут вас отовсюду, заморят голодом и с живых с вас не слезут. Вот вам еще одно доказательство того, что Монте-Кристо всегда жил в воспитанном дружелюбном Эдмоне: «— Я очень счастлив, — прибавил он, глядя на Вильфора с благодарностью, — что имею дело с таким человеком, как вы, потому что действительно этот завистник — настоящий враг! По молнии, блеснувшей в глазах юноши при этих словах, Вильфор понял, сколько душевной силы скрывается под его наружной кротостью». Метаю-молнии-взглядом-Дантес подписывает свой приговор, честно отвечая на все вопросы Вильфора. С вашего позволения, разбирать самый тяжелый и ужасный момент, развязку допроса, мы не будем, ведь там нет ничего нового для нас, а сразу же перенесемся в кабинет к Моррелю, к которому пришел лорд Уилмор. Дела Морреля совсем плохи, и Эдмон безжалостно обозначает, насколько, перечисляя все его долговые обязательства. И Моррель «терпит все муки ада» в процессе. На мой взгляд, есть три взаимодополняющих объяснения такого несколько жестокого поведения Дантеса. Во-первых, лорд Уилмор человек деловой, холодный и вообще агент банкирского дома, ему не должно быть дела до страданий Морреля. Во-вторых, сам Эдмон всегда был рациональным и деловитым, и теперь, когда его излишне чувствительная наивная часть, порожденная воспитанием старика Дантеса, сдала позиции, он попросту недоумевает, как до такого можно было докатиться. Ему, конечно, по-человечески жаль Морреля, но все же в их диалоге отчетливо слышна нотка: «Вы осёл, сударь». Вот, посудите сами: «— Однако, — продолжал он после некоторого молчания, — я не скрою от вас, господин Моррель, что при всем уважении к вашей честности, до сих пор не подвергавшейся ни малейшему упреку, в Марселе носится слух, что вы скоро окажетесь несостоятельным. (Это звучит как: «Имей мужество признать, что ты развалил свой бизнес, и твоя честность никак тебе не помогла») При таком почти грубом заявлении Моррель страшно побледнел. — Милостивый государь, — сказал он, — до сих пор — а уже прошло больше двадцати четырех лет с того дня, как мой отец передал мне нашу фирму, которую он сам возглавлял в продолжение тридцати пяти лет, — до сих пор ни одно представленное в мою кассу обязательство за подписью «Моррель и Сын» не осталось неоплаченным. (И снова Моррель про свою честность и репутацию хорошего человека! Он не говорит о состоянии своего бизнеса, о планах его спасения, не приводит никаких стратегий, потому что у него их нет, он опять о своем, о житейском. Но Эдмон отбивает этот бессмысленный аргумент) — Да, я это знаю, — отвечал англичанин, — но будем говорить откровенно, как подобает честным людям. Скажите: можете вы заплатить и по этим обязательствам с такой же точностью? (Перевод: «Ты, конечно, хороший человек, спору нет, но я говорю с тобой, как финансист с предпринимателем, твоя лексика здесь неуместна, отвечай по-существу»)». Не забываем, что Моррель в свое время по доброте душевной не уволил Данглара, хоть Эдмон ему явно неоднократно жаловался на бесполезность и воровские замашки бухгалтера. И в-третьих, все же у Эдмона не достает душевной чуткости увидеть разницу между собой, более стрессоустойчивым и менее эмоциональным, и импульсивным, порывистым Моррелем. Дантес попросту не осознает, какую боль он причиняет мягкосердечному человеку. Дальше Уилмор продолжает настойчиво допрашивать Морреля, что же тот собирается дальше делать. Без шуток, он больше СЕМИ раз разными формулировками переспрашивает, какие у Морреля планы, как он будет выходить из ситуации. И знаете что? Никак. У Морреля нет идей, что делать. У него от безысходности даже слезы на глаза наворачиваются, но придумать он ничего не может. Вспомним, что у него даже не было запасного варианта, кого поставить капитаном «Фараона», после ареста он тоже в отчаянии. Представьте себе, он выбрал Дантеса и успокоился. Разве так можно? Мало ли что случится с тем, кого ты выбрал (ну и случилось), не ставить же от безвыходности бухгалтера капитаном. А откажись Данглар? Это простой корабля, неустойки, потеря денег и времени. Бизнесмен от бога, не иначе. Словом, так обстоят дела в кабинете у Морреля, когда появляются матросы с затонувшего «Фараона». И вот тут по-хорошему