Drowned

      После ночных посиделок все очень вымотались, поэтому никаких будильников никто не ставил. Просто отсыпались, приходили в себя. В доме было так тихо и спокойно, словно постройка пустовала уже долгое время, забытая хозяевами.       Природа давно уже проснулась, ведь время медленно шло к полудню. На небе стало куда больше облаков, постепенно затягивающих его, но холоднее от этого не становилось. Самая обычная теплая летняя погода с легким обдувающим ветерком, блуждающим по зеленым просторам.       Юра проснулся около получаса назад. Просто лежал, ногами приминая одеяло, ведь под ним было нереально жарко. Из-за закрытых на ночь окон, чтобы кровососы их не побеспокоили, воздух в небольшой комнатушке был довольно спёртым и душным. Казалось, будто с каждой минутой он становился все горячее, а на лбу выступала испарина, которую Музыченко то и дело вытирал тыльной стороной руки. На удивление, головной боли Юра почти не ощущал, хотя большую часть того, что происходило ночью, не помнит. В воспоминаниях какими-то вспышками возникали отдельные эпизоды, не имеющие между собой никакой логической связи. Он даже не уверен, в каком порядке все происходило.       Лежал, смотря в потолок, пока рядом, отвернувшись к стене, тихо посапывала Анна. Спала она спокойно, тоже откинув одеяло в сторону. Музыченко обычно всегда просыпался позже нее на несколько часов, а тут все наоборот. Эта мысль его заставила улыбнуться, перевести взгляд на жену, аккуратно, едва касаясь, кончиками пальцев проводя по ее руке, поглаживая. Невольно вспомнилось их знакомство в театре Лицедеи, их прогулки вечерами, посиделки в каких-то дешевых кафешках, первые какие-то намеки. Там же, в театре, он познакомился и с Пашкой и с, на то время, Аней Смирновой. Все оттуда. Сама судьба, похоже, свела их. Разве, что с Димой и Кикиром чуть позже.       Прикрыв глаза, Музыченко бегло пробегает по воспоминаниям молодости. Нежелание учиться и бросить школу, кое-как сданные экзамены. Поступление в Лицедеи и первая встреча с новыми для себя людьми. Со многими у него отношения завязались довольно хорошие, он был душой компании. В какой-то из пасмурных, не самых лучших дней для Юры, к нему не подошел Пашка Личадеев, просто сделать комплимент на счет хорошей игры на скрипке. Они довольно быстро нашли общий язык и потом даже устраивали какие-то совместные посиделки, играя на инструментах: Юра на родной скрипке, а Паша на аккордеоне, в игру на котором он вкладывал всего себя, хоть и убежденно заявлял, что вообще ненавидит этот инструмент. Говорить можно что угодно, но он всегда наблюдал за ним, его игрой, как тот двигал головой в такт, забываясь в музыке, как стучал ногой, подобно метроному, как уверенно переставлял пальцы. Иногда Юра так засматривался, что начинал сбиваться в собственной игре, получая укоризненный взгляд сбоку, но следом Паша одаривал его улыбкой и они просто продолжали игру.       Шло время, и Личадеев познакомил его со своей, на тот момент, подругой Аней. Они постоянно были вместе, Смирнова всегда пыталась как-то коснуться его ненароком, обнять, может быть. Было видно, что Паша нравится ей, возможно, ее чувства были взаимны. Хотя если считать, что они сейчас женаты, то да – вполне себе. Иногда у Музыченко было какое-то в душе чувство, похожее на ревность. Он сам хотел быть постоянно с Пашкой, ведь ему очень нравилась его компания, его поведение, его открытость. А тот все с Аней, да с Аней, все меньше времени с ним.       Временем позже в их группе актерского мастерства появился новый человек – Аня Никитина. Довольно быстро девушка влилась в темп жизни, завела новые знакомства, в том числе и с Юрой. Тот познакомил ее с Пашей и ее теской. Они сформировали свою такую небольшую компанию, где им всем было комфортно друг с другом. Юра даже пытался подкатить к девушке, впечатлить ее игрой или внезапным небольшим букетом из каких-то полузасохших ромашек, сорванных во дворе – назло Пашке. Но та упорно игнорировала его знаки внимания, лишь немного улыбнувшись и чуть кивнув в знак благодарности, но культурно отказываясь. Но все же Юра сумел растопить лед в сердце Ани.       