***
Люциуса Малфоя все детство учили скрывать свои истинные эмоции под маской пренебрежительного равнодушия. Легкая, ироничная ухмылка уголком губ и взгляд сверху вниз. Все остальные люди вокруг всего лишь букашки, только род Малфоев имеет вес. Как в маггловском, мерзком мире есть королевская семья, которой все поклоняются и прислуживают, так и в магическом мире есть древний род Малфоев. Сколько себя помнил, Люциус всегда придерживался этих догм, ненавидя мир вокруг, людей, копошившихся рядом. Даже снисходительное поведение с власть имеющими ― это всего лишь притворство, игра для того, чтобы выживать и получать влияние и несметные богатства, приумножать то, что есть и было у его семьи. Холодное самообладание давало трещину всего несколько раз в жизни, зато какие это были разы... Первый случай произошел еще тогда, когда он был совсем юношей. Его мать умирала, долго и мучительно, пребывая в агониях. Люциус все это видел. Он любил мать, по-своему, но любил. В большинстве случаев она была отстраненно холодна с ним, но маленький Люциус хорошо помнил, как по ночам, равнодушная с виду женщина, приходила к нему в комнату и укрывала его теплым одеялом. Как проводила нежной ладонью по щеке. Как оставляла невесомый поцелуй на лбу. Она мурлыкала песню ему на ушко, думая, что он крепко спит. Но Люциус не спал, он специально подгадывал, когда она приходила, чтобы бодрствовать. Он собирал все эти ночи в копилку, пытаясь запомнить все. Запах мамы, ее прикосновения и эту песенку, что она напевала. Но потом ночные визиты прекратились ― женщина слегла с неизвестной болезнью. Лекари разводили руками, говорили, что надо готовиться к худшему. Абраксас, отец Люциуса, будто бы и не обращал внимания, что его жена умирает. Маленький наследник однажды подслушал разговор отца с его тестем. Последний обвинил его в заговоре и проклятии. Якобы, сам Абраксас проклял его дочь и теперь поплатится за это. После этого разговора Люциус больше никогда не видел деда. Это он потом узнает, что случилось, но что может понять мальчишка? Потом мать его позвала. Люциус понял ― это все, это конец. Внутри все загорелось от тоски и грусти, стало сложно дышать. Но Малфои держат эмоции в узде, это он усвоил надолго. Он надел самую равнодушную маску, которую смог и зашел в комнату. Она, бледная и исхудавшая, лежала на зеленых шелковых простынях и так сильно выделялась на их фоне... Малфой всю свою оставшуюся жизнь держал этот образ в голове. ― Сын... ― Женщина была слаба, но ее голос звучал громко и четко. ― Сын, подойди. ― На негнущихся ногах Люциус, стараясь дышать ровно, подошел к кровати. Пахло лекарственными зельями, лавандой и чем-то еще, сладковатый запах перебивал все остальные, но мальчик тогда даже не понял, что это Дурманящая настойка. ― Сядь. ― Женщина измученно улыбнулась и мягко провела ладонью по простыням рядом. Люциус сел, не сводя взгляда с матери. ― Люциус, ты знаешь, как важно сохранить холод в разуме. Горячая голова никогда не приводила к добру. ― Она мягко улыбнулась и взяла руку мальчика в свою. Ее ладонь была настолько холодной, что все силы мира понадобились Люциусу не вздрогнуть. ― Да, мама. ― К горлу подкатывали рыдания, но маленький Люциус держал себя. Он хотел еще что-то сказать, но женщина вдруг зашлась кашлем, отпустив руку сына. Люциус вскочил с кровати, но не отошел. Двое эльфов подошли к больной со скорбным видом, один из них приподнял голову хозяйки. Другой влил какое-то зелье, отчего женщина расслабилась. Она с трудом сфокусировала взгляд на сыне, и последнее, что она ему сказала, было: ― Спой мне, Люциус. Мальчик опять сел на