По тонкому льду

— Я хочу сделать это. Снова. «Ну ты и трус, Глейх», — ехидно подначивает внутренний голос. У Дани больше нет сил противиться притяжению. И в то же время — не хватает смелости поддаться ему и приблизиться. Он завис где-то между правильным и тем, чего действительно хочется. У нее слегка розовеют щеки, губы — и без того желанные, манящие, волнительно приоткрываются. — Это будет…правильно, — почти шепотом говорит она. Даниил усмехается: — Мы по-разному понимаем это слово, да? — Возможно. Но мое «правильно» точно правильное. Когда-то и он так рассуждал: хочешь быть с человеком рядом — никакие преграды не должны останавливать. Если это чистое и взаимное чувство, то оно имеет право на существование, и какая разница, кто те двое, между которыми оно возникло. Сейчас все видится иначе: она — безупречная, юная, сильная, успешная, и он — далекий от ее совершенства, как Земля от сверхновой Тихо Браге. Кто на его месте считал бы себя достойным? Только слепец. — Я не гожусь на роль твоей первой любви, — мужчина зажмуривается, избегая ее взгляда. — А был кастинг? — улыбается Аня. И почему-то от этого невинного, полушутливого вопроса ему становится легко-легко. Чувства — выше разумных доводов. Их невозможно рационализировать. Им невозможно дать оценку: вот это — правильное, а вот это — нет. И еще: как бы быстро он не бежал, как бы не старался казаться равнодушным, это случится: еще один поцелуй, еще, еще, еще… Потому что так устроен мир: люди желают тех, кого любят. Сердце бьется сумасшедшим ритмом — в аккомпанемент к дрожащим рукам, которыми Даня обнимает ее за талию. Она льнет к нему всем телом — по-детски доверчивая, совсем-совсем не осторожная в своих объятиях. Как в горячем тумане он наклоняется к ее лицу, и, не позволяя себе больше сомневаться, делает последний отчаянный рывок — прижимается к родным губам, на секунду замирая, задерживая дыхание — ответит ли? И еле заметное ответное движение ее губ мгновенно выводит его из оцепенения: он отпускает себя, целуя так, как хотелось давно: влажно, жарко, терзая ее губы, заставляя дышать рвано и хрипло. Она только жмется к нему крепче, выгибается в спине, комкает в волнующихся пальцах ткань его футболки. — Ты сводишь меня с ума… — шепчет Даниил, отрываясь от нее, хватая воздух губами, сцепляя руки в тугой замок, чтобы не наделать с их помощью глупостей, — Снишься. Каждый день. — Перестать? — Аня лукаво улыбается зацелованными губами. — Никогда. Не переставай, пожалуйста, — мужчина оставляет беспорядочные поцелуи на ее лице — губы, скулы, висок… Теперь, когда он уже сорвался, когда перешел черту без зазрения совести, ему кажется бессмысленным сдерживать в себе эту нежность — зачем, если можно отдать ее той, для кого она предназначена. *** — Фу ты, Господи! Пожалуйста, только не на моей постели, — Аня возвращается в комнату и уже без удивления обнаруживает в ней Марка. Кажется, пора привыкать к тому, что стоит ей выйти — и этих двоих примагничивает друг к другу. Сегодня они превзошли самих себя по наглости: видимо, Саше лень было вставать с Аниной кровати и они с Марком облюбовали ее под место для поцелуев. — Ой, Анечка! — ничуть не краснея, улыбается парень, в то время как Саша смущенно прячет лицо у него на груди, — Как всегда, не рада моему появлению в этой комнате. Анна, вы потрясающе стабильны. — Я не рада наблюдать вот это ваше… — Аня морщится, — Не знаю даже, как это назвать культурно. — Подрастешь и обязательно узнаешь, что такое поцелуи взасос, — парирует Марк и Саша фыркает, все еще не решаясь обернуться на подругу. «Спасибо, уже узнала», — чуть не отвечает Щербакова, растерянно трогая свои губы. — Даже огрызаться не будешь? — Марк удивляется ее молчанию, — Я, признаться, очень удивлен. Аня только отмахивается от него, присаживаясь на краешек Сашиной кровати. «Теперь уже все будет по-другому», — думает она, счастливо улыбаясь. *** Обратно домой совсем не хочется. Ни Марку и Саше, ни Ане с Даниилом, ни, тем более, Жене Семененко. Он с тоской смотрит из открытого окна на кучку москвичей, собравшихся у входа в гостиницу с чемоданами и рюкзаками. Вчерашний энтузиазм сменился каким-то унынием: парень все утро наблюдал за Аней и ее тренером, и с грустью вынужден был резюмировать, что отношения у них более чем теплые. Он рассчитывал, что после вчерашних слов Саши Щербакова будет потерянная, расстроенная, но за завтраком она сияла и искрилась, смеялась, ее взгляд то и дело скользил мимо его лица, как будто и не существовало вовсе