Принятие

Утро выдалось ужасно холодным. Хакон приподнялся на матрасе, огляделся. Никого. — Эйден? Где ты? Звук в пустоту. Его не было рядом. Куда пилигрим мог уйти? Без рации. Тем более в его состоянии. Мужчина подорвался с места, направился в сторону окна. Он даже не обращал внимания на пронизывающую тело боль. Ощущение, будто по рёбрам побили чем-то тяжёлым, к примеру, железным прутом. Оставаясь рядом с обращающимся человеком, нужно быть готовым к постоянным дракам во время припадков. Хакон свыкся. На нём не оставалось живого места. Синяки, раны, ссадины… До переломов дело не доходило. Он знал — Эйдену сейчас ещё тяжелее. Каждый раз выходить из себя, а потом видеть, какие травмы нанёс близкому человеку. Пилигрим не раз говорил о желании уйти с того момента, как стал превращаться чаще. Мужчина боялся, что парень всё-таки решится. С ним может произойти всё, что угодно. Несмотря на силу, Эйден уязвим. Потеряет сознание, упадёт с крыши, разобьётся. И это только один вариант развития событий. Нужно успеть найти его, пока ничего не случилось. Хакон никогда в жизни так быстро не бегал. Никогда не анализировал ситуацию с такой скоростью. Это чужой город, чужие мёртвые стены, заблудиться можно в два счёта, однако мужчина старался запомнить дорогу, которой придерживался. Буквально перелетая с одной крыши на другую, он увидел силуэт, отдалённо напоминающий пилигрима, лежащий посреди улицы. Присмотрелся. Не он. Сердце на секунду отпустило. Главное не опоздать. Снова крыши, незнакомые улицы, здания, но ни единого намёка на Эйдена. Только мертвецы кругом. Хакон ищет иголку в стоге сена: пилигрима в огромном городе. Он может быть где угодно, они вовсе могли разминуться. — Малыш, пожалуйста, останься в живых, — как молитву шепчет мужчина, готовый взвыть от тревоги. Однако если Хакон начнёт паниковать — ничего хорошего из этого не выйдет. Необходимо взять себя в руки, продолжить поиски. Он прочесал окрестности вдоль и поперёк — безрезультатно. Если Эйден покинул убежище пару часов назад, то уже мог оказаться далеко отсюда. Хакон сбивался с ног, но продолжал путь. Сначала в центр города, оттуда к окраинам. Минуя толпы ходячих трупов, пытаясь взобраться повыше, чтобы рассмотреть большее пространство. Время шло предательски быстро, наступал вечер. Мужчина до последнего находился на улице, но ближе к ночи повернул к убежищу. В душе всё ещё оставалась надежда на то, что Эйден вернётся. Или уже вернулся и ждёт его. А если нет… Что Хакон будет делать? Продолжать поиски до бесконечности? Скитаться по городу, как обезумевший, пытаясь отыскать человека, которого тут давно нет? Преодолевая последнее на сегодня препятствие, мужчина попадает в освещённую лампами комнату. На матрасе, в углу, сидит Эйден, опустив голову. Дремлет? — Ты до чёртиков меня напугал, — дрожащим голосом произносит Хакон. Эмоции смешались в один давящий ком. Он злился на пилигрима за то, что тот ушёл, не предупредив и даже не взял рацию, переживал, не ранен ли Эйден, одновременно с этим грудь распирало чувство счастья, просто потому что парень оказался жив. Пилигрим поднимает голову, виновато глядит на Хакона, но не пытается объясниться. Только встаёт с места, подходя ближе. Мужчина идёт навстречу, прихватывает парня за грудки. — Почему ты ни слова мне не сказал о том, что собираешься уйти? Хоть представляешь, что могло случиться? Я весь день носился по городу, не зная, найду ли тебя живым. Зачем так поступать? — Ты не отпустил бы меня одного… — Да, не отпустил бы. Эйден, пойми наконец, не нужно храбриться. Твоё состояние… Оставляет желать лучшего. Я могу позаботиться о тебе, только не убегай. Парень отстраняется, заставляя Хакона опустить руки. — Я скоро снова превращусь. Тебе нужно обезопасить себя. А вернее попытаться сдержать меня. В рюкзаке плотная верёвка, маска и то, чем можно перевязать глаза. Навряд ли это меня остановит, однако замедлит и снизит мобильность, — глухо отвечает Эйден, поднимая с пола потяжелевший рюкзак. Оттуда он достаёт защитную маску, закрывающую рот и нос. — Так я не смогу тебя укусить. Парень надевает её на себя, затем передаёт рюкзак мужчине. — Ноги и руки свяжешь верёвкой. Куском ткани — глаза. Я не смогу свободно двигаться и отчётливо видеть. Это не значит, что я не смогу почувствовать твоё присутствие — находись как можно дальше. Пилигрим смиренно ждал, пока его свяжут, как преступник, совершивший чистосердечное признание. — Не хочу тебя мучить. Мужчина не решается взять верёвку в руки. Как можно так жестоко поступить? Лишить человека воли, принести ему ещё больший дискомфорт ради… Собственной безопасности? — Скорее. Это моё решение, — отрезает Эйден. Выбора у Хакона нет. Он усаживает парня на матрас, затем осторожно связывает ноги и руки. — Не нежничай. Так я их быстро разорву. — Затяну туже — верёвка перетянет, вопьётся в кожу, — объясняет мужчина. Теперь черёд повязки. Эйден отводит взгляд в сторону. Его глаза не выражают ничего, кроме усталости. Хакон целует пилигрима в висок, гладит по голове. Как в последний раз. — Поторопись, пожалуйста… — уже срываясь на рык просит парень. Теперь единственное, что он может видеть — слабый свет сквозь ткань. Наблюдать за превращением Эйдена всегда было больно. В прямом и переносном смысле. Но раньше он был свободен. Теперь же, связанный, дёргающийся в конвульсиях, пилигрим походит на дикого зверя, загнанного в клетку. Перед ним нет внешних раздражителей, нападать не на кого, однако обращённый парень всё равно чувствует присутствие постороннего в нескольких метрах от себя. Хакон следит за тем, как вздымается чужая грудная клетка, как верёвка всё-таки впивается в тело из-за натяжения. Он не может помочь. Никогда не мог. Только тешил себя иллюзией, пытался делать вид, будто со временем ситуация действительно наладится. Так искусно врал Эйдену, что сам начал верить в собственные сказки. Жизнь — не добрая детская история. Пилигрим теряет сознание после продолжительного приступа. Верёвки не поддались, выдержали. Хакон помогает парню лечь на матрас, сон на тычках точно не пойдёт во благо. Убедившись, что Эйден в ближайшее время точно не очнётся, мужчина отправляется в свой угол, чтобы утопить остаток ночи в немых рыданиях. Он хочет выдавить из себя хотя бы одну эмоцию. Не получается. Хакон тоже устал. Ему остаётся просидеть до утра, глядя в одну точку. Неужели…сломался?