Осенний сон

      — Мам, я не смогу учиться в колледже, сказал я ей, — возмущался Фрэнк, сидя в лаборатории на стульчике, пока Джамия надевала на его руку манжету тонометра.       — А она? — спросила Джамия, вставляя оливы фонендоскопа в уши.       — А она: пиши эссе, потом попросим у Джамии разрешения воспользоваться компьютером на ресепшене, чтобы перепечатать и отправить преподавателю.       Джамия приложила к коже под манжетой плоскую прохладную акустическую головку фонендоскопа. По руке Фрэнка прошлись мурашки. Что-то он не припоминал такого эффекта, когда подобное с ним выполнял терапевт.       — Помолчи некоторое время, ладно? — попросила Джамия. — И расслабь руку.       — Сначала она вообще говорила, что могу ничего не делать.       — И знаешь, что это значит? — Джамия посмотрела на Фрэнка, улыбаясь. — То, что она хочет, чтобы жизнь шла, как прежде, несмотря ни на что. Подбадривает тебя, а ты ленишься.       — Я не ленюсь, — возмутился Фрэнк.       — Теперь помолчи, — нервно сказала Джамия, схватив в руку нагнетатель тонометра.       — Таким тоном звучит как «заткнись».       — Заткнись.       Фрэнк улыбнулся. Он обитал в Трансильвании уже две недели и, кажется, подружился с Джамией. По крайней мере, с его стороны это было правдиво. Ему нравилось приходить в её лабораторию, составлять компанию, валяться на диванчике и наблюдать, как она смешивает реактивы, время от времени спрашивать, не нужно ли чего от него, она сдаст любой биологический материал. И Джамия, вроде бы, не была против. Даже радовалась компании. За исключением того случая, когда чуть не силой заставляла пить бычью кровь — противную жижу, от которой Фрэнка пробивало на тошноту, но потом стало легче и здоровее.       — Через недельку повторим, если останешься, — сказала Джамия.       — Я пошёл собирать вещи, — ответил тогда Фрэнк.       — Да куда ты денешься, — произнесла мама. Она заметила, что Фрэнк стал розовее после стакана крови, и ей стало спокойнее, она доверяла Джамии, как опытному спецу в деле вампиризма. Джамия по возрасту, наверное, годилась больше в мамины подруги, но Фрэнк видел, что душа у неё так и осталась в девятнадцать. Хотя, мама тоже себя клёво ведёт. Молодость духа не зависит от возраста.       А ещё Джамия завела привычку осматривать Фрэнка.       — Когда твои знакомые вампиры в гости приезжают, тоже так поступаешь? — спросил Фрэнк, когда Джамия, одобрительно покачав головой после измерения давления, сняла давящую манжету с руки Фрэнка.       — Они не знают, чем я занимаюсь, — ответила Джамия.       — А почему ты не рассказываешь о своей работе? Разве вампиры в этом не заинтересованы? Представь, был бы это перспективный проект по лечению любого другого заболевания, от которого сейчас нет лечения. Да такие бы средства были привлечены!       — Не все заинтересованы. И особенно те аристократы, которых я знаю. И, надеюсь, о них не дойдёт слушок, как до тебя. Но они в тех кругах, откуда ты узнал, не вращаются, поэтому… А кто это разнёс по Нью-Йорку я не в курсе. Наверное, заезжая ко мне по наводке компания. Я разболталась с одной девушкой… вот же манера — всё о себе поведаю, стоит проявить ко мне хоть какое-то участие! Будто бы кого-то могу заинтересовать.       — Можешь, — тихо сказал Фрэнк.       — У тебя личная выгода.       — Но ведь бесперспективная по твоим словам, а я всё равно тут, с тобой.       Джамия похлопала глазами, но потом отвела взгляд.       — Ладно… — растерянно сказала она. — Посидим на крыше? Уже стемнело. Захвати гитару.       Фрэнк обрадовался, он любил эти посиделки на крыше.       