Важнее гордости

      Меч стремительно рассекает воздух, Вэнь Сюй неотрывно всматривается в горизонт, лишь иногда смаргивая заливающую глаза влагу ливня. Снова и снова по секундам воскрешает он в памяти утреннюю встречу, пытаясь найти подсказку, намёк, что всё это — глупое недоразумение. Да, наверняка так оно и есть, ведь А-Чэн был рад видеть его — Сюй точно помнит счастливые искорки в аметистовых глазах! А когда обуявшие при виде отсутствия подвески эмоции на мгновение прорвались наружу, прежде чем Вэнь сумел их обуздать, на родном лице явственно отразились недоумение и тревога. Или юноша сейчас додумывает, стремясь поверить в счастливый исход? Лжёт сам себе, пользуясь тем, что всё внимание уходило на то, чтобы держать лицо, а проанализировать взгляды и жесты любимого буря чувств уже не позволила? По пересохшим губам растекается липкая капля крови из свежего укуса. Как бы то ни было, если возлюбленный вдруг решил оставить Вэнь Сюя, он не опустится до преследований с мольбами или угрозами — он исчезнет из жизни А-Чэна и больше даже взглядом с ним не встретится. Как бы ни было больно. В духовную энергию вновь вплетается что-то липкое, вязкое, туманящее разум — страшно.       Не глядя он в два глотка выпивает до дна флакон с Колючкиным лекарством, уже второй за полёт. В его воспоминаниях клеймом выжжен тот день, когда у Главы Ордена случилось отклонение ци. Когда человек, который был раньше одним из самых близких, без капли сомнения пытал и убивал слуг, адептов, родственников. Лужи крови тогда одна за другой растекались по полу, алые фонтаны били из перерубленных артерий, взметаясь до потолка, забрызгивая стены и мебель, опаляющими своим жаром и мерзко стягивающими кожу кляксами пятная его лицо и кисти рук, судорожно прижимающих к груди А-Чао. Мальчишка прятал голову диди под своими одеждами, чтобы хоть он не видел резни вокруг. Сюй и сам был бы рад зажмуриться, отвернуться, но не мог: так можно было цепляться за шаткую иллюзию хоть какого-то контроля над ситуацией, возможности спасти хотя бы этот тёплый комочек, что льнул к нему, цепляясь за ханьфу и волосы, напуганный криками и стонами умирающих, громовым звоном меча и нечеловеческим рыком Главы Клана. И Вэнь Сюй смотрел. Смотрел, затаив дыхание, лишь бы не чувствовать этот удушающий металлический запах. Смотрел, как с заставляющим горло сжаться чавкающим звуком лезвие вгрызается в плоть, как, тошнотворно хлюпая, отрываются от тел конечности, как с хрустом-треском разламывают кости подошвы залитых кровью сапог, как рукоять пробивает череп, и с морем крови на полу смешиваются мозги.       А когда он всё же отвёл взгляд, не выдержав вида вываливающихся наружу кишок, которые Вэнь Жохань споро наматывал на ладонь, чтобы дёргать за них, мучая очередную жертву, увидел А-Цин, забившуюся в соседний угол, прижимая к груди дрожащего всем телом А-Нина. Она тоже посмотрела на него распахнутыми глазами, полными муки и ужаса, и мальчишка медленно пополз к ней, до боли вжимаясь в стену и каменея, стоило безумному взгляду Главы обратиться в их сторону. Показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем они с А-Цин до побелевших костяшек сплели пальцы. А потом он отчётливо почувствовал словно исковерканную проклятием духовную энергию совсем рядом и, холодея, поднял глаза — Вэнь Жохань в пропитавшихся липким и красным до последней нити одеждах стоял над ним, замахиваясь мечом. В глазах потемнело. Не помня себя, Сюй сгрёб младших в охапку и прикрыл собой, подставляя под удар свою спину. Время застыло. А после мальчишка неожиданно осознал, что меч всё не обрушивается на него. Поднял голову — никого вокруг, лишь мёртвые тела.       Они с А-Цин не знают, сколько ещё просидели там, боясь пошевелиться, помнят только, что, когда Сюй, осторожно передав девочке тут же расплакавшегося диди, пошёл проверять, не притаился ли безумец за дверью, было тихо, точно в могиле, и черным-черно. Позже, когда они влажной тканью стирали с себя следы прилипшей крови и отмывали от неё А-Чао с А-Нином, А-Цин рассказала, что Вэнь Жохань вдруг резко отдёрнул меч, так и не нанеся удар, отшатнулся, по его лицу прошла жуткая судорога, и он опрометью бросился прочь.       А Вэнь Сюй вспоминал лишённый всякой мысли, полный слепой жажды крови взгляд и пугающе неправильную духовную энергию, как вдруг почувствовал, что голова сильно закружилась, перед глазами поплыло, а где-то в глубине золотого ядра нечто неумолимо сдвинулось, давая этой заразе зародиться там. Когда пелена рассеялась, он стоял на коленях, крепче прежнего притиснув к себе диди, а маленькая целительница сидела рядом, одной рукой держа его за плечо. Её увлажнившиеся глаза и подрагивающие пальцы ясно говорили: она всё поняла. А в следующий миг и сам Сюй понял окончательно, и душу его окатила ледяная волна: он не хочет стать таким! «Я убью себя, как только почувствую, что заражённая ци лишает меня рассудка» — поклялся он тогда. «Не убьёшь», — упрямо мотнула головой его Колючка, — «я найду способ вылечить тебя». А потом ещё крепче сжала ладошку так и не отпустившего её ни на миг А-Нина и припечатала: «Вылечить вас».       