выпроводить англичанина, хотя бы на время, ибо это слишком интимная и эмоционально тяжелая сцена для постороннего. Но Моррель выворачивает перед агентом банкирского дома всю свою подноготную наизнанку. Ему и в голову не приходит оградить того от таких подробностей. Вот еще моменты, доказывающие, что Дантес не превратился в статую без чувств: «Как ни хладнокровен был англичанин, у него на глаза навернулись слезы». «При виде этих людей англичанин вздрогнул. Он, казалось, хотел подойти к ним, но сдержался». И, безусловно, красиво лорд Эдмон Уилморович демонстрирует нам, как он виртуозно оценивает ситуацию и принимает самые оптимальные решения: «– Этого недостаточно под теми широтами, — внезапно сказал англичанин. — Я взял бы четыре рифа и убрал бы фок. Услышав этот твердый и звучный голос, все вздрогнули. Пенелон заслонил рукой глаза и посмотрел на того, кто так смело критиковал распоряжения его капитана. — Мы сделали еще больше, сударь, — сказал старый моряк с некоторым почтением, — мы взяли на гитовы контрбизань и повернули через фордевинд, чтобы идти вместе с бурей. Десять минут спустя мы взяли на гитовы марселя и пошли под одними снастями. — Корабль был слишком старый, чтобы так рисковать, — сказал англичанин. — Вот то-то! Это нас и погубило». Получается, если бы кораблем управлял Дантес, «Фараон» бы имел шанс спастись. А вот вам потрясающая цитата, емко иллюстрирующая настоящую природу капитана Эдмона Дантеса: «Принялись за работу; но чем больше мы выкачивали, тем больше ее прибывало. «Нет, знаете, — говорю я, промаявшись четыре часа, — тонуть так тонуть, двум смертям не бывать, одной не миновать!» «Так-то ты подаешь пример, дядя Пенелон? — сказал капитан. — Ну, погоди же!» И он пошел в свою каюту и принес пару пистолетов. «Первому, кто бросит помпу, — сказал он, — я раздроблю череп!» — Правильно, — сказал англичанин». Как вам? Дисциплина! Эдмон бы поступил точно так же, и, возможно, поступал, когда его подчиненные упрямились. Какой кроткий барашек, хах. Управлять двенадцатью лихими мужиками в замкнутом пространстве в открытом море это вам не шутки. Дальше читателей обычно волнует вопрос, зачем же Дантес дал отсрочку Моррелю, почему просто сразу не выручил его. Я вижу здесь несколько опять же взаимодополняющих объяснений. Первое: он хотел отстроить заново свой любимый «Фараон» и нагрузить его товарами, чтобы дать Моррелю возможность работать дальше. Помните, мы с вами разбирали, как опасно давать людям просто так много денег? Вот Эдмон дает то, что позволит спасти фирму. И да, зная предпринимательские способности Морреля, Дантес понимает, что деньги в его случае вообще не гарант того, что он сумеет ими распорядиться так, чтобы фирме не пришел конец. Ну и корабль Эдмону жаль, он очень трепетно относится к морской технике, мы уже выяснили. Второе: он испытывал Морреля. Хотел понаблюдать, что же он будет делать, сможет ли сам себя за волосы, как Мюнхгаузен, вытащить из болота. В разговоре он так ничего и не добился от арматора дельного, но кто знает, вдруг тот справился бы. Вот цитаты, подтверждающие это: «– Вы желали бы получить отсрочку? (Здесь Моррель мог бы сказать, что отсрочка его не спасет, например) — Отсрочка могла бы спасти мою честь, а следовательно, и жизнь. — Сколько вам нужно времени? (И здесь можно было сказать почти любые сроки!) Моррель задумался. — Два месяца, — сказал он. — Хорошо, — сказал незнакомец, — я даю вам три». Мог ли Моррель попытаться заключить какой-нибудь новый договор с так расположенным к нему агентом банкирского дома? Например, предложить оформить новый займ под пусть даже конский процент? На мой взгляд, да, Уилмор общается сплошными вопросительными предложениями и сам открытым текстом говорит, что хочет помочь. Но Моррель не делает этого, он просто рад отсрочке. «Векселя были переписаны, старые разорваны, и бедный арматор получил по крайней мере три месяца передышки, чтобы собрать свои последние средства». Мне кажется, что обвинения Эдмона в «бесчеловечности» по отношению к Моррелю несколько беспочвенны. Моррель сам попросил именно отсрочки, сам назвал сроки. И, надо отметить, изо всех сил пытался выкарабкаться из ситуации. Не смог, но пытался. Если бы у