7 Ways to Say I Love You

Когда Джисон заявляет, что хочет на ужин жареный рис с кимчи и токпокки, Минхо жалуется на необходимость готовить, но всё равно делает это. Всё потому, что Джисону нравится жареный рис с кимчи и токпокки, а Минхо нравится Джисон. Когда Джисон говорит, что ему просто необходимо найти заклинание, позволяющее снэкам по волшебству появляться в его комнате в три часа ночи, когда он глубоко погряз в кроличьей норе написания песен, Минхо отправляется в продуктовый магазин вниз по улице и покупает Джисону его самые-самые любимые угощения, незаметно оставляя их на столе, пока младший в ванной. Всё потому, что Джисон забывает питаться, когда сочиняет лирику, и ему нравится чем-нибудь перекусывать, а Минхо нравится Джисон. Когда у Джисона практически случается серьезная паническая атака прямо перед фанмитингом, потому что он почти не спал пару дней до этого, перегруженный работой, и переживал, что всё ещё недостаточно хорош, Минхо прижимает его к себе и нежно поглаживает. Всё потому, что Джисону нравится, когда его держат в минуты тревоги и усталости, а Минхо нравится Джисон. Он так хотел бы иметь возможность помогать Джисону больше – хотел бы готовить все его любимые блюда и всегда быть уверенным, что он кушал, всегда отгонять всю его боль и тревогу и показывать, каким на самом деле удивительным младший является. Но Минхо не может постоянно быть рядом с Джисоном – по крайней мере, он пытается быть рядом при любом удобном случае. Иногда он очень-очень хочет, чтобы то самое «при любом удобном случае» сопровождалось какими-нибудь ограничениями. Ну, например, может, ему никогда не придётся стирать джисоновы простыни или потные носки. Или, может, ему не придётся ещё раз помогать младшему сортировать его коллекцию обуви. Или, может, ему никогда в жизни больше не придется наблюдать за Джисоном, Чаном и Чанбином, кидающими друг в друга тексты и саркастичные замечания посреди ночи, пока он терпеливо ждёт Джисона, чтобы тот собрался, и они смогли бы пойти поесть. Они должны были уйти ещё три часа назад, но за одной строчкой последовало четверостишье, за ним – куплет, и в итоге они дошли до издевательских комментариев о том, что Феликс никак не может перестать трогать руки Чанбина, и вот он здесь, невероятно скучающий, с пустым, агрессивно настроенным ко всему желудком. Он наблюдает за трио в другом конце стола, за тем, как они спорят о том, рифмуется ли «брекки» с «двэкки». Он наблюдает и за Феликсом – на самом деле, его причиной находиться здесь были бицепсы Чанбина и раздувающееся эго последнего – кто, в свою очередь, наблюдает за Чанбином тошнотворно мечтательным взглядом. Он наблюдает за Джисоном, откинувшим голову назад и приоткрывающим рот в смехе из-за дурацкого комментария Чана о том, что английский Чанбина явно нуждается в доработке. Но серьезно, на деле он хочет наблюдать лишь за кусочком жареной курицы на пути в его собственный рот. Минхо нравится Джисон, но иногда ему также очень хочется дать ему хорошенький подзатыльник и назвать придурком. Любя, конечно же. Минхо отталкивает свой стул назад и поднимается, вытягивая руки над головой до тех пока, пока не слышит характерный треск и щелканье суставов, встающих на свои места. Он прикрывает глаза, блокируя звуки шумного квартета, и вместо этого на мгновение концентрируется на том, как звучит его тело, как мышцы движутся и растягиваются под кожей с идеальным количеством приятной боли. Когда он снова открывает глаза, он обнаруживает взгляд Джисона на себе, тот больше не обращает внимание на продолжающийся между Чаном и Чанбином спор о совершенно бессмысленной рифме в словах. Его брови нахмурены, тем