Наследник Вэнь с силой взмахивает головой, прогоняя воспоминания: сейчас как никогда хреновое время, чтобы лишний раз искушать эту дрянь. Он залпом осушает третий флакон. И только успевает восстановить дыхание, как на горизонте показываются сдержанно изящные крыши Пристани Лотоса — ускорившись так, что встречный поток воздуха едва не сбивает с меча, юноша чуть не пролетает дальше, чем нужно, и буквально падает в озеро в глубине дворцового сада.

***

      Ваньинь, не обращая внимания на боль в коленях носится от берега к берегу, сжимая в кулаке эту гулеву подвеску и уже измятую вдоль и поперёк записку, в которой нет ничего, кроме непонятных стихов. Оба этих предмета, с того самого момента, как он нашёл маленькую шкатулку с ними внутри подушки — уж в чём любимому не откажешь, так это в умении придумывать тайники — показались ему странными: Сюй-гэ никогда раньше не дарил ничего подобного, хотя бы потому что украшения Цзян Чэн не слишком-то жалует, и его возлюбленный знает об этом, да и стихами ни один из них никогда серьёзно не увлекался, хоть те, что оказались в записке, и красивые. А ещё удивило, что Сюй-гэ в письме не рассказал, как у него дела и ничего не спросил о жизни Иня, ведь им на этом гулевом собрании даже поговорить толком не удалось, а о том, чтобы отделаться от липких посторонних взглядов, и помышлять было нечего. Тогда додумать эту мысль не получилось: надо было идти прощаться с хозяевами и лететь домой, но уже в Пристани Лотоса она постепенно трансформировалась в другую: «Что если подвеска и стихи — какое-то тайное послание?»       Чтобы проверить свои догадки, юноша отправился в библиотеку, где нашёл подтверждение, что в Цишань Вэнь такого рода украшения являются символическими, и используют их вместе с определёнными стихами для важных сообщений, но ни в одной из записей не было ни капли конкретики. А ведь то, что его возлюбленный хотел сказать этим гулевым шифром, наверняка было важно! Более того, суть послания могла бы прояснить это странное, даже немного пугающее поведение Сюя-гэ во время прощания. Потеряв терпение, Ваньинь попробовал спросить у отца, благо тот и не думал интересоваться, зачем понадобилась подобная информация, но его ответ буквально выбил почву из-под ног: «Я однажды видел такую комбинацию символического украшения со стихотворением, и, если судить по тому случаю, она может означать разрыв любовной связи, однако, на мой взгляд, единственная возможность узнать доподлинно — спросить у члена Ордена Вэнь».       Инь на это ничего не сказал — просто словно в прострации вышел из библиотеки. Сюй-гэ хочет расставания?! Эта мысль казалась дикой. Вот просто… с какой стати?! Всё ведь было прекрасно, они даже не ссорились последние несколько месяцев, не считая беззлобных споров о мелочах! Единственным разумным объяснением казалось это сходное с безумием искажение ци, сожравшее уже не одно поколение Династии Вэнь, но они же поговорили об этом, как только поняли, какие чувства испытывают друг к другу и приняли их. И Цзян Чэн тогда ясно выразился, что останется рядом до последнего и не потерпит такой вот «защиты». Мог ли Сюй-гэ нарушить своё обещание? Или Ваньинь попросту разочаровал его, показал, что недостоин его любви, а теперь ищет отговорки по той простой причине, что слишком труслив и эгоистичен, чтобы даже самому себе признаться: он получил по заслугам?       Сомнения терзали весь оставшийся день, не давая ни на чём сосредоточиться, и, конечно же, на тренировке заклинатель только и делал, что совершенно нелепо проигрывал всем и каждому, из-за чего Мадам Юй в конце концов наорала на него и отправила до ночи торчать в храме и молиться вслух, так что, когда Инь наконец смог вскочить с колен, еле удерживаясь на ногах от резкого головокружения, нервы уже были на пределе. Не обращая ни на кого внимания, он сбежал на свой отдалённый остров: сейчас как никогда нужно спрятаться ото всех. Покоя он, разумеется не найдет, но хотя бы никто не увидит этих бессильных метаний, не спросит о раздирающих мозг в клочья мыслях, о бесплодных попытках понять.       Руки сжимаются в кулаки с такой силой, что ногти вспарывают кожу на ладонях. Неизвестность убивает. А единственный вариант узнать правду — прямо спросить Сюя-гэ. Значит, надо лететь в Безночный Город. Не мешкая более ни секунды, заклинатель вскакивает на Саньду и набирает высоту. Пролетев немного, он осознаёт, что фиолетовые одежды привлекут ненужное внимание, тем сильнее, что пока он долетит, солнце успеет подняться, поэтому заворачивает в покои, входя прямо в окно.

