По тонкому льду

Д.М.: Анют, как дела? Анютик: Решаю физику ( Д.М.: Не поздно?! Анютик: Мне больше некогда. Д.М.: Давай, ложись спать, завтра найдём время Д.М.: Отпущу пораньше или дам большой перерыв и сделаешь Д.М.: Режим ещё никто не отменял Анютик: У меня неаттестация и мама ругается Д.М.: Ну, до завтра же ничего не изменится? Анютик: Ладно, на самом деле я прячусь от Алены за учебником Анютик: Догадайся почему Д.М.: Нефиг было на заправке целоваться?)) Анютик: Мне нравятся заправки Анютик: Теперь Д.М.: Интересные у нас с тобой локации Анютик: Звучит ужасно, если не знать, что мы просто целовались Д.М.: А ты бы как хотела?) Анютик: Что-то более существенное Д.М.: Аня Анютик: А Д.М.: Я и так очень соскучился Анютик: Я тоже Анютик: Жду Францию Д.М.: Чтобы там чисто откататься Анютик: Это тоже Д.М.: Это в первую очередь Анютик: Зануда Д.М.: Бываю иногда) Анютик: Я люблю тебя❤️ Д.М.: И я тебя, малышка Д.М.: Как зануда, переживаю, что ты не высыпаешься Анютик: Ты сам-то во сколько ляжешь? Д.М.: Старым людям сон требуется в меньшем количестве часов) Анютик: А ты тут причём? Анютик: Ой, я маме сегодня такоооое ляпнула Д.М.: Слушаю Анютик: Назвала тебя Даней в разговоре Анютик: Случайно Анютик: Она такая, когда это у нас Даниил Маркович стал Даней? 🌚 Д.М.: Я чувствую, нам нужно перейти обратно на вы Д.М.: А то ты заговариваться начала Анютик: Тогда ты будешь себя чувствовать, как у врача на приеме Анютик: Даниил Маркович, снимайте футболку😏😏 Д.М.: ахахахахахах Д.М.: Мне нравится — Ты с кем это? Улыбаешься так, — Алена незаметно подходит со спины. Аня еле успевает погасить экран, а для верности ещё переворачивает телефон экраном вниз и накрывает рукой. — Видео смешное посмотрела. В ответ слышится усмешка: — Комментарии строчила? — Какие? — Ну, к видео. Длинные. Ты уже полчаса висишь и печатаешь в телефоне вместо своей физики. — Ты с мамой в сговоре что ли? — вздыхает Щербакова и предпринимает последнюю отчаянную попытку уткнуться в учебник. — Нет, просто раз уж ты не занята… — с этими словами подруга закрывает книгу прямо у неё перед носом, объясняя: — Ничего ты там не читаешь, хватит прикидываться. Что-что, а требовать объяснений Косторная умеет. Ей бы коллектором работать. Или следователем прокуратуры. Ну уж точно не ангела на льду из себя изображать. — Что ты хочешь от меня услышать? — Аня всячески обозначает своё нежелание говорить. Закрытая поза — руки скрещены на груди. Выражение лица — глаза прищурены, брови сдвинуты к переносице. Нервозность — подпинывает ножку кресла. — Правду, — лучезарно улыбается Алена, — У друзей же нет секретов? Щербакова в молчаливом удивлении приподнимает брови. Серьезно, это Аленка собралась ей высказывать какие-то претензии о секретах? Договорились, конечно, не вспоминать о событиях прошлогодних сборов, но все-таки обида отложилась у Ани внутри глубоко и прочно: Косторная ничего не сказала. Ни словом не обмолвилась — ни о своих переживаниях, ни о проблемах, ни о намерении уходить. Она даже не попрощалась! Алена нервно поводит плечами — словно мысли своей собеседницы читает. Вздыхает. — Это манипуляция, — тихо говорит Аня, — Не надо прикрываться нашей дружбой. У всех есть секреты. Даже от самых близких людей. У тебя тоже. — Хочешь знать, почему я уехала? — усмехается девушка. — Только если ты готова рассказать. Тебе никто ничего не обещал, Алена. Никто и ничего. После этого был вакуум. Если бы звук мог распространяться в безвоздушной среде, то она оглохла бы — все рушилось, катастрофически, со страшной скоростью. Коллапс доверия. Это было… По-детски. Познакомились на подкатке — чуть ли не в самый первый ее день в группе Тутберидзе. Алена была расстроенная и злая, потому что ничего не получилось на основных тренировках. Этери Георгиевна так и сказала, мол, все пришли кататься на коньках, а Косторная, похоже, на попе. У нее на глаза тут же навернулись слёзы, хотя попало, в общем-то, не ей одной — всем по