Лучик надежды

«Я не безумен. Просто моя реальность отличается от твоей.» Льюис Кэрролл

      Я не знаю, как долго пребывала в отключке, но моё пробуждение было настолько ужасным, что хотелось заснуть обратно и проспать недельку-другую. Или, на крайний случай, хотя бы ещё пару часиков.       Сегодняшний день будет определённо одним из самых паршивых, что были в моей жизни. Столько дел, а состояние такое, что сдохнуть хочется. И жажда мучает так, что язык к нёбу присох.       Чёрт, это же надо было так напиться.       Башка раскалывается. По ощущениям я, видимо, пыталась ею стену пробить. Интересно, успешно ли?       А то будет обидно узнать, что моя головушка страдала зазря. Новый приступ головной боли прострелил затылок, от чего я едва не застонала.       Чёртово пойло. Помню, как однажды попробовала чистый спирт, но даже он не сравнится с тем, что мы пили вчера. Неужели Барни снова решил поэкспериментировать и изобрести неведомую хрень?       Чёрт, и я на это согласилась? Снова?       Этот засранец плохо на меня влияет. Я так в конечном итоге сопьюсь к чёртовой матери, или сдохну от коктейля, что решит в следующий раз изобрести наш непризнанный талант. Интересно, какая это по счёту будет попытка?       Судя по тому, как легко он умудряется смешивать то, что совместить в принципе почти нереально — тысячная. Не меньше.       Ох, как блевать-то хочется, но боюсь, не доползу до унитаза. Может, если полежать, отпустит?       Где вообще Барни нашёл это дерьмо, что после него, даже тело ломит? Или я так упилась, что решила устроить спарринг с Германом?       Помню, как однажды по пьяни набросилась на Айтора с кулаками и криками, что это он во всём виноват, и, если бы не сраные миротворцы, то жили бы мы припеваюче.       Миротворцы меня конечно же оттащили, а затем доставили в их штаб, что располагался в туннелях.       Я почти не помню, о чём спрашивал Айтор. А потом к допросу решил присоединиться Лукас.       И вот тут меня понесло, только совсем не в ту сторону.       Когда я напиваюсь, то начинаю нести такую хрень, что даже эти двое не выдержали и отправили меня отсыпаться в карцер.       А на утро мне было почти стыдно, ведь с этими людьми я вела переговоры. Но благо, они в последствии сказали, что и у них бывают такие срывы, так что никаких проблем.       Говорить об обстановке на Базаре я не стала, но зато сдала Лукасу парочку контрабандистов, что решили нас кинуть с товаром и подсунули какую-то хуету, заместо нужных нам компонентов.       С помощью них Альберто и Винченцо планировали разработать более усовершенствованную систему защиты наших полей и пастбищ, тем самым расширив территории для выгула рогатого скота. А еще — возможности выращивания большего количества овощных культур, а, может, и плодовых деревьев.       Было бы прекрасно развести сад в старом Вилледоре.       Это бы здорово нам могло помочь. У нас появились бы лишние запасы, которые мы могли бы обменивать с центром на то, что нам необходимо. Но нас жёстко отбрили, оставив с голой задницей.       Софи была в бешенстве, когда поняла, что нас надули и обменяли хлам на припасы, несколько УФ-фонарей и воду, которая была у нас на вес золота. Особенно в последние полгода.       Для нас подобное расточительство могло закончиться тем, что зиму мы переживали бы впроголодь, а этого никак нельзя было допустить.       Все жители Базара работали на благо нашего общества, не жалея себя, и были достойны переживать холода в сытости, тепле и с чистой питьевой водой.       К слову, с помощью Лукаса и Айтора мне удалось вернуть то, что «украли» эти чмыри, но это не решило нашу проблему с припасами.       Того, что мы выращиваем, хватает почти впритык. Особенно если учесть тот факт, что Лукас привёл с собой большое количество людей.       