***

      Вэнь Сюй пробирается в стороне от дорожек, озираясь по сторонам всё чаще: внутри засело стойкое ощущение чужого незримого присутствия, однако чувство опасности молчит. Странно это всё-таки. Он старается избегать стен или густых зарослей кустарника, и всё же в одном месте приходится просачиваться аккурат между поворотом широкой аллеи и живой изгородью.       — Приветствую, Молодой Господин Вэнь.       При звуке тихого бархатного голоса за спиной юноша круто разворачивается, хватаясь за меч. Но не успевает он сделать в голове зарубку, что нужно вырубить стража как можно быстрее и безвреднее, как на мгновение затуманившийся от адреналина взгляд проясняется, давая понять: перед ним Глава Цзян. И только Наследник Вэнь успевает до конца осознать, насколько сильно он сейчас подставил свой клан, как мужчина продолжает тоном столь будничным, будто в его саду каждую ночь шастают втихаря сыновья глав других Великих Орденов:       — Вы хотите видеть Ваньиня?       Неужели он всё знает?! Но ведь А-Чэн не раз признавался, что никогда не осмелится взглянуть этому человеку в лицо, если правда о том, что он обрезанный рукав, однажды всплывёт. Или Цзян Фэнмянь как раз замешан в этой истории, и он ждал Сюя? Всё же, даже если его вопрос можно объяснить тем, что их с А-Чэном считают друзьями, как-то слабо верится в случайную встречу в такой час. В любом случае, сейчас юный Вэнь всё узнает, а отрицать это предположение значит выставить себя шпионом, а то и убийцей, так что остаётся лишь кивнуть:       — Между нами, похоже, произошло недоразумение на совете, а мы так и не успели его обсудить перед отлётом Ваньиня.       — Учитывая обстоятельства нашей встречи, я вынужден настаивать на том, чтобы проводить вас к нему.       — Что ж, я не в том положении, чтобы возражать.       Вэнь Сюй молча следует за Главой Цзян, прикидывая в уме, какова вероятность, что он враг. С одной стороны, этот человек явно знает гораздо больше чем говорит, причём неизвестно откуда. С другой, он пока не сделал ничего, чего не сделал бы любой здравомыслящий глава, увидев на своей территории проникшего без приглашения чужого адепта. Неожиданно поток размышлений прерывает стремительный тёмный силуэт над верхушками деревьев. Вэнь Сюй чувствует лёгкое движение духовной энергии со стороны Цзян Фэнмяня, а в следующее мгновение лицо летящего на мече А-Чэна мягко высвечивает фиолетовое мерцание появившейся как раз перед ним надписи: «Ваньинь, пожалуйста, спустись ко мне». Сюй не успевает моргнуть, а его любимый уже стоит рядом с ними, переводя шалый взгляд с одного на другого.       — Молодой Господин Вэнь хочет тебя видеть. — произносит его отец всё с тем же спокойствием штиля.       — Но как?! — вырывается у Иня — Как ты узнал, что он здесь?!       — Почувствовал духовную энергию. — пожимает плечами мужчина, после чего, вручив сыну глушащий талисман, слегка склоняет голову — На этом я вас оставлю, однако прошу после разговора прийти ко мне в беседку у пруда.       И текучей походкой удаляется вглубь сада, оставляя обоих юношей провожать его поражёнными взглядами.       — Он догадался? — с опаской спрашивает наконец пришедший в себя Цзян Чэн, активировав талисман.       — Не знаю, что и думать. — растеряно тянет Вэнь, и решает сперва разрешить главный вопрос — Скажи, ты нашёл подвеску и стихи?       Ваньинь видит, как судорожно сглатывает Сюй-гэ, слышит, как приглушился его всегда звонкий голос, и неловко касается напряжённой руки в успокаивающем жесте, ловя дрожащий взгляд:       — Я нашёл, только так и не понял, что всё это значит. — быстро объясняет он, едва не начиная тараторить — В библиотечных записях говорится только, что такие комбинации — это какие-то важные послания, и ничего об их значениях. Я уже собрался лететь к тебе, чтобы спросить, что это всё-таки было. А то отец сказал, что… — голос на миг срывается — что, судя по его опыту, такая комбинация значит, что ты хочешь меня оставить!       