чуть-чуть. — Сергей Александрович, — напомнил-представился темноволосый мужчина, которого она уже видела, но на тренировках новисов. Девушка тут же обиженно закусила губу — вот к кому ее приравняли! Мало ей публичных насмешек, мало того, что отправили перекатывать на лёд к младшим, теперь ещё и тренера выписали…по уровню. Мама обязательно скажет, заметит, унизит. Ни за что не промолчит. Алена потупила глаза в лёд — что ему ответить? Представиться? Он-то наверняка в курсе, как зовут главную неудачницу группы старших. Ну фамилию уж точно слышал, слишком часто за последние дни ее кто-нибудь да орал через весь каток. — Мы оба здесь новенькие, Алена, — вдруг заметил он, напоминая о себе. Надо же — по имени! Новый тренер, значит… — Вам легче, чем мне, — неожиданно даже для самой себя вслух пробормотала она, — Да, легче, — увереннее повторила девушка в ответ на его недоумевающий взгляд, — Вашу работу сложно оценить. Даже если у меня не будет прогресса, все скажут, что это из-за моей лени и бездарности. — Вообще-то меня не возьмут тренером к старшим, если я не найду к тебе подход, — честно и без обиняков заявил Сергей. В нем это потом всегда подкупало: пока взрослые увиливали от прямых ответов, он говорил так, как есть. Алена попробовала было возмутиться: — Так я, значит, что-то вроде кролика подопытного?! — Подожди орать, — на плечи легли тяжелые мужские руки, — Давай заключим сделку. Ты помогаешь мне, я — тебе, меня берут на работу, тебя — оставляют в группе. — Ладно, — с некоторым удивлением согласилась она. Ещё никто, ни разу в жизни не предлагал ей справедливых и взаимовыгодных сделок. Обычно все было односторонне: работала и старалась она одна, и если все поставленные условия получалось выполнить, то жизнь шла своим чередом, если лажала — жизнь лишалась чего-нибудь важного. Телефона. Встреч с друзьями, которых и так почти на тот момент не было. Вкусной еды. Наушников. У Сергея Александровича все было не так: во-первых, работать должны были оба, во-вторых, в случае лажи, выгнали бы тоже обоих. Такой союз Алёну вполне устраивал. — По рукам? — деловито поинтересовалась она, протягивая тренеру руку. — По рукам, — отчего-то расхохотался Сергей, осторожно сжимая ее маленькую ладошку в своей. Он быстро стал единственным. Единственным человеком, который ее слушал и выдерживал. Выделял. Тогда так хотелось казаться особенной, первой, а рядом постоянно маячили другие девочки: в первый сезон — в основном Саша, да и Аня порядочно напрягала, пусть не было с ней ни одного совместного старта, но на льду ей доставалось куда больше внимания от основного тренерского состава. То ли из-за травмы, то ли потому, что её как раз и готовили на роль главной звезды. Аню любили, Саша была временным локомотивом, Алёну — терпели и держали про запас. В дурацкий год и месяц она родилась: к олимпиаде возраста не достигла и в юниорские сезоны вышла поздновато. Если уж мама с ее рождения мечтала о фигурном катании, могла бы и позаботиться, родить пораньше, что ли. — Если бы, да кабы, Алена, — сказал Сергей Александрович после первой взрослой России. Все понимали всё — вслух не говорили. — Лучше бы я упала, — сквозь зубы выдавила Алена. Придержали. Очень-очень ювелирно, за обе программы оставили четвёртой, в итоге — третья на пьедестале. — Ну, а чего ты хотела? Ты же не отбираешься на Олимпиаду. Нос не дорос. — Я справедливости хотела. — Справедливости нет. Забей, Аленка. Этого ещё будет много, а ты у себя одна. Это было странное чувство: как будто что-то внутри заискрилось и согрелось, а потом… — Зато у вас нас полная группа, — пробурчала она в ответ, спихивая с себя обнимающие руки. Он рассмеялся: — Ты ревнуешь что ли? — Говорю очевидные факты, — отрезала девушка. — Это так глупо, да, Ань? — неожиданно прерывая рассказ, всполошилась Алена. — Ты у меня это спрашиваешь? — Щербакова усмехается — иронически, горько. Не будет в этой истории хэппи-энда — иначе не было бы