самым вызывая беспокойные морщинки в середине его лба. Минхо сдерживает желание дотянуться до младшего через стол и разгладить кожу подушечкой большого пальца. Прости, одними губами произносит Джисон, его лицо переполняет вина и беспокойство. Минхо качает головой с еле заметной улыбкой на губах, давая ему понять, что всё в порядке. Минхо не особо прельщает перспектива сидеть здесь часами, но он понимает. Эти собрания с сочинением музыки глубокой ночью являются частью рабочего процесса 3racha, и Минхо знает, как много трио и их музыка значат для Джисона. - Я собираюсь за едой – может, кто-нибудь что-нибудь хочет? – спрашивает Минхо парней за столом. Чан и Чанбин тут же прекращают свой спор, начиная воодушевленно выкрикивать свой заказ, и Минхо закатывает глаза в ответ (но в тот же момент кивает, чтобы показать им, что все понял). - Я пойду с тобой, хён. Я могу помочь нести сумки! – говорит Феликс, вскакивая на другом конце стола и отзеркаливая растяжку Минхо. Старший ищет глазами Чанбина, чтобы увидеть, как тот пялится на Феликса с искрами в глазах (более точного определения вы не найдёте), наблюдая, как младший хрустит затвердевшими от долгого сидения костями в спине и поворачивает шею из стороны в сторону. И да, быть свидетелем такого супер противно, но Минхо также чувствует укол зависти, когда Феликс смотрит вниз на Чанбина и улыбается сладко, наклоняясь, чтобы чмокнуть того в нос. В ответ на Публичное Проявление Внимания комната взрывается улюлюканием и дразнящим «мееееерзость», на которые Феликс лишь пожимает плечами и ухмыляется пуще прежнего, а Чанбин просто закатывает глаза, легкий румянец ползёт по задней части его бледной шеи. Минхо мечтает о том, чтобы с Джисоном всё было так же просто. Но вместо того, чтобы поцеловать его в нос, Джисон всего-то улыбается Минхо и одними губами складывает спасибо тебе, когда старший поворачивается, чтобы уйти. Минхо машет рукой, как бы говоря «ага, да», и следует за Феликсом к выходу из студии, про себя желая, чтобы быть влюбленным не было постоянно настолько невероятно, раздражающе сложным.

*

- Хён, всё хорошо? Ты был будто бы не здесь всю дорогу. Минхо отрывается от разглядывания пыльных носков своей обуви на фоне асфальта, чтобы взглянуть на Феликса. Он практически забыл о том, что младший тоже здесь – мягкий, глубокий голос Феликса абсолютно выбивает его из собственных любовных грёз. Лицо Феликса, буквально светящееся в ярком серебристом лунном свечении, исказилось в смеси беспокойства и интереса. Минхо ещё мгновение смотрит на него, прежде чем ответить. Он и вправду прекрасен, все линии плавные, а изгибы приятно мягкие, припылённые веснушками, словно созвездиями, по всему лицу, и идеальной формы розовые губы, что выглядят сотворёнными каким-то художником. Он кажется нереальным в естественном свете луны, и Минхо понимает, почему Чанбин и миллионы фанатов абсолютно одержимы им. - Да, я в норме. Просто думал, - отвечает Минхо, засовывая руки в карманы своих спортивных штанов. Он пинает через дорогу камушек, концентрируясь на том, как он движется по асфальту, вместо того, чтобы лицезреть довольное лицо Феликса. С чего бы ему вообще быть довольным? Нельзя сказать, что Минхо произнёс что-то смешное. - Думал о Джисоне? – спрашивает Феликс с дразнящей ноткой в голосе. Минхо вздыхает. Он так надеялся, что сможет избежать любых разговоров о своей романтической жизни в оставшуюся часть вечера, но так же ясно, как яркий свет продуктового магазина, что появляется на горизонте, Минхо знает, что Феликс – не тот, кто так просто отпустит его и позволит ему просиживать в собственной удрученной тишине всё время их прогулки. - И