кровать, ошарашенный просьбой. Спеть? Но не знает ни одной песни! Музыка не приветствовалась в этом мэноре... Но та мелодия, что напевала мама каждую ночь, подойдет? Сможет ли он ее воспроизвести? Люциус попытался, начал было выводить ноты, но, посмотрев на женщину, скрючился, упал на пол и в голос зарыдал. Его мать была уже мертва, а он так и не смог спеть их песенку до конца. В тот момент Люциус поклялся, что никогда не позволит эмоциям взять верх над разумом. Холодный расчет. Вот, что двигало Люциусом всю его жизнь. Влиться в компанию влиятельного однокашника, зная, что когда-нибудь Темный лорд придет к величию, и справа от него будет стоят он, Малфой. Жениться по расчету на холодной, неприступной Нарциссе Блэк, хотя он симпатизировал другой даме. Нарцисса оказалась весьма недурна собой, умна и предприимчива, как настоящая Малфой. Она закрывала глаза на все, что происходило в жизни мужа. На его измены, на похождения пожирателей. Она жила в Мэноре, была влюблена в мысль о том, что она влюблена в мужа. Вскоре родился Драко. И это второй раз в жизни Люциуса, когда он позволил себе эмоции. Держа на руках маленького наследника, Малфой-старший пустил скупую слезу. Его род продолжился. Третьего раза могло и не быть, если бы не она. Незадолго до объявлении о помолвке с Нарциссой. Это была всего лишь интрижка, которых было немало. Но она заполонила все его мысли, и потом, спустя долгие годы, он не сомневался, что это было приворотное зелье. Вскоре после разрыва, Люциус решил, что она не будет иметь имени в его памяти. Это будет просто она... Всего несколько встреч, но какие они были, и каким был сам Малфой! Открытым, влюбленным, безрассудным. Она просто исчезла. Не пришла в условный час на встречу. Он сначала искал ее, а потом остыл. Чары развеялись, как он потом думал. Сидя в камере и смотря на бушующую воду через окно, Люциус вспоминал былое. Перед ним лежал пергамент и перо. Он вдруг почему-то захотел написать письмо сыну, по которому сильно тосковал. Драко был лучше его, светлее его и он понимал, что его ждет лучшее будущее. Эта грязнокровка Грейнджер дала его сыну путевку в достойную жизнь. А уж эти догмы Малфоев... Обидно, что Люциус не смог их окончательно привить сыну. Абраксас был бы недоволен. Люциус Малфой открыл бутылек с чернилами, вдохнул невидимый пар, что выпустился из емкости, и далее ― темнота.***
Как только патронус Кингсли растаял, закончив передавать сообщение о сборе, Гермиона побежала в сторону лифтов, не обращая никакого внимания на окружающих. Что-то случилось и ужасное, раз сам министр магии спустился в Аврорат. Девушка спешно вызвала лифт, нервно постукивая каблуком. Ну же, почему так медленно?! Через минуту, которая показалась гриффиндорке вечностью, лифт гостеприимно раскрыл свои створки. Она забежала и нажала нужный этаж, но лифт никак не хотел закрываться и отправляться в путь. Гермиона увидела, как по коридору к ней направлялся ее нынешний начальник, Абрахам Хоукворд. ― Мисс Грейнджер, вы без спроса ушли с рабочего места, ― мужчина, негодуя, задержал металлические створки закрывающегося лифта, ― смею спросить, какова причина? ― Он недобро смотрел на подопечную. Гермиона взяла себя в руки, выдохнула и вышла из лифта к Хоукворду, за которым она, кстати, шпионила все эти недели. ― Меня вызвал министр, мистер Хоукворд, по какому-то важному делу. Пришлось оставить все дела, но как только закончится собрание с мистером Бруствером, я сразу вернусь и закончу. Хоукворд хмыкнул. ― О, раз сам министр отвлекает вас от нашей работы, кто я такой, чтобы перечить? ― Мужчина опять вызвал лифт, который уже успел