сейчас Алёны в стенах Хрустального. — Ань… — голос подруги непривычно тихий и срывающийся, — Ты только не принимай это все… к себе. Может, у тебя все вообще по-другому. У Ани все было по-другому хотя бы потому, что ей никогда не приходилось бороться за право на совместность. В этом вопросе у Глейхенгауза был карт-бланш: он-то входил в тренерское трио и потому имел голос и авторитет. А у Алены все старты с Сергеем Александровичем прекратились — стоило только выйти во взрослые. — Почему Сергей Александрович не может поехать? Я не хочу без него! — как бы сказала Этери Георгиевна, нашла коса на камень. С Даниилом Марковичем отношения у Алены сразу же не заладились. Не понравилась она ему с первых же дней — когда случайно подрезала еле-еле скользящую по льду Аню. «Глаза разуй, Косторная!» — выплюнул хореограф и тут же забыл о ней, что-то заботливо выспрашивая у Ани про ногу. Потом она быстро заработала себе репутацию ходячего приключения, а так как хореографа частенько оставляли ответственным за «детский сад» на соревнованиях и сборах, то он искренне невзлюбил главный источник своей головной боли. Вот и тогда, ворвавшись в тренерскую, Алена сразу же пожалела о своей горячности — с ним-то точно говорить было бессмысленно. — Ты уверена, что в нашей группе есть место для твоих детских капризов? — вкрадчиво начал Даниил, — С тем поеду, с этим не поеду… Я от взрослой спортсменки должен это выслушивать? — Это не каприз! — тут же возмутилась Алена, — Это… — почти задохнулась от эмоций, — Это мое условие. Очевидно, что она сказала что-то не то, потому что губы хореографа скривились в усмешке. — Алена, я даже комментировать это не хочу. Скажи спасибо, что этого не слышит Этери Георгиевна. Условия у нее… Может, ты еще райдер нам принесешь? Провал. Это был абсолютный провал. Это было ясно с самой первой фразы. Но Аленина натура не могла промолчать и уйти. — Вот если бы вы не ехали с Аней… — начала она, и с удовольствием заметила, что брови ее собеседника поползли вверх. Не ожидал такого поворота? Но замешательство мужчины было лишь секундным — потом опять дежурная безразличная усмешка. Презрительная какая-то. Словно она не стоила даже того, чтобы потратить на этот разговор хоть какие-нибудь эмоции. — Хочешь сказать, Аня побежала бы скандалить к Этери Георгиевне? Конечно, Аня бы не сказала ни слова. Алене то хотелось быть похожей на подругу, то наоборот — раздражало это беспрекословное послушание и спокойствие. — Не побежала бы, — буркнула она в ответ. Даниил расплылся в торжествующей улыбке, и это ужасно разозлило, аж до скрежета зубов, — Потому что терпила она, а я — не такая! — на одном дыхании припечатала Косторная. — Жаль, Алена! — неизвестно о чем отозвался мужчина. Тут же пояснил: — Жаль, что ты так отзываешься о своей подруге. Разговор окончен. Расписание есть, работаем по нему, — и взглядом указал на дверь. Когда она уже отвернулась, чтобы уйти, добавил едко-презрительное: — Можешь сняться с этапа, если твои капризы тебе дороже. — Ненавижу вас! — выдохнула Алена и пулей выскочила за дверь, едва не прибив ею собиравшегося войти Сергея. — Что это с ней? — удивился Розанов. — Переходный возраст, пройдет, — отмахнулся Даниил. — Он бывает мерзким, да? — Аня улыбается — нежно, мечтательно. — Вот не понимаю, чему тут улыбаться, — с недовольным видом замечает Косторная. Потом, немного всмотревшись в лицо подруги, как-то расстроенно резюмирует: — Да ты влюблена, похоже. По уши. — Только сейчас поняла? — Скорее, осознала то, что и так очевидно. — Это взаимные чувства. — Уверена? Уверенность и у Алены была когда-то. Сейчас это кажется чем-то смешным и детским. Было глупо отмахиваться от очевидного, от слухов и пересудов, от новостей в СМИ, но не верилось до последнего, что он может вот так — уйти и ничего ей не сказать. И как-то резко все стало ясно, когда в один из последних дней перед карантином на тренировку не вышла Саша, а Сергей Александрович, хоть