Хоть у нас и бывали разногласия, но иногда Лукас всё же приходил на помощь простым выжившим. Тем не менее Софи ему по-прежнему не доверяла, опасаясь получить нож в спину.       Из-за миротворцев погибла мать Софи, а до этого отец. Я знаю, как ей тяжело, и поэтому сделаю всё для того, чтобы наш Базар процветал. Назло Джеку Мэтту и ренегатам.       Пусть эти чёртовы гандоны знают, из чего мы сделаны. Но для свершения великих дел надо сначала хотя бы встать. Ну или на худой конец попытаться снова не заснуть.       Пытаюсь открыть глаза, но, не достигнув успеха, временно оставляю эту затею, позволяю себе ещё пару минут так полежать.       С трудом, но удаётся вспомнить, что мне снилась мама.       Лица я уже не помню, но её нежная, тёплая и такая родная улыбка, отпечаталась у меня на сердце навсегда.       Мне даже показалось, что она вновь прижимала меня к своей груди, и я стремилась быть ближе.       И мне даже, пусть и на миг, почудилось, что её объятия стали крепче. А тепло от её тела было настолько реальным, что мне не хотелось просыпаться. Лишь бы продлить это ощущение. Как же мне этого не хватает в реальной жизни!       Но хотя бы в своих снах я могу быть с ней и чувствовать себя снова той маленькой девочкой, что не боялась ничего: ведь мама никогда не даст в обиду.       Это немного подняло мне настроение, и я улыбнулась уголками губ, чувствуя, что лежу на кровати. Хорошо, что не на полу.       Интересно, где я сейчас? У себя или у Барни?       Прислушиваюсь и отмечаю для себя, что не слышу ровным счётом ничего. Просто звенящая тишина. Мой радостный настрой как ветром сдуло.       Обычно в старом Вилледоре в это время уже вовсю стоит шум и гам. Особенно если учесть, что скоро начнётся сезон посевов, и люди уже трудятся на полях, чтобы мы могли пережить и этот год. Остальные обеспечивают безопасность от заражённых, что стремились напасть на выживших и уничтожить всё то, над чем мы так долго и упорно работали.       Да и заражённых на улице не слышно. За столько лет они уже частично воспринимались нами как петухи, что горланят ни свет, ни заря.       А тут — ничего. Полная тишина.       Мне совершенно не нравилось то, что я ничего не слышу. Будто бы весь город вымер. Наверняка что-то случилось. Нужно вставать и срочно связаться с Софи.       Предпринимаю очередную попытку открыть глаза. С трудом, но у меня получается.       Перед глазами всё плывет, а к горлу подступает желчь. С большим трудом, но мне удаётся преодолеть приступ тошноты и почти не обращать внимания на головную боль, что при малейшем движении усиливалась и добивала меня.       Блять, как же мне хреново. Вот теперь я точно больше пить никогда не буду.       А то в свои двадцать я мучаюсь от похмелья как Марко. А ему, если мне память не изменяет, пошёл шестой десяток. Мда, старость — не радость.       Но стоит мне попытаться встать, как я понимаю, что не могу. Мало того, что тело отказывается слушаться, так я ещё и руки поднять не имею возможности.       Пробую пошевелить правой рукой, но чувствую на запястье что-то кожаное, похожее на браслет. Видимо, они и сковывают мои движения.       Блять, что случилось?       Сквозь пелену головной боли и нарастающей паники слышу чьи-то шаги, и моё сердце пускается вскачь. Что, блять, вообще происходит?       Если миротворцы нарушили уговор и напали на Базар, я лично убью Лукаса, и срать мне на то, что будет дальше. Пускай повесят, если им так того хочется, но я не позволю калечить людей и делать то, что вздумается!       Переполненная гневом, я пытаюсь освободить руки, но ремни слишком тугие.       Только вот я не из тех, кто просто так сдаётся.       — О, вижу, ты уже проснулась, — Голос до боли знакомый, но не могу вспомнить, кому он принадлежит. Такой спокойный и почти без эмоций. Где же я его слышала?       Это точно не Лукас и не Айтор. Но тогда кто?       