Джамия где-то в своём большом доме откопала старую акустическую гитару. Сказала, что осталось от одного мужчины, который умел играть на разных инструментах. Судя по тому, как помрачнела, мужчина был особенный. Но и Фрэнк, между прочим, музыкант и не абы какой, знаете ли. Гитару он настроил и бренчал для Джамии в лаборатории.         Фрэнк играл для Джамии что-то из The Beatles. Она часто просила играть попурри, чтобы угадывать песни. Вот и сейчас Фрэнк перебирал струны, переходя от припева «She Loves You» к…       — Let it be, let it snow       — Это из другой песни, — сказал Фрэнк.       — Присмотрись к небу, — Джамия сощурилась, вглядываясь вдаль. — Сейчас до нас дойдут вооон те низкие тучи, и первый снег опустится на Трансильванию. Чувствуешь, в лицо дует холодный ветер?       — Может, пойдёт дождь.       — Нет, это снежные тучи. Многолетнее сидение на крыше и непроизвольное наблюдение за погодой заставляет узнавать такие явления сразу.       Джамия закрыла глаза и глубоко вдохнула. Фрэнк посмотрел на неё. Девушка слегка улыбалась, а тот самый ветер трепал её чёлку. Она не могла чувствовать холода, только щекотку по коже. Выглядела счастливой. Фрэнк улыбнулся и повторил за ней.       Некоторое время они молча медитировали на крыше, позволяя непогоде… хотя, с их стороны это была погода. Хорошая, та которая могла обеспечить ощущения. В этот раз — прикосновения хлопьев снега. Джамия весело засмеялась, когда на них с Фрэнком налетел настоящий снегопад, будто бы прямиком из Северного Полюса.       — Добро пожаловать на север Америки, — сказала Джамия. — Пойдём, а то гитару испортим.       По словам мамы, снега навалило много. Она, раскрасневшаяся от небольшого мороза, ворвалась в отель, принеся с собой свежесть. Фрэнк сидел в уголке фойе, куда мало проникал не то чтобы случайный свет из-за открытой двери, но и электрический с трудом. Он подкручивал колки гитары. Джамия стояла рядом отмеряла в стакан с водой какие-то капли, считая шёпотом.       — Ох, какие там сугробы! — восхищённо воскликнула она. — Даже не подозревала, что за ночь может случиться такое. А ведь кажется, что падает совсем немного снега, но снежинка за снежинкой… вот так и работа над лекарством, да? Раз за разом, теория за теорией…       Джамия улыбнулась поддержке и протянула Фрэнку стакан.       — Что это? — поинтересовалась Линда.       — Успокоительное.       — Что случилось? — Линда наклонилась к Фрэнку и обеспокоенно на него посмотрела. — Сынок, ты почему нервничаешь?       — Давление для его состояния великовато сегодня, — отрапортовала Джамия.       — Но он не выглядит хуже.       — Он может даже так себя не чувствовать. Но факт есть факт. Здесь слабенькая доза.       — Фрэнки, ты чего? — мама погладила сына по щеке.       — Ничего, — недовольно буркнул Фрэнк, забрал стакан у Джамии и выпил.       — Ладно, я в лабораторию. Пришли анализы крови, я отправляла образцы в один университет, где техническая база для исследования получше, чем у меня. Пойду разбираться.       Джамия покинула фойе, а Фрэнк отложил гитару.       — Малыш, для гипертонии тебе ещё шестьдесят лет, — сказала Линда.       — Или двести шестьдесят, — проворчал Фрэнк.       — Ты всё ещё по этому переживаешь? Ничего страшного. Посмотри на Джамию. Она сильная, и ты у меня такой.       — Она пригласила меня на лыжах кататься через недельку, когда снега станет больше и он уляжется. Как раз в этот момент давление мне измеряла.       — Ты… — Линда прервалась и тихонько посмеялась. — Ты аж до повышения пульса испугался лыжной прогулки?       — Нет, того, что это как бы… это похоже…       — На свидание?       — Ну типа.       — Но вы же и так всё время вместе, сынок. Что тебя смутило?       — То, что она начинает мне нравится, — Фрэнк вздохнул и снова схватил гитару.       — Надо же! Какое хорошее успокоительное, ты так ровно и честно всё выдал. Если это разработка Джамии, то надо продавать спецслужбам.       — Кому ещё мне рассказывать?       — И в чём ты сомневаешься?       — Во всём.       — Знаешь, милый, — Линда присела на краешек кресла. — Иногда ситуацию можно просто отпустить. Так случилось — примем, поплывём по течению, принимая правила, перестроимся, потому что надо.       — Ты про вампиризм?       — Про влюбленность тоже, — мама ударила сына по носу пальцем. — Мне радостно, что твоё сердечко бьётся быстрее в присутствии хорошей красивой леди. Значит, ты живой. И никакая не нежить. Джамия ведь действительно — обычная девушка. Может, очень умная и мудрая, но на самом деле ничего женского и даже юного ей не чуждо. Я как-нибудь куплю плюшевого мишку и цветы, подаришь ей. Вот увидишь, она очень обрадуется, а не посмотрит свысока своих лет на мальчишку. И ты тоже обычный парень.       — Ты же моя мама! Ты должна говорить, что я особенный, талантливый и самый лучший.       — Почему я устаю? — оттолкнувшись лыжными палками, выдохнул Фрэнк. — Я ведь почти не дышу, и все процессы в организме замедлены. Вампиры же всесильные, быстрые…       — Только в охотничьем состоянии. Я его не люблю, я им не пользуюсь, боюсь потерять разум и перекусать весь город. Держи темп, сейчас, как говорят, откроется второе дыхание, — громко ответила спешащая впереди Джамия.       В куртки и шапки они были надеты не только ради приличия и случайных встречных. Джамия предупредила, что нечувствительность не спасает от обморожений и ожогов.       Они ехали по лесу ночью, но освещая себе путь налобными фонариками. Джамия говорила, что к началу лыжного сезона включит лампы, которые развешаны на елях на манер гирлянд, а сейчас отключены из-за экономии электроэнергии.       — На самом деле немало людей привлекает наружная романтика. Они видят в туристических буклетах парочку на лыжах под жёлтыми фонариками на ёлках, и через неделю уже в Трансильвании.       Молодые люди въехали на полянку. Небольшое, казалось, идеально круглое озеро в середине было уже подо льдом и будто бы светилось среди этой снежной ночи.       — Не заезжай! — предупредила Джамия. — Лёд, наверное, ещё не крепок.       — Я и не думал, — уставший Фрэнк повалился в снег.       Джамия посмеялась и вдруг устроилась рядом. Как позволяли лыжи, они устроились на боку друг напротив друга. Девушка выключила фонарик. Фрэнк повторил.       — Смотри на небо, — прошептала Джамия. — Сейчас там будет столько звёзд!       — Ты, верно, перечислишь все созвездия?       — Давай придумаем? Будто бы мы — древние люди, которые видят их впервые.       — Ммм, — Фрэнк присмотрелся и показал пальцем. — Вон та большая звезда, которая мерцает голубым, и несколько поменьше вокруг… гитара.       — Я не удивлена, — снова посмеялась Джамия. Фрэнк был доволен, он смешил девушку на типа свидании, а это было здóрово, прибавляло смелости. Хуже, когда она на нём плачет.       — Твоя очередь, — сказал он.       — Маленькие звёздочки возле твоей голубой, видишь? Мармеладный мишка.       — Почему мармеладный?       — Потому что я очень хочу съесть таких килограмм или два. Может, замечал, есть в Трансильвании небольшой магазинчик. Там в бочках мармеладки на любой вкус! Красителей и ароматизаторов, наверное, там больше, чем чего либо, но я однажды купила целый пакет, набрав из каждой бочки по немного. Шла по улице, как все, гордо неся в руках пакетик с логотипом магазина. Быть своей среди прохожих — даже важнее вкуса всех этих конфет. А, когда пришла домой, съела пару штук, и мне стало плохо.       — Да… есть такое после маминых оладий — главное моё сожаление.       Джамия снова захихикала. Фрэнк всё-таки понадеялся это из-за его фраз, а не маскировка грусти.       — Я люблю… любил кислых червячков. И ещё вот эти всякие противные штуки на Хэллоуин типа мозгов, глаз…       — Фу!       — Они вкусные! Это ж просто желе!       — Нет, это фу, — Джамия, улыбаясь, отрицательно качала головой. — Так, Фрэнк, встаём. Уши отморозим, мама будет ругаться. Причём в твоём случае это не просто оборот речи. И в моём, возможно, тоже.       Джамия поднялась грациозно, привыкнув, видимо, вставать, если упала на лыжах. Фрэнк же испытал секунды позора, копошась, как жук, пока Джамия не подала ему руки.       Всё не так! Это он должен был протянуть руку девушке, отряхнуть её о снега, снять шапку, постучать ей о бедро, выбивая снежинки и надеть на её чёрные волосы. Но всё это делала Джамия, а Фрэнк лишь закусил губу.       — Хочешь, пойдём домой пешком? — предложила она.       Не хотелось выглядеть слабаком, но…       — Хочу, — протянул Фрэнк и с удовольствием расстегнул крепления.       — Будем немножко утопать в снегу, — укладывая фрэнкову пару лыж и помещая на его плечо, предупредила Джамия.       Ну не так всё, не так!       — Кхм, — это было волшебное «кхм», определённо, оно привлекало внимание и убирало пути отхода, когда собеседник начинал внимательно слушать. — А вампиры чувствуют?       — Я же говорила: холода не чувствуем, но обморозиться — легко.       — Я не про это… Если у нас отключаются, как сказать-то… внешние чувства, но как насчёт внутренних?       — Живот может болеть, тошнить, как мы уже выяснили, однажды мне голова ныла в висках из-за упорного труда.       Джамия поправила лыжи и отправилась обратно по уже оставленным следам. Фрэнк поспешил следом.       — И не про эти.       — А про какие?       — Привязанность, стыд, совесть, грусть, гнев… любовь. Не атрофируются со временем?       Джамия замерла, опустила голову. Фрэнк остановился следом. Кажется, он ляпнул что-то не то. Подруга (и Фрэнк понадеялся, что до сих пор ей и осталась) повернулась.       — Разве ты, Фрэнк, — начала она, — не любишь маму? Не испытываешь гнева, проклиная всё произошедшее? Не грустишь, что всё вот так сложилось? Не…       И тут вспыхнули фонарики.       Фрэнк не знал, как это выглядело в туристических буклетах, но был уверен, что реальность в сто раз круче и романтичнее, чем кажется, и ни один турист не был недоволен. Они находились в Рождественском лесу из доброго фильма о любви, не эпической среди апокалипсиса, а простой житейской. И Джамия была обычной девчонкой, лишь выглядевшей чуть уставшей. А он — обычный парень. Та самая парочка из буклета. Сейчас могли быть и шестидесятые, и восьмидесятые и вообще любые. И кто бы не включил сейчас эти тёплые гирлянды, он сделал это очень вовремя. Фрэнк поддался моменту, положил ладонь на щёку девушки и поцеловал.       Он прикрыл глаза, не видел реакции Джамии. Но, как минимум, она не толкнула его в снег, не дала пощёчину, не наорала. А, как максимум, постов некоторое время столбом, вдруг немножко приоткрыла рот, только-только ответила на поцелуй — пара холодных, но мягких и нежных обхватов, как отстранилась, круглыми глазами посмотрела на Фрэнка и воскликнула:       — С начала времён!       — Что? — Фрэнк отпрянул от испуга и убрал ладонь.       — Вампиры существуют с древности, звёзды — и того раньше. Если предположить…       Джамия повернулась и убежала. Фрэнк не понял: это его так отшили? Обижаться? Что делать-то?! Утопая в снегу, он грустно поплёлся за девушкой.