Осенний сон

      Джамия Нестор поправила на голове белый чепчик, одернула халатик, расправила руками ткань, пригляделась в зеркале к стрелкам — тоненьким, иначе старшая миссис Пауэлл будет ругаться, расправила тёмную чёлку. Джамия ещё немного покрутилась под лаунж, создающий фон в её комнате — круглой, находящейся в башне, пристроенной к дому. Башни принцессы, как говорила сама Джамия. Башни старой колдуньи, как дерзил брат Эван.       Девушка взглянула на часы, охнула от того, что опаздывает, схватила пальто, маленький ридикюль и, позабыв про проигрыватель, бросилась прочь из комнаты, стуча каблучками сапог.       Лишь махнув рукой домочадцам, выскочила на улицу в красочную осень. Небо было ярко-голубым с редкими белыми облаками, листья желтели под солнцем.       — Привет, — к спешащей Джамии присоединилась девушка в фетровой шапочке. Мэдлин было всего шестнадцать, и жила она по соседству. Но с Джамией они общались очень давно, ещё с тех пор, когда одна, постарше, приглядывала за дочерью соседки. — Папа привёз новых грампластинок. Придёшь послушать?       — С удовольствием, Мэдлин! — воскликнула Джамия. Она обожала музыку и сама имела внушительную коллекцию записей.       Отец Мэдлин разъезжал по заграничным командировкам. Может быть, он даже привёз пластинку The Beatles? Но спрашивать Джамия не стала, ей хотелось удивиться, когда она увидит картонные упаковки нового винила.       — Заглянем к Риччи?       Старик Риччи был итальянцем, открывшим кондитерскую неподалеку. Джамия задумалась. Она торопилась, но, если прибавить шага, тем более погода такая отличная…       — Давай, — не удержалась она. Нежнейшего итальянского мороженого очень хотелось даже осенним днём. — Возьму апельсиновое. Интересно, будет ли посыпка из цветного драже? Её постоянно разбирают к вечеру…       Мягкое, похожее на сливочный крем мороженое, доставляло удовольствие сродни музыке и новым платьям. Джамия убрала пальцем черту от лакомства над губой и продолжила свой рассказ:       — Короче, он говорит мне, мол, мисс, я одинокий солдат, не будете ли вы любезны составить компанию вечером шестнадцатого числа.       — И ты что? — спросила Мэдлин.       — Ему лет пятьдесят, и кольцо на пальце.       — Ах! — возмутилась подружка. — Каков пошляк!       — Но его приходил навещать симпатичный племянник, — улыбнулась Джамия, но тут же поникла: — Только вот красивым мальчикам нет до меня никакого дела. Вечно цепляются какие-то странные типы.       — Ну что ты, — Мэдлин погладила подругу по руке. — Ты милая. Обязательно найдётся тот, кому ты понравишься.       — Спасибо, Мэдди… Ой, сколько уже времени? — Джамия испуганно взглянула на часы над кондитерской — циферблат на вафельном рожке. — Я побежала! До встречи завтра, у меня выходной!       Джамия еле успела переобуться в мягкие туфли, как миссис Пауэлл звонким и строгим голосом созвала медсестёр ночной смены на построение. Она острым взглядом оглядела каждую из девушек, оценила их внешний вид и осанку. Пару девчонок отправила смывать макияж. Джамия выдохнула, когда миссис Пауэлл допустила её к смене с этими еле заметными стрелками. Наверное, особо не вглядывалась.       Ночные смены обычно спокойные, хотя в кардиологическом бывают форс-мажоры, наверное, чаще, чем в других отделениях.       С планшетом в руках Джамия тихо, старясь не шуметь, ступала по намытому блестящему полу больницы. Она заглядывала в палаты, чтобы убедиться, что всё в порядке.       Из пятой вышла пожилая дама в бордовом бархатном халате.       — Миссис Джонс! — полушёпотом произнесла Джамия. — Вас проводить в уборную?       — Нет, дорогая, — улыбнулась старушка. — Мне просто не спится.       — Нельзя нарушать режим. Вы, между прочим, при приёме за это расписались.       — Ох, но я же не могу заставить себя спать! — взмахнула руками миссис Джонс и присела на скамью. Джамия устроилась рядом.       — Может быть, вам нехорошо? Давайте померим давление, — предложила она.       — Нет, дорогая, всё прекрасно.       — Я всё-таки померяю, — Джамия возвратилась к столу дежурной за плоской коробочкой ртутного тонометра.       — Что происходит во внешнем мире? — улыбнулась миссис Джонс.       — Мы вас скоро выпишем. Ничего такого вы не пропустили.       — О, милочка, мне интересно, что происходит у тебя. Кажется, вчера ты остановилась на том, что брат спрятал твою косметичку.       — Ой, да, — нахмурилась Джамия. — И представляете, спрятал её в моей комнате. Я суетилась, бегала, жаловалась маме, а оказалось, косметичка всё время была у меня под матрасом! И получилось так, что это я истеричка. Мама разозлилась, Эван был доволен. Потом мама заставила меня учиться печь пирог, — Джамия закатила глаза. — А у меня не получается. Мама говорит, что тут сложного? Смешивай ингредиенты по рецепту и всё. А я не могу! Лучше бы музыку послушала. Ой, кстати, у моей подружки новые грампластинки. Надеюсь, там будет The Beatles! Вы слышали о The Beatles? Это группа из Британии…       — Мисс Нестор! — Джамия обернулась. Миссис Пауэлл, сложив руки на груди, строго смотрела на медсестру. — Прошу, соберите тонометр и проводите пациентку в палату!       — Я сама к ней подошла, — улыбнулась добрая миссис Джонс.       — Вы нарушаете режим. Что с давлением?       — Всё в норме, — тихо сказала Джамия.       Миссис Пауэлл поправила указательным пальцем очки на переносице и отобрала у Джамии планшет.       — Будь добра, верни тонометр на место, а сама отправляйся в мужское отделение и проверь пациентов. И ни с кем не разговаривай! Наше дело не развлекать пациентов, а лечить. А сейчас и вовсе все должны спать! Режим!       — Слушаюсь, — Джамия еле заметно улыбнулась миссис Джонс и отправилась в другое крыло.       Девушка поправила чепчик, подошла к столу дежурной и взяла новый планшет со списком пациентов другого отделения. Поглядывая в листки, она шла по коридору. Уж было хотела толкнуть первую дверь, как услышала кашель. Вдали коридора у окна стоял мужчина. Кашлял и пытался открыть окно. Джамия бросилась туда.       — Мистер, вам плохо?       Пациент в полосатой пижаме повернулся к медсестре, прикрывая рот. В тусклом свете выделялись круги под глазами.       — Можете рассказать о своих ощущениях?       Мужчина выпрямился и снисходительно улыбнулся.       — Мне не подходит больничная еда.       — С утра вы сможете пообщаться с врачом, чтобы он назначил диету. У вас непереносимость какого-то продукта?       — Всех, — низко произнёс мужчина. — Кроме одного.       Джамия пригляделась: нечто происходило с глазами пациента, она потянулась за фонариком в кармане, но вдруг что-то случилось. Порыв ветра и мужчина уже стоит за её спиной. Джамия ничего не успела понять, как ей заткнули ладонью рот и поволокли в туалетную комнату, находящуюся, на удачу одного и неудачу другой, в конце коридора возле окна.       Джамия очнулась на холодном кафельном полу возле писсуаров. Чувствуя слабость во всём теле, она всё же сумела принять сидячее положение. Что произошло? Она ничего не помнила. Это мужчина, он… изнасиловал её? Джамия опустила взгляд на белую юбку формы, крови не было, да и дискомфорта. Было страшно и стыдно, даже находясь здесь одной, на полу, но она запустила руку под форму. Колготки, модная новинка, не порваны, всё сухо. Кольнуло шею. Джамия машинально схватилась за источник боли. Защипало, девушка отняла ладонь. Кровь обнаружилась.       Подавляя тошноту, Джамия поднялась на ноги и подошла к зеркалу. Подводка размазалась, но не это её интересовало. Воротник был в красных каплях, а на шее красовались две аккуратные дырочки. Кровь начинала запекаться.       — Что это, господи? — пролепетала Джамия. Она нарвалась на какого-то маньяка по медсестрам?       Вдруг дверь туалета отворилась, пациент больницы удивлённо посмотрел на медсестру.       — Прошу прощения, сестра, — проговорил он.       — Сэр, проходите, я… проверяла санитарные условия. Всё в порядке, дезинфицировано. Простите, — и Джамия покинула мужской туалет.       