Сильные слова

      Хаген очнулся от удара в плечо. Открыв глаза, он мучительные секунды пытался понять, что происходит и где находится. Перед глазами всё расплывалось, но по свисающим повсюду гамакам пересмешник догадался: это кубрик, только явно не «Невесты ветра». В их кубрике царила какая-то небрежная аккуратность, здесь же всё дышало безукоризненной чистотой, если не считать дюжины обездвиженных тел. Палуба резко накренилась, и оборотень полетел к противоположной стенке. Удар окончательно привёл его в чувства, и магус сел. Тело ныло, голова гудела. Оборотень поморгал, и в то же мгновение палубу опять качнуло, но он успел ухватиться за переборку, в отличие от других тел. Хаген быстро осмотрел их и узнал своих товарищей. Он принялся ползать вокруг, ощупывая пульс. Слава Эльге-Заступнице, все живы, в том числе Джа-Джинни, которого Хаген обнаружил в самом углу лежавшего мокрой кучей перьев. Но ни Кристобаля, Эсме, Амари или Ризель. Пересмешник заставил себя подняться, несмотря на то что, как он успел догадаться, корабль боролся с нешуточным штормом.       Стоило высунуть голову из люка наружу и в лицо ударил ледяной ветер и дождь, вперемешку с солеными брызгами. Сквозь пелену оборотень пытался разглядеть то, что происходило на палубе. Он непроизвольно выдохнул с облегчением: принц и принцесса. Две неподвижные статуи, вцепившиеся в леера, а ветер безжалостно трепал их одежду и волосы. Юный навигатор, как сообразил пересмешник, с затуманенным взглядом слился с фрегатом, пытался держаться курса, а его сестра, словно бдительный страж, готовый к опасности в любой момент. Оборотень быстро оглядел реи и мачты. Штормовые паруса зарифлены, снасти убраны. Магус мог догадаться, что стоило хоть одному узлу развязаться, как по одному взмаху руки Белой Цапли тот затянется вновь. Оборотень здесь бесполезен. Хаген спустился вниз и столкнулся с крыланом.       — С дороги! — прорычал человек-птица.       Хаген не стал останавливать: Джа-Джинни в любой ситуации умел трезво мыслить. Пересмешник собирался вернуться в кубрик, но в следующий момент резко развернулся и чуть ли не бегом направился в каюту первого помощника с бешено колотящимся сердцем. Проверять пришедшую идею. Но когда он резко открыл дверь чуда не случилось: на кровати лежала только Фаби. Пересмешник стиснул зубы: глупо думать, что Эсме останется около одной девушки, когда в кубрике столько матросов. И в следующую секунду надежда вновь заставила его бежать, но в наличии пульса у Фаби оборотень удостоверился. Каюта капитана. Но дверь оказалась заперта. Пересмешник нахмурился: никаких замочных скважин не наблюдалось, значит рыбокорабль не хотел его пускать. Магус прислонился головой к двери, пытаясь открыть свой разум для «Черной звезды». Не особо на что-либо надеясь, ведь он не её матрос, не часть команды, он ей совершенно никто…        «Пожалуйста», — прошептал он и дверь открылась. Фрегат сжалился, хотя облегчение это не принесло, лучше бы оставаться в неведении. Каюта была пуста. Хаген несколько мгновений невидящим взором смотрел в пространство, а потом направился в кубрик. Матросы постепенно начали приходить в себя. Все воспоминания сходились в одном: сильная боль и чумные колокола. Кто-то, как Хаген, прыгнул с борта «Лентяйки», другие с «Невесты ветра», третьи потеряли сознание будучи уже на «Черной звезде». Что случилось с капитаном, Эсме и другими никто не помнил.       — По крайней мере, «Черная звезда» не заразилась — корабельная чума распространяется очень быстро, — угрюмо пробормотал Танибет.       — Если её заразили в Облачном городе, почему мы смогли спокойно плыть почти две недели? — буркнул Корноухий.       — Я почём знаю, если капитан-император создал черные корабли, значит и корабельную чуму…       Магус слушал в пол уха, а краем глаза заметил, что темная фигура крылана вернулась и сразу где-то исчезла.       — Чего лясы точить, — сказал Мани Рыбий Хвост и поднялся, — шторм не будет длиться вечно, а нашим небесным не помешает потом согреться.       Хаген словно очнулся. Даже кок предложил что-то полезное. Работая на камбузе, на котором постепенно разгоралась печь, пересмешник старался не думать, что происходит снаружи.       Ещё через несколько мучительных часов, когда Хаген почувствовал, что качка ослабла, он снова направился к люку, и вниз как раз спускался Амари. За ним следовала Ризель. Оборотень заметил: она начала оседать и отреагировал быстрее, чем успел подумать, подхватив принцессу на руки. Где-то пронеслась мысль, что в команде лишний раз на Белую Цаплю старались не смотреть, не то что прикасаться. Юный капитан тоже замер, не зная, что делать. Хаген не мог его винить, вряд ли он сам после стольких часов на холодном ветру мог вообще думать. И невольно поблагодарил судьбу за тот недолгий опыт, когда он управлял рыбокораблём.       — Амари, отнесем её в твою каюту, Танибет, Корноухий, принесите из камбуза горячей воды.       В каюте Хаген осторожно положил Ризель на койку и осознал очень затруднительный момент. Не мог же он оставить её лежать без сознания в насквозь мокром платье. Будь это любая другая женщина он бы не задумался о приличиях ни на секунду: здоровье важнее. Но это была Ризель.       Оборотень прочистил горло:       — Нужно снять с неё мокрую одежду, здесь есть во что переодеться?       — Да, в сундуке Зв… отца что-то было, сейчас посмотрю.       Амари начал копаться в вещах, а Хаген мысленно призывал Эльгу-Заступницу, чтобы принцесса очнулась.       — Подойдет? — принц протянул белую льняную рубаху.       Пересмешник кивнул, глубоко вздохнул и двинулся к койке, как послышался громкий стук в дверь.       — Горячая вода, сэр! — заорали матросы, переводя взгляд с молодого капитана на Хагена.       Пересмешник мысленно выругался, и в этот момент принцесса открыла глаза.       — Ты нас так напугала! — подскочил младший брат.       — Всё со мной хорошо, — слабо улыбнувшись, она положила руку ему на плечо.       — Амари, проследи, чтобы сестра переоделась и сам тоже. Ещё вам обязательно нужно поесть. Я распоряжусь.       Принц кивнул.       — И поспать.       — Но…       — Шепни «Черной звезде» пару словечек, я так понимаю, мы возвращаемся в Талассу?       Амари снова кивнул.       — Я за всем прослежу.       Ризель проснулась и поняла, что не сможет встать: ныла каждая клеточка тела. Она судорожно начала вспоминать события последних суток. От момента, когда впервые ступила на палубу «Черной звезды», контролируя как перенесут Фаби, до того как брат заставил её выпить горячий рыбный бульон, по крайней мере именно это последнее, что Белая Цапля могла вспомнить. Фаби. Мысль о её маленьком Воробышке придала принцессе сил сесть в койке. Но голова сразу закружилась и встать Ризель не решилась. Она оглядела каюту. Два стола: обеденный и для карт. Полка с книгами, несколько сундуков на полу и огромный иллюминатор, сквозь коий можно было разглядеть занимающийся восход.       В противоположном углу на полу, точнее на какой-то подстилке спал Амари. Ризель невольно улыбнулась. Никак не могла привыкнуть к тому, как сильно он изменился и повзрослел. От маленького и изнеженного мальчика не осталось и следа.       — Неприлично наблюдать за спящими, — просипел Амари, не открывая глаз, и Ризель невольно вздрогнула. Она никак не могла привыкнуть к его голосу.       — Как ты себя чувствуешь?       — Я-то чувств не лишался… мне же «Черная звезда» силы даёт, — он открыл глаза, улыбнулся и подмигнул.       — Мне нужно проверить Фаби, — спохватилась принцесса.       — Подожди, — юный навигатор снова закрыл глаза и заговорил, — Фаби не очнулась, но дышит, с ней всё хорошо… ну, насколько это возможно.       Ризель выдохнула.       — Так странно, да? — продолжал брат, — быть на его корабле… в его каюте. Кто бы мог подумать, что наш отец окажется самым известным пиратом десяти тысяч островов.       — Наверное, он считал это… забавным, охотиться за самим собой, — Белая Цапля сжала зубы.        Все считали, что капитан-император сражен тяжёлой болезнью и не может управлять Империей, взвалив это бремя на её плечи, а на самом деле он пиратствовал. Зверствовал.       — О! — прервал её размышления Амари, — нас догнала Марис.       Он поднялся.       — Схожу на камбуз, твоё платье как раз высохло.       — Спасибо, — кивнула Ризель.       Оставшись в каюте одна, Белая Цапля спустила ноги на пол и только теперь поняла, что на ней надето. Длинная белая ночная рубашка. Отца. Осознание сразу заставило поёжиться, словно в капитанскую каюту ворвался ледяной ветер. Принцесса провела пальцами по мягкой ткани, а потом подняла руку и поднесла к лицу пытаясь уловить запах. Почему-то каждый клан она ассоциировала с ароматом цветов. Соловьев незримо окружали розы, воронов — шалфей, воробьев — полевая ромашка, пересмешников… Пересмешник в её жизни был только один, и его запах ускользал или менялся. А вот у цапель запаха не было.       Солнце всходило над Морем Обездоленных, освещая два фрегата, сцепленных крючьями. Обе команды стояли на палубах и безмолвно созерцали… воду. Таласса исчезла.       — Так всегда происходит после сильного шторма или какой-нибудь… неприятности, — начала Марис, перебравшаяся на «Черную звезду», — город разделяется на части, и каждая отправилась в самостоятельное путешествие.       — И когда… части снова встретятся? — спросил Амари.       — Иногда через месяц, а иногда и через год, — туманно ответила очарованная, — кстати, с первым штормом, — она хлопнула юного капитана по плечу.       — А из вас, принцесса, — Марис обратилась к Ризель, — вышел бы отличный навигатор.       Белая Цапля почувствовала, как по щекам разливается румянец.       — Пойдемте в каюту, — вздохнул Амари.       — Что ты видишь? — отчеканил крылан, уставившись на очарованную, как только трое магусов сели за стол.       Марис Гансель внимательно посмотрела на человека-птицу, а потом на пересмешника и нахмурилась.       — Все странно… нити мерцают… словно то есть, то нет.       — Что это может значить? — Амари нервно постучал по столу пальцем.       — Значит что «Невеста ветра» ещё не умерла, но…       — От корабельной чумы нет лекарства, — тихо закончил принц.       — Если на борту нет целителя.       Все удивленно уставились на очарованную.       — Но целители же не могут лечить фрегаты, — осторожно озвучил мысли каждого Хаген.       — До меня доходили слухи, что Эсме необычная целительница, — она посмотрела на крылана и сузила глаза.       — Значит, нам нужно их найти, — упрямо произнес Джа-Джинни.       — Без полноценной команды, припасов и с молодым навигатором? — язвительно спросила Марис.       — И что ты предлагаешь?       — Ты сам отлично знаешь.       — Нам нужно на Окраину, — твердо заявила Ризель.       И все уставились на неё.       — От того, что Кристобаля Фейры с нами больше нет капитан-император не изменит свои планы захватить Росмер. — она дернула плечом. — У Воронов нет большого флота.       Джа-Джинни кашлянул:       — И вы считаете, что Арлини его предоставит? — не дожидаясь ответа, он посмотрел на пересмешника, — Хаген, не поделишься, что произошло между капитаном и Лайрой?       Оборотень вздохнул:       — При битве с черными кораблями Лайра потерял руку, — он объяснял это скорее для женщин, — капитан подумал, что Лайра попросит Эсме исцелить…       Ризель похолодела. Все знали, что целители не могут отказать в помощи… любой помощи. Но большинству людей со страшными увечьями хватало благоразумия не просить. Её отец благоразумием не отличался, особенно, когда речь шла о его болезни, и отнял жизни нескольких целителей, до того как убедился, что это бесполезно.       — Но это бы убило её… — прохрипел её брат.       — Вот и капитан так подумал и… приготовился.       — Лайра бы не посмел, — тихо сказал крылан.       Хаген пожал плечами.       — Капитан бы этого не сделал, — уверено заявил Амари.       — Кузнечик, — усмехнулся крылан, — ты ещё слишком юн и не знаешь на что мужчины способны ради женщин, — а потом выплюнул, — Лейфер.       В каюте повисло гнетущее молчание. А Ризель вспомнила, что ещё тогда, семь лет назад внезапный взрыв, унесший почти полсотни жизней, сразу после казни заговорщиков показался ей очень странным. И не ей одной. Но официальная версия гласила: это взрыв Звездного огня. Значит, это был Кристобаль.       — У нас нет выбора, — Белая Цапля оглядела всех, — вороны единственные, кто может попытаться дать отпор Аматейну, а если Росмер падёт, на очереди будет Окраина.       — Сколько от сюда до Каамы? — Амари посмотрел на Марис.       — При попутном ветре — неделя.       Хаген вышел из капитанской каюты и, добравшись до кубрика, завалился спать. После ночной вахты заснул сразу и смог разлепить глаза только под вечер.       — Эй, Хаген, — поймал его взгляд Корноухий, — мы и тебе одежду нашли, не гоже помощнику капитана ходить в лохмотьях.       — Где нашли? — оборотень снова закрыл глаза, пропуская нахальную реплику про помощника. Просить у Рейнана Корвисса приличную одежду он не стал, а мастер Ворон или не догадывался или делал вид. Сколько он носил эти тряпки не снимая… месяц?       — В здешних рундуках у матросов Звездочёта неплохие шмотки. Не пропадать же.       — Тоже верно, — пересмешник поднялся, — что-нибудь произошло?       Матрос пожал плечами:       — Ничего необычного, все спокойно, плывём на юг.       Хаген кивнул.       — Тебе бы помыться… — не унимался Корноухий, — уж не знаю, как принцесса стоит рядом с тобой и не морщится, на камбузе как раз есть лохань, а Мани точно даст тебе нож, а то ты со своей белой бородой на старика похож.       — Ну спасибо, — оборотень взял приготовленные для него вещи и отправился на камбуз.       Приведя себя в надлежащий вид, и наскоро перекусив, пересмешник вылез на палубу. Солнце уже село, и ночная прохлада взбодрила окончательно. У фальшборта сидела пара матросов, юный капитан стоял на юте, Джа-Джинни и Ризель Хаген не увидел.       — Хороший вечер? — спросил оборотень, подходя к Амари.       — Думаю, ночь будет спокойная.       — Ты уже составил смены вахтенных?       Юный капитан устало вздохнул:       — Нас так мало… Марис предлагала, чтобы некоторые из её команды временно помогали нам, но…       — Не факт, что «Черная звезда» защитит от очарованности не членов своей команды.       Принц кивнул. Хаген огляделся и, найдя в надвигающейся темноте «Полуночного призрака», произнес:       — Я беру на себя все ночные вахты вплоть до Каамы. Если что Марис всегда рядом.       Амари кивнул, а потом зевнул до неприличия широко, что больше выдавало в нём юнгу, чем капитана или тем более принца.       — Пойду-ка я спать.       Тучи развеялись, и пересмешник не только ориентировался на звезды, но и любовался ими. Такие тихие и спокойные ночи он любил. Полоска новорождённого месяца светила тускло, и вовсе померкла, когда настоящая Луна в своём сияющем наряде поднялась на палубу и теперь неспешно приближалась к нему. Где-то на задворках сознания проносились мысли, что белое платье не только не практично, а даже опасно. Принцесса станет уж больно хорошей мишенью. И оборотню стоило многих усилий, чтобы отвести взгляд. Магус осознал, что впервые находится с Ризель наедине. Почти. Джа-Джинни явно сидел где-то на рее или носовом таране. И конечно её младший брат мог слышать и видеть абсолютно всё.       — Я привыкла мало спать, — тихо сказала принцесса, — во дворце, конечно, у меня было много бодрящих и успокаивающих снадобий, наверное, я с ними заигралась.       — Говорят, воздух открытого моря и не такое вылечивает.       — А я думала — тяжёлая работа.       — И это тоже, — Хаген помедлил, но всё-таки произнёс, — вам бы сменить наряд, ваше высочество.       — Не нравится?       — Не практично и в глаза бросается, мало ли кого мы встретим по пути.       — Наверное, ты прав.       Хаген не знал, что ответить или сказать, но молчание на удивление не угнетало, наоборот сделалось каким-то умиротворяющим. Ветер наполнял паруса, снасти скрипели, волны с тихим плеском встречались с лжеплотью фрегата. Пересмешник привык к этой музыке свободы, пусть Белая Цапля тоже научится ей наслаждаться.       — Расскажи про Лайру, — вдруг сказала принцесса и поспешно добавила, — это не приказ.       — Знаю.       И только в этот момент пересмешник наконец понял то над чем ломал голову целый год. Ризель никогда ничего ему не приказывала. В подземелье он смог вытерпеть допрос физический и бескровный — чаячий. Где-то сам, где-то чувствовал далёкую защиту «Невесты ветра», но когда капитан-император наигрался или потерял терпение, Хаген услышал только одно слово: «говори», и потерял волю. В голове стало так пусто, слова произносились сами собой. А год назад он покидал Облачную цитадель с ясным сознанием и четкой целью. Без приказа, а с поручением, мольбой, которую он стремился исполнить потому что сам желал, потому что она казалось правильной.       Хаген начал рассказывать.       Ризель не врала Эсме, когда говорила, что ни разу не ступала на борт фрегата. Она не помнила как ступала. Впрочем, принцесса не всегда могла доверять своей памяти. Мелодия, сыгранная Сандером, пробудила много болезненных воспоминаний.        Кажется, это произошло до рождения Амари. Тибурон взял её на «Серебряную розу». Юная принцесса с удивлением разглядывала серебристо-белую лжеплоть рыбокорабля и её льдисто-голубые глаза. На палубах и каютах царила идеальная чистота. Ни одной лишней мелочи даже в кубрике. А ещё Ризель помнила странное ощущение будто фрегат смотрит на неё десятками невидимых глаз. И холод. А старший брат как-то болезненно морщился и потирал висок.       