и был в Хрустальном, на льду тоже не появился. — Косторная, заминаться! — окрикнул Даниил Маркович. — Вы видели Сергея Александровича? — пропустив замечание мимо ушей, спросила она. — Видел, — вздохнул хореограф. Может быть, это был тот момент, в который даже он был способен на сочувствие вопреки взаимной неприязни, — Он у нас больше не работает, Алена. Мне жаль. Правда, — он неловко потрепал девушку по плечу, — Давай, заминаться и на перерыв. Наверное, такой жалкой она себя никогда не чувствовала. Жалкой и брошенной. Все словно понимали случившееся — замерли вокруг. Аня, Алина, Даша, Камила, Морис, Майя… — Всем отдельное приглашение нужно? — опомнился Глейхенгауз, — Я сам сейчас приду заминку проводить! Спортсменов как ветром сдуло в тренировочный зал — одна Аня осталась, неловко топчась у бортика. — Ты тоже, — мужчина кинул на нее строгий взгляд. Потом как будто смягчился и тихо добавил, — Иди, Анют. Алена скоро подойдет. — Не надо меня только успокаивать, — взъерошилась девушка, когда они остались вдвоем — не считая оператора заливочной машины. Не хватало еще изливать душу совершенно чужому человеку. — Я и не собирался, — пожал плечами Даниил. — Хорошо, — неловко помявшись, заключила Алена, — Ну, я тогда пойду… — Он собирал вещи в тренерской. Или там, или уже на парковке. Если хочешь попрощаться… Она не дослушала — рванула в указанном направлении. Пустой стол, тот, на котором обычно в беспорядке валялись его вещи, бумаги, грязные кружки… — Алена? — позвал знакомый голос. Как в замедленной съемке — обернулась. Мужчина замер в дверях и смотрел на нее с искренним удивлением. Ей хотелось то ли обнять его, то ли отвернуться, то ли… Пара шагов навстречу. Он не двинулся с места. — Это правда? Вы уходите? Она уже знала, что уходит. Все вокруг кричало о том, что уходит. Но не верилось все равно, казалось, он должен сказать это сам — только тогда это будет окончательная и бесповоротная правда. — Ухожу, — Сергей отвел глаза, и ей хотелось кричать: «Смотри!», и даже чуть-чуть приоткрылись губы, но звук так и не вышел — легкие сжало. — Меня пригласили работать в другую школу, — неторопливо пояснил тренер, — Я куртку забыл, — он по-дурацки улыбнулся и потянулся к вешалке, — Мне пора, Аленк. — А я? — единственное, что она тогда могла из себя выдавить. — Что — ты? — он сделал непонимающее лицо, но в глаза опять не смотрел. — Ничего. Неизвестно, в какой момент по щекам покатились слезы. Она их не чувствовала, совсем — только услышала в своем голосе. — Не глупи, Алена. Не нужно делать из этого трагедию. — Вы обещали… — Тебе никто ничего не обещал, Алена. Никто и ничего. — Будешь? — Алена выуживает из кармана пижамы электронную сигарету. Аня качает головой, хмурится: — Ты так и не бросила? — Бросила. Хочется иногда. — Я открою окно. Многое Ане понятно уже без дальнейших расспросов. «Предавший однажды предаст и дважды», — мама часто это повторяла. И все-таки… — Почему ты потом ушла к нему? — Потом, Ань. Не могу больше. Я сейчас… — Иди сюда. Что-то проходит, что-то — болит и плачется, и все-таки забывается, что-то — остается на всю жизнь. Наверное, нужно быть или совсем ребенком, или достаточно сумасшедшим, чтобы доверять кому-то настолько, чтобы впустить человека в свое сердце на отрицательное расстояние, в зону риска, из которой без боли уже не вырвешь. Бог сеет любовь, дьявол — сомнения. В душе, готовой для любви, семена сомнений не всходят — любовь пускает длинные и раскидистые корни и чему-то другому попросту негде расти. Если почва души каменистая, бедная, любовь не может протянуться корнями вглубь земли, и потому, взошедшие было семечки быстро погибают, не имея под собой опоры, зато сомнения расцветают пышным цветом — это крайне неприхотливый сорняк, способный прорасти даже на голом камне. В любви нет места для сомнений. Анютик: Спокойной ночи Анютик: Я очень тебя люблю Д.М.: Сладких снов, малыш Д.М.: Люблю и скучаю Д.М.: Аленке привет