Лучик надежды

«Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит.» Джоан Роулинг

      Натан протяжно стонет, вырывая нас обоих из странного оцепенения.       Я моргаю и отвожу взгляд, прерывая зрительный контакт, и стараюсь смотреть за спину Вальцу, а не на его лицо.       Его глаза затягивают своей глубиной, притупляя внимание и не давая шанса оторваться. Настоящий змей-искуситель, готовый поглотить тебя в любой момент.       Сам же Вальц ещё несколько мгновений смотрит на меня, а затем переводит взгляд на Натана, что лежит неподвижно. И только тяжело вздымающаяся грудная клетка говорит о том, что он всё ещё жив. Скорее всего, лейтенант ренегатов слишком сильно ударил его.       Тем более, что Птичка не закалён в боях так, как те, что ходят на вылазки. Он ещё совсем ребёнок, что оказался не в том месте и не в то время.       Как бы мне хотелось, чтобы он был как можно дальше отсюда… Но он здесь. В логове монстра, что прячется за человеческим лицом.       Вальц обходит меня стороной и направляется в сторону Птички. Чувствую, как паутина страха за парня медленно опутывает меня, оголяя и без того напряжённые до предела нервы.       Я внимательно наблюдаю за ними, стараясь изо всех сил сдержать своё беспокойство внутри, но выходит из ряда вон плохо.       Движения мужчины плавные, вымеренные и спокойные, как и он сам. Нет никакой нервозности или дёрганости, как у большинства из выживших. Будто то, что происходит за стенами лагеря ренегатов, его совсем не волнует.       Мы привыкли жить в постоянном страхе, и к тому, что однажды можем больше не увидеть семью, друзей, да и вообще света белого.       Прекрасно понимая, что это может стать нашим последним днём в качестве людей, мы старались брать от каждого прожитого дня по максимуму, чтобы не жалеть потом о том, чего сделать не успели.       Многие этого настолько боялись, что добровольно становились затворниками или ремесленниками. Обменивая свои умения на припасы и ни в какую не желая покидать своё убежище. Предпочитая жить в собственных иллюзиях.       Я не могу винить их в том, что они выбрали добровольное заточение, чтобы выжить и не видеть того, как их родные и близкие превращаются в монстров.       Но этот Вальц был другим. Он не спешил жить, как мы.       Однако не только это смущало меня в нём. Было что-то ещё… и это отличало его от остальных выживших настолько, что можно было заметить невооружённым взглядом.       Как будто под этой маской спокойствия скрывался монстр, наблюдавший за всем происходящим голодными глазами, и готовый явить себя в любой момент.       Это выглядело как что-то знакомое, но одновременно чужое. Его поведение разительно отличается от того, к какому я привыкла. Даже ренегаты и то более эмоциональные, чем он.       В голове тут же нарисовалась ассоциация. Ганнибал Лектер. Однажды блуждая по библиотеке одного из городов, названия которого уже и не вспомню, на одном из столов библиотекарей лежала книга, полностью покрытая толстым слоем пыли.       Аккуратно взяв её в руки и проведя ладонью по запылённой обложке, мне удалось прочитать название и автора книги:       Томас Харрис «Красный Дракон».       Хоть книга и была изрядно подпорчена влагой и термитами, но вполне читабельна, поэтому я положила её в свой рюкзак, а затем покинула библиотеку, не рискуя идти дальше. Боясь того, что может скрываться во мраке некогда красивого и светлого помещения, где люди искали ответы на свои вопросы.       В глубине помещения, где располагались самые дальние стеллажи, я слышала кусак. А если учесть, что там дальше почти непроглядная тьма, то я вполне могла нарваться на летунов. А с ними я не справлюсь.       Когда вечером я вернулась в своё временное убежище и открыла вздувшуюся банку с тушеной свининой и картошкой, которую нашла в одной из квартир неподалёку от библиотеки, то погрузилась в новый прекрасный мир книги, уносящий с собой все волнения и тревоги.       Зачитавшись, я даже успела забыть про еду, и про то, что съела всего два кусочка из целой банки.       