По тонкому льду

— Почему тебе опять меняют программу? Мама. Маме до всего есть дело. Даже до того, что ее вообще и никак не касается. Это раздражает. Если бы Алёну спросили о мечтах, она обязательно сказала бы о свободе. Не о той, внешней, о которой мечтают подростки и которой мама насыпала щедро, с горочкой. Можно было красить волосы, бить тату, проколоть хоть тысячу дырок в ушах, ругаться матом при взрослых, не учиться в школе, не убираться в комнате, влипать в истории. Нельзя было пропускать тренировки. Есть и пить воду до взвешивания. Есть и пить больше позволенного. Нельзя было уставать, падать и недорабатывать. Любое занятие — можно, если это не мешает режиму, не отвлекает от фигурного катания, не… Нельзя, короче. Мама, вроде бы, не запрещала ей решать самой и распоряжаться собственной жизнью, пространством и телом, с другой — выбрала за неё главный жизненный ориентир и при любой попытке отклониться от курса разворачивала к нему, отметая из жизни дочери все остальное. Разве ж это свобода? — Я так решила, — хмурится Алена. Она любит это слово всей душой и радуется, когда находится повод его использовать при маме, — Тренеры не против, наоборот, Этери Георгиевна сказала, что это разумно, и вообще, получается хорошо, Даниил Маркович там уже… — опережая дальнейшие расспросы, быстро, путаясь в словах и аргументах, добавляет она. Вот так всегда: хочется сказать что-нибудь на пафосном и взрослом, а получается детский лепет. Оправдание на оправдании, какая-то глупая улыбка лезет на губы, глаза мечутся в разные стороны… Ей бы выдержки. Как у Ани. Аня редко вступает в конфликты и споры, но если уж говорит серьезно, то возражать ей никто не осмеливается. — Свежо предание, да верится с трудом, — мама поджимает губы и неодобрительно качает головой. Стоять перед ней в обтягивающем чёрном тренировочном костюме неудобно, особенно когда взгляд такой — осуждающий. Либо сейчас она скажет что-то про плохие тренировки, либо про то, что сегодня на ужин можно не рассчитывать. — Хотя, знаешь, я рада. Ты этот блюз не выкатываешь, — Алена кивает, по привычке мысленно заполняя мама-бинго. Унижение под соусом честности — галочка, — Вижу, ты хорошо пообедала. Завуалированный намёк на лишний вес — есть. Галочка. Хладнокровно считать мамины галочки получается недолго: сначала вместо равнодушных кивков рвутся короткие злобные фразы-огрызки, потом — возмущение, обида и желание свободы и справедливости берут верх, и разговор заканчивается на повышенных тонах. — Я, может, вообще не хочу, чтобы ты приходила и смотрела! Меня бесит, что ты потом весь вечер будешь спрашивать эту долбанную хореографию, шаги, мы поедем в машине и будем слушать эту ебаную музыку, а потом дома… — за спиной открывается дверь. — Анюта, ещё раз добрый вечер, — мама даже не дослушивает. Выходит из раздевалки, лучезарно улыбнувшись Щербаковой. — Опять? — сочувственно спрашивает Аня. Ее попытки поддержать всегда чуток раздражают. Много она понимает в спорах с родителями? Всех — абсолютно всех из группы — видели когда-либо ругающимися с матерями. Кого-то, кажется, даже таскали за волосы. Только у Ани мама была незаметная, спокойная. Обычно она или сидела где-то вдалеке от девчонок, или помогала дочери с вещами — сложить, убрать, что-то найти. Исчезла с их тренировок тоже незаметно, Алена даже не сразу поняла, не уловила момент, в который это произошло. — Да, Ань, опять, — она отворачивается к своей сумке, давая понять, что разговор окончен. Обуть коньки. Выйти на лёд. Приготовиться к потоку недовольства. Сначала от Даниила Марковича, потом, ещё хуже, от мамы. Перед самым льдом происходит что-то странное. — Алена, я подожду в машине, — объявляет мать. Девушка пожимает плечами — пусть. Может, этот вечер имеет шанс стать чуточку лучше. — Хотя, знаешь… Если ты ходишь жаловаться на меня направо и налево, — кивает на хореографа, что-то обсуждающего с Аней, — Может, сама тогда доберёшься до дома? Ты же любишь быть самостоятельной? Самостоятельность. Этим словом мама обычно оперирует в своих интересах. То требует пресловутой самостоятельности, то использует ее для поддевок — как сейчас, то равнодушно отмахивается и даёт иллюзорную свободу: «Ты же уже самостоятельная». Алена так и застывает у борта, провожая ее взглядом. Никому она не жаловалась, уж тем более не стала бы Даниилу Марковичу. Даже странно, что он попросил маму покинуть тренировку, хотя сам обычно указывает ей на все косяки в красках и подробностях. — Косторная! Если мама ушла, не значит, что можно сразу забить на раскатку, — окрикивает тренер. Он постарался. Совершенно точно он. — Спасибо, — при первой