Единственное, не помнит, как он с Димой познакомился, но точно помнит, что это было в баре после небольшого выступления в театре. Возможно, он напился, поэтому и не помнит ровным счетом ничего. Лишь обрывками причудливые растрепанные волосы Паши, на тот момент еще осветленные, его недотанцы с аккордеоном, песнопения парней, больше похожие на пьяный вой, а также смех девочек, что наблюдали за ними. Дрожащий плач скрипки тогда звенел в ушах, сливался со звучанием инструментов, превращаясь в мелодию.       И вот так часто они устраивали какие-то вылазки, где садились, выпивали, а после начинали играть на инструментах. Бывало, что те, кто сидел с ними в одном помещении, подхватывали песни, тоже начиная петь или стучать в ритм. А бывало, их сразу выгоняли, мол, слишком шумят. Но главное, они пришли к тому, что имеют сейчас.       Из воспоминаний его вырвало пришедшее уведомление о входящем сообщении. Кое-как найдя телефон, пробежался взглядом по сообщению, что пришло от Саши. Тот писал, чтобы ему, наконец, открыли, а то он «задолбался стоять снаружи и долбить эту чертову дверь». Усмехнувшись, написал ему короткое «Ща буду» и, поднявшись с кровати, встал на ноги, потягиваясь. Действительно, с первого этажа слышался стук по двери.       Зевая, взял с тумбочки пачку сигарет и зажигалку, после чего вышел с комнаты, спустился на первый этаж и подошел к двери, открывая.       – Наконец-то! – проговорил Анисимов, когда Юра вышел на крыльцо, закуривая сигарету. Окинул его беглым взглядом, улыбаясь, – даже в порядок себя не привел после ночных гулянок, да?       – Я недавно проснулся, остальные до сих пор дрыхнут, – ответил Музыченко, зажимая сигарету губами, руками подтягивая чуть съехавшие вниз спортивки. Выдохнув едкий дым, осмотрелся, – тебе с вещами помочь?       – Я уже все притащил. Я так понимаю, я с Димоном поживу, да?       – Не хочешь с ним – можешь в гостиной, – пожал плечами, вновь затягиваясь и выдыхая дым, что практически сразу растворился в воздухе. Стоило подуть легкому, но слегка прохладному ветерку, как по телу пробежала стая мурашек, вызвав секундную дрожь. – Свободная койка только у него в комнате и осталась.       Кикир кивнул и пока Музыченко докуривал сигарету, занес футляр с уменьшенной версией своего инструмента в дом, а также небольшую сумку с вещами, оставляя в коридоре. Через несколько минут вернулся к Юре на улицу.       – А там реально тихо, – Анисимов с каким-то удивлением в голосе произнес это, ровняясь с Юрой, смотря вперед, за то, что было за забором – природу. Такую живую, манящую. Будь Саша профессиональным фотографом, а не музыкантом, обязательно фотографировал бы такую красоту и продавал. А пока он может себе сделать только небрежную фотографию на телефон. Собственно, он это и делает, чем заставляет Юру едва заметно усмехнуться.       Когда Юра докурил сигарету, он бросил ее на землю, носком кроссовка окончательно топча ее. Поднял взгляд на Кикира, что все также наблюдал за природой, словно не дышал вовсе, но потом развернулся на одних пятках и пошел в дом, в дверях бросая короткое «Идешь?». Саша направился следом за ним, заходя в дом после Юры. Скинули обувь, прошли в гостиную, где уже сидел Дима. Он думал, что все спят, поэтому, воткнув наушники в уши, прикрыл глаза и запрокинул голову назад, немного постукивая ногой в такт музыке. Он даже не слышал, как Анисимов заносил свои вещи. Саша решил воспользоваться ситуацией и беззащитностью друга и резко схватил его за ноги, заставляя Вечеринина всем телом дернуться. Тот сразу вырвал наушники из ушей, недовольно глядя на друзей, что заливались смехом, но после всё равно расплываясь в улыбке. Он поднялся с дивана и в приветствии пожал руку Анисимову, приобнял его, хлопая по спине, как обычно у них было принято.       Пока парни устраивались в гостиной, успели проснуться Анечки. Они спустились к ним, шуточно обвиняя их, что они шумят. Обняли Сашу, перебросились парой фраз, а после Серговна пошла на кухню, чтобы сделать завтрак. Парни расположились на диване, уступая Анечке почетное место на мягком кресле.       