Drowned

      В небольшую комнатушку сквозь незашторенные окна проникали лучи утреннего солнца. Оно уже успело подняться над горизонтом, золотом украсив облака в небе. Природа, стоило лучам показаться, проснулась: зашумели приветливо птицы где-то в округе, казалось даже листва стала громче шуметь.       Но во все эти звуки, слышимые через открытое окно, Юра не вслушивался. Он уже вернулся с улицы, слышал, как Паша немного позже ушел спать в комнату к Анечке, а сам все не мог глаз сомкнуть. В голове вновь и вновь прокручивался их разговор десятками минутами ранее. Кажется, он в жизни так не задумывался над тем, что говорит. Лишь бы не разрушить то, что, кажется, стало медленно восстанавливаться.       – Юр, нам... Надо поговорить.       А Музыченко передергивает от этого хрипловатого голоса Личадеева. Он поддается чуть вперед к Пашке, опираясь о собственные колени локтями. Но парень молчит и лишь задумчиво курит свою сигарету.       Паша делает очередную затяжку, выдыхая дым куда-то в сторону, окончательно собираясь со всеми мыслями. Его волосы прикрывают глаза: он еще ночью забил убирать их. Надоело. Просто надоело.       – О том вечере, – начал, наконец, Паша. Он снова затянулся, да так глубоко, что Юра невольно представил, насколько ему могло обжечь горло горечью. – О том, что я послал тебя и так далее. Че я рассказываю, и так знаешь все.       Юра потупил взгляд на угли, медленно тлеющие в кострище. Осознанно или нет, он крутил пальцами свои усы, отдельными кусочками вспоминая ту роковую ночь. Музыченко все больше вспоминал из произошедшего: диалоги, песня и крик Паши, все, что он наговорил, не особо думая над сказанным. И Юра виновато закусил губу, переводя взгляд на Пашу, стряхивающего пепел с сигареты.       – Паш, я тогда перепил и правда хуйни наговорил, – первым нарушил тишину Юра. – Прости за это. Я и не думал, что это настолько может задеть тебя. А та твоя песня…       – Да-да, ты тоже прости, – перебил его Личадеев, выкидывая окурок. Он сразу начал тлеть, а парень неотрывно наблюдал за этим. – Я сам вспылил тогда. Извини за это.       – Да порядок, сам виноват.       – А песню забудь, это я так… Для себя.       Паша перевел взгляд на него, после чего улыбнулся. Музыченко аж передернуло, ведь эмоция была такая искренняя. Вопреки словам. Ему прям в душу запало. А еще в голове засели его слова:       – Давай забудем, что было, и просто отдохнем эти дни перед последними концертами, ладно?       И Юра кивает ему с улыбкой на лице, хотя самого распирает. Так они и расходятся по комнатам, махнув друг другу напоследок.       Музыченко удается уснуть лишь к семи часам утра. Природа уже во всю проснулась, птицы щебечут за окном и под ним, лес вокруг умиротворенно шуршит листьями. До последних концертов им осталось всего несколько дней, потом они красиво закончат свой тур столичными концертами и, наконец, смогут целиком и полностью отдаться отдыху и творчеству.