После того как закончился своеобразный совет Белая Цапля отправилась к Фаби. Каюта старшего помощника, в которой её расположили, находилась по соседству с капитанской. Её воробышек спала своим жутким сном, и принцесса не знала что делать. Когда целительница в бессилии опустила руки, Ризель поняла: её последняя надежда — алхимики. Теперь и эта возможность стала как никогда призрачной. В конце концов, Белая Цапля, не привыкшая бездействовать, попросила брата сразу сказать, если самочувствие Фаби хоть немного изменится, и принялась изучать фрегат. Начала с каюты отца. Редкие книги, старинные карты, бутылки дорого вина. Если на «Невесте ветра» Ризель чувствовала себя не просто незваной гостьей, а безбилетной пассажиркой, старающейся как можно реже выходить из укрытия, то здесь, на «Черной звезде» она была… дома. И не только потому, что капитаном являлся брат. Её отец управлял этим фрегатом слишком долго. И «Черная звезда» точно понимала, кто теперь ходит по её палубам, а главное то, насколько их судьбы похожи.        «Утренняя звезда» уже испытала на себе действие дара Цапли, и ничего хорошего из этого не вышло», — сказала Эсме и была как никогда права. Больше чем власть капитан-император любил ломать чужую волю.       — Что же он с тобой делал… — принцесса сидела на полу в капитанской каюте и гладила лжеплоть рыбокорабля, — но всё хорошо, Звёздочка, теперь ты свободна и в надежных руках, теперь никто тебя не обидит.       В то же мгновение Белая Цапля почувствовала, как пол завибрировал, будто «Черная Звезда» замурчала, словно кошка, а потом в стене вдруг открылась доселе скрываемая дверца. Принцесса поднялась и, подойдя, заглянула внутрь. Деньги, драгоценности. Что ж, к королю Окраины они придут не с пустыми руками.       Одежду отца Ризель носить не могла физически, поэтому матросы подобрали ей самое приличное одеяние, которое только нашлось в рундуках кубрика. А когда впервые за несколько дней тучи развеялись, принцесса удивила команду ещё больше, принявшись стирать собственное платье.       — Надо же, — прохаживался рядом Амари, щурясь от яркого солнца, ослепительно сверкавшего на волнах.       — Мне рассказывали, — не глядя на него, занимаясь своим делом, ответила Ризель, — что один юнга, на одном корабле, умел забываться в стирке так, будто это самое интересное занятие.       — И не только в стирке, — буркнул бывший юнга.       — Но ведь это пошло на пользу, не так ли? — мягко улыбнулась принцесса.       Амари отвернулся и, опершись о планшир, сказал:       — Прости меня.       — За что? — Белая Цапля выпрямилась и отложила платье. Она не стала делать попытки поговорить с братом по душам. Она не знала, как и начать такой разговор. Но надеялась, что он когда-нибудь простит её, или хотя бы попытается понять.       — Ты спасла меня, а я даже не поблагодарил.       — Всё пошло не так… я хотела спасти тебя, а сделала, только хуже… я думала ты погиб.       — Нет… «так». — он резко обернулся. — Но я так злился на тебя. Один, в незнакомом городе, мне пришлось воровать… а потом это, — он приложил к ладонь к платку на горле, скрывавшему уродливый шрам, — ты знаешь, что это сделал твой несостоявшийся жених?       Принцесса в изумлении открыла рот, а потом выплюнула:       — Ублюдок кракена и медузы.       Брат усмехнулся:       — Ты же поняла, что его поджег Кристобаль?       Ризель медленно кивнула и вспомнила, как впервые увидела Эйдала в его новом… виде.       — Ты это видел? — прищурилась она.       — Нет, — протянул Амари и тоже прищурился, — но, говорят, Хаген видел. Не расскажешь, что вас с ним связывает? Не думай, что я ничего не вижу.       Ризель захотелось провалиться сквозь палубу. И за это стоило поблагодарить «Черную звезду». Уже несколько раз, проходя мимо пересмешника, принцесса оступалась. Точнее доска на палубе норовила резко приподняться, заставляя Белую Цаплю буквально влетать в объятья.       — Это длинная история… — Ризель вздохнула, а потом беззаботным тоном притворщицы продолжила, — лучше расскажи, когда проявился твой новый дар?       Принц нахмурился, но ответил:       — Думаю, недели три назад.       — Но во дворце ты был великолепен!       — Скорее дико напуган.       — Значит, тебе нужно больше тренироваться.       — Считаешь? — он пошевелил пальцами, и мыльная вода из ведра обрызгала принцессу.       — Что ты делаешь?! — взвизгнула Белая Цапля и впервые за долгие годы искренне рассмеялась. А потом вспомнила, как однажды, зайдя в свою комнату, обнаружила трехлетнего принца за столом, старательно разрисовывавшим её книги чернилами.       — …Будто из воды поднялась мерцающая серебром сеть, — говорил Хаген.       Он с Амари и Ризель сидел в каюте капитана за накрытым столом. С недавних пор юный навигатор завёл привычку устраивать если не званый ужин, то нечто подобное. В первый раз он позвал Марис, которая, на удивление, даже согласилась воспользоваться предложением совместного полета с Джа-Джинни. Крылан, впрочем, от трапезы отказался. Он вообще последнее время стал особенно нелюдимым. А они вчетвером весьма хорошо провели время, попивая дорогое вино из запасов Звездочёта и слушая истории очарованной. Но на следующий день погода испортилась, и человек-птица свои услуги больше не предлагал. Теперь они трапезничали втроём. Пересмешника ждала очередная ночная вахта под дождём, и он без зазрений совести пил определённо больше, чем мог позволить раньше. Хорошее вино скорее согревало и успокаивало, чем пьянило. По крайней мере, оборотню казалось, что только благодаря нему, он чувствует себя так легко в этой компании.       — …И прохождение через неё напоминает бег по густому лесу, когда колючие ветки деревьев и кустарников хлещут по всему, до чего могут дотянуться. — магус помедлил, бросив короткий взгляд на притихших брата с сестрой, — а потом приходят они… стражи экватора. Две сущности проникают в твоё сознание и начинают хозяйничать, пробираясь в самые уголки души, извлекая самые постыдные тайны.       — Это больно? — тихо спросила Ризель.       — Я в итоге отключился, — оборотень пожал плечами, — но вроде ещё никто не умирал.       — Никто об этом не рассказывал, — пробормотал немного побледневший принц.       — Как сказал Кристобаль: правда — унизительна.       — Я ведь несколько раз проходил экватор и… ничего.       — Ко мне пришли только на второй раз. А Кристобаль сказал, что подвергся… истязанию дважды. А я бы точно не хотел повторять такой опыт. — магус посмотрел в иллюминатор, проклятый дождь и не думал прекращаться, уходить не хотелось и неожиданно ему стало очень интересно узнать ещё одну вещь.       — А Мару ты видел?       — Кого?       — Понятно, — Хаген откинулся на спинку стула, если бы мог он обязательно изобразил хитрую улыбку, но приходилось выдерживать театральную паузу. — Мара — душа Каамы, некоторые считают её богиней… говорят, она исполняет желания.       — И ты её видел?       — Ага…       — И она исполнила твоё желание? — не унимался принц.       Задумавшись, Хаген невольно посмотрел на Ризель и, поймав её взгляд, потупился.       — Скорее да.       — Почему «скорее»? — нахмурился Амари.       — Иногда наши желания слишком… сложные, верно? — тихо спросила принцесса.       Пересмешник кивнул и добавил:       — А иногда мы сами не знаем, чего на самом деле желаем.       Постепенно трезвея под холодным ветром и моросящим дождем, Хаген размышлял о детях капитана-императора. Когда он только узнал, что юнга Кузнечик оказался погибшим принцем, он не удивился. Тогда у него больше не было сил удивляться. Но потом оборотень стал судорожно вспоминать, что делал и говорил при бывшем юнге. Что брат может рассказать сестре. И почему за всё это время он, так гордившийся своей внимательностью, не заметил фамильное сходство.       О принцессе думать было сложно. С одной стороны за эти несколько дней он узнал её гораздо лучше, но при этом, казалось, не узнал ничего. Слишком закрытая, слишком спокойная. И только с младшим братом Белая Цапля всегда была какой-то другой. Более улыбчивой, мягкой… живой. Но если тому грозила опасность… Да, в памяти то и дело вспыхивала картинка, как она даёт пощёчину Кристобалю. И он представить не мог, как принцесса смогла обмануть самого капитана-императора, сымитировав смерть юного принца.        Хаген вздохнул. По крайней мере теперь он мог с ней спокойно разговаривать не опасаясь, что бешеный стук сердца окончательно заглушит голос разума.       Окраина встретила их пасмурным небом и свинцово-серым морем. А ведь Ризель уже наслушалась историй, что вода в гавани, да и в самом городе, чиста и прозрачна, словно слеза младенца. Принцесса от чего-то подумала, что погода отражает настроение самого короля Окраины. Не обрушился бы на них очередной шторм. Но после мучительного ожидания Лайра Арлини всё же принял их, а ещё через несколько часов прислал гонца: негоже столь почётным гостям останавливаться в гостинице.       Лёжа в горячей ванне, впервые за почти три недели, Белая Цапля просто не могла заставить себя думать о чём-либо. И какой же мягкой оказалась кровать… На следующий день принцесса открыла глаза, когда её комнату заливало алое сияние. Ризель блаженно улыбнулась: наконец, выспалась. Принцесса встала и, потянувшись, подошла к окну. Но наблюдая за солнцем с ужасом поняла: это не восход, а закат. Сколько же она проспала? На стуле около кровати висело новое платье — она не слышала, как кто-либо заходил в комнату. Выйдя в коридор, в надежде встретить слуг, почти сразу услышала громкие голоса, доносившиеся с первого этажа, и направилась в их сторону.       В обеденной гостиной за накрытым столом сидели: король Окраины, его сестра, Амари, Хаген, Джа-Джинни и Марис.       — Ваше высочество! — первым её увидел Лайра, и все мужчины, как по команде, резко встали со своих мест.       — Добр… ое… утро, — сипло проговорил брат и улыбнулся, — а мы тут… ужинаем.       — Мне говорили, что в Кааме время порой течёт по-другому, — Ризель села за стол и посмотрела на короля.       — Так и есть, — кивнул тот.       — Что я пропустила?       — Мы отправляемся в Росмер, — выпалил брат.       — Пришли сведения: туда направляется черный флот, — предвосхитил её вопрос Лайра.       Ризель внимательно посмотрела на короля, словно пыталась прочитать его мысли. Почему он всё-таки принял это решение?       — Когда отправляемся?       — Через несколько дней.       Ризель чуть нахмурилась, пытаясь сопоставить: кто доберется до Росмера быстрее флот Лайры, или флот её отца.       За две ночи в особняке правителя Каамы Хаген вполне отоспался. И на второе утро они с юным капитаном и его сестрой отправились в доки. «Чёрная звезда» выглядела заметно лучше: дыры с парусов исчезли, корпус очищен от паразитов, ещё несколько дней и она полностью восстановится. Дело оставалось за малым: набрать команду. Следовало ожидать: слухи об отплытии Лайры Отчаянного в Росмер распространятся быстро, а единственный фрегат, которому требовались новые матросы — их. Среди жителей столицы Окраины тех, кто желал свести счеты с капитаном-императором и его приспешниками оказалось немало. Хотя многие отсеялись: кого-то смущал пятнадцатилетний капитан-магус, других женщина на борту, третьих крылан, а вчетвёртых цвет фрегата. Хаген следил за погрузкой припасов и оружия, когда услышал знакомый голос.       — Эй, оборотень!       Обернувшись Хаген увидел Гарона и поспешил сойти с фрегата.       — Ну привет, оборотень, — бывший паленый грубо обнял Хагена, — что с твоим лицом? Ты что не рад меня видеть?       — Теперь я не совсем оборотень, — покачал головой магус, а потом внимательно посмотрел на бывшего товарища по команде, не веря своей догадке.       — Я так и знал, что без тебя не обошлось, — Гарон будто его не слушал, — вся Каама гудит, что Лайра собрался в Росмер… наш кэп в его флотилии.       — О, — только и смог выговорить пересмешник, но предположение, что бывший паленый снова ходил на рыбокорабле подтвердилось.       — Я, к слову, старпом! — гордо заявил моряк.       — Поздравляю.       — Благодаря тебе, мы же так нормально и не попрощались. Если бы позволяло время, позвал бы тебя выпить… племяши завалили бы вопросами… а правду говорят, что ваш навигатор пятнадцатилетний юнец, да к тому же с бабой.       — Это его сестра.       — Всё равно, — буркнул Гарон и почесал пятерней затылок. Хаген мысленно посочувствовал бывшему капитану «Любимой» — некоторые раны никогда не затянутся.       — Ладно, мне пора, дел ещё столько… Ах да, чуть не забыл, мне же одна пигалица просила тебе записку передать.       Хаген поспешно развернул протянутый клочок бумаги с одним только словом выведенным до боли знакомым почерком:        «Фонтан».       — Однажды мы эти черные корабли одолели, одолеем снова, верно? — Гарон с силой хлопнул оборотня по плечу, но тот его уже не слушал.       — Трухлявому королевству — трухлявую столицу, — сказал очень давно капитан-император. Но с тех пор это королевство причиняло ему много неприятностей, а столица Окраины, как шептались во дворце, превратилась в редкостную жемчужину. Ризель не знала, что оказалось более сказочным: увидеть Талассу или пройтись по легендарным мостам Каамы, которых, как считалось по поверью, не счесть. Пока все готовились к отплытию, она не могла упустить шанса погулять по городу-на-воде. И не сказать, что не удивилась, когда Лайра совершенно не стал возражать, заверив, что в городе вполне безопасно, но волосы прикрыть посоветовал.       Несмотря на то, что жизнь в столице Окраины кипела так же бурно, как и в столице Империи, дух свободы ощущался здесь как никогда сильно. Какая-то легкость и теплота обволакивала собой, успокаивала. А, быть может, всё дело в южных широтах? Белая Цапля гуляла по рынкам, засматривалась на диковинные товары, а заодно — как длинные причудливые рыболодки изворачиваются, чтобы повернуть в узких каналах. Принцесса впервые гуляла, будто беззаботная простолюдинка, до коей совершенно никому нет дела. В какой-то момент это буквально опьянило, что она не заметила, как город погрузился в тишину, а все люди точно растворились в пространстве. Но больше всего Ризель удивляло то, что это не взволновало. Всё так и должно быть.       — Подумать только, — мелодичный женский голос, чем-то напоминающий материнский, словно влился в мысли Белой Цапли, — совсем недавно на этой площади тоже стоял тот, кто не знал, чего больше хочет: мести, справедливости или… любви. У него тоже были белые волосы. Правда он их красил…       Ризель медленно обернулась на голос. Незнакомка улыбалась, а черты её лица… нет, это игра света и тени.       — Кто вы?       — Мара.       Белая Цапля похолодела.       — Что вам нужно?       Мара рассмеялась.       — Вопрос не в том, что нужно мне, а что нужно вам, принцесса, в Кааме, каждый получает то, чего желает.       Ризель молчала, собираясь с мыслями.       — А если я хочу… всего… одинаково сильно.       — Но ведь и «всё» начинается с первого шага?       Принцесса не ответила, а Мара быстро, но внимательно оглядела её с головы до ног.       — А слухи не врут, — прищурилась она, — не зря ваше имя любят шептать многие мужчины… но один особенно. — она вздохнула, — как же вы, небесные дети, любите всё усложнять, думаете, что если ваша жизнь может длиться очень долго, значит можно откладывать на потом важные вещи.       Ризель помедлила, подбирая слова: всё-таки она говорила с богиней.       — Есть ли шанс, что то, чего я желаю осуществится?       — Что-то осуществится это точно… Наслаждайтесь вечером, он ещё не кончился…       — Вечером? — недоуменно моргнула Ризель, и её словно выдернуло из глубины морской тишины на поверхность. Звуки обрушились, будто ведро ледяной воды. Она стояла не в силах пошевелиться и только поэтому не вздрогнула, когда услышала голос, от которого её сердце обычно начинало биться чуть быстрее.       — Хотела меня видеть? — спросил Хаген.       — Что? — искренне удивилась Белая Цапля, пытаясь дышать спокойно.       — Я получил записку…       — Записку? — ей казалось, что они говорят на разных языках.       — Неважно, — пересмешник мотнул головой.       — Как ты меня нашёл? Я, похоже, заблудилась… — Она удивленно уставилась на мраморные фигуры: наполовину девушки наполовину рыбы. Сквозь струи воды их лица менялись как… как у Мары.       — Всё здесь начинается у фонтана, — задумчиво проговорил оборотень, — пойдём.       Они шли, не заговаривая, но молчание в вечерней суете города не ощущалось тягостным. Ризель одновременно пыталась понять, что намеревалась сказать ей богиня, и запомнить каждую мелочь в городе. Кто знает, когда она окажется здесь в следующий раз. И будет ли этот следующий раз. Проходя по очередному мосту — в этот раз большому и каменному — принцесса резко остановилась. Дома, обычно лепившиеся друг к дружке, будто расступились, открывая вид на залив и заходящее солнце.       — Как же это красиво, — прошептала она.       Хаген встал рядом.       — Хочу, чтобы это мгновение длилось вечно.       Пересмешник не проронил ни слова, но резко положил руки на перила моста.       — Когда всё выяснилось с Тибуроном, — вдруг сказала Ризель уже громче, — больше всего я боялась, что со мной произойдет что-то подобное. Я боялась говорить. Несмотря на то, что Кармор ужасное существо, я не хотела, чтобы он онемел.       Хаген резко и удивленно посмотрел на неё.       — Да, это была я, — она вздохнула, — слова могут сыграть со мной очень злую… шутку. Особенно если я напугана, зла или… — она помедлила, собираясь с силами, — влюблена. Не думала, что последнее станет для меня когда-либо проблемой. До недавнего времени.       Пересмешник снова отвернулся, уставившись куда-то вдаль.       — Почему ты остался с Крейном и почему вернулся в Облачный город, когда я тебе этого не приказывала? — она повторила когда-то заданные вопросы. Сейчас это казалось правильным, когда они оба свободны и их жизнь не висела на волоске.       — В какой-то момент я впервые понял, что делаю что-то действительно правильное, — он пожал плечами, — зачем ты спасла меня? — пересмешник тоже повторил свой вопрос, на который не получил ответ.       — Разве это до сих пор не понятно? — почти прошептала она.       Хаген не ответил. Тем временем в городе-на-воде жизнь ни на секунду не останавливалась. По мосту сновали каамцы. Докеры возвращались со смен, торговцы — собрав товары, босоногие дети, наигравшись, спешили к ужину. Кто-то кричал, кто-то смеялся, никто не обращал внимания на тонущее в воде солнце и парочку у перил.       Ризель знала, что пересмешник в неё влюблен. Это не льстило. В неё влюблялись слишком многие и слишком быстро. Белая Цапля давно перестала обращать внимание на посвящённые ей стихи, или слухи об очередной дуэли. Грош им цена, коли авторы не дерзали говорить лично, придумывая отговорки, мол, Ризель Эгретта недосягаема, словно сама Светлая Эльга. Какое кощунство. Впрочем, и ненавидели её тоже многие, но всё за спиной, тайно, не решаясь на что-то большее… И то, что оборотень, не страдал предубеждениями и, не видя преград, пытался её убить, поразило, похоже, в самое сердце без всяких стрел.       — Значит, как запускать в меня стрелы, то ты смелый, а как поцеловать, то нет? — спросила принцесса и почему-то подумала об Эйдале: тот нерешительностью не отличался или всему виной слова? Белая Цапля мотнула головой, прогоняя мысли. Она больше не собиралась говорить: сердце стучало слишком сильно. Опасно. Ризель накрыла своей ладонью руку оборотня, сжимавшую перила. Хаген повернул голову.       Может со временем она забудет горький вкус крови на его губах, потому что больше не придется цепляться за это воспоминание, как единственное. Но сейчас она замерла, медлила, давала ему время. Быть единственной дочерью капитана-императора без права наследования престол — тяжкое бремя. Даже самый высокородный магус, стоял бы на ступень ниже, и обязан был ей подчиняться, несмотря на то, что никакой властью она не обладала. Кто бы посмел посчитать себя равным ей? Хаген всё-таки притянул её за талию, развеивая любые мысли, а она обвила рукой его шею. И это казалось таким правильным. Идеальным.       Хаген очнулся, словно после хорошей гулянки: с приятной ломотой в теле, но без единого намёка на головную боль. Произошедшее накануне, точно не могло быть реальным. Но в кровати он лежал явно не один. Оборотень повернул голову. Принцесса. И непривычно растрёпанная. Пересмешник пытался по крупицам собрать воспоминания. Но они как песок, как вода просачивались сквозь пальцы, не задерживаясь.       На мосту всё стало каким-то зыбким. Они с Ризель не сказали друг другу ни слова, ни во время возвращения к дому короля Окраины, ни за ужином. Но мимолетный взгляд принцессы на него, а потом в сторону её комнаты, объяснений не требовал. Где-то проскользнула рыбка-воспоминание: Цапли могут повелевать и мыслью, но в тот момент оборотню стало наплевать.       — Прикажи мне остановиться, — шептал пересмешник.       Белая Цапля молча расстегивала застежки платья, и синий шелк стекал к её ногам, превращаясь в маленькое озерцо. Оборотень не мог отделаться от мысли, что ощущает себя грязным нищим, заполучившим невиданный чистоты и красоты алмаз. Не имел права к нему прикасаться, да и не знал как. Ризель всегда казалась такой хрупкой фарфоровой статуэткой, хоть во дворце некоторые справедливо замечали: разбить её не сможет даже кузнечный молот. Да и сам он уже неоднократно в этом убедился и всё же боялся сделать что-либо неправильно.       — Скажи, чего ты хочешь…       Белая Цапля упорно молчала. Но к счастью или, к сожалению тело любой женщины, устроено одинаково. И неважно, будь то обычная земная простолюдинка, принцесса-магус или же богиня.       Теперь, когда Хаген мог более-менее трезво размышлять, случившееся казалось очередной ошибкой. Безрассудная его часть отдала многое, чтобы повторить, часть сомневающаяся кричала: его очередной раз использовали; хотелось сбежать, не сказав ни слова. Пигалицей, передавший записку, точно являлась Мара. Вертихвостка и сводница. Но оставалась часть, которой ещё двигала честь. Хаген задумался: что было страшнее пытаться убить принцессу или обесчестить. Впрочем, последнее ему всё-таки не грозило, по крайней мере, не в первоначальном значении. А теперь головоломка, так долго не желавшая разгадываться, начала поддаваться.        «О, им всем оторвали крылья из-за меня, а кое-кому — и голову».       Эти слова из прилюдной исповеди принцессы, невольными слушателями которой стала половина команды «Невесты ветра», не выходили у оборотня из головы. Он ворочал их и так и этак, сопоставляя факты. Ходили слухи: десять лет назад между Ризель и Эйдалом Аквилой — что б его ожоги заживали как можно медленнее — вспыхнул роман, в результате чего высокородного орла отправили в ссылку. Хаген до последнего не хотел верить, но теперь убедился в правдивости. Вот только правда… причина оказалась слишком ужасной. Мертвый старший брат принцессы стал страшнее, чем живой Аквила.       Магус собрал остатки мужества и прошептал на ухо принцессе:       — Мне пора.       — С чего это? — сонно проворчала Ризель.       — Вдруг Амари решит ворваться пораньше с какой-нибудь срочной новостью…       — Он не ребенок.       — Что-то мне подсказывает: он будет не очень рад.       — Ты совсем его не знаешь. Он давно обо всем догадывался. И, в любом случае, я не стану ничего ни от кого скрывать.       Пересмешник замер. Он точно не ожидал этого от Белой Цапли. Он успел смириться с мыслью об интрижке на одну ночь, и полелеять идею о роли тайного любовника, но открытость… Оборотень закрыл глаза, представляя «поздравления» команды и осторожно уточнил:       — Ты в этом уверена?       — Я скажу им сегодня за завтраком.       — Скажешь что?       — Что мы вместе.       — Вместе… — повторил Пересмешник и вздохнул. Осознание совершения чего-то запретного вновь заскребло на сердце.       — Что не так?       — Это как-то неправильно.       — Почему?       — Можешь считать меня старомодным, но…       — Выше дара пересмешники ценят только честь, я помню, — перебила она, — Хаген, мы, скорее всего, умрем в Росмере, а я впервые за очень долгое время счастлива, мне плевать на традиции и приличия, — а потом она перевернулась на спину и, всё ещё не открывая глаз, сказала, — а теперь поцелуй меня и проваливай к кракену, трусливый шебаршила.       Хаген хмыкнул, но удержался от вопроса: «это приказ?»       — С каких пор принцессам пристало так выражаться?       — С тех пор, как выяснилось, что мой отец долгие годы был известным пиратом.       Завтракали они обычно вчетвером. У короля Окраины имелось много дел, чтобы дожидаться, когда все гости встанут. Рядом с Ризель сидел Амари, Хаген и Джа-Джинни напротив. Пересмешник теперь чувствовал себя жутко невыспавшимся и помятым, в отличие от принцессы, всегда выглядевшей самим совершенством. Амари что-то говорил про новых членов команды, когда Ризель произнесла:       — Я бы хотела сообщить одну новость.       Все кроме оборотня посмотрели на принцессу.       — Мы с Хагеном теперь… — она помедлила, — вместе.       На мгновение над столом повисла тишина, а потом Джа-Джини весело посмотрел на Амари:       — Плати!       — Я ошибся всего на день, — пробормотал молодой навигатор, а потом недовольно уставился на сестру, — вот не могли вы сказать завтра?       Хаген мысленно застонал. Ризель чуть подняла брови.       — В общем, поздравляю, что ли, — немного смущённо сказал Амари, — вы нам с «Чёрной звездой» тоже надоели, оказалось для фрегата утомительно присутствие двух влюбленных, сопротивляющихся своим чувствам.       — И не будет речей в духе: если ты причинишь ей боль то… — наконец подал голос Хаген.       — Ты видел, на что она способна, — принц хмыкнул, а потом добавил, — когда поплывем в Росмер, спать будете в разных каютах.       Краем глаза пересмешник заметил, как принцесса всеми силами сдерживала улыбку.       Открыв глаза на следующее утро, Хаген до сих пор чувствовал нереальность происходящего. Просыпаться с одной и той же женщиной, не исчезавшей, как непонятное видение и отношения с коей не нужно скрывать, стало каким-то новым витком его запутанной жизни. Он скользнул взглядом по её голой спине: две изящные цапли, готовые взлететь. Внутри всё же кольнуло: он ведь лишился не только дара, но и кланового знака. Чем он вообще отличается от обычного человека? Ну и к кракену это всё. Он начал водить пальцами по рисунку. Непривычно большому. Из памяти всплыли маленькие пересмешники на спине Триссы. Он моргнул, прогоняя видение. А кожа принцессы покрылась мурашками. Нарисованные птицы чуть шевельнули крыльями — Белая Цапля передёрнула плечами, а потом прижалась спиной к его груди.       Ризель очередной раз не могла заснуть. Не столько из-за тяжёлых мыслей, сколько из-за невыносимого чувства тревоги. Парализующий страх накатывал как волны и стремился увлечь за собой в глубины отчаяния. Чтобы успокоиться, принцесса пыталась воззвать к холодному голосу разума, но и это не помогало. И тогда разрешала себе думать о совершенно противоположном. Держалась за это чувство, словно за маленький деревянный плотик в бушующем океане. Правда, с каждым новым днем плотик превращался в настоящий фрегат. «Любовь, ненависть и любопытство», — пронеслась в голове полу-присказка об очарованных.       Комнату освещал лунный свет, струящийся через открытое окно вместе с иногда залетающим теплым ветерком. Принцесса посмотрела на пересмешника. Он спал. Всегда так быстро засыпал. Белая Цапля немного завидовала. Лицо как всегда непроницаемо спокойное. Как же она скучала по той первой и, как оказалось, единственной, подаренной улыбке. Может, именно в неё она влюбилась? Сердце кольнула очередная иголка вины. Её отец лишил Хагена Дара. А она заставила встать на этот страшный путь. Чтобы там пересмешник не говорил об искуплении.       Белая Цапля снова вернулась к прерванным мыслям. Думать о прошлом оборотня стало своеобразным развлечением. Будто о герое, сошедшем со страниц древних сказаний. Если отбросить факт, что он собирался убить именно её. И почему выбрал такой сложный путь? Стрелы. Глупости какие. Оборотни известные мастера ядов. Один незаметный укол и… Она имела право спросить, но не стала бы это делать. Не станет спрашивать, как он обвел вокруг пальца главного имперского щупача лорда Рейго, а история наверняка вышла преинтересная. Не станет спрашивать и о том, что вообще привело его в Облачную цитадель. Незачем ворошить пепел, когда их время почти на исходе. Ризель с теплотой будет хранить воспоминания о вечерах в капитанской каюте «Чёрной Звезды» и ночах в Кааме.       Она опять кинула на него взгляд: белые корни волос отросли ещё сильнее. Нужно отправить подстричься или пригрозить, что сама станет орудовать ножницами, если ещё хоть секунду посмотрит на это черно-белое безобразие. Она закрыла глаза, чувствуя, как наконец-то проваливается в дрёму. Тревога постепенно отступала. И мысль о том, что всё закончится в Росмере, уже не так пугала.       На следующее утро четырнадцать фрегатов отправились на север.