уехать. Удивительно, в этот раз лифт приехал за считанные секунды, что порадовало девушку. Она аккуратно обогнула Хоукворда и зашла в лифт. Он все еще стоял и премерзко ухмылялся. ― Вероятно, речь пойдет про Малфоя, полагаю. Стоп, что? При чем тут Драко? Грейнджер собралась уточнить, но двери лифта захлопнулись, и, как всегда с резким толчком, кабина полетела. У девушки сосало под ложечкой, тряска, создаваемая лифтом, была очень некстати. Упоминание Драко традиционно взбудоражило девушку. Даже то, что она отказала себе в их встречах ― убрала себя из списка кураторов слизеринца ―никак не спасало ее от нескончаемого потока разнообразных чувств. От вожделения до колоссальной тоски. Она скучала. Не по Рону, с которым была так близка и который, вероятно, вообще не планирует возвращаться в Британию до осени. А по мерзкому, бледному хорьку Малфою, которого она ненавидела всю свою жизнь. Лифт остановился и оповестил, что Гермиона, наконец-то, на уровне Аврората. Пройдя по ярко освещенному коридору, девушка завернула за угол и вошла в просторное помещение, где уже было столпотворение во главе с Кингсли Бруствером. Толпа что-то шумно обсуждала, кто-то записывал пером информацию в блокноте, кто-то выводил какую-то схему на доске. Девушка, увидев Поттера, прошла к нему мимо Джастина Перкинса и Джереми Колграна, которые штудировали какие-то журналы. ― Гарри, что произошло? Из-за чего такой сыр-бор? ― Гарри приобнял подругу, уже хотел начать рассказ, как по помещению пролетел крепкий бас министра. ― Друзья! Прошу, присядьте. Сейчас будет долгий разговор. ― Присутствующие замолкли, стоящие присели на свободные кресла. Гарри и Гермиона присоединились к Дину Томасу, который приветливо им улыбнулся. Кингсли встал за кафедру перед всеми. Рядом стояли руководители Аврората и другие важные лица. Министр начал свою речь. ― Многим известно, что произошло сегодня ночью, но для тех, кто не слышал, повторю: ночью, в своей камере в Азкабане, был убит Люциус Малфой. Гермиона тихо охнула, что не ускользнуло от Гарри. Он поддерживающе похлопал подругу по плечу. Люциус Малфой убит. В самом охраняемом месте магической Британии. ― Вы оповестили его... семью? ― Сдавленно спросила Гермиона. ― Да, жена и сын оповещены и ждут дальнейших распоряжений. ― На вопрос Грейнджер ответил Фергус Эттвуд, недавно ставший главным надзирателем тюрьмы. У Гермионы никак не складывалось это убийство в голове. Как так вообще возможно? ― Как он был убит? ― Спросил Дин, и Гермиона мысленно поблагодарила его за этот вопрос. ― В больнице святого Мунго считают, что это был яд, однако источника яда в камере не обнаружено. Девушка качнула головой. Несуразица какая-то! Каждый работник Азкабана проходит проверку. Так что вопрос формируется сам собой. Как такое возможно в самой охраняемой тюрьме на земле? Только если внутри этой тюрьмы оказался человек, который желал Люциусу смерти. Кто мог желать ему смерти? Да кто угодно, подумала девушка. Значит ли это, что в Азкабане появилась крыса? А в министерстве? Стоп, раз так, то... как же там Драко?! Прерывая поток обсуждений, Гермиона встала и громко спросила: ― А каких распоряжений ждет его семья? Нужно позволить Нарциссе трансгрессировать к сыну, чтобы они могли поддержать друг друга, и... ― Нет, это исключено. ― Седовласого мужчину в серой мантии и старомодном колпаке, который ответил девушке, она видела впервые. Надо будет спросить Гарри, кто это. ― Есть четкие предписания по делу миссис Малфой и мистера Малфоя, четко прописано судейской коллегией Визенгамота, что... ― Гермиона закатила глаза. Перед ней будто робот, а не человек, как он монотонно