никакого Евгения Семененко. Для нее вообще никого не существовало, кроме мужчины, сидящего на другом конце столовой, с которым она обменивалась улыбками, которому писала, очевидно, сообщения, который был единственным счастливым обладателем ее сердца. Тренер. Не очень симпатичный тридцатилетний мужик с сомнительной репутацией в узких кругах. Среди парней болтали, что он любит выпить, что меняет девчонок чаще, чем Тутберидзе меняет свои бесконечные пальто. Женя все пытается понять: что в этом непривлекательном персонаже нашла Аня? Откуда эта нежная привязанность? «Неужели такая любовь?» — думает Женя, — «Неужели она готова играть ва-банк, в надежде собрать из этих неудачных карт выигрышную комбинацию?». И, вспоминая, как она чудовищно хороша в карточных играх, он снова делает неутешительный вывод: Аня далеко не слепа, как ему показалось вчера. Нет, у нее есть стратегия и эти карты — далеко не все, что запрятано в рукаве у маленького шулера. Есть еще какая-то карта. В голове у парня мелькает смутная догадка. Он тут же залезает в гугл, вбивая имя Анны Щербаковой. Перешла в группу Этери в 2013 году… А Глейхенгауз появился там в 2014. Первые детские старты: Глейхенгауз и Аня в обнимку. Чем дольше он листает ссылки, тем отчетливее понимает, что его догадка верна. Они дружат. Очень давно. Это и есть та самая козырная карта, объясняющая абсолютно все. И ее Аня так просто не выпустит из рук. Из упаднических мыслей его выводит оживленный шум, который доносится с улицы. Женя чертыхается: за москвичами уже приехал автобус, а он все еще наверху и так и не решился выйти попрощаться. Он выбегает прямо в футболке, друзья встречают его удивленными взглядами. — Ты чего? — улыбается Марк, — Попрощались уже вроде. — Это я с вами попрощался, — Женя пытается отдышаться, упираясь ладонями в свои колени, — А кое с кем не успел, — он указывает глазами на Аню, которая веселой птичкой вьется возле своего хореографа, командуя ему, как правильно располагать ее чемодан в багажном отделении автобуса. — Ну так иди, она же сейчас в автобус сядет, — подгоняет Саша. Женя, чувствуя далеко несвойственную себе робость, подходит к ней со спины и трогает за плечо. Аня вздрагивает всем телом, тут же оборачиваясь: — Блин, напугал! — возмущенно восклицает она, но тут же улыбается ему, — Решил все-таки попрощаться? — А не надо? — Я думала, уже не выйдешь. Так и проводишь взглядом из окна, — Щербакова с удовольствием его смущает, давая понять, что заметила его тайный наблюдательный пост. — Можно я твой номер запишу? — парень старается выглядеть уверенным, и очень надеется, что горячая волна охватившего его смятения не подкрасила щеки в малиновый цвет. — Попросил бы у Саши, — Аня пожимает плечами, — Ладно, давай сюда телефон. Она быстро вбивает свой номер и тут же отдает ему мобильник. — Сам подпишешь, — она почему-то начинает нервничать, и Женя быстро догадывается о причине: Глейхенгауз остановился у входа в автобус и отчаянно пилит их обоих взглядом. Со стороны эта сцена выглядит вполне нормально: все уже сидят на местах, одна Аня до сих пор прощается. Но, зная некоторые подробности, он воспринимает ситуацию иначе. «Ага, ревнивый, значит», — думает Семененко. — Ну, пока? — Щербакова оглядывается на тренера и одними губами говорит: «сейчас». — Подожди, — теперь очередь Жени лукаво улыбаться, — Я же так и не сказал, чего хочу в обмен на химию. Она выжидающе смотрит на него. — Обними меня на прощание? — невинным тоном предлагает он. Несколько секунд Аня, очевидно, не знает, как реагировать и потому растерянно хмурится, словно пытаясь понять, есть ли какой-то подвох в его просьбе или это просто глупая попытка сблизиться. Но она быстро берет себя в руки и порывисто обнимает его за плечи, сразу же пытаясь отстраниться. Но Женя удерживает ее за талию еще на несколько секунд — столько, сколько нужно, чтобы заставить хореографа понервничать. — Пока. Был рад, наконец пообщаться, — улыбается он. — Пока, — девушка недовольно ежится, но все-таки выдавливает из себя подобие улыбки, — Увидимся… Где, кстати? — Похоже, что в Италии. Провожая взглядом отъезжающий автобус, Женя чувствует себя мелким пакостником: совсем не так он планировал начало боевых действий. «Это было глупо, чувак», — резюмирует он, но почему-то дурацкая улыбка не желает сползать с лица. Взгляд, подаренный ему на прощание Глейхенгаузом стоил того, чтобы немного упасть в глазах любимой девушки. Он вспоминает о телефоне, и тут же сохраняет ее номер, подписывая: «Моя Аня».