него получилось, то он многократно бы вырос в собственных глазах, поставил бы на место всех злобных завистников, желающих его окончательной гибели. Именно такую возможность дает арматору Эдмон. Дантес не заламывает руки, никого слезно или с жаром не умоляет, не бегает по всему городу, как это делал в свое время Моррель. Он спокойно разрабатывает план действий и следует ему. И вот цитата, доказывающая, что Эдмон был не в курсе решения Морреля покончить с собой в случае неудачи: «– Я буду вас ожидать, — сказал Моррель, — и вы получите деньги, или меня не будет в живых. Последние слова были сказаны так тихо, что незнакомец не расслышал их». План, кстати, рождается прямо в кабинете Морреля, заранее Эдмон его не придумывал, он действовал, исходя из ситуации. «– Мадемуазель, — сказал незнакомец, — вы вскоре получите письмо, подписанное… Синдбад-мореход… Исполните в точности все, что будет сказано в этом письме, каким бы странным оно вам ни показалось». Вот эта пауза свидетельствует о том, что Дантес с секунду размышлял, как подписать письмо. Заготовь он все заранее, он бы не колебался. Да и почему именно Жюли? Опять же, если бы план был составлен заранее, инструкции в письменном виде пришли бы Эммануэлю, например, но никак не оказались надиктованны на лестнице шестнадцатилетней девочке, которая случайно остановила финансиста в попытке разжалобить. И тот факт, что план был придуман наспех, свидетельствует о большой доле влияния Морреля на него. Эдмон высматривал, выспрашивал, наблюдал и уже на основании этого сделал выводы, как лучше поступить. Но, на беду Морреля, он не взял в расчет его горячего сердца и импульсивности. В самом деле, можно же было повторно поговорить с англичанином? Да, это унизительно, но вдруг англичанин сам бы предложил выход из ситуации, чтобы, скажем, еще через три месяца получить больше прибыли или для себя, или для банка? Но нет, Моррель остается Моррелем до конца. Если брать в расчет письмо Эдмона в финале романа, где он рассказывает про искус, которому он подверг Максимилиана, то становится понятно, что он все же осознавал, что Моррель-отец будет сильно переживать, и учел этот фактор, но это и так ясно. Вот хотел ли он довести Морреля до самоубийства? Видел ли и упивался страданиями доведенного до исступления человека? На мой взгляд, нет. И выше есть все доказательства этого. Самое веское — автор подчеркнул, что Эдмон не слышал слов о самоубийстве. Иначе там могло бы быть: «Моррель сказал эти слова необычайно тихо, но несмотря на это, острый слух англичанина уловил их». Вот и всё, делов то. Проецировать то, что Эдмон сделал с Максимом, на его отца в корне неверно. Как минимум потому, что арматор был далеко не молод и уже находился на грани отчаяния, когда агент дал ему отсрочку. Дантес знал Морреля-старшего, видел, как тот ведет себя в тех или иных ситуациях, ему незачем было проверять его на порядочность, как Максима. Да, он попытался дать ему шанс проявить себя, как дельца, но особых надежд на этот счет не питал, поэтому сразу отдал приказ строить корабль. Ну и в довесок, Валентина и «Фараон», при всей любви Эдмона к кораблям, несравнимы. Он вверяет молодому горячему капитану спаги беззащитную девочку, оставшуюся без семьи. Он должен быть уверен, что Моррель осознает ценность и уровень ответственности. А Пьеру Моррелю он вверяет… алмаз и «Фараон». И все же довольно жестоко выглядит сам факт того, что Эдмон решил пафосно и публично спасти Морреля-отца в оставшиеся полчаса, а не, скажем, за день. Да, отрицать бесполезно, он сделал это из-за своей склонности к театральности, которая появилась уже после заключения в замке Иф. Но, повторюсь, он и подумать не мог, что доведет бывшего начальника до самоубийства своим желанием сделать красивый и символичный жест. Эдмон так долго был лишен возможности контролировать свою жизнь и как-то проявлять себя в мир, что теперь, заработав ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство), ищет возможности действовать с размахом, масштабно, чтобы все видели, и он, чужими глазами, убеждался в том, что способен воздействовать на окружающий мир. А для него еще здорового это было очень важно, ведь он решительный и довольно властный по