*** Несколько часов назад.
Класс освещало утреннее солнце. Оно слепило глаза и ужасно мешало сосредоточиться. Фëдор, едва различая речь учителя, и то отдельные слова, качался на стуле, чем мешал сидевшему сзади Исао Юмаке. Он пару раз пихнул стул Достоевского ногой, на что тот лишь хмыкнул. Ладно, он мешал не только Юмаке. Пару раз даже учитель делал ему замечания, при чëм на русском. Мальчик на это садился ровно и строил максимально сосредоточенное лицо, но только до того момента, пока преподаватель вновь не отвернëтся. Дазая эта картина очень забавляла. Он, всё так же сидя рядом, читал учебник, поглядывая на друга. В конце концов Федя, не рассчитав силу, с которой нужно оттолкнуться, с грохотом свалился со стула. Все в классе тут же повернули головы в его сторону. Осаму громко рассмеялся, на что Достоевский бросил на него недовольный взгляд, и, отряхиваясь, вернулся за парту. —Фëдор, если ты ещё раз качнëшься, я дам тебе задание. И мне неважно, на японском оно или на арабском, решишь и сдашь. —Хорошо. — протароторил он и отвернулся от доски. — Дазай, давай играть. —Во что? —В морской бой? —На следующем давай, сейчас должны триместровые оценки сказать. Учитель, взяв со стола лист, начал перечислять отметки. —Осаму Дазай — D. Мальчик, до этого погружённый в чтение, оторвал взгляд от книги. D. Опять. Нет. Ну нет. Боже. —Ты чего? — Фëдор наклонился, стараясь рассмотреть лицо друга. —Ты помнишь, что я говорил тебе в комнате? — тот кивнул. — Так вот, «D» — это ниже «В». —Тебе что-то будет? —Накажут. — это прозвучало слишком отстранённо. — Всё, нормально, правда. Не переживай. Наказания здесь были не физический труд и не стояние в углу. Коленями на горох или соль, розги, батарея. Очень много вариантов. В самом начале обучения шестилетнего Дазая постоянно наказывали из-за плохой успеваемости. Ему было сложно уловить новый материал, за что он часто прибывал на злосчастном четвëртом этаже. Мальчик делил весь процесс на несколько «уровней». Первый — за мелкие нарушения. Большинство длится от тридцати минут до часа, и выдаются за оценку ниже «А», опоздание и прочее. К ним относилась, например, батарея. Второй уровень — чаще всего наказание за поведение. Что-то разбить или испорть. В данном случае применяется горох, как правило. Самый последний — за плохую успеваемость. Реально плохую. То есть «D» и ниже. Камин. Длится оно около двадцати минут и заключается в том, чтобы на протяжении отведенного времени сидеть на коленях перед камином, держа руки над огнем на определенном уровне. По-началу тепло, исходящее от пламени, кажется приятным, оно грело запястья. Однако, вскоре тепло перерастает в жгучую боль. Руки начинают сильно щипать. Прошлый раз Осаму так наказали в семь лет. Он едва улавливал темы, которые они проходили, и очень плохо писал самостоятельные. В итоге по большинству предметов он получил «F». Сейчас же сильно отстаëт он только по одному предмету. В этом году они начали проходить немецкий, и он его совершенно не понимал. Просто не получается. В своей комнате Дазай, как и во все прошлые разы, находит конверт, в котором указано время. Настенные часы показывали 17:37. «У меня ещё двадцать три минуты.» Подойдя к раковине, висящей в начале комнаты, мальчик облокотился на неё локтями и уставился в зеркало. Под глазами неизменно были небольшие синяки, которые, в принципе, не особо напрягали, если бы не Федя, часто беспокоившийся о его самочувствии. А может, это и не беспокойство вовсе... Просто из вежливости, но Достоевский постоянного спрашивает, всё ли с ним в порядке. Осаму докоснулся до своих волос, стараясь придать им более опрятный вид. Чем-то это занятие могло успокоить. Просто почему-то. Намочив несколько пальцев, он разделил чëлку и отвëл её в две стороны, заправив за уши. Выдавив слабую улыбку, Дазай выдохнул и направился в сторону двери. Уже дëрнув за ручку, он заметил, что его руки сильно дрожат. Чаще всего он ходил по запасной лестнице, дабы не привлекать много внимания. Там редко можно было кого-то встретить, что давало большую гарантию не наткнуться на Фëдора. Шаги эхом разносились по лестничной площадке. Освещения там никогда не было, что, казалось бы, больше нагнетало атмосферу. Возможно, из-за тишины, он погружался в себя, практически не общая внимания на реальность. Увы, длилось это всего несколько секунд, хоть и казалось, что прошёл минимум час. Едва Осаму замечал железную дверь, мысли с разгону врезались в неё, рассыпаясь на мелкие осколки, так и оставшись валяться на полу, пока мальчик старался подавить нарастающую тревогу. Со временем отношение Дазая ко всему мероприятию изменилось. Он долгое время пытался сопротивляться подобного рода воспитанию, прячась, убегая или просто закрываясь в своей комнате. В итоге его всё равно находили, ловили, и иногда только ужесточали наказание. Сейчас же брюнет просто принимал происходящее как должное. Осознание пришло лет в восемь. Ручка была тугая, чтобы она поддалась, требовалось сильно надавить. Мальчик всем телом облокотился на неë, одновременно толкая железную дверь. Та с тяжëлым скрипом поддалась, впуская Осаму на этаж. Там, по обыкновению, стояла гробовая тишина. На нëм были комнаты и кабинеты учителей, из-за чего дети здесь практически не появлялись. Пройдя вдоль по коридору, Дазай остановился у последней двери, осторожно постучав, и, не дождавшись ответа, вошëл. В сером кресле под окном сидел высокий мужчина со светлыми волосами. Он читал какую-то книгу, не обращая внимания на мальчика. Тот стоял на месте, в ожидании, пока его заметят. Прошло около пяти минут, прежде чем на Осаму подняли глаза. Дазай немного поëжился от холодного взгляда и отвернулся, пытаясь заглушить желание выбежать отсюда и никогда не возвращаться. Блондин прикрыл книгу и кивком головы указал мальчику на пол у камина. Страх почему-то пропал. Осталось только тупое чувство подчинения, кричащее «Выполняй!». Осаму быстро подошёл к огню и опустился коленями на пол.***