с чего бы мне думать о Джисоне? – интересуется Минхо, приостанавливаясь перед младшим, чтобы открыть дверь в магазин. Запах средства для мытья полов и готовой еды ударяет в него, как только он заходит, и он не уверен, вызывает ли такая смесь чувство голода или же напрочь изгоняет любой аппетит. Феликс ступает под яркий флуоресцентный свет, всё ещё выглядя абсолютным ангелом под неровно горящими лампами. Он кидает взгляд на Минхо, пробираясь к специально выделенной зоне с едой. - Не думаю, что тебе необходимо слушать мои объяснения, хён. Ты потратил последние три часа, выстреливая ему точнёхонько в голову, - говорит Феликс, изучая готовые бенто и смеси с кимпабом. - Это потому, что я умирал с голоду, а он нас задерживал, - бурчит Минхо, выбирая случайные блюда и отправляя их в корзину, которую схватил, как только вошёл в магазин. Он не искал ничего конкретного, просто выбирал то, что казалось самым аппетитным и не выглядело так, будто провалялось в этих холодильниках часы напролёт. Если кто-то из парней будет жаловаться, он с превеликим удовольствием пошлёт всех и заберёт еду себе обратно. - Конечно, хён. А я сидел там, потому что люблюююю наблюдать за тем, как мой парень пишет одну и ту же строчку в течение двадцати минут. Нет никакого смысла обманывать меня, мы в одной лодке, - говорит Феликс, закатывая глаза и заруливая в отдел с чипсами. Минхо следует за ним, укол раздражения отзывается где-то в желудке. Возможно, вначале он пошлёт Феликса. – Мы определенно не в одинаковом положении, Ёнбок. Феликс кладёт пачку чипсов с мёдом и маслом в корзину Минхо и изгибает бровь. – Что заставляет тебя говорить так? Минхо не хочется срываться на Феликсе – если уж на то пошло, из всех людей Феликс определенно в белом списке Минхо. Он добрый и весёлый, но также удивительно трудолюбивый – те черты, что Минхо так ценит. И он печёт хорошие брауни. Но раздражение от того, что его задели, да ещё и человек, который даже не подозревает об этом, начинает подниматься в нём, а то, что все вокруг постоянно диктуют ему своё мнение о его делах и проблемах, будто понимают больше, немного выводит из себя. Плюс, он голоден и раздражен, и все вопросы Феликса какие-то неправильные. Так что, несмотря на его нежелание задеть Феликса, крошечная ниточка, соединявшая воедино всё его терпение, рвётся слишком быстро, заставляя его ответить немного более несдержанно, чем того требует ситуация. – Потому что ты можешь находиться рядом с человеком, который тебе нравится! Ты можешь держаться с ним за руки и быть противным на публике, и ты знаешь, что твой любимый человек любит тебя в ответ. В то время как мне приходится продолжать притворяться, что я не прилагаю постоянно все чертовы усилия, чтобы не выставить себя посмешищем. Его голос звучит громче, чем он того хотел, и в ту минуту, когда слова слетают с его губ и разбиваются о землю между ними, он тут же прикусывает нижнюю губу. Желудок сжимается тысячами узлов вины. Феликс прекращает отстранённо изучать вкусы чипсов и оборачивается, чтобы посмотреть на Минхо. Даже если Минхо ожидал, что его лицо окаменеет и глаза сузятся от гнева, прежде чем тот прикусит старшего за столь сучье поведение, Феликс всего лишь мягко улыбается. Оттенок грусти присутствует в едва изогнутых уголках губ, и его глаза двигаются и морщатся – как и всегда, когда он улыбается. Феликс делает шаг к нему, и внезапно Минхо очень хочет, чтобы младший накричал на него или разозлился, или ответил саркастично, но не смотрел на него так, с невозможно жалостливым выражением. - Я знаю, что ты думаешь, будто я не понимаю, но я понимаю. Знаешь, как долго я ждал Чанбина? Возможно, я не всегда