характеру. И все эти гиперболизированные широкие жесты — гиперкомпенсация, попытка вернуть себе себя. Есть прекрасная статья о том, что такое ПТСР у заключенных, приведу большую цитату о том, как это расстройство может проявляться: «<…>В последующем травматическое событие переживалось в нескольких вариантах: N1 повторяющихся феноменов: а) тягостных воспоминаний о событии; б) повторяющихся тягостных сновидений; в) внезапных действий или чувств, как будто травматическое событие повторяется вновь («флэш-бэков»); г) сильного психологического потрясения при столкновении с событиями, символизирующими или напоминающими аспекты травматического события, включая годовщину травмы; д) физиологической реактивности при столкновении с событиями, символизирующими или напоминающими некие аспекты травматического события Так же наблюдался вариант No 2 — с симптомами достоверно более частого «избегания» (p<0,05): а) усилия по избеганию связанных с травмой мыслей или чувств; б) усилия по избеганию разговоров о травме, видов деятельности или обстоятельств, напоминающих о травме; в) неспособность к припоминанию важных аспектов травмы (психогенная амнезия); г) снижение интереса к ранее значимым видам деятельности; д) чувство отчужденности или отстраненности от окружающих; е) сужение спектра эмоций; Более частые случаи симптоматики повышенной напряженности (p<0,05), включая в себя следующие симптомы: а) трудности засыпания или нарушения сна; б) раздражительность или вспышки гнева; в) трудности концентрации; г) сверх бодрствование; д) повышенная пугливость». Как вы понимаете, некоторые из этих пунктов у Эдмона скоро начнут активно проявлять себя. По сути, он получил первую травму, когда его обманул Вильфор и он очутился в камере. Помните, как он там стоял всю ночь? Вот, это оно. И думать о том, почему это произошло, он долго не мог по причине того, что его сознанию свойственно «избегание» травмирующих событий. Он же даже Вильфору говорил, что думать не хочет о своих врагах. Так и здесь, только еще хлеще, психика просто заблокировала эту тему. А Фариа позже мягко, используя свои познания в области работы мозга, помог снять этот блок. Тем более, что там прошло несколько лет после этой первой травмы. Вторую Дантес получил, когда его спустили в карцер, а третью — когда де Бовиль пообещал помочь, но не смог. Очевидно, смерть Фариа была не так страшна, ибо мы уже имеем дело с психикой травматика, которая функционирует не как психика здорового человека. Именно поэтому в минуту тотального стресса Эдмон быстро находит выход из ситуации и лезет в мешок. А потом проявляет нечеловеческие способности, проплывая огромное расстояние. Травматики концентрируются в стрессе, иногда показывая сумасшедшие результаты по шкале выносливости или силы, это их особенность. Но вернемся к Моррелю. Здесь любопытно, что Эдмон написал письмо Жюли, а не Эммануэлю, еще и с припиской, мол, придешь не одна — пиши пропало. Мог ли он дойти до такого уровня халатной жестокости, как Джокер, что готов был из-за собственной прихоти вложить спасение в руки юной девушки, рискнуть жизнью Морреля? К этому нет никаких предпосылок, пока все выглядит так, будто он в погоне за красивым жестом упустил из поля зрения человеческий фактор. А вот тут мы подходим к самому интересному (а заодно и к концу). Почему все эти метания семьи Моррель показаны именно с их точки зрения? Мы не видим, что делает Эдмон, мы видим, как вся семья погружается в пучины горя. И даже не глазами Пьера Морреля, иначе бы мы так ярко не прочувствовали, что творилось с его женой, дочерью, сыном и все остальными обитателями дома. Зачем это всё? На мой взгляд, чтобы сразу показать просчет Дантеса. Показать жирный минус его подхода к делу. Вся его рациональность, ум и все прочее, это, конечно, здорово, но посмотрите, до чего он доводит людей своим отстраненным подходом. И если до этого момента у кого-то были сомнения, что же круче: холодный ум или горячее сердце, — эта ситуация с Моррелями ясно дает понять, что сила в гармонии. Пока у Морреля был Дантес, а у Дантеса был Моррель, им обоим открывались потрясающие перспективы. Когда же сердце осталось без разума, а разум холодно заключил, что более не