За бурным обсуждением последних новостей никто не заметил, что Паша отсутствует. Они поняли это лишь, когда Анна вернулась к ним, жестом показывая пройти за ней. С явным вопросом на лицах, они дружно пошли на кухню. Пол предательски скрипел под ногами, но даже это не разбудило так сладко спящего на столе Пашу. Помещение уже не так освещалось солнцем, как утром, поэтому он был в тени полностью. Сидя на табурете, расставив длинные ноги в стороны для большего удобства, брюнет подложил одну руку под голову, пока вторая свисала. Волосы упали на стол, но частично скрывали его лицо. Некоторые пряди едва заметно поднимались с каждым выдохом парня. Все его тело, несмотря на довольно теплый воздух в помещении, было усеяно мурашками, ведь накидывать на плечи хоть что-то он не стал.       Юра решил подойти первым, кладя руку ему на плечо, чуть потрепав. Паша что-то недовольно пробурчал, отворачивая голову и кладя вторую руку на стол, закрываясь от них. Все переглянулись, улыбаясь такой милой картине. Паша любил поспать и разбудить его всегда очень тяжело. Особенно после большого количества выпитого спиртного. И все это прекрасно знают, поэтому, махнув рукой, нарочито громко начинают разговаривать, проходя в помещение. Аня поставила кипятить воду в чайнике, Кикир с Димой и Юрой вернулись к теме, на которой их прервали, и Серговна, подойдя к окну, закуривала сигарету, выдыхая дым на улицу, иногда комментируя какие-то высказывания парней.       Наконец, Паша подал признаки жизни, с недовольной миной поднимая голову, хмуря брови. Глаза еще не открыл и просто сидел, пытаясь проснуться, немного покачиваясь. Темные пряди местами прилипли к лицу, а где-то просто торчали в разные стороны. Весь такой заспанный, помятый, такой по-домашнему уютный. Юра не выдерживает и, наклонившись, треплет его по волосам, раскачивая голову из стороны в сторону. Паша недовольно что-то мычит, сильнее хмуря брови, но не сопротивляясь. Кикир с Димой переглядываются, усмехнувшись.       – Доброе, Паш, – здоровается Саша, протягивая руку, когда сонный парень все-таки открывает глаза. Тот пожал ее в ответ, кивая. – Как спалось?       – Спина болит, – коротко ответил Паша, руками упираясь в поясницу и прогибаясь немного назад. – Который час?       – Полдень, – сообщила Анна, выкидывая потухший бычок в пепельницу. – Кому чая?       – Мне! – в один голос отозвались парни, после возвращаясь к своим разговорам.       – Видел я, что вы тут устроили ночью, – выдает Саша. Личадеев поднимает одну бровь, с вопросом глядя на него. – Я про ваш перфоманс.       – Да, Кикир, ты такие танцы пропустил, – усмехнулся Юра немного самодовольно опуская руку на плечо Пашке. В этот момент на стол опустились четыре кружки с горячим чаем. – Спасибо, любимая. – Поблагодарил Музыченко, целуя жену в щеку, после чего та вернулась к окну и корпусом оперлась о подоконник, складывая руки на груди, каким-то двусмысленным взглядом одаривая как Юру, так и Пашу.       – Где ты их видел? – протерев глаза и убрав мешающие волосы, Паша вновь поднимает взгляд на Анисимова. На лице все еще читается немой вопрос. То ли спросонья, то ли в принципе.       – Да Дима скинул видос, – пожал плечами Саша, посмотрев на рядом сидящего, как бы прося продемонстрировать его.       Вечеринин, кивнув, принялся искать в телефоне видео, которое даже через экран заставляло тело вспыхнуть огнем, насколько там была химия между ними двумя. Паша же, окончательно проснувшись, отпил немного обжигающей жидкости, едва заметно дергаясь телом.       Несколько минут теряются за разговорами, когда Дима, наконец, протягивает им телефон с открытой галереей, где очень много различных фотографий с сегодняшней ночи. И где все вместе делают групповое селфи, и где кто отдельно. Некоторые фото смазаны и вообще непонятно, что на них происходит, а многие были очень даже четкие. Особенно те, на которых были запечатлены танцы Юры и Паши. Отчетливо были видны их взгляды, руки Музыченко на талии аккордеониста, запрокинутая назад голова Личадеева, его улыбка. Они листали каждый снимок, долго рассматривая их. Глаза Юры округлялись, время от времени, насколько близко Паша был к нему, насколько ничтожны были сантиметры между ними. Иногда он даже комментировал фотографии, смеялся со смазанных или каких-то неудачно запечатленных лиц. Паша же молча сидел, под столом перебирая пальцами, смотря в экран телефона в руках Юры. В голове что-то вспоминалось, кусочки пазла медленно собирались воедино, хоть некоторых, особо важных не хватало. Потерялись где-то в алкоголе, забылись.       