и нудно начал рапортовать. ― У Драко умер отец! Вы хоть понимаете, какое это горе для него? Какое потрясение это для Нарциссы? Будьте человечнее, какие предписания?! ― Гермиона выходила из себя. Твердолобость некоторых работников министерства удивляла и раздражала. Седовласый чиновник завел нудную речь о "нерушимости и непоколебимости решений Визенгамота", но Грейнджер его не слушала. Она порывисто повернулась к министру магии. ― Министр... ― Мисс Грейнджер, таковы правила. Мы сможем позволить им встретиться только на похоронах, но это произойдет не раньше окончания расследования. ― Кингсли с сожалением посмотрел на Гермиону. ― Мне очень жаль, Гермиона. Так правильнее. Девушка ошарашенно села. Почему-то появилось ощущение, что нечем дышать. Только потом она осознала, что это от обиды и страха. Гермиона положила ладонь на солнечное сплетение. ― Гарри, я выйду. ― Шепнула она другу. Тот обеспокоенно посмотрел на подругу, но отвлечься не смог, так как Кингсли начал давать распоряжения. В коридоре было тихо. Где-то вдали мерно стучали печатные машинки. Гермиона облокотилась на стену и закрыла глаза. Все это казалось каким-то нереальным. Это точно убийство, не мог Люциус сам на себя наложить руки. Яд. Какой, к Мерлиновой бороде, яд?! Откуда он там, в Азкабане?! Одни вопросы... Как там Драко? Грейнджер резко распахнула глаза. Кингсли обронил сейчас, что они заблокировали квартиру на выход и трансгрессию. Он там один... Не долго думая, гриффиндорка проследовала на выход. К черту Хоукворда. К черту всех. Малфою нужна поддержка, и она ею будет.***
Малфою ничего не было нужно. Он лежал на диване, ровно там же, где его оставил Поттер. После его ухода, через какое-то время, появился огромный патронус-олень, говорящий голосом избранного, что из дома выходить нельзя, квартира заколдована и выйти никак не получится, даже через окна. Сначала слизеринец безразлично хмыкнул, продолжая лежать на диване. Но потом вдруг накатила такая злость, такое безнадежное противное чувство. С какой стати они, эти безмозглые твари, так поступили? А как же мать? Драко, который через многое прошел в последние годы ради защиты матери, зарычал. Когда серебряный образ оленя ― патронуса Поттера ― развеивался, Малфой крушил все вокруг. Под раздачу попало многое ― чемодан с все еще неразобранными вещами, гладильная доска, что стояла у стены. Грязная посуда с барной стойки, стулья. Шахматная доска в полете выпустила из себя все фигурки, они с грохотом разлетелись по полу. Утюг попал прямиком в камин. Камин! Драко пулей подлетел к камину, выискивая там остатки летучего пороха. Но на что он надеялся? А что может думать человек в таком отчаянии? Малфой чувствовал себя загнанным зверем. Он хотел к матери, хотел подержать ее руки, спастись от мыслей, что наваливались на него тяжеленным грузом. Захотелось вдруг стать снова маленьким, когда в голове и вокруг вообще не было забот. Павлины в саду. Фонтан на заднем дворе. Украшенная к рождеству гостиная. Улыбающаяся мама в красном платье. Чинно попивающий огневиски отец, сидящий в кресле у камина. Отец... Драко хотел было ударить со всего маху стену, но резко остановился и заплакал. Упал на колени и горько завыл. Сколько прошло времени после этого, он не осознавал, но, когда он очнулся на диване, за окном уже были сумерки. В глазах щипало, в горле появился ком, который никак не проглатывался. Как бывает после таких всплесков, на юношу накатила апатия. Он прилег, подложив руки под щеку и немигающим взглядом уставился в стену. Главное, не позволять мыслям уходить не в то русло. Первый полет на метле, Люциус придерживает. Походы