нуждается в сердце, все пошло прахом. По этой же причине Дантес не стал открываться Моррелю, он чувствовал, что почти осязаемая привязанность и любовь чуткого Морреля к невинно осужденному некогда капитану растопит его ледяной ум и он не сможет отомстить. Семья арматора невероятно добрые, очень тактильные, теплые люди, одно общение с ними может помочь залечить Дантесу его травмы, облегчить жизнь. Но Эдмон собирается заточить свой ум, как скальпель, ему незачем отвлекаться на душевные порывы. И тут он совершает самую главную ошибку: «– А теперь, — сказал незнакомец, — прощай человеколюбие, благодарность… Прощайте все чувства, утешающие сердце!.. Я заменил провидение, вознаграждая добрых… Теперь пусть бог мщения уступит мне место, чтобы я покарал злых!» Иными словами: «Я уничтожу все свои чувства, превращусь в машину для убийства!». Но справится ли Эдмон Дантес с этой задачей? Спойлер: нет :) P.S. Я обещала немного поговорить о том, насколько востребован был бы Эдмон Дантес на современном рынка труда и кем он мог бы работать. Давайте выпишем, как в резюме, все его выигрышные качества в столбик: • Стрессоустойчивость • Ориентация на результат • Лидерские задатки • Управленческие способности • Рационализация и объективный подход к задаче/проблеме • Аналитический склад ума со стратегической направленностью • Умение выискивать слабые/проблемные места и устранять их, повышая эффективность • Отличная память • Неплохой эмоциональный интеллект • Эмпатия • Хорошие личные границы • Воспитанность, вежливость • Умение верно презентовать себя • Равнодушие к бесцельным и опасным развлечениям • Дисциплинированность • Высокий уровень ответственности • Ориентация на создание крепких понятных отношений с людьми • Решимость, смелость, упорство • Умение работать как в одиночку, так и в команде • Способности к долгой, кропотливой и временами нудной работе • Неплохое воображение • Хорошая обучаемость И это я еще не беру в расчет всего того, чему он научился у аббата Фариа или после встречи с ним. А что у нас по минусам? • Отсутствие интереса к «здесь и сейчас», если это не рабочие моменты • Избегание глубокой проработки проблем в отношениях с людьми • Излишняя фиксация на своих планах, на будущем • Вспыльчивость • Склонность к радикальным методам, к жестокости • Некоторая эмоциональная заторможенность (он не сразу реагирует на смену локации с обеденного стола во время обручения на кабинет помощника прокурора, ему сложно переключиться) • Отсутствие даже намека на мультизадачность • Невнимательность к деталям (иногда) • Склонность бросаться из крайности в крайность (в личных делах) • Некоторая негибкость • Слепое следование приказам, потому что «так надо» • Доверчивость Словом, плюсов однозначно больше. Да еще и каких плюсов, с таким набором наш капитан мог бы рассчитывать на довольно крупные зарплаты в разных направлениях: IT, инженерные специальности, архитектура, любого рода аналитика, финансы. И да, везде быстро становился бы тим-лидом или управляющим собственным проектом. Эдмон с самого начала очень типажный руководитель. А уже Монте-Кристо, кстати, идеально вписался бы в рекламную сферу или в сферу продаж. Уверена, за такие перчатки, трости, прически, дома как у него, люди бы выкладывали бешеные деньги. Он стал, что называется сейчас, трендсеттером. То есть создателем трендов, новых веяний, и вот это вот всё. Все вокруг хотели делать то, что делает он, ходить туда, куда ходит он, и носить то, что носит он. На первый взгляд кажется, что это легко, если иметь деньги, но это вовсе не так. У пресвятой троицы есть деньги, но они никому не интересны. Никто не хочет быть как желтушный иссохшийся Вильфор, незатейливый рыбак в эполетах Морсер или алчный страшный показушник Данглар. Эдмон же создает себе трендовый образ, с особой атмосферой, шлейфом, запоминающимся обликом. Он подвязывает этот образ к коллективному бессознательному, творит о себе почти миф. И грамотно иронизирует над собой, что этим троим вообще недоступно. Но мы об этом еще поговорим. Ведь в следующих главах оценим наряд Синдбада-морехода, поразмышляем, действительно ли Эдмон стал гашишистом и отправимся вместе с героями на прекрасный римский карнавал.