***

      Послеобеденное время парни посвятили творчеству. Паша и Юра затащили духовиков в гостиную, прикрыли входную дверь и сели писать. Самым важным для них было написать партию для трубы и тромбона. Каждая новая попытка заканчивалась не очень успешно, но так или иначе, они медленно продвигались вперед, постепенно выстраивая ноты на нужные места, находя тот или иной интересный момент в мелодии, сразу записывая его на бумаге.       Часы непрерывной работы шли долго, но достаточно плодотворно. Обе Анечки время от времени заходили к ним, принося воды, чая или кофе, а также чего-то перекусить, чтобы музыканты за работой не померли с голоду. Атмосфера была хорошей, даже дружелюбной, хоть изредка и проскакивали посылы не в самое лучшее место между Юрой и Пашей.       Очередной день пролетел для всех незаметно. Солнце медленно двигалось по небу к горизонту, пока из дома были слышны заключительные аккорды сочиненной и доведенной до ума композиции. Парни были довольны проделанной работой, отчего помещение все было заполнено смехом и какими-то разговорами. Иногда Пашка что-то наигрывал на аккордеоне по ситуации, добавляя каким-то моментам некой комичности или трагичности, отчего общее настроение всех улучшалось.       Когда все инструменты были сложены и каждый занялся своим делом, в гостиной остался лишь Пашка, который сидя на диване задумчиво курил сигарету. Которая по счету – неизвестно. То, что это было уже не из его пачки – факт. Все уже собрались на кухне, что-то обсуждая. Сегодня решили без посиделок и алкоголя. Просто пропустить одну-две чашки чая, может кофе, да просто поболтать. Все-таки не часто они выбираются вот так на природу.       – Как насчет после последнего концерта сгонять на Ладожское? – предложил Кикир, выдвигая из-под стола табуретку для только что вошедшего в помещение Пашки. Тот сразу уселся на предложенное место, с интересом оглядывая всех. – Развеяться, отдохнуть, устроить пикник, да и просто расслабиться.       – Звучит неплохо, – поддержал Дима.       – Да, можно будет, – согласился Юра, кивая одобрительно. – Кемпинг типо, все дела.       – Добро! – Анисимов кивнул, соглашаясь с ним.       Все время, что они просидели на кухне, Юра думал, что давно они так душевно не болтали. Паша поддерживал со всеми диалог, не избегал зрительного контакта с Музыченко. Все словно наладилось, стены были разрушены...       К полуночи они перебрались в гостиную, откуда вскоре выбрались на улицу, вновь усаживаясь вокруг костра. Они продолжали беседовать обо всем и сразу, о предстоящем концерте, дальнейшем отдыхе. Паша и Юра обсуждали, как им лучше дальше сочинять музыку и стоит ли больше делать упор на синтезатор или вернуть старый-добрый алкохардкор. Иногда они совещались с другими, спорили, орали, но в итоге к чему-то да приходили.       Погода стояла теплая, располагала к себе. Где-то на горизонте стояли неподвижно кучевые облака, практически сливаясь с небом. Где-то в округе резвились стрижи, пели свои причудливые песни, разрезая воздух крыльями.       К утру тучи накрыли небо. Паша, где-то через час после пробуждения, схватил аккордеон и направился к поляне, на которой он был в первый день приезда. Прохлада окутывала тело, отчего парню пришлось накинуть на плечи куртку, чтобы немного согреться.       Дойдя до места, Паша уселся на траву, прикрывая глаза и полностью погружаясь в себя и окружающую тишину. Мысленно перебирал все, что произошло, восстанавливал какие-то ситуации из прошлого... Просто наслаждался природой.       Когда мысли утихомирились, Личадеев взял инструмент, накинул лямки на плечи и заиграл. Что – сам не знал. Просто позволял пальцам играть какую-то свою мелодию, особо не задумываясь над мотивом и настроением.       А Юра расслышал настроение. Он видел, как Пашка пошел куда-то и выдвинулся за ним, держась на расстоянии. Не решаясь подойти и сесть рядом, он просто стоял под деревом, кутаясь в кожанку, и смотрел на сутулую спину, равномерно раскачивающейся из стороны в сторону.       Мелодия казалась ему какой-то грустной, но в то же время словно с какими-то светлыми просветами, яркими моментами, которые разбавляют мрачное бытие. Музыченко прикрыл глаза, впитывая в себя каждый доносящийся звук, каждую ноту. Атмосфера словно изменилась, природа замерла. Даже птицы не летали. Лишь иногда где-то ветер шуршал травой и листвой деревьев, напоминая о себе, о своей прохладе.       Но до него уже не было никому дела.