же возможности благодарит она. Не хватало ещё оставить это чувство внутри себя. ⁃ Ей скажи, — отмахивается хореограф, указывая глазами на разминающуюся Аню, — Если я сегодня не увижу от тебя разницы, обе будете ходить сюда за ручку с мамами. У него для Щербаковой совсем другой взгляд и другая улыбка. Тёплая. Нежная?! Алена приказывает себе не предполагать сегодня всякие глупости. Это весело, если шутить вслух и в компании, а так… Не по себе становится, когда что-то такое видится. На Аню хочется разозлиться — куда она полезла, ради чего? Тренировка проходит не лучше обычного. Снова путаются ноги в дорожке, забываются акценты и небольшие детали под возмущенное тренерское: «А для кого это тут? Я сам скоро забуду, какая тут хореография!». Последний прокат только получается хорошим, и Даниил Маркович нарекает его «сносным» и «отправной точкой». Может, и правда легче, когда орет всего один человек. Обычно вместе с мамой их аж четверо. После льда все равно накрывает: да, было хорошо, но зато теперь дома, определённо, будут проблемы. Мама развернёт все в другом свете: скажет, что она могла бы сама попросить ее уйти, а не позорить перед тренером. Галочка: игнор очевидных фактов. Она просила, и не раз. Галочка: мама ни за что не поверит, что она не говорила с Даниилом Марковичем. Галочка, галочка, галочка. В мама-бинго планируется полный солд-аут. — Ань, в общем… — начинает Алена, когда подруга заходит в душевую, — Не стоило тебе влезать. — Наверное, да, извини, — Щербакова выглядит виноватой, — Она уехала? — Уехала, вроде. — Можешь остаться ночевать у меня. Если не хочешь домой. — А твои? — А мои не лезут в чужие дела, — с улыбкой сообщает Аня. Они и в ее дела, наверное, не лезут. — Ты как его уломала-то? — Просто очень хорошо попросила, — на губах подруги играет хитрая улыбка. Серьезно?! — Да ну тебя, Щербакова, — смеется Алена, игнорируя пошловатый намёк. *** На лестничной площадке тишина и полумрак. Аня дольше обычного ищет ключи в спортивной сумке — куда-то забросила с утра и забыла. Алена нервно переминается с ноги на ногу. Может, ее раздражают затянувшиеся поиски, все-таки мало удовольствия после десятичасового рабочего дня торчать в подъезде. Может, переживает за то, как встретят Анины родители — в конце концов, в последний раз она ночевала у Щербаковых давно, еще до перехода. — Твои спят? — в голосе слышится затаенная надежда. — Сейчас узнаем, — пожимает плечами Аня. Очередной карман, в котором она надеялась обнаружить злополучные ключи, оказывается пустым. Заметив это, вторая девушка разочарованно вздыхает. — Подержи, давай, — не выдерживает Щербакова, вынимая из сумки кроссовки и форму. Если достать все и хорошенько посмотреть, получится быстрее. Алена с еще одним недовольно-тяжелым вздохом принимается ей помогать. — Ну, что, Ален? Что ты бесишься? Не найду ключи — придется звонить в дверь. Тогда точно ВСЕ будут бодрствовать. Она тоже устала. Ей тоже хочется поскорее домой. Если бы не Аленины заморочки, Аня б плюнула и позвонила. Рано еще, конечно, для того, чтобы дома все спали: только половина одиннадцатого. Мама вполне могла лечь, но вряд ли заснула, папа наверняка работает, Яны вообще нет дома, она в танцевальном лагере — у всех нормальных людей осенние каникулы. Но если тихо зайти, можно просто-напросто избежать неловкой встречи: у родителей нет дурацкой привычки встречать дочь в коридоре с фанфарами и оркестром. Только по исключительным поводам. Вибрация телефона в подъездной тишине кажется неожиданно громкой и нервирующей. — Блин! Ань, достань, а? — просит Косторная, указывая красноречивым взглядом на дрожащий карман своей куртки. Мобильный у нее в этот вечер разрывается звонками в режиме нон-стоп: сначала несколько раз верещал в машине, потом, поймав на себе подозрительный взгляд от тренера, Алена отключила звук и держала телефон при себе, чтобы сразу же отклонить вызов. Время от времени он все же успевал зажужжать, но, благо, в машине на полной громкости играла музыка, и косых взглядов на нее больше никто не кидал. — Мама звонит, — взглянув на экран, сообщает Аня. Алена неопределенно дергает плечом. — Давай что-нибудь, а я тебе телефон, — подруга забирает у нее из рук гору вещей. — Как отключить звук совсем? Ань, ты знаешь? — в очередной раз сбросив звонок, не выдерживает девушка. — Потом, подожди, — отмахивается Щербакова. Телефон снова принимается гудеть, Алена дергается, долго не может попасть по красной кнопке. — Я сейчас разобью его к херам! — почуяв угрозу, телефон поддается нервным пальцам и вызов отклоняется. Молчит недолго: через несколько секунд опять начинает вибрировать, — Блин, я