Она дошла до сестринской комнаты, к её везению, в тот момент пустующей, отыскала аптечку, достала ватный тампон и спирт. Руки не слушались, но она сумела обработать рану и налепить пластырь. Потом в изнеможении опустилась в кресло. Надо было вызвать полицию, это всё-таки нападение. Наверняка о пациенте есть записи, если он, конечно, не проник сюда незаконно. Но не хотелось и немоглось вставать с кресла. К тому же она почувствала какую-то пустоту в груди, будто бы — Джамия приложила руку — будто бы сердце замедлилось. И она провалилась в сон без сновидений.       — Джамия! Джамия, вставай!       Джамия почувствовала, как её тормошат. Она открыла глаза.       — Ого, ничего себе круги! Такая была беспокойная смена? — коллега Джамии, её ровесница Рози, уже была одета в пальто. — Смена кончилась, можешь идти высыпаться домой. Вид у тебя ужасный!       И Рози поднесла миниатюрное зеркальце к лицу Джамии. Какая же она была бледная, и, действительно, тёмные отметины чуть ли не на пол-лица… Может, это подводка? Джамия послюнявила палец и потёрла. Нет, это её кожа. Наверное, на воздухе станет легче. Она поднялась, переобулась, надела пальтишко и отправилась вслед за Рози на улицу. На выходе они разошлись в разные стороны, и Джамия побрела на восток, к восходу. Она медленно шагала по сумрачному тротуару под фонарями, а солнце напротив уже начинало свой путь где-то там, за океаном.       Джамия поворачивала на свою улицу, когда первые лучи коснулись её глаз. Стало нестерпимо жечь. Она схватилась за лицо и согнулась. Лишь взглянув между пальцев, куда бежать, Джамия изо всех оставшихся сил бросилась до дома.       Она влетела в дверь и шумно поднялась в свою комнату в башне.       — Ну потише можно? — раздалось из комнаты брата. — Нормальные люди ещё спят!       Джамия быстро задёрнула шторы и, как была — в пальто и сапогах, бросилась на кровать. Происходило что-то плохое, и ей это совсем не нравилось. Она заплакала в подушку.       Через некоторое время, наплакавшись, Джамия всё же встала с постели. Она сняла пальто, сапоги променяла на шерстяные высокие гольфы, натянула ночнушку и халат сверху. Тихо, как мышка, пробралась в ванную, чтобы умыться, стараясь не смотреть в зеркало.       Вернувшись в комнату, несмело подошла к окну и протянула палец между шторами. Тут же отдёрнула, потому что обожглась. Она читала в медицинской литературе, что бывает такая болезнь — болезнь Гюнтера, «болезнь вампиров», одна из форм порфирии. Крайне редкая, но к ней применим симптом жжения от солнечного света. Но, кажется, это должно быть уже ясно с рождения… Разве может проявиться так поздно? Надо бы спуститься в библиотеку, где находились её учебники и справочники. И про полицию она позабыла! А полиция ей была нужна потому… Ладно, сначала разобраться с симптомами.       Джамия вышла из комнаты и спустилась вниз, в кабинет, заставленный книжными шкафами. Там уже находился Эван.       — Почему ты не спишь? Ещё очень рано? — Джамия отвернулась к шкафу, чтобы брат не видел её лица.       — Выспишься тут, когда топают каблуками на весь дом! — ответил Эван и уткнулся в книгу.       — Что ты читаешь?       — «Дракула» Брэма Стокера. Взял в библиотеке.       — О чём эта книга?       — Про вампира.       Джамия застыла, а Эван продолжил:       — Про бессмертного графа, который питался кровью и превращал людей в вампиров.       — Как именно превращал? — у Джамии зародилось нехорошее предчувствие.       — Кусал в шею и пил их кровь.       Джамии стало плохо. Забыв про свои книги, она бросилась обратно в комнату. Быть не может, какая-то чушь! Или её… того… укусили? После этого она стала бояться солнечного света, побледнела и… Джамия приложила ладонь к груди и смогла еле уловить удары сердца.       Весь день она не выходила из комнаты, сказавшись больной. Не вышла к обеду, не пошла к Мэдди в гости слушать новые пластинки. Соседка приходила за ней, но Джамия отправила маму сказать, что ей не здоровится. То же самое Джамия сказала по телефону миссис Пауэлл, что не выйдет в дневную смену завтра. Как она будет потом отчитываться, не имея справки от доктора, было вторичной проблемой.       