был открыт с собой в плане чувств, но я положил на него глаз ещё в наши предебютные дни. Я имел привычку думать, что это потому, что я идеализировал и восхищался им, но сейчас осознаю, что просто хотел, чтобы он заметил меня, был со мной, - говорит Феликс. Он аккуратно забирает корзину из рук Минхо, и тот думает на секунду, что младший собирается сделать что-нибудь, чтобы его воодушевить - взять за руку или потрепать по плечу. Но он этого не делает, и Минхо осознает, что Феликс отлично понимает чувства старшего к ненужному скиншипу с кем угодно, кто не Джисон, и сдерживает себя. Минхо требуется мгновение, чтобы всем своим естеством оценить внимательность младшего, прежде чем Феликс снова начинает говорить. – Честно говоря, я не думаю, что смог бы когда-нибудь осознать свои чувства, если бы Хёнджин буквально не швырнул мне в лицо мою же одержимость. В любом случае, что я хочу сказать – до меня всё же дошло. Ещё я думаю, что Джисон понимает больше, чем ты думаешь. Минхо закатывает глаза на последнюю часть, забирая корзину из рук Феликса, и направляется прямиком к кассе. – Ага, верно. Джисон дубина. Он проснулся сегодня утром и потратил десять минут на поиск носков, которые уже были у него на ногах. Феликс смеется, вставая позади Минхо, в то время как скучающий подросток-кассир начинает пробивать их еду. – Я имею в виду, я не думаю, что кто-либо из нас так уж умён. Минхо отдаёт мальчику за кассой деньги, получая взамен пластиковый пакет. – Говори за себя, - говорит он, отходя, и открывает переднюю дверь, позднеосенний ветерок нежно касается кожи. – Я имею все основания считаться гением. LEE KNOW, сечёшь? Это вызывает грудной стон Феликса. Он засовывает руки в карманы своего оверсайз худи и наклоняет голову, защищая лицо от кусачего порыва ветра, пока вместе с Минхо выходит из магазина. – Это было ужасно, хён. Ты и Джисон точно созданы друг для друга – ваше чувство юмора одинаково отвратное. Минхо пожимает плечами, но не может остановить улыбку, промелькнувшую в уголках его губ. Когда они возвращаются обратно в студию, трое парней оказываются распластаны за столом от усталости и голода. Минхо практически занимается попыткой освобождения еды от пластиковых пакетов и упаковок, и в ближайшие несколько минут единственными звуками в комнате становятся хлюпанье и хруст поглощаемых ими снэков. Как только они заканчивают есть, Минхо собирает весь мусор обратно в пакет и встаёт, чтобы выйти из студии и отправиться прямёхонько в общежитие на ночь. - Хён, не хочешь взять мою куртку? Там, снаружи, становится довольно холодно, - говорит Феликс, чья голова уже покоится на плече Чанбина. Минхо качает головой. – Неа, я в порядке. Здесь не особенно далеко. Но я собираюсь забежать в комнату отдыха ненадолго, а потом, как вернусь, заберу мусор и уйду. Когда он возвращается, то обнаруживает чёрное худи, перекинутое через его стул. Минхо бросает взгляд на другую сторону стола, где Джисон – на котором сейчас только белая футболка с удлинёнными рукавами – снова целиком зарылся в страницы с текстом, абсолютно потерянный в музыке в своей голове. Кожа Минхо ощущается тёплой, и он начинает интересоваться, так ли нужен ему дополнительный слой одежды, когда его тело, кажется, само воспроизводит такое количество тепла. Но он не спорит с добротой Джисона – вместо этого он склоняет голову, пытаясь скрыть глупую, шальную ухмылку, и натягивает худи на себя. Его чувства внезапно перегружаются теплом, комфортным запахом Джисона, и он крепче прижимает ткань к телу, позволяя ей обнимать его, как делал бы другой парень. Когда он покидает здание и направляется в сторону дома, он даже не чувствует холода.