Когда А-Чэн договаривает, Сюй несколько секунд просто пытается понять, не ослышался ли он, а когда понимает, стремительно шагает вплотную к любимому и крепко сжимает его в объятьях, выговаривая в самое ухо:       — Даже думать о таком не смей.       Чэн-эр шмыгает носом и льнёт к нему, словно ласковый котёнок.       — Сюй-гэ, так что это значит? — спрашивает Инь, робко улыбаясь в плечо Вэня.       Сюй, не разрывая объятий чуть отстраняется, чтобы заглянуть ему в глаза, и на одном дыхании выпаливает:       — Ты свяжешь свою судьбу с моей?       Глаза Цзян Чэна распахиваются, он дёргается из объятий, в то же время мёртвой хваткой вцепляясь в плечи любимого:       — Сюй, да ты себя хоть слышишь?! Ты представляешь вообще, как мы опозоримся?! Да и кто одобрит такой брак?       Вэнь сжимает его руки, чёрные глаза горят огнём надежды:       — Я знаю: для общественности это будет дико, знаю: мы не получим благословения, но я ведь не требую, чтобы ты прямо завтра совершил со мной три поклона — дождемся, когда сами станем главами, один из нас обязательно добьется поста Верховного Заклинателя, и тогда пусть гудят сколько угодно, всё равно никто не сможет нам помешать! А после нас и другим таким же как мы станет легче отстоять свое счастье.       Инь, обуздав свои эмоции, слегка пожимает согревающие его ладони ласковые руки:       — С чужим мнением придется считаться в любом случае. Даже Верховного Заклинателя может свергнуть толпа, если она достаточно многочисленна и её грамотно натравливают, и, уж поверь, что у наших орденов, что у нас самих предостаточно врагов, чтобы такую организовать. — с губ срывается тяжёлый вздох — Пойми меня правильно: я очень хочу быть тебе больше чем просто любовником, но мы — будущее наших кланов, а значит принадлежим в первую очередь им и только после этого себе. Мы должны жениться, как это считают приемлемым, просто чтобы избежать санкций или даже войны, понимаешь? Мы не в праве заставлять свои народы проливать кровь ради нашей связи: это слишком высокая цена!       Лицо Вэнь Сюя мрачнеет:       — На это мне нечего возразить… — он задумчиво хмурится с минуту, а потом на выразительном лице расцветает самодовольная усмешка — Но, знаешь, у меня созрел план.       Взгляд Цзян Чэна делается невероятно внимательным, он слегка склоняет голову на бок, пока любимый делится с ним появившейся идеей:       — Смотри: мы совершим три поклона тайно, в присутствии только тех, кому безоговорочно доверяем, а потом ты уже официально женишься на А-Цин — им с А-Нином нужно убраться подальше из Безночного Города, и она о нас знает.       А-Чэн часто смаргивает пару раз и улыбается так, что сухие губы надламываются, окрашиваясь выступающей кровью:       — Твоя идея может сработать.       Сюй нежно целует его, зализывая ранку, и веско произносит:       — Не просто может, а сработает. Я расскажу все Колючке, как только вернусь в Цишань.       Внезапно немного поодаль раздаётся мелодичный голос Главы Цзян:       — Моя госпожа, не ожидал встретить вас здесь в такой час.       Переглянувшись, юноши ныряют в зелёные заросли и сидят там неподвижно, прижавшись друг к другу, пока мелькнувшая за деревьями фигура Мадам Юй не уходит в противоположном направлении, которое указывает ей Цзян Фэнмянь.       — Ну что, идём к нашему спасителю? — улыбается Ваньинь, первым выбираясь из густого сплетения ветвей.       — Идём. — Вэнь Сюй берёт его ладонь в свою, переплетая пальцы, и влюблённые пробираются к беседке.