Принятие

Очередной день пути, пронизанный чувством тревоги. Даже визуально Эйден выглядел не очень: уставший взгляд, побледневшая кожа, трясущиеся время от времени руки. В таком состоянии крайне тяжело хвататься за уступы, карабкаться, перепрыгивать с крыши на крышу. Хакон не раз предлагал остановиться, сделать передышку, если будет хуже — найти новое временное убежище. Пилигрим не соглашался, уверял, что нужно двигаться дальше. Первый приступ застаёт его на крыше. Эйден падает на колени, болезненно стонет, стискивает зубы. Мужчина тут же бросается к нему, приобнимая за плечи, крепко удерживая в надежде на то, что скоро всё пройдёт. Пилигрим ещё может мыслить, ему страшно. Он переводит взгляд на Хакона, пробует сосредоточиться. В этих светлых глазах так много страданий. Парень хватает мужчину за руку, стискивая до синяков, слышит сквозь приступ обеспокоенное «дыши, пожалуйста, вдох-выдох». Отключка. Пожалуй, самый лучший этап. Эйден перестаёт думать, чувствовать что-либо, становится всем и ничем одновременно. Очнувшись, обнаруживает себя уже в каком-то помещении, под светом уф-фонарика. Рядом, привалившись спиной к стене, отдыхает Хакон. Сколько ему пришлось тащить безвольное тело до укрытия? — Эйден, очнулся? Хочешь чего-нибудь? Может, воды? — спрашивает мужчина, подбираясь ближе. — Не переживай ты так. Это не первое моё превращение, переживу… Где мы? Пилигрим оценивает обстановку. Чердак, довольно пыльный, плохо освещённый. Если бы не фонарик, он бы уже давно обратился. — Чердак того же здания, где у тебя случился приступ… Ты очень бледный, малыш, и весь трясёшься. Я могу как-нибудь помочь тебе? Хакон сам почти физически ощущает боль. Он знает, что не может никак повлиять на процесс превращения. — Мне холодно, Хакон, — выдыхает пилигрим, обнимая себя за плечи. Парень до конца не понимает, беспокоит ли его озноб… Или это чувство больше похоже на жар, распирающий изнутри черепную коробку и грудную клетку. Хакон подсаживается рядом, снимает верхнюю одежду, чтобы укутать трясущегося Эйдена. Пилигрим отсаживается подальше, не позволяя прикоснуться. В выражении лица мужчины немой вопрос. Почему? Он ведь всего лишь хочет помочь. — Не приближайся. Я опасен. Я могу обратиться в любой момент… Не… Не могу это контролировать… Становится хуже. Пальцы на руках неестественно изгибаются. Скорее бы всё закончилось. Это невыносимо. — Всё будет хорошо. Слушай меня. Просто слушай мой голос. Концентрация мало помогает, но позволяет сосредоточиться на чём-то одном. Эйден уже не различает, кто находится перед ним. Он перестаёт узнавать черты силуэта, речь, движения. Хакон становится не более чем внешним раздражителем. Пилигрим сдавленно рычит, дёргаясь всём телом. Картина душераздирающая. Даже человек с крепчайшими нервами мог бы испугаться. Мужчина чувствует нарастающую опасность, однако она не заставляет его подняться с места и бежать, наоборот — сковывает движения, лишая возможности спастись. Эйден выходит из-под собственного контроля. По его лицу ползёт потемневшая сетка вен. Парень поднимается с места, ищет бегающим взглядом жертву. Обнаружив сразу же атакует, прижимая не сопротивляющегося Хакона к полу. Мужчина не может выбраться, как бы не старался. Пилигрим борется с собой. Руки тянутся к чужому телу, но Эйден с трудом контролирует собственные движения. Рычит, извивается, но контролирует. — Эйден… Я знаю, что ты меня слышишь! Пожалуйста, вернись, — произносит Хакон, глядя на страдания парня. Лицо Эйдена исказилось в страшной гримасе. Человека в нём выдавала лишь одна деталь — слеза, текущая по щеке. Плакало не существо, в которое превращался пилигрим, а он сам. — П….Прос…ти…меня… — вырывается из горла вперемешку с рыком. Удар. Полураскрытый кулак сильно задел скулу. Парень очень силён. Настолько, чтобы одним ударом нокаутировать. Второй удар пришёлся бы по виску, если бы Хакон вовремя не увернулся. Под раздачу попала челюсть. Мужчина почувствовал на языке металлический привкус собственной крови. Перед очередным ударом удаётся закрыть голову руками. Достаётся одежде и несчастному биомаркеру, последний даже неприятно хрустнул на запястье. В какой-то момент Хакон чудом выбрался из-под Эйдена, отшатнувшись к стене. Сплюнув лишнюю слюну вперемешку с кровью, мужчина не стал прятаться, не кинулся к выходу. Он не бежал, пытался защитить не только самого себя, но и близкого человека. Пилигрим с поразительной скоростью вновь сокращает расстояние между собой и Хаконом. Парень с силой толкает мужчину в грудь, отчего тот отлетает в сторону наваленного у стены хлама. Всё тело прошибает болью. В куче мусора оказалось что-то очень острое, прорезавшее одежду и впившееся прямо в спину. Хакон задышал чаще, страх сковал движения: он ранен, Эйден вот-вот разорвёт его на куски… Нет, он должен достучаться до пилигрима. — Малыш! Я ранен! Прошу, мне нужна твоя помощь, постарайся вернуться! В ответ озлобленный рык. Всё могло бы закончится так, однако пилигрим потерял сознание, падая на пыльный пол. Мужчина осторожно меняет положение, чтобы не усугубить ситуацию. Обломок железа вошёл глубоко, но не повредил жизненно важные места. Ничего, подлечит. На скуле скорее всего останется гематома, на челюсти тоже. Если бы вовремя не закрыл лицо, мог бы похвастаться ещё и разбитым носом. Позабыв о собственном ранении, Хакон переносит тело Эйдена в сторону от опасного хлама. Самое неприятное в произошедшем даже не драка. Парень стал дольше находиться в обращённом состоянии, а значит болезнь прогрессирует. Соотвественно, с каждым днём находиться рядом с Эйденом становится всё опаснее. *** Пилигрим приходит в себя среди ночи. Эйден видит следы драки на лице спящего Хакона, замечает кровь на одежде. Боже, что он наделал?! Парня снова трясло, но уже не от приступа, а от страха. – Я чудовище…Хакон, прости меня, пожалуйста, прости, - шепчет пилигрим, закрывая руками лицо. Звуки сдавленных всхлипов заставляют мужчину проснуться. – Ты чего не спишь?…Эйден? Ты плачешь? Парень вздрагивает, утирая лицо, прячет руки. – Сильно я тебя?… - спрашивает пилигрим, в полумраке разглядывая лицо Хакона. – Порядок. Ничего критичного. – Меня нужно сажать на цепь…Доставляю слишком много неприятностей.