в Косой переулок. Стоп. Драко бы продолжил, если бы не тихий стук в дверь. Он бы даже его не заметил, если бы не был так сконцентрирован. Малфой знал, кто пришел, но ее видеть он хотел в последнюю очередь. Парень не вставал, надеясь, что Грейнджер хватит такта уйти, раз хозяин не отвечает. Но зазнайка, после снятия каких-то заклинаний с двери, быстро вошла и вернула магию обратно. ― Чтобы не хватились. ― Прошептала она. Комнату освещал лишь уличный фонарь. Гермиона увидела Малфоя, лежащего на диване в позе эмбриона. Он решил прикинуться спящим, лишь бы она ушла. Лишь бы ничего не говорила. Драко ненавидит жалость в любом ее виде. Мысль, что Грейнджер будет жалеть его, вызывала чуть ли не физическую боль. ― Др...Драко. ― Тихо проговорила она. Ого, как, оказывается, тяжело проговаривать его имя, подумала Гермиона. Внутри нее происходило цунами из эмоций, ей было страшно, грустно, тоскливо. Ей хотелось его встрясти, обнять, погладить по голове. Такие иррациональные ощущения. ― Драко? ― Она аккуратно шагнула в сторону дивана, но наступила на шахматные фигуры и от этого чуть не упала. ― Черт! ― Вырвалось у Гермионы. Она огляделась и охнула. Оценить масштабы разрушений не дал приглушенный голос. ― Выйди вон, грязнокровка. Гермиона ожидала чего-то подобного, поэтому даже не отреагировала. Она тихой поступью подошла к дивану и села аккуратно к ногам парня. Он почувствовал, как диван немного просел под ее маленьким весом и сжался еще сильнее. Внутри начинала разрастаться злость, опять появились те обвинительные мысли в сторону Грейнджер. Ведь, если бы не она... Но сил начинать скандал совсем не было. Драко быстро моргал, чтобы не размазаться прямо перед грязнокровкой. Не дело ― показывать эмоции перед простыми людьми, как она. Что бы сказал Люциус? Люциус. ― Драко, мне так жаль... ― Дежурные слова никак не могли до конца выразить все то, что чувствовала Гермиона. ― Там такой переполох, в министерстве. Обещаю, виновных найдут и накажут. ― Да, накажут. ― Протянул Малфой, не смотря на девушку. Он медленно дышал, чтобы привести себя в порядок, но у него никак не получалось. Истерика, что затихла, просилась наружу с большим упорством. ― Заточите убийцу в маггловском мире, не давая возможности встретиться с родными? Твоя идея, чую, пойдет в массы. Но, Грейнджер, умная твоя голова представляла, каково сейчас моей матери? ― Ровный, бездушный тон Малфоя начал пугать девушку. У нее было плохое предчувствие. Сейчас произойдет какой-то взрыв. Либо Малфой, как тогда, вызовет всплеск магии и Гермиона упадет здесь замертво, либо... ― Я не... ― Начала было девушка, но сразу замолка, так как парень резко вскочил и встал, нависая над ней злостной глыбой. Он стукнул ладонью по дивану слева от головы Гермионы, отчего она зажмурилась. ― Грейнджер, как же ты мне противна. Вообще, все вы, выскочки второго сорта. Вы должны валяться в ногах у таких, как мы, и молить о пощаде. Вам ошибочно дали право иметь магию, это не просто ошибка, это фатальная оплошность. ― Он говорил тихо, но Гермиона, раскрыв снова глаза, воспринимала эти слова как крик. Пока Драко распалялся, он выпрямился, чем девушка и воспользовалась, встав и отойдя от парня. Она попятилась назад, к двери, проклиная тот момент, когда она решила приехать к Малфою. О какой поддержке может идти речь, если он так ее ненавидит? ― Малфой, остынь. Я понимаю, что ты чувствуешь, и я тебе даю слово... ― Под ногами трещали осколки, Гермиона вставала очень аккуратно, чтобы не упасть. Малфой медленно, словно хищник, шел на нее. Он так на нее смотрел, казалось, что он взглядом прожигает в ней дыру. Гермиона