Книга так захватила меня, что я просидела до самого утра, не в силах оторваться.       Манера его поведения чем-то была схожа с персонажем книги, и от этого я чувствовала себя крайне неспокойно. Что, если этот Вальц тоже каннибал? И мы ему нужны для того, чтобы он мог удовлетворить свой голод.       В своей жизни я насмотрелась на многих больных ублюдков, но он и рядом с ними не стоял. Те были бешеными, агрессивными, действовали импульсивно, иногда даже чересчур, что обычно и убивало их самих. Тут же абсолютно другой случай. Будто наблюдаешь за самим дьяволом.       Блять, этот Карл так затрахал мне мозги со своей верой в высшие силы, что я уже начинаю воспринимать мир, как он. С его Богом и Дьяволом. Полный пиздец. Вот только кукухой не хватало поехать.       Подойдя к Натану, Вальц садится на корточки и медленно стягивает мешок с головы парня, а затем осматривает. Но не как маньяк-психопат, а скорее… как врач?       Вероника иногда осматривала так выживших с Базара, когда они умудрялись сцепиться друг с другом или с миротворцами, и у неё был точно такой же взгляд. Один в один.       Натан снова стонет, но как только его небесно-голубые глаза встречаются с любопытным взглядом Вальца, то парень впадает в истерику, начиная плакать и пытаясь отползти от мужчины. Его лицо всё в кровоподтёках, один глаз заплыл. Но кажется, что самого Птичку это сейчас совершенно не волновало.       Он стремился быть как можно дальше от этого типа. И я полностью разделяла его желание. Чувствуя всем телом, как в душе всходит росток беспокойства. Не только за жизнь Натана, но и за свою.       — Нет, умоляю, не трогайте меня! Пожалуйста! — Птичка выглядит так, будто оказался в гнезде летунов. Никогда не видела его настолько напуганным. И это ещё больше нервирует меня.       Теперь я точно уверена в том, что Натан знаком с Вальцем лично, а его реакция на него не оставляет сомнений в том, что мы точно попали к самому настоящему больному уроду.       Но на повестке дня всё тот же вопрос: зачем мы ему? Для чего ему понадобились выжившие с Базара?       Вальц никак не реагирует на истерику Натана, и наклоняется ближе, беря обоими руками того за лицо, медленно проводя большим пальцем под заплывшим правым глазом. Будто лаская, успокаивая.       Осматривая и ощупывая лицо Птички, которому только и оставалось, что тихо всхлипывать от безысходности, Вальц перешёл на пальпацию шеи.       И, если мне не показалось, то он также проверял и пульс, а затем встал и пошёл куда-то вглубь помещения.       Было слышно, как он открывает что-то металлическое. Петли давно не смазывали. Это шкаф, или у него там дополнительное помещение в виде чулана?       При всём своём желании я не могла видеть, что Вальц там делает, и это заставляло меня нервничать сильнее, а сердце биться быстрее.       Я и так была на пределе своих возможностей. Тело уже болело от такого напряжения, и иногда мне казалось, что я дрожу. Надеюсь, что со стороны это не бросалось в глаза. Не хочется, чтобы внутреннее напряжение восприняли, как страх.       Я не собиралась тешить самолюбие этого гондона. Пусть я сдохну здесь, но моего страха он не увидит.       Вальц вернулся спустя несколько минут. Всё это время с той стороны, куда он пошёл, доносилось шебуршание, будто бы он что-то искал.       Как только он появился в поле моего зрения, я сразу заметила, что в руках он держит белую ткань и какой-то пузырёк. Издалека я не могла разглядеть, что это.       Положив всё это на стол, который располагался недалеко от меня, он вернулся к Птичке, и почти не прилагая никаких усилий поднял его, придерживая за локоть, чтобы Натан не упал. А после повел за собой к тому самому столу, где оставил ткань и пузырёк.       Посадив парня на стул, Вальц, не обращая внимания на крупные слёзы, что текли из глаз Натана, открыл пузырёк и вылил приличную его часть на ткань, а затем стал прикладывать к ранкам на лице парня, стараясь не сильно надавливать, чтобы не беспокоить лишний раз места на лице, что сейчас были темно-фиолетового цвета.       