Организм требовал питания. Поэтому Джамия спустилась на кухню, пока вся семья смотрела телесериал по телевизору и смеялась.       Джамия огляделась. На столе стояла миска с яблоками, пшеничный хлеб под салфеткой. Джамия отрезала кусочек, откусила и попыталась проглотить. Сразу затошнило. А потом нос уловил какой-то запах, к которому тянуло весь организм. На столешнице размораживался кусок свинины для жаркого. Джамия сглотнула слюну… Она бы ни за что не стала такого делать, но всему её существу казалось, что всё правильно. Джамия острым ножом отрезала кусочек сырого мяса и положила в рот. Было отвратительно на вкус, но стало как-то легче — будто этого её тело только и ждало. Джамия расплакалась и снова бросилась в свою комнату.       Нет у неё болезни Гюнтера. Она нежить сродни Дракуле.       Джамия действительно выглядела больной, поэтому никто не усомнился в её недуге. Мама вызвала врача, хотя Джамия отказывалась. Но доктор ничего такого не нашёл, кроме нарушения сердечного ритма, прописал какие-то капли и ушёл.       — Джамия, ты ничего не ешь! — переживала мама. — Может, тебе приготовить что-то особенное?       — Я бы съела бифштекс с кровью, — нашлась Джамия.       Надо сказать, это блюдо зашло. Хуже, чем тогда тот сырой кусочек, но больше Джамии не хотелось повторять тот опыт. Она просила эти стейки каждый день, но приходилось думать, что же делать дальше? Можно ли как-то избавиться от проклятья? Она прочитала «Дракулу», но его избавление в виде смерти её не порадовало. Может быть, в реальной жизни надо кого-то покусать, передать, так сказать? Но одна из последующих ночей показала, что это не так.       В тот поздний час Джамия открыла окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух. Температура понизилась, на улице было морозно, но… Джамия не чувствовала холода, находясь у раскрытых настежь створок в ночнушке на бретельках. И от этого стало досадно. Вампиризм лишил её не только вкусной еды, но и чувства приятного холодка от ветра, теплоты солнца.       Джамия откинулась на кровать в расстройстве. Столько, сколько за эти дни, она не плакала всю жизнь.       — Вот это вид, — раздался мужской голос. — Не ожидал.       Джамия резко поднялась. Тот самый мужчина в полосатой пижаме, который сейчас был одет в черный костюм-тройку и причёсан, стоял у окна. Ненависть начала клокотать в горле. Джамия ощутила, как обостряется слух — она слышала звук телевизора с первого этажа, зрение тоже — будто вблизи различала каждый волосок на голове пришельца. И это состояние ей не понравилось. Оно словно оживляло что-то животное. Джамия потрясла головой, отказываясь. Всё вернулось в норму. Ну, если можно назвать нормой то, что с ней происходит.       — Не примирилась, — усмехнулся мужчина.       — Зачем ты это сделал?       — Хотелось чистой крови, но не хотелось убивать.       — Как от этого избавиться?       — Никак. Хотя, можешь выйти под солнце и остаться там, пока не сгоришь. Тогда избавишь от всего.       Джамия сняла покрывало с кровати и прикрыла свои голые плечи. Всё-таки перед ней стоял мужчина.       — Ну почему же ты портишь личико этими тёмными кругами. Надо пить кровь, чтобы выглядеть человечнее.       — Человечнее? — удивлённо произнесла Джамия. — Я не хочу выглядеть человечнее, я хочу быть человеком.       — А ты представь, что перед тобой открылась вечность. Ты проживёшь сотни жизней вместо одной. Увидишь конец света, возможно. И то, что после. Увидишь…       — Как исчезнут все мои родные, — закончила Джамия и снова заплакала.       — Ненавижу это, — закатил глаза мужчина. — Такие перспективы…       — Мне не нужны они! Я действительно не буду стареть?       — Мне сто пять лет исполняется скоро. Можешь готовить подарок.       — Нет-нет-нет. Как же я это объясню маме с папой? Придумать грим…       — Дура, какой грим. Просто исчезни.       — Мне некуда идти. У меня нет денег.       — Ну тогда страдай, наблюдая, как все вокруг уходят, а ты всё живешь и живёшь… Тебя сдадут в лабораторию, будь уверена. Есть предложение. Поехали со мной. Уже пятьдесят лет, как один.       — И поэтому создал себе подружку?       — Начистоту — ты ничего.       — Убирайся.       — Я остановился в Нью-Йорке, в «Плазе». Приходи, — мужчина-вампир отошёл к открытому окну, ловко заскочил на подоконник и выпрыгнул в темноту.         Джамия думала, честно думала о том, что за жизнь ей предстоит. Она не сможет вечно сидеть в своей комнате, игнорировать родственников и Мэдди. В конце концов они что-то заподозрят. Мама и так поглядывала на её живот, предполагая, что дочь беременна, поэтому прячется. Ночной гость подтвердил её вампиризм. И, кажется, не оставил ей выбора.       Однажды вечером Джамия собрала чемодан, оставила записку и вышла в темноту, отправляясь на автобус до Нью-Йорка.       «Дорогие мама, папа, Эван и Мэдди. Простите, пожалуйста, за этот побег. Я решила, что должна стать самостоятельнее, и поэтому отправлюсь с миссией Красного Креста в Африку. Там нуждаются в опытных медсестрах, а я хочу делать что-то хорошее и полезное в этом мире».       Мама не поверит ни йоту. Скорее убедится в беременности дочери. И вряд ли кому-то расскажет, придумает какую-нибудь ерунду или вообще промолчит. Есть вероятность, что бедняжка Мэдлин так ничего и не узнает и не поймёт. Но Джамия будет писать письма, что у неё всё хорошо, чтобы мама не волновалась.       — И куда мы поедем? — Джамия сидела на переднем сиденье блестящего кадиллака.       — В Трансильванию, — ответил Артур, как звали её нынешнего друга-вампира. Она всё ещё ненавидела его, но, кроме этого поганца, других вампиров она не знала. Может быть, там, куда он её отвезёт, будет некое сообщество, где она пригодится.       — В Румынию или Северную Каролину?       — Трансильвания — это маленький городок на границе с Канадой. Такой миниатюрный и ничем не выделяющийся, что единственная там достопримечательность — это мой дом.       — Ты нарцисс.       — Я говорю правду.       — Откуда у тебя деньги на «Плазу», кадиллак и дом. Кусаешь и грабишь?       — Фу, грабить — скажешь тоже. Мой отец был состоятелен, у меня хорошее наследство. А земля в богом забытой Трансильвании стоит недорого. Быть вечным и при деньгах — это шик.       — Это неприятно, — поморщилась Джамия. — Я не чувствую сердца, не ощущаю холода, не вижу солнца.       — Привыкнешь.       — Нет. Я хочу жить всеми чувствами, а не наоборот.       — Ну кто же отбирает чувства? Жалость, злость, кхм, любовь. Всё при тебе. Внешние ощущения при этом — мелочь.       — Не согласна. Когда я перестану чувствовать прикосновения?       — Никогда. И, если вдруг заработаешь солнечный ожог — он с тобой и останется, как и глубокие раны. Сердце не перестаёт совсем биться, оно замедляется настолько, что время от времени ты начинаешь удивляться замеченному удару. Но, конечно, для существования нужна кровь.       — Я обходилась мясными продуктами.       — Это не то.       — Всё равно никакой крови пить не буду, — насупилась Джамия.       Они путешествовали долго, преимущественно по ночам, останавливаясь в придорожных гостиницах днём. Джамия принципиально просила остановиться в любом ресторане и заказывала стейк, не брала в руки запасы крови, предлагаемой Артуром, хотя чувствовала, что внутри всё разгорается при виде этой жидкости.       Однажды они разговорились о музыке. Артур рассказывал, на каких концертах побывал, как выучился играть на нескольких инструментах, раз время позволяло. Это было интересно, но Джамия всё ещё продолжала чувствовать к нему неприязнь, несмотря на всё это расположение в её сторону и подаренные цветы. Букет, кстати, сделал ещё хуже. Он увядал без воды, что наводило на мысли, что вот так и будет происходит вокруг пока она замрёт в свои девятнадцать. Не выйдет замуж, не родит детей. Будет обязана прятаться днём, тогда, когда течёт вся жизнь.       — Ты опять плачешь! — возмутился Артур. — Что мне сделать? Хочешь новое платье?       — Серьёзно? Ты думаешь, новые вещи решают все проблемы женщин?       