Пытаюсь сфокусировать взгляд на нём. Выходит далеко не сразу.       Как только мне удаётся чётко увидеть его лицо, воспоминания в моей голове взрываются радужным фейерверком, от чего я не могу сдержать стон боли и прикрываю глаза.       Тошнота снова возвращается, а затылок пульсирует так, словно голова сейчас взорвётся.       Воспоминания мелькают перед глазами, как обрывки фотоплёнки. Остатки сна как рукой сняло.       Понимание того, что я не в Вилледоре, а в логове Вальца, заставляет меня окончательно убедиться в том, что я не напивалась вчера до чёртиков, а этот урод ударил меня так, что я отключилась.       Но самое страшное, что я до сих пор не знаю, что с Натаном. Жив ли он, или это чудовище убило его?       Смотрю на этого урода с ненавистью.       Моё вчерашнее состояние более-менее стабилизировалось, и теперь я могу мыслить трезво, не устраивая истерик.       — Что ты сделал с Натаном? — Я даже сначала не узнала свой собственный голос. После сна и вчерашних переживаний он сильно охрип, и сейчас звучал глухо, но от этого не менее яростно. А из-за жажды язык сильно вяжет, но хера с два я попрошу у него хоть глоток воды. Лучше от жажды сдохнуть, чем унижаться.       — С Натаном? — Вальц делает удивленное лицо, будто бы не понимает, о чём я говорю.       — С тем парнем, что был со мной вчера! — Стараюсь говорить более спокойно, но нотки гнева и нетерпения всё равно проскальзывают в голосе.       — Хм, занятно. Вчера этот молодой человек не представился. Но теперь мне известно его имя. Спасибо.       Блять! Сука, он что, издевается надо мной?!       — Что ты сделал с ним, тварь?! — Срываюсь на крик, но тут же начинаю жалеть об этом. На мгновение перед глазами всё потемнело, и я чувствую, как затылок начинает пульсировать сильнее, грозя снова отправить меня в небытие.       Закрываю глаза, не в силах терпеть то, как перед глазами всё вращается. Меня вот-вот стошнит.       — Тише, успокойся, у тебя сильное сотрясение, — морщусь от того, что он так спокойно об этом говорит, учитывая, что именно он меня вчера приложил об пол.       — А благодаря кому у меня это блядское сотрясение?! — Вальц игнорирует мою фразу, но я чувствую его руку на своём лбу, только вот сил сбросить её с себя нет, и приходится терпеть, — Твой друг сейчас спит. Вчера я ввёл ему снотворное, чтобы он смог восполнить силы.       — Зачем ты это делаешь? — Немного успокоившись, понимаю, насколько устала от всего этого пиздеца.       — Затем, что мои подопытные должны быть в хорошей форме, иначе ничего не выйдет. Я столько лет пытался изобрести препарат, что сможет излечить тех, кто заражён, что потратил огромное количество сил и времени. Но все те, кто… помогал мне в этом, неизбежно обращались. И всё начиналось сначала. — Он погладил меня по волосам, а затем убрал руку.       — Значит, ради блядской вакцины ты безнаказано убиваешь людей, подвергая их своим опытам? — С трудом, но могу открыть глаза. Мой взгляд направлен прямо на Вальца, что внимательно наблюдает за мной своими голубыми глазами, в которых можно утонуть. Только сейчас замечаю, насколько его лицо измождено, а борода, которой уже несколько месяцев, выглядит не особо опрятно. Видимо, в попытках достичь своей цели, этот мужчина иногда напрочь забывал о себе.       — Я хочу спасти свою дочь и тех, кто выжил. Рано или поздно они все обратятся, а я пытаюсь этого избежать. — Что-то во взгляде этого мужчины не даёт мне поверить ему.       Слишком всё как-то странно. Но когда он упомянул дочь, буквально на долю секунды его взгляд потеплел, позволяя увидеть то, как дорога ему эта девушка. Но, тем не менее, у меня очень много вопросов, на которые я всё ещё не получила ответов. И вряд ли получу.       Почему он делает это тайно, и никто, кроме ренегатов не в курсе того, чем этот Вальц здесь занимается?       — Да мне всё равно, кого ты хочешь спасти. Люди не должны погибать из-за твоих неудач! За пятнадцать лет мы привыкли и приспособились жить, но ты со своими благими целями гробишь нас! Ты хоть знаешь, сколько этим людям пришлось пережить? — На удивление мой голос звучит спокойно, только для Вальца это пустой звук. Он одержим своей идеей, и ему всё равно, сколько людей ещё должно умереть, чтобы он получил то, чего так сильно желает.       — Ты ничего не понимаешь! — Его голос всё ещё спокойный, но в нём я слышу нотки ярости. Кажется, я задела больную для него тему. — Ты всего лишь маленькая… драгоценная… девочка! — Вальц дрожит, и я всем телом ощущаю исходящую от него угрозу. Он кладёт руку мне на горло, и я чувствую, как крепко сжались его пальцы. На мгновение мне кажется, что он меня убьёт, но он закрывает глаза и глубоко дышит, пытаясь усмирить бурю внутри себя.       Но громкий стон пробуждения Натана отвлекает Вальца от меня, и он направляется к нему. А я закрываю глаза и стараюсь взять себя в руки.       Вальц прекрасно владеет своими эмоциями, но и у него есть ахиллесова пята. Нужно быть поосторожнее со словами. Натан всё ещё жив, и я просто обязана вытащить его.       Когда Вальц доходит до Натана, тот начинает хныкать. Мужчина что-то говорит ему, но отсюда мне не расслышать слов. Птичка начинает плакать. Судя по всему, я всё же сильно разозлила этого кретина, и сейчас он решил оторваться на ни в чём не повинном парне.       Понимаю, что выбора у меня особо нету.       Карла за эти два года стала мне не только подругой, но и второй мамой. И я не хочу, чтобы она страдала от того, что её сын погибнет вот так. Подопытной крысой.       Эта женщина уже натерпелась достаточно, не хочу, чтобы она снова плакала, как тогда, когда рассказывала мне о малышке Хлое.       Это решение мне принять крайне тяжело. Я ведь тоже хочу жить, но, вспоминая глаза Карлы, я решаюсь на этот шаг. Главное, чтобы Вальц согласился, иначе ничего не выйдет.       Делаю глубокий вдох, а затем медленный выдох, собираясь с духом.       — Вальц, — так странно звать этого мужчину. Это имя мне ненавистно, но я не имею права на ошибку, и поэтому стараюсь сделать голос максимально нейтральным. Второго шанса вытащить Натана у меня не будет.       Проходит несколько минут, но Вальц так и не подходит ко мне.       Мысленно матерю его последними словами, стараясь выпустить пар и унять головную боль, что немного притупилась, но не затихла полностью.       — Ты что-то хотела? — Резко открываю глаза и смотрю на лицо мужчины. Он выглядит немного не так, как до этого. На его лице сильнее проступили вены. Будто бы он сам заражён…       И тут до меня начинает доходить, что он обращается.       Если жители Базара смогли научиться приостанавливать это состояние, то у Вальца оно шло полным ходом. Только не так, как я привыкла видеть.       Кажется, тут выплывает ещё одна тайна, которую я не смогу разгадать.       Но всхлип Натана выводит меня из раздумий, и я вновь встречаюсь глазами с Вальцем.       — У меня есть предложение. И, возможно, что оно тебя заинтересует. Я не заражённая. Мои родители бывшие сотрудники ВГМ, и в момент того, как вирус набирал обороты, я была заперта дома и не подверглась его воздействию. Впоследствии я до четырнадцати лет находилась в изоляции, а затем стала пилигримом. Меня ни разу не кусали. Из моей крови можно сделать вакцину, но взамен я попрошу отпустить Натана, он не выдержит твоих опытов… Пожалуйста. — На последнем слове прикрываю глаза, не в силах смотреть на Вальца. Я же фактически унижаюсь перед ним. Чёрт, даже от самой себя противно.       На то, чтобы взять себя в руки, мне потребовалось не более полминуты. Но, когда я открыла глаза, этого козла рядом уже не оказалось. И мне оставалось только смириться с тем, что Птичка больше уже никогда не встретится со своей мамой.