От подобного обращения я ненадолго выпала из реальности, не осознавая, что вообще здесь происходит.       Если я правильно понимаю, то Вальц обрабатывает кровоподтёки там, где кожа лопнула от слишком сильных ударов. Но при этом Натан продолжал дрожать, как осиновый лист на ветру, тихо скуля и что-то бормоча себе под нос. Отсюда я не могла услышать то, о чём он говорил. Да этого и не требовалось. Вся его реакция говорила о том, что он напуган до усрачки.       А Вальц и вовсе не обращал на это никакого внимания, полностью погружённый в процесс, и казалось бы, в свои мысли. Но как только он закончил, то придирчиво стал осматривать лицо Птички, словно подмечая что-то для себя.       — Вот так будет гораздо лучше. Прости, у меня закончилась заживляющая мазь, так что затягиваться будет долго. При зарубцевании и образовании корки может возникнуть зуд. Постарайся не трогать лицо руками, чтобы не занесли инфекцию. Я не хочу, чтобы мой подопытный умер от гангрены на лице или от заражения крови. — Вальц закупорил пузырёк, аккуратно свернул ткань пополам, а затем удалился в соседнее помещение, оставляя нас одних, наедине со своими мыслями.       Он назвал нас подопытными, и вот это мне уже совсем не нравится. Что он делает такое, что ему нужны подопытные? Для чего?       В туннеле ренегаты говорили о том, что у Вальца не осталось средств, чтобы оплачивать поставку выживших, и он расплачивался за их услуги каким-то препаратом, что делал их сильнее, быстрее и выносливее.       До этого момента я ни о чём подобном не слышала. Возможно, что ренегаты тщательно это скрывают, но тогда где те, кто был до нас?       Ведь ему нужно было на ком-то испытывать этот препарат, а значит, что должны быть и прочие выжившие, помимо нас.       Что это чудовище сделало с ними?       В голове всплыл недавний разговор Вальца с ренегатами:       «Если с этими ничего не выйдет, я свяжусь с вами и обговорю подробности на следующую поставку.»       Осознание того, что эти люди скорее всего уже мертвы, полностью выбило почву у меня из-под ног. Вот почему Натан так боится его.       Он каким-то образом узнал о том, что Вальц проводит эксперименты над выжившими, а затем избавляется от них. Словно это не люди, а расходный материал, что больше не представляет для него ценности.       Этот Вальц ставил свои эксперименты на живых людях, у которых могли остаться семьи, маленькие дети, о которых некому будет позаботиться. И неизвестно, как много он уже убил, и сколько ещё будет после нас.       Чёрт! Я должна вытащить Птичку отсюда! Я не могу допустить, чтобы он умер так… страдая от рук чудовища, что не ведает жалости к живым.       Пока я пыталась придумать, как нам выбраться отсюда, Вальц вернулся и направился в сторону Натана, полностью игнорируя моё присутствие. Видимо, решив для начала разобраться с Птичкой.       Подойдя к парню, он схватил его за локоть и потянул на себя, но Натан, как сумасшедший начал вырываться и кричать:       — Нет! Я не пойду! Нет! Пожалуйста! — Но Вальц, не прилагая ровным счётом никаких усилий, потащил парня за собой в ту комнату, где он был до этого, не удосужившись закрыть дверь, и я продолжала слышать крики Натана, что разносились по всему помещению.       Первобытный страх сковал меня, когда я наблюдала за тем, как Вальц уводил совсем ещё молодого парнишку, у которого вся жизнь была впереди, а теперь только неизвестность, и, скорее всего, смерть.       Осознание того, что мы отсюда живыми не уйдём, сильно ударило по моему эмоциональному состоянию. Привыкшая держать все эмоции в себе, я сейчас не могла усмирить бурю в душе, что набирала обороты, поглощая меня с головой.       Я всё ещё слышала крики Натана, и от этого мне становилось настолько херово, что хотелось кричать и крушить всё на своём пути, но вместо этого я продолжала стоять на коленях со связанными руками и пытаться сдержать истерику, на грани которой находилась.       