почти чувствовала эту дыру где-то в области сердца. К тоске, что была в ее груди, прибавился страх и что-то еще. ― Мне твое слово, грязнокровка, задаром не нужно. Твое слово, как и ты сама, мерзкое, грязное. Ты можешь только разрушать вокруг все, к чему я привык. Смотри, до чего ты дошла. До чего докатилась. Ты убийца, Грейнджер. Из-за тебя убили человека. Ты и только ты виновата в смерти моего отца, грязнокровка. Ты. ― Гермиона не заметила, как дошла до входной двери. Одно движение и она на свободе, но последние слова остановили ее как вкопанную. Она ударилась спиной о дверь, смотря на парня, который уже в одном шаге от нее. Она? Виновата!? И ее прорвало. ― Твой отец в любом случае оказался бы в Азкабане, мое здесь влияние или нет. Потому что он выбрал не того хозяина, как и ты. ― Голос обрел силу, страха как не бывало. Хотелось сделать парню еще больнее, хотя куда уж там. Он опешил от такого нападения, но всего на секунду. ― Я тебе говорила много раз, ты, ублюдок. Второй сорт здесь только ты. И твой папаша, который решил, что убивать ни в чем неповинных магглов в угоду социопату-придурку - дело его жизни. Поэтому и ты, и твой драгоценный отец просто трусы... Гермиона даже не успела выхватить палочку, как Драко быстро замахнулся, чтобы ударить ее. Она успела только перехватить его руку, с силой сжать запястье, отчего по телу прошелся уже знакомый ток, только сейчас она еще и увидела то свечение, о котором тогда говорила Джинни. Драко краем сознания подметил магию, что циркулировала между ними, но он был так зол, он так хотел что-то с ней сделать, что еще сильнее начал выворачивать руку для новой попытки. А Гермиона и бушевавший в ней адреналин решили закончить эту перепалку по-другому. Она опять схватила его руку, через борьбу и вторую, притянула его к себе и поцеловала в губы. Драко опять на секунду опешил, но потом удивил и себя, и девушку. Он перехватил ее руки, больно сжал их и агрессивно ответил на поцелуй. Малфой до крови прикусил нижнюю губу Гермионы, отчего она, почувствовав металлический привкус во рту, застонала то ли от боли, то ли от желания, что предательски разлилось по телу. Малфой сильнее вжал девушку в дверь, с ненавистью и диким вожделением мучая ее рот. Руки вовсю блуждали по ее телу, стараясь больно ущипнуть, царапнуть открытые участки кожи. Гермиона не отставала. Правой рукой она схватила парня за волосы и оттянула их, что он не сдержался и издал стон ей в губы. Гермиона тоже прикусила губу Малфоя, но в этот раз это обоих охладило. Они с судорожным вдохом оторвались друг от друга. Малфой отошел на три шага, тяжело вдыхая. Все это время, пока они целовались, а лучше сказать, мучили друг друга, они не дышали. Грудь Гермионы тяжело вздымалась с каждым вздохом. Ее ошалелый взгляд рассматривал парня. На губах все еще чувствовался металл, она прислонила ладонь к губам и поняла, что там много крови. Запястья ныли, будут синяки. У Малфоя также была видна кровь и было непонятно, его кровь это, или ее, и обоим не было дела, грязная она, или нет. Драко вообще плохо осознавал, что сейчас произошло. В глубине души опять появилось это ощущение ― стыд, чувство вины, что он сделал ей больно. Ему не нравилось, что она так влияла на него. Он ошарашенно смотрел на Гермиону, понимая, что ему хотелось продолжения, он уже представлял, как срывает с нее одежду, сжимает Грейнджер сильнее, лишь бы она замолчала, лишь бы доказать что-то ей, показать, что он не второй сорт... Гермиона шумно выдохнула и пулей выскочила из помещения. Все-таки, это было плохое решение. В поддержке, как оказалось, нуждался не Малфой, а она.