И вот в новом голубом платье и накинутом сверху пальто Джамия стояла перед домом в городке Трансильвания. Это был маленькое аккуратное поселение, в котором почти не встречалась молодёжь. Наверное, только самые патриоты малой родины, да те, кому некуда или не хочется ехать, оставались здесь, создавали семьи и водили ребятишек в одноэтажную школу. Здесь находился банк с одной кассой, почта, ателье, несколько продуктовых магазинчиков, кофейня-кондитерская и маленький ресторанчик. И вот этот огромный дом с крышей а-ля «Плаза», в которой останавливался Артур, стоял в конце улицы как древний замок.       — У меня много комнат, мы можем даже не встречаться, — смущёно произнёс Артур.       — А другие вампиры?       — Какие другие?       — Которых ты обращаешь и возишь в свои хоромы.       — Разве я говорил об этом?       Ой-ой, глупая Джамия! Надеялась на какое-то сообщество, а в итоге…       — Ну, есть парочка друзей, которые останавливаются у меня. Хочешь, специально буду приглашать и чаще, чтобы тебе не было скучно?       — Да какое тебе до меня дело? — Джамия всхлипнула (это её обычное состояние в последнее время), сама взяла свой чемодан и поковыляла ко входу.       — Закрыто же… — услышала вослед.       Артур действительно её не беспокоил. Хотя Джамия первое время очень боялась, запиралась в своей огромной комнате, которую он ей предоставил, проверяла, чтоб ставни были плотно закрыты. Если он её укусил однажды, то, кто знает, чего ему захочется ещё? Но Артур покупал ей цветы, ткань для нарядов и каждый вечер заказывал стейки с кровью. А ещё у него было много музыки, рояль и целое собрание книг. Как и обещал, он пригласил нескольких друзей-вампиров. Это были две пары, с которыми Артур распивал кровь из красивого графина, пока Джамия сидела в уголке с книгой и отказывалась от этой выпивки.       В один момент Артур поставил пластинку. Медленный тягучий джаз наполнил фойе, Джамия подняла взгляд, улавливая летящие ноты. Артур стоял напротив и протягивал ей руку, приглашая на танец.       Артур и Джамия танцевали неторопливо в полумраке бледных светильников. Электрический, искусственный свет не причинял боли. Музыка проникала в уши и доходила до ног, заставляя их неспешно переступать по мягкому ковру. Они не заметили, как остались одни, как друзья покинули их, разбредясь по комнатам. Не заметили, как остановились, как магия обстановки заставила приблизиться ближе друг другу.       Джамия никогда не думала, что получит первый поцелуй от человека, который её обидел буквально смертельно. Но всё это время Артур обращался с ней хорошо, не трогал, не беспокоил. Будто бы заглаживал вину.       — Прости меня, — прошептал он, прежде чем поцеловать Джамию.       После Артур не требовал от неё каких-то бурных проявлений любви, понимая, что Джамия смущается, и что в ней борются два чувства к нему. Он позволял быть хозяйкой, спрашивая совета по обновлению гостиной, приглашал в единственный ресторанчик в городе и, хоть и не привык и морщился, но тоже ел бифштекс с кровью.       — Тебе даже идут эти тени, — говорил он, проводя пальцами под её глазами. — Молодец, что не отказываешься от своих принципов.       Джамия проникалась к нему, приходила сидеть у камина рядом, конечно, не греясь, но слушая потрескивание поленьев, просила учить её играть на рояле, ничего не получалось, но она не расстраивалась и смеялась. Она постепенно смирялась со своей судьбой.       Конечно, она писала письма домой. Так как сразу бы заметили, что письмо пришло не из Африки, то она написала полуправду о том, что познакомилась с мужчиной, вышла за него замуж и теперь живёт в разных городах, потому что её муж — военный, и они часто переезжают с места на место. А затем она просила Артура отвезти её в какой-нибудь город, чтобы отправить оттуда конверт.       Но эти письма причиняли ей боль. Она всё ещё не могла спокойно думать о том, что они там, далеко в Нью-Джерси, живут обычной жизнью. Она никогда их не увидит. Поэтому её письма стали скуднее. Джамия искусственно отстранялась от них. А однажды письмо пришло обратно со штампом «адресат выбыл».       — Тебе от этого стало легче? — спросил Артур.       — Не могу разобраться, — пожала плечами Джамия, поливая ночью кусты роз в саду. — Я сама себя так поставила, что вроде как не хочу о них знать, не приехав ни разу и не оставив обратного адреса. Но теперь как-то… паршиво? Я хочу научиться печь пироги.       — Но кто же их будет есть, дорогая?       — Буду поставлять в кондитерскую. Возить в детский дом в соседнем городке, помнишь, мы однажды там были? Мама очень хотела, чтобы я научилась.       И она действительно научилась. Хозяин кондитерской, добрый мистер Моретти, тоже итальянец, что немного грело Джамии душу, помог ей в этом, а потом с удовольствием взял на работу в качестве пекаря, тем более его жена, пожилая миссис Моретти, уже не справлялась. А Джамия была не против работать по ночам, чтобы к утреннему открытию кондитерской выпечка уже была готова.       Джамия находила смысл жизни в этом городке, в пирогах и «сладкой благотворительности», как она называла. Однажды о ней написали в газете, и она одновременно мечтала и не хотела, чтобы каким-то образом этот выпуск попал к её семье.       Девушке стало веселее. Занимаясь кулинарией и ради интереса почитывая медицинские книги, Джамии однажды пришла в голову идея.       — А что, если я смогу как-то соединить питательные вещества из продуктов, химию и попробовать создать лекарство против вампирства?       — Дорогая, думаешь, это не пробовали? — ответил Артур. — Среди нас есть учёные, но даже у них не получилось. Это древнее знание, искать ответы надо с начала времён.       — Но походит на болезнь, есть определённые симптомы. Почему ты на меня так смотришь?       — Ты ударилась в эту ночную неживую жизнь. Ищешь себе занятие, радуешься. Это так греет моё еле шевелящееся сердце.       Джамия улыбнулась и поцеловала Артура в щёку. Им пришлось приобрести кольца мужа и жены, потому что неприлично было жить вот так, местные жители, с которыми Джамия сдружилась, могли заметить.       Лет через десять Джамия стала замечать, что с её названным мужем что-то не так. Он стал хандрить. Хотя за всё это время не было повода. Они много путешествовали, узнавали о разнообразной музыке, искусстве, наслаждались звуками океана под светом Луны.       И, когда Джамия не дозвалась его однажды, её охватила паника. Обошла все комнаты, но Артура нигде не было. Оставалась единственная дверь. В конце коридора, возле окна. От этого отдавало символичностью и ещё страхом.       Джамия обнаружила там открытое окно и записку на столе.       «Моя дорогая, милая, прекрасная Джамия. Я много раз просил у тебя прощения, но так не заслужил его. Чувствую вину с каждым редким ударом своего сердца. Ты достойна настоящей жизни, а я со своими низменными мотивами посмел посягнуть на это право. Как много ты могла бы сделать, не будь запертой, и имеющей в распоряжении все сутки! Ты самая замечательная девушка, которую я когда-либо встречал. Чуткая, добрая, настоящая и живая. И пусть кто-то только посмеет утвердить обратное. Я ухожу и оставляю тебе всё. По документам это всё твоё — дом, участок. Делай, что хочешь. Живи здесь или продавай. Конверт в комоде в гостиной. И ещё инструкция, что делать с документами, и варианты сокрытия долгой жизни. Но я верю в твою идею с лекарством. Уверен, этих многих лет тебе хватит, чтобы вылечить нас всех. Целую. Твой Артур».       Джамии показалось, что внутри неё растёт ком. Зачем же он так поступил? И что с ним? Уехал? Или растворился под солнцем? Как понимать это открытое окно? Она ведь теперь осталась совсем одна! И как же она могла не замечать его состояние все эти годы? Артура накрыла депрессия, а она такая радостная убегала печь пироги! Какую вину, она уже давно всё позабыла! Сначала лишилась семьи, теперь человека рядом.       Все эти мысли, вопросы роились и роились, перекрывая друг друга. От них стало плохо, и морально и физически. Джамия опустилась на стул. Она заплакала впервые за десять лет.       Что ж, будем жить.