даже в настройки зайти не успеваю, она опять звонит! — Почему нельзя ответить один раз? Может, что-то случилось? Звонок. Сброс. — Шиза у нее случилась. Впрочем, ничего нового, — бормочет Косторная, по-прежнему пытаясь выключить звук. — Мне кажется, ты игнором нового и не добьешься. Ты сказала, что будешь у меня? Ане, в общем-то, все равно, но если мама узнает… Наверняка, отправит подругу домой мириться с родителями. — Предупредила, — не очень уверенный ответ, — Ну, написала, что поеду к тебе, какие проблемы? О чем тут волноваться? — Все равно. Не знаю, я бы так не смогла. — У тебя-то семья нормальная. Аня пожимает плечами. Да, наверное. Ей ни разу не приходилось сбегать из дома или сбрасывать мамины звонки. Как-то все тихо и мирно. Порой вообще сложно понять, как должна себя вести мама, чтобы ее совсем-совсем не хотелось слышать и видеть. Хотя… — Тоже не без проблем, — с горькой усмешкой возражает она, — Может, другого плана проблемы, но… Строго говоря, нет ещё никаких проблем — пока родители ничего не знают о Дане. — Они знают? — словно прочитав ее мысли, интересуется Алена. Аня строит максимально непонимающее лицо. Глупо, конечно, учитывая, что в машине они разве что прямым текстом не сообщили о своих отношениях. — О чем? Подруга закатывает глаза: — Ань, дурочкой не прикидывайся. Внезапно в кармане олимпийки обнаруживается ключ. Как вовремя! — Ты блин серьезно?! — тут же переключается ее собеседница, — Ты вообще смотрела там? — Так, сейчас очень тихо. Возможно, все уже легли, — предупреждает Аня. — Если ты думаешь, что я отстану… — Алена! Мама все-таки выходит в коридор. По одному взгляду понятно — будут если не проблемы, то, по крайней мере, разговор. — Привет, мам, — Аня выдавливает из себя беззаботную улыбку, — У нас гости. — Добрый вечер, девочки, — мамина улыбка натянутая и не предвещает ничего хорошего. — Здравствуйте! — неловко мнется Алена и вопросительно смотрит на подругу. — Куртку сюда. Тапочки… Мам, дай, пожалуйста, — опоминается она, — Где моя комната, помнишь? Там же ванная. — Аня, на пару слов, — мать не дает ей ускользнуть в глубину квартиры вслед за гостьей. — Да, мам. — Тебе не кажется, что сейчас… немного не время для ночёвок с подружками? Тренировки полным ходом, у вас обеих соревнования через неделю. Аня замирает в немом вопросе. Это довольно странно для мамы — она в вопросах фигурного катания полностью полагается на ее мнение и советы тренеров и никакими соревнованиями не тычет, особенно, когда не спрашивают. Если только не… — Мама Алёны позвонила? — догадывается дочь. — С чего ты взяла? — Это не твои слова. Юлия вздыхает, и, наверняка, молча проклинает дочкину проницательность. — Да, звонила. Строго говоря, я с ней абсолютно согласна. Ты видела время? — Ну, видела, — раздраженно отзывается девушка, — Мы приехали сразу после тренировки, мам, ну ты же знаешь, постановка программы… — Это понятно, Аня. Но у тебя ещё и школа. Мне звонила учитель по физике… — Господи, физика! Вот физика с самого начала года вылетела из головы и обратно залетать не собиралась категорически, — Не надо мне закатывать глаза только! — предупреждает мать, — Почему ты не сдала задания? У тебя неаттестация в первой четверти, в курсе? Ты собираешься в этом году получать аттестат? Главная галочка в мамином бинго (Алена научила) — учеба. С учебой проваливаться ни в коем случае нельзя. — Мам. Официальные оценки выставят за полугодие. Это только предварительно, — вздыхает Аня. — И когда ты собираешься все делать? В последний момент? — Почему сразу в последний-то? Ещё полно времени. — Вот сейчас могла бы сесть и разобраться с физикой вместо… — Мам! Если я хочу помочь человеку, в этом… — Алена с мамой поссорилась, да? — перебивает мать. — Понятия не имею. Слушай, ее родители в курсе, что она у нас, искать с полицией не будет, с остальным пусть разбираются сами, да? — Как-то это… — хмурится Юлия, — Ладно, Аня. Как тренировки? Выдох. Забыли про Алену и физику, перешли к дежурным вопросам. — Замечательно. Даня… — Аня осекается и ненадолго замолкает. Мама смотрит с подозрением и долей непонимания. Заметила. Она продолжает, как будто ничего не случилось: — Даниил Маркович сказал, что… Это просто случайность. Нужно сделать вид, что ничего не произошло. — И когда у нас Даниил Маркович превратился в Даню? — Привычка. Мы… С девочками так его называем. Ну, знаешь, он же молодой совсем, какой из него Даниил Маркович? Мам, я пойду, там Алена одна, надо найти ей пижаму и все такое. Аня пулей вылетает из коридора. Пусть мама думает, что хочет — все равно не додумается. Главное, вовремя сбежать и не закопаться еще больше.