Резкое понимание того, что я больше не слышу голоса Птички, да и вообще хоть каких-то звуков, окончательно уничтожило мой внутренний стержень, что не давал мне сломаться и помогал выживать все эти годы.       Слёзы, что я до этого сдерживала всеми силами, потекли из глаз, а беззвучные рыдания содрагали всё тело.       Я больше не могла сдержать себя. Я такая никчёмная. Ни на что не годная. Они погибли, потому что я не смогла ничего сделать. Я ничтожество.       Я достигла своего предела. За все мои двадцать лет я так много теряла близких друзей, родных и просто хороших людей, что моя душа больше была не в силах этого вынести.       Прав был Ли в своё время: «Не привязывайся и не привыкай. Будет легче».       Но я не могла по-другому. Рано или поздно я проникалась к людям, и они становились небезразличны мне, и от этого я страдала каждый раз, когда они погибали или обращались.       Для меня всегда было адом убивать тех, кто занимал особое место в моём сердце. Слишком больно.       Но больнее всего от того, что они будут ходить и убивать тех, кто был дорог когда-то им самим. Поэтому я задвигала все свои душевые терзания куда подальше и уничтожала их, освобождая их души от вечного пребывания в этих гниющих телах.       За актом самообичевания я не заметила того, как Вальц вышел из соседнего помещения, и теперь направился в мою сторону.       Я была так поглощена ненавистью и презрением к своей слабости, что окружающий мир перестал для меня существовать.       Прикосновение к моей щеке вывело меня из состояния оцепенения, и я подняла заплаканные глаза на того, кто стал причиной моей слабости.       Кто фактически уничтожил меня, не прилагая к этому ровным счётом никаких усилий.       Сквозь слёзы я плохо видела его лицо, но могла сказать с уверенностью: его глаза внимательно следили за мной, словно запоминая этот момент. Чёртов садист! Что он сделал с Натаном?       Но я не могла задать эти вопросы, тело не слушалось. Я ощутила сейчас такую усталость от всего, что жить мне больше не хотелось. Пусть уже убьёт меня. Мне всё равно. Лишь бы больше не чувствовать этой боли, что рвала мою душу на части.       — Т-ш-ш-ш, — проводит большими пальцами по щекам, утирая мои слёзы, что никак не хотят останавливаться. — Не нужно плакать.       Его голос убаюкивает, и мне почти хочется погрузиться в небытие, но мысль о том, что из-за него погибли два хороших парня, отрезвляет меня.       Ненависть к этому мужчине переполняет меня настолько, что я даже не осознаю того, что делаю. Всё происходит словно во сне.       Я будто бы вижу всё со стороны.       Вальц находится ко мне достаточно близко, его руки всё ещё на моём лице, а большие пальцы медленно гладят по щекам, пытаясь успокоить. От этого я испытываю ещё больше отвращения к этому уроду, и мне плевать, что будет дальше.       Делаю обманный приём, прижимаясь к его ладоням всем лицом. От него пахнет медикаментами и мёдом. Такое странное сочетание, но не вызывает отвращения.       Слышу, как он хмыкает, а я со всей силы вгрызаюсь ему зубами в руку. Чувствую на языке металлический привкус, но это лишь на мгновение.       В следующий момент я чувствую сильный удар по лицу, и отлетаю на несколько метров от Вальца, даже не успевая понять, что произошло.       Больно ударяюсь головой об пол. Звон в ушах и круги перед глазами на несколько секунд дезориентируют меня, а приступ тошноты едва не заставляет меня опорожнить желудок прямо на пол. Едва могу его сдержать.       Чувствую на корне языка жжение от желудочного сока.       Всё тело ужасно ломит, а по затылку течёт что-то влажное. Затухающим сознанием вижу, как этот монстр идёт ко мне.       Но мне уже плевать, что он со мной сделает. Мне всё равно не выжить.       Закрываю глаза, и погружаюсь в спасительную тьму. Но перед тем, как окончательно отключится, чувствую тёплую руку на своей шее, а потом и это ощущение пропадает, как и всё вокруг.       Тело становится лёгким. И я почти счастлива.