И вот фотографии кончаются, и они открывают двухминутное видео, где все внимание на них. Руки оператора, то есть Димы,немного дрожали, от чего качество съемки оставляло желать лучшего. Но, несмотря на это, каждое синхронное движение парней было поймано объективом камеры. Резало слух, как на некоторых моментах скрипка истошно выла, но тогда на это никто внимания не обращал. Пьяным и море по колено.       Прежде, чем видео заканчивается, оба видят, как срабатывает зум именно в тот момент, когда рука Юры оказывается в волосах Паши, сжимая и рывком притягивая к себе, упирая лоб в лоб. Видно, как Личадеев рефлекторно подгибает колени, чтобы быть на одном уровне, и видео обрывается. Воцарилась недолгая тишина, после чего Юра усмехнулся негромко.       – Даже тут мы нереально хороши, Паш!       Отдав телефон, Музыченко бросает какую-то шутку, по типу, ну, для них естественно себя так вести на выступлениях. Неважно, перед фанатами это или перед друзьями. Списал все на то, что тела рефлекторно притягивает друг к другу, а потом постарался оправдаться, ведь «звучит по-гейски». Кикир с усмешкой глядел на него, а во взгляде читалось «ты сам-то себе веришь?». Паша же потупил взгляд куда-то в стол, снова хмуря брови, прокручивая воспоминания в голове. Почему-то слова Юры о том, что они делают это всегда только перед кем-то, его задели, отдаваясь где-то внутри неприятным осадком.       Некоторые моменты их жаркого танца вспомнил, но большинство забылось в тумане. Бегло языком пробежал по пересохшим губам, а после, поднявшись с табуретки, прогнулся в спине, поднимая руки вверх, потягиваясь. Все отчетливо услышали, как брюнет прохрустел, выгибаясь, потом выпрямляясь. На освободившееся место сразу приземлился Музыченко, а на его уселась Аня. Юра вспомнил о чае и взял кружку, отпивая немного. Паша же, схватив бело-красную пачку, лежащую на подоконнике, вылетел с кухни, доставая одну сигарету и зажимая губами. Никто и не успел ему что-либо сказать вслед.       – Чего это он? – спросил Дима, проводив взглядом аккордеониста.       – Не выспался, – предположил Музыченко, пожимая плечами.       Выйдя на улицу, встал у стены, сутуля спину, и закурил, прикрывая глаза. Ветер трепал непослушные волосы, окутывал прохладой разгоряченное тело, а в голове не стихали мысли, воспоминания. Ему очень хотелось поговорить с Юрой, рассказать обо всем, что его так волнует, а не скрывать все это за такой невинной улыбкой. Он просто не знал, как подойти с этим вопросом к Музыченко. Он влюблен. Давно. Жопа.       Не пойдешь же к Кикиру или Диме с вопросом, по типу «Как сказать Юре, что я влюбился, блять, в него?». К девочкам не пойдешь тем более, ведь Личадеев видит ту любовь и заботу в глазах Серговны, когда она смотрит на Юру, даже когда он с Пашей сосется на сцене. Да и сам Музыченко также смотрит на нее, хоть и частенько пропускает шутки о том, что лучше бы с Пашей так целовался. У самого Личадеева есть Аня, такая хорошенькая, заботливая, красивая, которая в трудную минуту всегда рядом, всегда обнимет, поддержит, не сказав ничего лишнего, но достаточно, чтобы поднять настроение. Паша благодарен ей, очень. Но даже к ней он не может пойти, ведь знает, что она, хоть и не показывает, но ревнует. Ее выдает взгляд и редкие колкие шутки, которые на первый взгляд безобидные.       Паша по стене сполз вниз, садясь на корточки, все еще держа губами сигарету, пальцем стряхивая пепел куда-то под ноги, откуда тот сразу улетал. Личадеев запутался в себе и уже не знал, как ему быть и куда себя девать со всеми этими танцами, взглядами, прикосновениями и поцелуями, что горечью оседают в подсознании.